Долг и слабость

Иннира — полотно шрамов, прошлое цвета белого листа, лёд и молния, сталь и пламя. Иннира — буря противоречий, стальная воля, ожоги, скрытая ненависть в инеистых глазах, ранняя седина и «когда-ж-ты-сдохнешь-тварь». И, кого не спроси, Иннира Шёлль — ледяной демон, равнодушная ко всему наёмница с каменным лицом и странным кодексом чести. чокнутая психопатка с тысячами изуродованных трупов за спиной как-же-вы-правы «Монстр», — испуганно шепчутся за спиной. «Профессионал» — уважительно замечают редкие напарники. «Непредсказуема. Уничтожить» — лаконично отдают приказ, когда она выходит из семьи.

— Ты не можешь уйти. — Могу. Меня ничего не держит. — Ты не выполнила мой приказ. И ты знаешь, что… — Заткнись. Ты мне никто. — Я твоё Небо! — Нет. Не Небо, не Босс, не близкий человек — просто временный наниматель. И ломать себя ради твоего идиотского, мерзкого приказа я не собираюсь. Прощай.

Гроза почти не помнит своё прошлое до шестнадцати лет — только обрывки памяти, чьи-то чёрные глаза, тяжесть мёртвого тела на руках, медленное падение в вязкую толщу тёмных вод и сине-зелёное солнце, взорвавшейся внутри. (И собственное имя, вырезанное на правой руке) А потом вся жизнь — неслышимый свист стали, холодящая ладони винтовка, вязкий привкус крови и абсолютное одиночество. Репутация «совершенной убийцы». Застывшее выражение лица. Оружие в количестве, достаточном для небольшого отряда. Убей-себя-чудовище Гори-в-аду-монстр Возмездие-тебя-настигнет (обязательно, вот только вы этого уже не увидите)

— Ты в курсе, что за твою голову награда в восемь миллионов баксов? — Так низко меня оценили? — А ещё есть заказ в двадцать восемь миллионов от твоего старого знакомого. Тебя вообще ничего не волнует? — Нет. И да — моё пламя выжигает любые яды из моей крови. — Ч… — И на первом этаже заложена взрывчатка. Аdios.

В Японии наёмница оказывается спустя год «пряток-догонялок» от половины мафиозного мира Европы. А там были прыжки по крышам ночного города, побелевшие костяшки сжавших винтовку рук, бесконечный пожар в глазах, платой за пламя — стремительно истончающаяся кожа напополам с прогрессирующей глухотой спасибо нарастающим раскатам грома (и частью цикла — боль регенерации, откат к началу, давай по новой) и пятна крови на мокром асфальте. В первый раз своего будущего командира своё будущее Небо она увидела, перерезая глотку последнему из посланных за её головой мафиози. И… Чуда не случилось. Небо не заметило Грозу, Гроза не нашла Небо.

— Иннира! — Ма-ма? — Моя хорошая, послушай меня внимательно — сейчас тебе придётся очень быстро бежать. Помнишь, в лесу дядя полянку показывал? Беги туда, спрячься и никому-никому не показывайся. — Мама?! — Беги скорее, Иней. И… Я тебя люблю, доченька.

Водоворот видений захватывал, втягивал за собой, затягивал и топил с головой: тёмно-бурое — цвета засохшей крови — зарево над городом, отчаянные крики, запах жареного мяса, чей-то хохот, трупы-трупы-трупы… Безнадёжность, ужас, и снова тёмное озеро-зеркало из подёрнутых снежной пеленой страшных грёз, и штормовой ветер, и чудовищные звери в сгоревшем лете небес, и привкус слёз на языке, и — отчаянное — «спасите-меня-кто-нибудь».

— Тёмные отродья принято сжигать, ты знаешь об этом, дитя? — Ч-что вы здесь делаете?! Где моя мама?! — Но огня, увы, ни со мной, ни во мне нет… Какая жалос-сть… — Отойдите! Я… Я буду кричать! - …Но ведь есть и второй способ… Вода… Испытание водой… — В-вы безумец! Н-не подходите! — О-о-о, бойся, дитя дьявола, бойся… И кричи, отдавая душу чистой воде! Во имя Господа и во славу Его!

— П-помогите… Отчаянно всхлипнула девчонка, рухнувшая у ног Шёлль, судорожно хватаясь за ткань спортивных штанов. И снова отчего-то грёзится бурое пламя, жадно пожирающее всё вокруг… — Какого хрена? — приседает на корточки наёмница, с неизменившимся выражением лица ухватывая шатенку за воротники и дёргая её вверх. — Помогите… Пожалуйста… Карие — почти серые — глаза смотрят полубезумно, испуганно, на-грани.

— Помогите… П-пожалуйста… — Босс, тут полудохлая девка с сильным Пламенем! — Да что тут может делать сильный пламенник? — Что-то да делает. — Помогите… — Вырубай её и тащи в машину. Потом разберёмся.

Чуда снова не случается. а разве они когда-нибудь случаются? Неправильная Гроза не реагирует на поломанные Небеса. Иннире просто-напросто становится жалко ребёнка. с пустыми глазами жертвы из концлагерей — Я словно заблудилась в тысяче отражений одного и того же дня… В конце Небеса всегда падают на землю, Ад пылает, выпуская голодных демонов, они кричат, горят, кричат и кричат! Я-я не знаю, сплю ли, наяву ли всё, или этой мой бред… Я словно подыхаю изнутри, захватывая с собой всё больше и больше… Т-ты же живая, настоящая?! Не растаешь пепельным миражом, оставляя обугленный скелет? — Не в одиночку, детка, не в одиночку. И лишь в бою, положив врагов и отдав всё, что только могла, беспощадной зелени, — едкая ухмылка изгибает тонкие губы, обрываясь через пару мгновений щелчком зажигалки и шелестом доставаемой сигареты. — На. Втяни немного, но пока не вдыхай. — Я не… — Давай-давай, тебе сейчас нужно, — ухватила зубами следующую сигарету Иннира, вытягивая её из полупустой пачки и зажимая в пальцах. Рядом раздался судорожный кашель. — Я же сказала — немного и не вдыхая. Дура. — З… Кха… наю. Знаю, что дура. Наивная, доверчивая, слабая, никчёмная и многое другое. — Насчёт «слабой» ты хватанула — от тебя почти вырвавшейся силой так и пышет, так и прёт. Того и гляди, сорвётся и — на этот городок точно хватит. Да и насчёт доверчивой бы не сказала. Кстати, нож дрянной и держишь ты его неправильно. — Так заметно? — Кто другой может и не заметил бы. Я просто опытная. А твоя откровенность это так, эффект попутчика сработал. И моя каменная мина, да? — Не такая уж и каменная. Молчание, изредка прерываемое дыханием и щелчками простенькой зажигалки. — Слушай, а ты уже того? Повязана кем-то? — неловко и косноязычно. — Я поняла, о чём ты. Нет. — А давай ко мне в хранители? Добровольные и можно даже без привязки. Желательно без привязки. Только связь. Пауза. — А давай.

В конце концов, что она теряет?