***
— Ну как ты себя чувствуешь? Яку задал этот вопрос с некоторой болью в тоне голоса. Несмотря на то, что они со Львом близки не настолько, насколько хотелось бы, все равно он всегда переживал за него, как за самого близкого себе человека. И Лев это замечал. — Спасибо, мне лучше. Сейчас я хотя бы не под окном валяюсь, — он посмеивается и чешет затылок, вспоминая произошедшее накануне. …Лев сам не понял, что происходит, пока не упал на землю и не почувствовал настолько шокирующую боль в теле, что он начал резко выпадать из мира. Последним, что он слышал, был крик как будто бы ничем не обеспокоенного Яку. «Лев выпал из окна». — И то верно, — Мориске отвечает незатейливым голосом и смеется. — Конечно, ты в рубашке родился, но с другой стороны, ты упал с небольшой высоты и весишь немного… — он бережно берет ушибленную руку Льва, снимая с нее повязку и смотря на руку. — Надеюсь, руке не больно. А еще ты упал не на голову, это уже прекрасно. Жалоб нет? — Нет жалоб, спасибо, Яку-сан, — русский позволяет притрагиваться к своей руке не только потому, что тот является врачом. — В принципе, уже такого отека нет? Так ведь? — Да, детка, — светловолосый мужчина усмехнулся. — Ты уже почти поправился, так что можешь идти и пиздовать работать. — Знаешь, а в тот вечер ты был не таким уверенным, — Лев с искренним интересом смотрит на старшего и встает с кушетки, второй рукой проводя по мужскому плечу и опускаясь к теплой ладони. Пальцы непринужденно скользят по разгоряченной коже: по всей видимости, Яку слишком чувствителен к подобным прикосновениям. Младший наконец доходит до пальцев мужчины и слабо переплетает их между собой, при этом не чувствуя поначалу сильного сопротивления, что заметно поднимает ему настроение и самооценку соответственно. Смущение на лице обычно боевого и любящего отчитать Яку подогревало интерес к его личности и к тому, какой он внутри. Лев не то чтобы старался тут же овладеть им, узнать все тайны, которые скрывает в себе этот удивительный человек, он просто хотел дать ответный намек на то, что между ними что-то может быть. Только вот Яку такие действия не устроили. — Ты про то, как я ключ не мог повернуть? — мужчина осторожно дергает руку из хватки парня и хмурит брови. — Именно. Самое забавное, что когда ты работаешь вот здесь, — Лев абстрактным жестом обводит медицинский кабинет, — ты настолько спокоен, что тебя почти не вывести. Ты всегда внимателен к своим пациентам и боль даже ненарочно боишься причинить. А вот когда ты в бою, ты очень вспыльчив. Ты себя даже не сдерживаешь. Кто из них ты настоящий? — сероволосый загадочно улыбается и пристально следит за реакцией Яку. — Не слишком ли много вопросов задаешь? Лев дернулся от тона голоса. Он явно не ожидал такого раздражения в сказанных словах. — Я могу сказать тебе только одно. Если хочешь со мной сблизиться, а я вижу, что ты этого хочешь, то можно хотя бы не приставать? — Яку складывает использованный бинт и кидает его в мусорное ведро. — Меня очень раздражают люди, которые строят из себя хрен пойми кого, чтобы, скажем так, сблизиться. Я ведь знаю, что ты другой, — мужчина трет виски от напряжения и вздыхает. А вот к следующим словам Хайба относится уже более серьезно. — Лев, несмотря на твое совершеннолетие, ты все еще ребенок. Ты славный малый, мозги у тебя есть, но блять, в следующий раз стреляй не по красному дереву, ладно? Оно чересчур дорогое, — Яку решил подколоть парня и напомнить ему о случае со столом Куроо. — А теперь пиздуй уже работать, задолбал. — К-как скажешь, Яку-сан, — молодой парень смотрит вслед уходящему Мориске. Ему срочно нужно было выпить воды, умыться холодной водой и успокоиться.***
— Блять, — бурчит себе под нос Кагеяма с пониманием, что может произойти с ними дальше. Дебил-с-уродливой-прической стоял прямо перед ними. Правда, Хинате было немного смешно из-за разрисованного гипса на левой руке, поэтому он издал смешок и прикрыл рот кулаком. «Ну, Хината-кун, если вдруг стрельнешь в пах... — Нишиноя прыскает в кулак, так как не может сдержаться, — способ охрененный», — и начинает громко смеяться. Яблоко от яблони, как говорится. — Ну и какого хера тут происходит? — Кенджиро достает одной рукой пистолет, снимает его с предохранителя и направляет дуло на надоедливых подростков с максимально злым выражением лица. — Атэру, нахуя ржешь? — Кенджиро-кун, успокойся, — Эйта встает между ребятами и стреляющим, своим телом стараясь прикрыть сидящих сзади. — Ни к чему устраивать кровопролитие прямо здесь. — А ты вообще отойди, медик херов, — он приставляет дуло прямо ко лбу мужчины и слабо зажимает курок указательным пальцем: Хината обращает на это особое внимание. — Я понимаю, ты высокоуважаемый врач и все такое, от тебя есть польза, но не лезь не в свое дело, ясно? У меня с этими, — указывает взглядом на двоих, — личные счеты. — Не в свое дело? Ты серьезно? — он тяжело вздыхает, ледяное спокойствие именно сейчас дается ему с трудом. Эйта понимает, что злому Кенджиро лучше не преграждать путь, но потом видеть лужи крови в клинике он тоже не особо горел желанием. — Я понимаю, твоему Сатори причинили вред, но во-первых, я тебе гарантирую, все с ним будет отлично, ведь операция была под моим контролем, — он аккуратно убирает пистолет от себя. — Как ты и сказал, я высокоуважаемый хирург, поэтому насчет качества операции можешь не волноваться. Хината уже хотел вступиться за мужчину, но его резко схватил за руку Кагеяма, причем рыжий ощутил настолько сильную боль, что он сразу же понял: лучше не соваться и дать Эйте-сану спокойно закончить. — А во-вторых, — Семи перехватил запястье дебильноволосого и надавил на область между большим и указательным пальцем, тем самым заставив того расслабить руку и забрав себе чужой пистолет, — в моей клинике люди уж точно не будут страдать от твоих кипящих со злости мозгов. Которыми ты иногда даже не пользуешься, — мужчина пустил легкую усмешку и украдкой взглянул на сломанную руку товарища. — А теперь успокойся и отойди на два шага назад. Сейчас же. Ширабу, естественно, не успокоился, выражение его лица говорило совсем об обратном. Его взгляд метался из стороны в сторону, режущие глаза белые стены больницы совсем не убаюкивали его злость, привычный, но такой приевшийся и отвратительный запах лекарств раззадоривали его раздражение, а в глазах у него ясно можно было прочитать: он очень переживает за своего любимого. С особой яростью он смотрел на темноволосого карасунца: кулаки сжались до такой степени, что в области костяшек кожа побелела, кровавая губа была прикушена несколько раз во время монолога Эйты, и он решился переступить через агрессию, громко вздохнуть и ломающимся от сдерживаемых чувств спросить: — Когда я смогу его увидеть? — Так, — Эйта привычно взглянул на наручные часы, — минут через пятнадцать. Тебе придется с этими подождать, — тоном голоса он передразнил Кенджиро и усмехнулся. — Садись. Хоть тот послушно сел с ребятами, врач никуда уходить не собирался, так как ему для начала нужно было самому проверить пациента и уже потом впускать к нему других людей. — Мне нужно отойти, — рыжий держится за живот и привстает с опорой на стену, идя в сторону туалета. — Опять разволновался что ли? Дебил, — его напарник усмехнулся. — Хотя бы мимо унитаза не блюй, понял? После сказанного Тобио тут же хмурится и смотрит на Кенджиро, который правда старался сбросить свой пыл и держал себя изо всех сил ради того, чтобы проведать любимого. Поступок Сатори в сторону рыжего правда очень смутил темноволосого, а с необоснованной злостью дебила со странной прической он совершенно не был согласен, мягко говоря. А если уже более честно, хотелось послать его нахуй, но он решается вдохнуть и произносит: — Прости, но Тендо-сан правда дал повод для того, чтобы я сделал это с ним. Ширабу с усталым выражением лица поворачивается к темноволосому. — Я не собираюсь тебя слушать. — Да замолчи ты, уебок, — Кагеяма схватил Кенджиро за воротник и притянул поближе к себе. Выражение его лица такое же злое, как и у дебильноволосого: он стремится высвободиться, отвести чужие руки от себя подальше. Гипс ужасно мешает и Кен здоровой рукой пытается оттолкнуть карасунца от себя, но тот только давит ему на шею и смотрит угрожающе, настолько пронизывающе, что Кен просто рычит от злости, но решается выслушать. — Твой дебил хотел ранить моего дебила во время тренировок ножом. А я ему ножом в ответ. Как считаешь, я правильно поступил? — Что? — раздражение тут же сходит с лица Ширабу, и он начинает громко смеяться, легко отстраняя от себя руки пораженного реакцией Тобио. — Так ты из-за тренировки так? У нас это обычная практика, он вам не сказал об этом что ли? — он все еще продолжает смеяться и встает со скамейки, уже не сохраняя в себе никакой злобы. — Повеселили вы меня, ребятки. Я-то с Сатори поговорю об этом, а ты будь добр, утешь своего парня после такой травмы психологической. — Он мне не парень, — отрезает Кагеяма. — Тогда, Тоджима-кун, советую тебе разобраться со своими коротышкой и чувствами, потому что я по тебе вижу, что ваши взаимоотношения явно не дружеские. Ты слишком колкий, а твой пацан на это обижается, хоть и не показывает этого. Смягчись, ясно? А то как дети малые. — Кто бы говорил про колкость, — Кагеяма закатил глаза. — Замолчи и последуй моему совету. А лучше бы вообще к моему Сатори не прикасался, он скоро должен быть на переговорах и явно не с ранением. Эйта вновь подмечает у себя в голове трепетное отношение новеньких друг к другу и смотрит на наручные часы, вставая и открывая дверь в палату Сатори. — Не понял, что за переговоры? — спрашивает Кагеяма. — Как всегда, последним узнаешь. Мы снова собираемся объединиться с Аобаджосай. Хоть знаешь, кто они такие? Глаза Тобио округляются от удивления. Эта новость ничего хорошего не сулит. Походу, им всем реально пиздец.