***
Цири резко распахнула глаза от невесомого, мягкого прикосновения к своей руке. Сердце успело набрать скорость, прежде чем она почувствовала пальцами тонкую шерсть, а до её слуха добралось глубокое, вибрирующее мурчание. Худая и маленькая кошка, со слишком заметными, благодаря своей белой шерсти, грязными пятнами, тыкалась носом в руку Цири, натиском почти поднимая её ладонь и напрашиваясь на ласку. Сморгнув остатки сна, она поёжилась: солнце так и норовило скрыться за деревьями, совсем уйдя за горизонт. Вечер и утро в этой местности были удивительно холодны - Цири забыла это учесть, когда вышла из воды и улеглась на свой плащ с намерением высохнуть, но, видимо, утомлённая долгой тренировкой, не выдержала ещё согревающих солнечных лучей и так и заснула, ничем не прикрытая, мокрая и уставшая. Цири села и оглянулась по сторонам. Не похоже, чтобы этот маленький пляж кто-нибудь когда-либо посещал, во-первых, из-за своего далёкого расположения, во-вторых из-за глиняного дна с мелководьем. Поэтому стирать здесь было неудобно, купаться неприятно, а отдыхать – страшновато (мало ли, кто водится в этой глуши). Но ведьмачку не волновал ни один из этих пунктов. Здесь можно было остаться одной, а это главное. Кошка, заметив, что никто не собирается её прогонять, аккуратно переместилась к Цири на колени, продолжая самозабвенно мурчать. Потопталась, слегка выпуская когти из лапок и легла девушке между ног, удобно устроив голову на бедре. Цири любила животных. Гораздо больше, чем людей, эльфов, гномов, да и всех представителей разумных в большинстве своём. Ни одна стая волков не смогла бы причинить ей столько боли, сколько причинил один император, сравнявший с землёй её дом. Ни одна медвежья пещера не представляла такой смертельной опасности для неё, для близких ей людей, для всего знакомого ей мира, какую представляли горстка старших, выживших из ума, эльфов со своими маниакальными идеями. Цири набрала в лёгкие воздуха и на выдохе отбросила тяжёлые, страшные мысли, заменив их одной: сейчас она в безопасности. Насколько это, конечно, было возможно, находясь в постоянном взаимодействии с монстрами и нечистью. В безопасности Геральт. И если на них началась очередная охота разъярённых королей, беснующих ведьм, обезумевших кого угодно – они об этом ещё не знали, и Цири, откровенно говоря, было безрассудно плевать на это. Безрассудство, казалось, окружало её со всех сторон. Достаточно безрассудно, глупо было пререкаться с Геральтом на счёт её шнуровки. Глупо было так реагировать на его утреннюю шутку про заново порванную рубашку. И ужасно, ужасно глупо было краснеть от его скользящих взглядов по её губам, груди и боги знают по чему ещё. Внезапно животное, мурчащее под её ладонью, дёргано встрепенулось, соскочило с ног, царапнув кожу и встало на дыбы, уставившись на что-то, что находилось у Цири за спиной. Она обернулась и тут же дёрнула плащ на котором сидела, поджала ноги и завернулась в него, словно в кокон. Бросила взгляд в сторону меча и схватилась за него, подтащив ближе. – Тише, тише! Гаэтан. Цири услышала, как захрустели ветки под его ногами, он подходил ближе, а её, смешавшись со злостью, одолел лёгкий страх. Если ему взбредёт в голову неладное – она не сможет продержаться долго. Изнурённая, голая, без какой-либо защиты, с мечом в ослабленных руках, а её энергии хватит разве что на одно перемещение. В лучшем случае. – Прямо-таки альгуль - сразу шипами кидаться, – с шутливым возмущением бросил он, медленно приближаясь. Если он пришёл с недобрыми намерениями, она не должна облегчать ему задачу подставляя спину – с этой мыслью Цири вскочила на ноги настолько быстро, насколько могло позволить её нынешнее облачение. Уже стоя лицом к нему про себя она отметила, что до сих пор тот не накинулся на неё, значит, Гаэтан либо не собирался, либо чего-то ждал. Проверять не хотелось. – Чего тебе? – Цири пыталась как можно плотнее укутаться в плащ с минимумом телодвижений, но выходило у неё столь паршиво, сколь и нелепо. – Да не дёргайся ты, - фыркнул он и двинулся мимо, заметив, как торчащий из под её плаща кончик меча проследил за ним вплоть до того момента, пока он не остановился и не сел на самом берегу реки. Цири невольно расслабилась, хотя не теряла бдительности преждевременно. – Я ведь дал слово Геральту. А слово я держу. И Геральта уважаю. Ведьмак я или кто? Есть у меня кодекс, в конце концов, или нет? – Кодекса не существует даже для Геральта, что уж говорить… о других ведьмаках, - бросила Цири. – Только познакомились, а ты уже предвзятого обо мне мнения, разве это справедливо? – Вырезать всю деревню – это, по-твоему, справедливость? Решив не дожидаться, когда Гаэтану наскучит сверлить взглядом горизонт, Цири зашуршала одеждой, желая как можно скорее одеться и уйти. Говорить с ним ей так же не хотелось, но колкие фразы вырывались сами собой. Вот что в действительности сможет сыграть со мной злую шутку. Язык без костей, а не оголённые конечности. – Ах, вот оно что, – сладко протянул кот, сверкнув в её сторону глазами, – ну а сам Геральт, что, не рассказывал тебе о своих подвигах? Цири стояла к нему спиной, всё ещё скрытая плащом и спешно натягивала штаны. Она выразительно молчала, отказываясь вестись на его провокации. – Конечно рассказывал, глупый вопрос, – ответил за неё Гаэтан, – только вот он, конечно, не кажется тебе омерзительным, верно? Снова тишина. – Вееерно. Повезло ему, паскуде. Какую бы херню не совершил – всё то ему с рук сойдёт, да? Всё ему простишь? Да ещё и пожалеешь? Братское плечо подставишь, мягкими ручками приласкаешь? Цири чувствовала, как тот таращится на её спину и ждёт ответа. Глупо с его стороны. Что бы в себе не скрывал этот мужчина, Цири не хотела в это вмешиваться. Она без особого изящества надела блузку и собиралась было уже уйти, но следующие слова Гаэтана заставили её остановиться: – Цири, ты ведь не согласна с ним. Ты поступила бы по-другому. Со мной. Ты бы попыталась убить. Твоё отвращение ко мне можно мечом рассекать, – он говорил медленно, будто угрожая. Будто она действительно когда-то уже пыталась его убить, и он вернулся мстить. Вдруг ведьмак вскочил на ноги и начал приближаться к ней медленно, не торопясь, уверенный, что она не убежит. Цири действительно не собиралась. Она осмелела, адреналин хлынул в кровь и, по крайней мере, она оделась и теперь могла дать какой-никакой отпор. – Просто любопытно. Почему люди выбирают из двух зол. Что толкает их благосклонно относиться к одному, а не к другому, даже если разницы нет. Ведь по тяжести грехов мы с Геральтом, пожалуй...идём вровень. Цири захотелось рассмеяться и отдать коту должное – самоирония важная и спасительная часть характера. Но тон, с которым тот произнёс последние слова говорил сам за себя – он не шутил. – Вы вовсе не равны, – фыркнула девушка и, посерьёзнев, добавила, – Важны мотивы, предыстория и причины. Геральт никогда не убьёт просто так. – В жопу мотивы, – отмахнулся кот, – важны последствия, а значит – мёртвые люди. Скольких убил Геральт? А скольких я? Не удивлюсь, если он меня переплюнул. – А скольких ты спас, а? – девушка не на шутку разозлилась, – Я скажу тебе – в этом он тебя тоже обошёл. Ты сравниваешь себя с Геральтом, но не по тем параметрам. – О, некоторые параметры я даже не беру в расчёт, – кот неприлично улыбнулся, – Куда мне тягаться с такой…выдающейся наружностью. Цири подивилась, как внезапно Гаэтан свернул с темы, в очередной раз всё извращая. Как-будто без этого жизнь не мила. – Я бы на твоём месте нашёл кого-нибудь… помоложе. Ты хоть знаешь, сколько ему лет? Девушка возмутилась, невольно краснея: – При чём здесь это? – О, так возраст не помеха? – Да я не… я вообще не… Не лезь не в своё дело! – хуже, чем сейчас, кажется, быть не могло. Ей хотелось треснуть по невыносимо довольной морде кота за то, что он издевается, за то, что она это понимает и всё равно ведётся на эти глупости. – Знаешь, ты могла бы отнестись к моим словам хотя бы вполовину не так серьёзно, но, видимо, это выше твоих сил. Что такое, девочка, я задел за живое? Она отвернулась. Только этого ей не хватало. Сейчас бы какой-то грубиян копался в её чувствах, когда она сама не всё раскопала. Цири поняла, что краснеет ещё больше и вспыхнула вдвойне, раздосадованная на себя за то, что до сих пор, почему-то, стоит здесь. Почему она всё ещё не ушла? – Ясно, так и есть, – хмыкнул Гаэтан, но тон его был скорее печальным, чем издевательским. Цири не поспевала за его эмоциональными качелями, – Так что же, в чём дело? Люди терпят гнусности друг от друга, прощают непростительное, ещё и ярлык жертвы навесят, но другого за те же самые вещи готовы сожрать с потрохами. Неужели любовь настолько ослепляет? – Гаэтан изобразил на лице улыбку, окрашивая безразличием свои слова и прежде, чем смог себя остановить, добавил: – И где заканчивается эта грань терпения, пересечение которой даже самые близкие не смогут нам простить. Она повернулась и пристально смотрела ему в глаза с минуту ожидая, когда дрогнет хоть один мускул на его лице. Но этого не случилось. От бахвальства и спеси не осталось и следа, теперь он представлял из себя терзавшимся чем-то, известным только ему одному, человека. Уже не кота. Выйдя из оцепенения, она резко сказала: – Слушай, ты выбрал не того человека под носовой платок. Я…не могу тебе помочь. Она развернулась и направилась в сторону города, когда услышала позади себя тяжёлый, но уже более знакомый наигранный вздох. Маска вернулась на своё место. – Может быть, это я хочу тебе помочь, глаза открыть, – с обиженной улыбкой кинул он, – Чтобы ты не повторяла чужих ошибок. Подумай, девочка. – Ты не знаешь, о чём говоришь, – ответила Цири не оборачиваясь. – Скорее это ты не хочешь знать, о чём я говорю. Отрицать свои чувства, это так по-женски! Цири на мгновение остановилась, переваривая услышанное, и зашагала быстрее, переполненная негодованием и смущением одновременно. Что он вообще понимает? Какого он возомнил, что знает о Геральте, о ней самой, и зачем устроил этот “я понимаю ваши чувства лучше, чем вы” спектакль? Однако, вопреки её убеждениям о некомпетентности Гаэтана в подобных вопросах, последняя его фраза заставляла позорно, с поражением краснеть. Скрывать свои чувства? Ничего подобного. Геральт знает о её чувствах к нему. Знает достаточно. Столько, сколько нужно. Сколько она позволяет ему узнать. Цири с силой прикусила щеку, задумавшись. Она упорно закрывала глаза на изменения, происходящие с её отношением к ведьмаку, она отбрасывала эти мысли всё дальше, зарывала их глубже в надежде, что они исчезнут сами собой и ей не придётся принимать их и разгребать последствия. Но с каждым днём они лишь копились, набирали силу и, очевидно теперь, пустили корни. Сложно было не обращать внимание на то, что буквально кричит о себе очередным “взгляни”, “приблизься”, “дотронься”. Цири резко затормозила, осознав, что шла слишком быстро, настолько, что начала запыхаться. Несколько глубоких вдохов не помогли, голова закружилась и девушка опёрлась спиной о дерево. Она зажмурилась. Был ли теперь смысл пытаться понять, как она могла допустить такую оплошность, если оплошность уже допущена. Ошибка сделана и теперь, признав всё, что было трудно признать, встретив Геральта в следующий раз она не сможет увидеть в нём только друга, спутника или учителя. Статус ведьмака обрёл совершенно другие оттенки.***
Её нет слишком долго. Геральт сидел на коленях возле печи и ловил последние мгновения спокойного, тихого вечера перед тем, как в корчму ввалится толпа народа, буйного и неугомонного, игнорировать которую будет довольно сложно. Геральт хотел успеть поесть до этого момента и, возможно, уснуть, ибо ещё до рассвета у него был запланирован выход в лес, к бесовой пещере. И, вообще-то, он не хотел заканчивать вечер в одиночку, а потому просто ждал. Но её нет уже слишком долго. Ведьмак полагал, что Цири пошла на тот берег, который сам ей показал, описав все его преимущества. Не желая рассердить её и в последствии быть обвинённым в нездоровой опеке, он заставил себя сидеть на месте. Цири вернулась до того, как уровень его тревоги достиг предела. Девушка тихо зашла в корчму и зависла на входе, уткнувшись взглядом в пол. Ведьмак хмурился, наблюдая, как она проводит ладонями по лицу, поднимает его к потолку, снова опускает, сцепив ладони на шее и только потом встречается с ним глазами, вздрогнув от неожиданности. Она вымученно улыбнулась: – Привет, Геральт. Думала, здесь никого. Геральт смотрел, как она подходит и садится рядом, плечом к плечу, обхватывая колени руками. – Всё в порядке, я просто заснула. После купания, прямо на пляже. Ведьмак забеспокоился ещё больше. Вряд ли вечерний сон сделал её такой подавленной. – На том пляже, который я тебе показывал? – Да. Кстати, он уже не такой безызвестный, как был. Увы. Он почувствовал, как на его плече аккуратно пристроилась серая макушка, тяжесть которой удивительно успокаивала. – О чём ты? – Гаэтан нашёл его. – Там был Гаэтан? – Да, – Цири ещё больше привалилась к нему, ёрзая головой, но не успела она отыскать удобное положение, как Геральт развернулся всем телом и посмотрел прямо на неё: – Когда ты купалась? – Нет, когда проснулась, - она рассеяно хлопала глазами, пока ведьмак сверлил её своими. – Он тебя обидел? – Нет. – Хотел обидеть? – Да знаю я, что ли, чего он там хотел? Не дождавшись реакции, Цири цокнула языком и притянула его обратно, возвращая всё на свои места: – Пожалуйста, не бери в голову. Ведьмак ничего не ответил, но после долгой паузы всё же спросил: – Мне поговорить с ним? – Ты невыносим. – Набить морду? Знаешь, засунуть руки в одно место — это сложно, но теоретически… Девушка прыснула со смеху, но тут же подавила его. Он не хотел мучать вопросами, но чувствовал, что должен был сказать: – Если что-то случится, что-то серьёзное, если тебе нужна будет помощь, Цири, пообещай, что сначала расскажешь мне, а только потом побежишь решать. – Обещаю. – Связанное с чем угодно. Да? Цири молчала дольше, чем нужно было, поэтому её «угу» Геральт воспринял весьма недоверчиво. – Завтра, до рассвета, – начал ведьмак, – мы вернёмся к пещере. Посмотрим, учуял ли кто бесову тушу, если да – расправимся с ними, труп сожжём. Два зайца одним махом. – Тогда нам нужно лечь пораньше. – Именно. Никто из них не сдвинулся с места. Геральт слышал, как к привычному запаху чайных листов к Цири прилип шлейф тины и мыла, и ему казалось, будто это знание делает его особенным. Он знал что-то о ней, о чём она сама не догадывалась. – Эллана опять наготовила для нас разной вкуснятины… – попытался он. – Угу. Тишина не оглушала никого из них. Она объединяла, и ведьмаку страшно не хотелось её нарушать. Он решился привстать, но был остановлен тянущей его обратно рукой. Цири смотрела на него снизу-вверх с какой-то непривычной тоской, не свойственной ей с самого начала их путешествия. – Посидим так ещё, - попросила она, и ведьмак опустился обратно.***
Ночью пришли из Вызимы. Геральта разбудили и одновременно заставили прислушаться обрывки громкого, беспокойного разговора, переходящего то на выкрики, то на неразличимый шёпот. В беседе участвовала, а точнее перебивала друг друга небольшая группа людей, пятеро или шестеро мужчин и тема их волновавшая не давала ведьмаку покоя. –…да прямо по тропке!... –…вернулся – ни жив, ни мёртв, ну, сам давай… –…да еслиб не энтот звер – хер бы ноги унёс… –…зови сюда своего убицу, решать надобно… Ведьмак с досадой отбросил все возможности спокойно доспать сегодняшнюю ночь, но, он мог дать шанс Цири. Она же спала, словно под заклятием. Расслабилась. – Пс, Геральт, – занавеска просвечивала лысую голову Соласа, тактично не решавшегося заглянуть за неё, – знаю, что не спишь уже и знаю, что слышал много… – Да-да. Сейчас спущусь, – пробурчал ведьмак, избавив корчмаря от потребности упрашивать его присоединиться к разговору. Геральт поднялся, абы как расчесал пятернёй спутанные волосы и, будучи уже в штанах, накинул рубашку. Мужчины. Их было пятеро. Купцы. Закусывали и выпивали в зале, что ближе к кухне и оттого далеко от их с Цири лежанок. Оккупированный стол, было заметно сразу, служил больше для кувшинов с крепким и стаканов, чем для еды. Выпивка для гостей была в приоритете. За высоким, барным столом зевала Эллана, очевидно, обслужившая посетителей, Солас же стоял рядом с Геральтом, нисколько не бодрее своей жены: – Ну-с, господа купцы, пожалуйте, Геральт Ривийский, убийца всяких разных богомерзких тварей, чудищ и… – Видим, видим, – пухлый, уже лысеющий мужичок неприятно присвистнул, заметив ведьмака, – Как тут не заметишь, да, мужики? Много, видать, всякой всячины повидал, коли на всю голову седой. Но а сам-то ты, Гермонт Ривийский, к богомерзким тварям не относся? Бледно-зелёный, морщинистый товарищ рядом с ним одобрительно гаркнул, но следующим высказался другой, со впалыми в череп глазами и беретом на голове: – Всамделе, зенки то у тебя – страх, где энто видано, шоб у людей такие были. Шо это получаца, монстр подёт на монстра? А коли подружатся они, чего тоды? – Не, перебьют друг друга, да и дело с концом, хе-хе, – лысеющий брезгливо сплюнул, продолжая сверлить Геральта слезливыми глазками. – Полно вам издеваться, чушь городите вы, а стыдно мне за вас, – из-за стола поднялся невысокий крепыш с мощными руками и, будто слишком маленьким для такой большой головы, лицом, – Что тебе седина, Верни, а тебе, Гиряц, глаза по что сдались, а? Сказано – чудовищ убивает, значит, с ним дело и имеем… – Да сделал он уже дело, заметили мы, – молчавший до этого, единственно молодой парень на всю компанию, исподлобья уставился на ведьмака, – Рассказали нам уже, как ты свои обязанности выполняешь, ведьмак. Добротно, ничего не скажешь. Только говно за собой убирать тебя, видимо, не научили. Итого пять пар неравнодушных глаз пытались просверлить в Геральте дыру, словно ожидая, что в ином случае из него вот-вот полезут щупальца или вырастут драконьи крылья. Просто чудесно. – Приятно было с вами побеседовать, – сухо начал ведьмак, – было бы, конечно, лучше, если бы хоть одно из тех многочисленных слов подсказало бы мне суть проблемы. Давайте я помогу вам, поскольку кое-что успел услышать: вы ехали из Вызимы мимо тропы, уводящей к пещере Беса и, похоже, вы видели его тушу и что-то ещё, что вас взволновало. Для начала - на кой хрен вы туда попёрлись? – Вон, у энтого спроси, показалось ему чаго-то там, вот и понёсся. – Ничё не показалось мне, сами знаете! – возмутился молодой, – Из Вызимы мы ехали, верно говоришь. Деревенька по пути сожжена, о чём не знал никто, думали остановиться там, а становиться и негде, пришлось прям в ночи ехать. Паршивое дело, я скажу, ночи теперь жуткие… – А када они другими были, скаже тоже, – перебил в берете. – И то верно. Тащемта, подъезжаем мы к злополучной тропке, телега с товаром, три лошадки, и, я тебе скажу, этой тропки я бы не заметил даже, если б вглубь туда, ну, к пещере этой, поперёк большака не проскользило что-то такое, знаешь, будто хвост здоровенный. Ну я и пошёл проверить! – Дебил, чесслово, – крепыш устало тёр лоб, облокотившись на стол, – Крокодил, говорит, пополз! Я рта раскрыть не успел, он уже в кустах скрылся. Дебил, слов нет. – Я те сказал уже, дядь, еслиб всамделишный крокодил был, ты б меня на руках носил. Я же как лучше хотел… – начал оправдываться молодой, но крепыш-коротыш осадил того «молчи лучше» взглядом, что, конечно, не сработало, – Ну не знал я, что они тут не водятся и не могли водиться! Но ведь похож был, голову на отсечение кладу! – Да ты в потёмках роднёхую мамку от жальницы не отличишь, мало чё там ползти могло, стоит жизь клокодиволой кожи разве? – снова встрял в берете. – Вот и стоит! Рынок не знаешь будто, Гиряцик. За одного крокодильчика разве что вторую жизнь купить нельзя, так только её и нельзя, всё остальное – запросто, да в сколь угодном количестве… – Ладно, я понял, – Геральт поставил перед ними табурет и сел на него, упершись локтями в колени, – цену крокодиловой коже никто не умаляет. Пошёл ты, значит, юноша… – Шоффэ. – Шоффэ, – кивнул ведьмак, – пошёл ты следом, к пещере, и кто же там был, вместо крокодила? – А вот хер его знает. Кто-то, кто труп твоего Беса доедал. Как щас в ушах это клацанье стоит, аж дрожь пробирает. Я уж разглядывать не стал, ломанулся обратно. А када мы уже все вместе, с телегами, с моего крику погнали коней вперёд, я на секунду обернулся – не было погони. Бес этой тварюге милее был. – Ох ё, а ведь могли в городочек к нам провести, чё было бы, ох ё… – зароптал Солас тихонько, стараясь не обращать на себя внимания. – Ты нам скажи, ведьмак Гервонт, кто это был, – Геральт размышлял, пытался ли лысый его разозлить, или действительно не расслышал имя, – Кто-то с крокодильим хвостом, падальщик, прямо твоим трупиком, любезно тобой оставленным, лакомился. Удачно то как! Всамделе думать начинаешь, не заодно ли вы, монстряки все… – Отставить предубеждения! – встрепенулся крепыш, – Верни, ты... молчал бы уже, ну! А вы, господин Ведьмак, лучше сходите туда, разберитесь, коли уж профессия у вас такая. – Шоффэ, хвост этот не был раздвоенным или, может, на конце ты заметил шипы? – обратился Геральт к молодому. – Ничё такого не видел. Далеко же было, да и… тьфу ты, ведьмак, о чём спрашиваешь, я вообще подумал на крокодила. Может, то и не хвост совсем был. Геральт оглядел сидящих. То ли горячительное подействовало, то ли откровенность задобрила – теперь же у ведьмака должны были вырасти не ужасающие драконовы крылья, а меч праведный, коим он порядок навести должен. Ещё лучше. Один только толстяк не спускал с него недоброго взгляда. – Понял, многоуважаемые торговцы, – сказал он, вставая, – Схожу с рассветом, узнаю, что за диковина там такая, которая за добычей не стала гнаться. Есть у меня предположения. – С рассветом, говоришь? – крякнул недоверчивый, – Спаться то тебе спокойно будет? Тут у города чудище водится, а он рассвета, говорит, подождёт. А чего торопиться, в полнолуние, через пару дней, давай, ха-ха, ну даёшь, Гервонт… – Да, мать твою, Геральт, исправь ты его уже! Что ты за терпила такой. Я с первого бы раза всёк, – из дальнего угла обеденной на свет вышел Гаэтан, прошёл под любопытные взгляды мимо стола, и встал рядом с Геральтом. – Не спится тебе, Гаэтан? – Только вот тебя здесь не хватало. – Уснёшь тут с вами, – Заварушка намечается, да без меня? Хрен там. – Ядрёна вошь! – Гиряц подскочил, вытаращив на обоих глаза, – Ищо возьмак один! Да шо энто за корчма, так её раз так! Пучкованием они тут множатся, шо ли?! – А говорят, встретить хоть одного ведьмака – большая редкость, а тут вон как, аж двое стоят, глазами сверкают, – пробубнил крепыш, почёсывая затылок. – Ха-ха, ведьмаков то двое, а толку от них – с гулькин хуй! Вы бы хоть друг за другом подтирали бы. Один обосрался, второй подтёр – продуктивный союз, хе-хе! Гаэтан прищурился, смотря на Геральта. Тот покачал головой, но кот уже повернулся и подошёл к слишком языкастому Верни. – Продуктивный союз - это твой рот с мылом, мудила. Кстати, – кот ловко достал клинок и как будто невзначай провёл им по столу в считанных сантиметрах от пальцев Верни, те в тот же миг дёрнулись и спрятались под стол, – Его зовут Геральт, а меня – Гаэтан, как думаешь, запомнишь? Повтори. – Больно нужно мне ваши имена запоминать, выродки… – Верни-Верни, – ласково пожурил кот, после чего резким движением схватил мужчину за жиденькие волосы, фиксируя голову, и приставил клинок к щеке, остриём точно у глаза, отражавшим, словно зеркало, кончик кинжала. Послышался общий испуганный вдох. Геральт скрипнул зубами. – Знаешь, почему я не выбрал твою шею в качестве мишени? На ней слишком много жира, сперва один подбородок рассечь, потом второй, а может и третий. Словом, пока доберёшься до горла – много времени уйдёт, которое я не хочу на такое говно как ты тратить. Поэтому глаз. Два глаза, на два наших имени, если повторишь неправильно. Ну же, не робей… – Гаэтан… – Геральт сделал движение в их сторону, но был остановлен метнувшимся яростным взглядом. Прижатое лезвие слегка сместилось из-за его телодвижения, отчего Верни слабо пискнул. – Ты воняешь страхом… – протянул кот сквозь зубы, – Я жду. Верни сглотнул. Вместе с ним пытались сглотнуть напряжение все присутствующие. Эллана стояла за стойкой, похоже, пытаясь перекрыть себе кислород, прижимая ладони ко рту. – Га…Гаэ…тан. – Ха-ха, умница! – кот медленно переместил клинок с одного глаза и почти упёр его ко второму, – и? – Геральт, – хрипнул Верни. Гаэтан сладко улыбнулся, но отнимать лезвие не спешил. Геральту на мгновение показалось, что тот не сдержится и таки наделает пару дырок, но кот вскинул руку с кинжалом, отодвинулся и отпустил волосы несчастного, вспотевшего торговца. Вся обеденная облегчённо выдохнула. Геральт был другом в этом городе, был другом в этой корчме и легко было представить, чем для него обернулась бы выходка кота. Возможно, им пришлось бы драться друг с другом. Возможно, купцы кинулись бы на него тоже, и ему пришлось бы драться со всеми. Драка закончилась бы чей-то смертью. Народ Каррераса, как и любой другой, не стал бы искать виноватых, спихнув всё на чужеземного «выродка», и им с Цири пришлось бы уехать и никогда не возвращаться. Гаэтан поразительно усложнял ему жизнь. – Не так уж и сложно, да? Все молчали. – Ну, а теперь о другом, – не унимался Гаэтан, – Я что-то не слышал, о какой цене вы условились? Ведьмаки берут за свою работу плату, слышали о таком древнем обычае? – Мне уже заплатили, – ответил Геральт. – Тебе заплатили за Беса. А это – другой заказ. Не мне тебя правилам учить. Работа должна быть оплачена. Геральт быстро прикинул, с какой стороны прольётся больше крови: от нежелающих платить купцов, если тот попытается их заставить, угомонив этим Гаэтана, или от самого Гаэтана, если продолжит с ним препираться и не сможет его убедить. Опять он вынужден выбирать. – И не тебе меня учить за что брать деньги, а за что нет. – Сегодня ты не берёшь их денег добровольно, завтра они не захотят платить тебе копейки. Завтра они скорее убьют тебя за них… – Избавь меня от этой истории, я её знаю. Ещё я знаю, что было после, – ведьмаки стояли лицом к лицу, сверля друг друга ведьмачьими глазами. Никто, кажется, не собирался уступать, – Они ничего мне не должны. Это был мой выбор – оставить там труп и вернуться. – Выбор, не выбор… – Гаэтан! – рыкнул Геральт, терпение которого было на грани, – Это моё дело. Тот молчал. Но после разочарованно вздохнул и пожал плечами: – Ладно. Твоё дело, я понял, – он повернулся и обратился к притихшим, как мыши, постояльцам, – Что ж, друзья, не серчайте! Я бываю излишне вспыльчив временами, ну вы знаете, одно из последствий ведьмачьих мутаций. На мне оно сказывается ярче, чем на других. Возможно. Проверять не советую. Ну, а коли вопрос улажен, пора и по койкам? Никто ему не ответил. Но Гаэтана это совершенно не смутило. – Согласен с вами, тоже устал говорить. Ну, бывайте! Ещё свидимся, – он махнул рукой и, как ни в чем не бывало, вышел из корчмы. Гробовую тишину нарушил крепыш: – Что делается… Человека чуть не убил, а ходит, как будто и надо так, разве что не присвистывает. Бесчувственные, говорят, жестокие ведьмаки. Не врут, кажись… – он осёкся, испуганно глянув на Геральта. – Я вам зла не сделаю, а он… Хотел бы сказать, что ручаюсь, но не могу. – Поговорить может с ним надо, как ведьмак с ведьмаком? – пролепетал Солас. – Не о чем с такими говорить. Такие только один язык понимают, ясно какой, – Шоффэ отхлебнул из стакана. – Корчмарь, твоя халупа, ты разбирасся! – всплеснул руками Гиряц, – Не хочим мы с такими под одной крышей спать, хлеб преломлять. – Мало ли чего мы хотим, – выступил крепыш, – Вот я чего думаю: мы здесь долго не задержимся. Дух переведём, да двинем дальше. Ну неужто мы одного двинутого не потерпим? И не такие встречались. На большаке каждый второй кого-нибудь да убивает, – он вышел из-за стола, – Тебе, Солас, спасибо за кров и еду, мы монетой не обидим, будем вести себя тихо. Вам, мастер Ведьмак, желаю удачи. Геральт кивнул и обратил внимание крепыша на бледного, разучившегося двигаться, Верни. – С ним впервой такое? – тихо спросил ведьмак. – Ну, – подтвердил тот, подходя ближе, – Любит горячо высказаться, да вот отдача всегда миновала, каким образом – сам не знаю. – Могу скомпоновать ему трав. Успокоительных. Крепыш отрицательно покачал головой: – С собой у нас. Мы ведь травками тоже торгуем, ну, в том числе. Посмотри как-нибудь, у нас всякого добра полно. Меня зовут Бертрам, или просто Берт. Будем знакомы. Они обменялись рукопожатиями и Геральт, не желая дольше задерживаться, вернулся в свою залу. Первое, что он увидел, отодвинув штору – два изумрудных камешка, прикрытых веками, следящих за тем, как он, почему-то, виновато улыбается и забирается на свою перину. – Всё слышала? Цири, укутанная в плед до подбородка, мотнула головой и хрипло сказала: – У меня нет ведьмачьего слуха. Что случилось? Геральт улёгся на спину, заложив руку под голову. Цири повернулась на бок, чтобы иметь возможность видеть его. – До рассвета несколько часов. Поспи ещё немного, потом я всё расскажу. – Что-то серьёзное? – тон её выдавал полное отсутствие интереса к ответу, но явный интерес к предложению о сне. – Можно и так сказать. Но я никуда не пойду посреди ночи, и тебя не пущу. Геральт последовал её примеру и перекатился на бок, лицом к лицу. Они лежали в метре друг от друга и это расстояние вытянутой руки казалось Геральту недосягаемым. – Тебе лучше знать, – Цири широко зевнула, не посчитав нужным прикрыться, чем вызвала цепную реакцию. Она сонно улыбнулась. Закрыла глаза и констатировала: – Ведьмаки умеют зевать. – Представь себе, – хмыкнул Геральт. – Кошки постоянно зевают, – пробормотала девушка, – в детстве я часто с ними возилась и любила засовывать пальцы им в рот… но они этого не любили… – А кому бы это понравилось. – Можбытебе. Геральт не стал переспрашивать. Вдруг ответит. Он смотрел, как она засыпает, как её дыхание замедляется, лицо разглаживается от мелких, совсем не заметных, морщинок, на её приоткрытый рот и мягкие, гладкие губы, как в их углу начинает блестеть скапливаемая слюна. Геральт бесшумно сел и сглотнул. С силой потёр глаза. Остаток ночи он проведёт в медитации. «Да, может быть.»