One more time... last time

Тусклый диск фантома Амфитриты заглядывал через витражное окно в спальню Трэвиса. Уже месяц как новое светило сменило мятежного Антея, на время принеся успокоение измученному потрясениями Беловодью. Впрочем, появившиеся на диске полосы говорили, что грядут новые события, весьма тревожные. Вода ведь может быть прелестным лесным ручейком, журчащим по камням, а может, выйдя из берегов, крушить дома и размывать земляные насыпи. Способна пробить даже вековые скалы… Наире казалось, что в ее душе эта буря уже давно началась. Трэвис спал, и его рука собственнически лежала на талии молодой Хранительницы. «Ты принадлежишь мне», – словно говорил этот жест. И прежде Наире нравилось засыпать в объятиях Трэвиса, чувствовать, как он ревниво притягивает ее к себе во сне, пусть даже она хорошо помнила наставления своей покровительницы, одной из Изначальных: в любви принадлежат друг другу исключительно по чувству приязни, по родственным вибрациям. Когда они исчезают, тогда и начинают заявлять о себе другие «права». Но только это права уже на что угодно – на место за общим столом, на землю, на корону, на постель – но только не на любовь. Любви уже нет. Наира позже и сама учила этому людей. Однако женщина, которая грезит о взаимном чувстве, готова в мечтах воссоздать то, чего ей недостает. И еще не так давно любви Наиры хватало на двоих. Или, лучше сказать, ей хватало собственных иллюзий. Но теперь… Хранительница осторожно высвободилась из объятий Трэвиса и села на кровати, глядя на своего мужчину. Света Амфитриты ей было более чем довольно. Взгляд Наиры скользил по его лицу, по каждой черте. Она вспоминала – и сравнивала. Трэвис, как и остальные Хранители, нес в себе отпечаток любимой эпохи, любимого народа. Так, Клавдий до конца оставался всей душой римлянином. Истинный воин, где-то суровый и жестокий, где-то идущий на компромисс ради будущего своей империи. Римляне умели не только воевать, но и заключать выгодный для них мир. Только настоящим политиком Клавдий так и не сумел стать и, как и его детище, находился под влиянием Стефании – покровительницы Эллады. Трэвис же не сразу обрел воспитанников, посылая свое благословение всем народам, покидающим родные пенаты, чтобы отправиться на освоение новых земель. Бог-покровитель путешественников, исследователей и в то же время захватчиков. Но стоило его «детям» стать оседлыми, как он терял к ним всякий интерес – и стремился увлечь, захватить, поманить в неизведанное новых смельчаков. Истинный Огонь – пламенный и переменчивый. Отец многим – и в то же время никому. Но к франкам он привязался всей душой, и его облик долгое время отражал самую суть его народа. Высокий и подтянутый, закаленный частыми тренировками – ни единого намека на изнеженность, на лишний вес. Неизменно длинные кудрявые волосы, заплетенные по краям в две косички и удерживаемые золотым обручем на голове, небольшая аккуратная борода и усы. Льняная рубаха с шелковой бахромой – ее всегда шила ему и зачаровывала сама Наира, льняные же штаны, пояс с серебряной пряжкой, ремни, оплетающие ноги, сапоги и синий плащ до колен, прихваченный богато украшенной застежкой. Целый век, подобно Клавдию и Хродмару, Трэвис даже носил кольчугу с подвешенным на груди зерцалом. Он весь горел желанием бороться за свой народ, оберегать и вести через века. И, пожалуй, сдержал свое обещание – Франция была единственной женщиной, которой он никогда и ни с кем не изменил. Его отношения с Наирой в тот период переживали охлаждение. Страстный и непостоянный, он легко влюблялся, так же легко и оставлял своих избранниц. И поначалу это тяжело было вынести Наире, по-прежнему жившей по заветам Изначальных. Целый век длилась эта размолвка… но не влюбиться в Трэвиса заново – такого целеустремленного, волевого, воинственного – было невозможно. Они снова зазвучали в унисон, пусть и покровительствуя каждый своему народу. Но шло время, и Трэвис снова изменился. Вот уже три века напролет его внешний вид олицетворял собой Францию XVIII века – утопающая в роскоши и интригах власть, забывшая о своем народе. Так и Трэвис забыл обо всем и оставил Землю. Одним из последних – но всё равно оставил. Наира прекрасно знала всё это, не единожды вспоминая о том, что было, сокрушаясь о том, что стало теперь. Однако почему-то только сейчас в полной мере поняла, как не похож этот облик надменного и в то же время распущенного француза на гордого франкского властителя. И как непоправимо чужд потерянному в прошлом Трэвису – служителю Изначальных. Ее дорогого мужчину подменили, и уже очень, очень давно… Силой любви, силой своей отчаянной мечты, она до сих пор видела в нем прежнего возлюбленного – но наконец этот мираж пропал, рассеялся, сгинул. И Наира столкнулась с неприглядной реальностью. Этой ночью, казалось, вообще изменилось всё, что связывало их. Едва освободившись от бремени забот, которых так много было в Беловодье, Наира устремилась в покои Трэвиса. Она была рада тому, что не он оказался тем, кто покушался на ее жизнь, тосковала и жаждала воссоединения. Делить ложе с любимым мужчиной было и оставалось для нее священнодействием. Но – не сегодня. Трэвис ждал ее и встретил с улыбкой. Знал, что она придет, ведь она всегда приходила. И страстно отвечал на ее поцелуи, осыпал нежными ласками – в искусстве любви Трэвис был истинным мастером. Но в этот раз это не приносило желаемого эффекта, Наире казалось, что ее обнимает кто-то другой. Незнакомец дарил ей поцелуи, незнакомец сжимал в объятиях, незнакомец окидывал жадным взглядом, помогая избавиться от одежд… Наира ничего не понимала, она отчаянно хваталась за Трэвиса, стремясь раствориться в его любви, прогнать наваждение. Ей мнилось, что весь ее облик, каждый жест кричал – прогони его, этого чужака, верни мне моего любимого! Но Трэвис не понимал и истолковывал ее умоляющий взгляд совсем по-иному. Наира надеялась до последнего, но в тот момент, когда слились тела и должны были соприкоснуться души и забиться в едином ритме сердца – она почувствовала только одиночество. Они с Трэвисом пережили близость лишь на одном уровне. Так не было еще никогда. Или – так было уже давно? Может, она просто не чувствовала? И вот теперь ей тяжело было даже лежать рядом с ним, чувствовать на себе его руку. Тяжело было на него смотреть. Даже просто находиться в его покоях становилось невыносимым. Но что же произошло? Разве Трэвис хоть чем-то ее обидел? Был груб, не ласков? Нет, сегодня он был необычайно нежен… и так же необычайно далек от нее. Взгляд Наиры беспомощно скользил по его комнате. Чужой комнате. Чужому богатому убранству, одежде… и коснулся лежащего на столе кинжала. Того самого, которым она нанесла Трэвису сегодня рану, чтобы тут же почувствовать на себе такую же. Древние законы, законы Изначальных. Ясность наступила внезапно – будто облако сбежало с фантома Амфитриты. Сегодняшний случай не только проверил на прочность ее связь с Трэвисом. Он заставил в полную силу зазвучать чуть слышные прежде струны. И эта мелодия – гость ушедший дней – ворвалась в сознание Наиры, и она поняла, что душа Трэвиса звучит совсем по-другому. Связь была – но оставалась лишь с ее стороны. И это случилось совсем не сегодня. Трэвис вот уже несколько веков как был чужим для Наиры. И это объясняло всё произошедшее этой ночью. Колдовство исчезло, а вместе с ним и прекрасный принц. Он не стал чем-то противен Наире. Он просто был ей теперь безразличен. Но небезразлична была тоска по утраченной связи. Хранительница в очередной раз поняла, как ей не хватает той гармонии, что была при Изначальных. Золотом веке, когда ты мог ощущать вибрации каждого человека и видел, с кем ты звучишь в унисон. Когда любое злое действие тут же вносило в рисунок души диссонанс, и другие это видели. Когда интриги были попросту невозможны. Когда развитие являлось чем-то само собой разумеющимся. Всё это было как далекий сон, но сегодня это вспомнилось, блеснуло так ярко, как летящий в воздухе кинжал – а затем душу пронзила такая же боль, как тело – от раны в плече. Потому что Золотой век безвозвратно ушел, потому что теперь властвовали другие ценности, потому что Трэвис приспособился к ним и жил припеваючи, в то время как Наира так и зависла между двумя эпохами. Напрасно она кидалась ему в объятия и отчаянно целовала, прося подарить ей чувство единства. Трэвис попросту не был способен его дать. Он жил уже другим и честно признавался в этом. Он сам сказал сегодня Наире, что и ей пора уже перестать жить прошлым. Пора стать лисой. Если бы она могла… Вдруг так будет лучше? Но… она ведь не сможет. Она уже потеряла Трэвиса. Но потерять себя нельзя. Это всё равно что умереть, физически продолжив никому не нужное существование. А сейчас она – живет ли? Много ли проку от ее мечтаний, которые, возможно, только ей да Вероне еще и нужны? Может, напрасно вериты не застрелили ее в том лесу? Может, в самом деле ей следовало уйти? Может, Беловодью нужны другие правители, а не тоскующая по Золотому веку Хранительница, которая вдобавок успела не раз очернить свое имя? Горло сдавил спазм, Наире пришлось сделать усилие, чтобы не зарыдать. Горько, отчаянно, как запутавшемуся, одинокому ребенку. Брошенному родителями – Изначальными, брошенному близкими – своим мужчиной. Закричать, взывая о помощи, как заплутавшему путнику, знающему, куда он точно идти не хочет – но не ведающему, куда теперь направить свои стопы. Наира сдержалась, но не могла и далее находиться в этой комнате, в этой постели. Подхватив свою одежду, Хранительница открыла дверь в свои покои – и исчезла за ней. *** Первой мыслью Наиры было обратиться к Вероне – ее родственной душе, палочке-выручалочке. К слову, палочкой-выручалочкой в Беловодье, а когда-то и на Земле, называли особый жезл, к которому перед дальней дорогой или опасным походом прикасались близкие люди и соратники, передавая свою энергию. Зачарованный камень в навершии ее запоминал, и когда страннику приходилось особенно туго, он сжимал его в ладонях – и отданная добровольно сила питала отчаявшегося, не давая упасть замертво, исцеляла раны, поддерживала волю. Земные сказки, как и всегда, возникли не на пустом месте. Но сейчас Наире требовалось нечто большее, чем просто поддерживающая сила. Хранительница нуждалась в добром совете, дружеской подсказке. Однако Верону тревожить было нельзя – ей и земным магам предстоял важный обряд. Над смежным миром нависла угроза Умбры, и сейчас метания Наиры совсем не ко времени. Ей придется справляться самой. Единственной палочкой-выручалочкой могли стать Источники, заповедная пещера, помнящая колдовство Изначальных, их вибрации. Если где-то Наире сейчас и сделается легче, то только там. Легче ли? Или разбередит и без того кровоточащую рану? Рука сама собой начертала заветный символ, исполнив тайное стремление Наиры. Шаг через пространство – и ее приняла в себя прохлада пещеры, ее свечение цвета морской волны, создающее ощущение, будто ты под водой. И в то же время в ней пылали три костра, три светоча – Источники. Нет, уже три с половиной месяца как только два. Серебряное царство превратилось в ледяную темницу, а крепкие засовы – кольца – держали ее на замке. Там томился страшный преступник… несчастная жертва… палач невинных людей и собственных родителей… ими же и преданный. Опасный маг с сердцем брошенного, не получившего любви ребенка. Зеркальщик. Наира испытывала к нему смешанное чувство вины и страха. Он был беспощаден к ним там, в Храме Темного Вершала. Убил бы – если смог. Расправился бы и теперь. Но осуждения не было. Была – беспомощность. И перед взором вставали чистые, искренние глаза цвета неба, только что умытого дождем. Точная копия ее глаз. И сердце снова сжимало, скручивало, как и далекие восемь веков назад… И вот снова Наира увидела их отражение в глыбе льда. Увидела – и отвела взгляд. Напрасно она сюда пришла. Ей теперь не найти успокоения и здесь… – Наира? – из-за глыбы показался Кирилл. – Почему ты… – он замолчал, и Наира ощутила, как его глаза коснулись не только ее внешнего облика – чуть помятого платья, распущенных, слегка спутанных волос, ног, обутых лишь в легкие кожаные сандалии. Но и души. Юноша сильно изменился. Не так давно он бился в беспомощной ярости от непонимания того, что происходит, что сделала с ним Агапа и что сокрыто глубоко в душе. Не мог допытаться, чье он творение, не мог признаться самому себе, куда его влечет. Теперь же понимал многое – и, возможно, других даже больше, чем себя. Вот и сейчас ему довольно было беглого взгляда, чтобы увидеть, какой сумбур царит в душе его наставницы. Наставницы ли? Формально, да. Кирилл еще многого не умел, ему нужно было упорядочить все те знания, что лавиной обрушились на него. Научиться ими владеть, превратить в практический навык. Но в чем-то он был намного старше Наиры, потому что прикоснулся к Источнику, созданному самими Изначальными. Прикоснулся к ним – к тем, кого с каждым веком она всё больше забывала. И это ставило их в равное положения. А возможно, чему-то мог научить ее и он. – Хочешь поговорить? – просто спросил Кирилл. Никаких вежливых и ненужных вопросов, так называемого «этикета», который столь утомил Наиру, потому что был большей частью уже лживым, закрывал собой истинное. – Я не знаю… И Наира действительно не знала. Она не ожидала встретить здесь Кирилла и теперь не могла понять, что ей делать. Уйти, потому что хотела остаться наедине с Источниками? Или же поговорить с ним… О чем? Слишком личным было произошедшее, чтобы делиться этим. Поэтому она не нашла ничего лучшего, как спросить: – А ты… что делаешь здесь в такой поздний час? – Навещаю брата. Охранники докладывали уже пару раз, что видели здесь Кирилла. Но он не делал ничего, чтобы нарушить периметр, удерживающий Зеркальщика. И ему не мешали. Да и, говоря начистоту, не смогли бы. – Если это можно назвать так, – продолжил Кирилл, отведя взгляд от Наиры и устремив его на глыбу. – Он ведь не может поговорить со мной. Хотя иногда приходит ко мне во сны… Прямо как Агапа, – юноша невесело усмехнулся. – И ни одному из них я не доверяю. – И всё же ты здесь, – Хранительница воспользовалась возможностью и окончательно перевела тему. Не то чтобы Наира хотела вдобавок что-то выведать, хотя возможность влияния Зеркальщика на Кирилла и тревожила ее. Но она верила своему ученику – всегда в него верила. – Я не собираюсь вас предавать. Наира невольно улыбнулась, когда услышала это. От Кирилла теперь непросто что-либо скрыть. Хотя, верный своему обещанию, он не читает через прикосновение мысли, он легко угадывает интонации в голосе, изменения на лице. Нужно тщательно следить за собой, чтобы закрыться от него. Но сейчас Наира этого делать не собиралась. – Я просто хочу его понять… Я наивно думал, что, поняв устройство Вселенной, пойму и людей, – Кирилл снова усмехнулся. – Я даже своего брата по крови не могу понять. Он был ребенком света и прошел через Источник. Узнал законы Вселенной, узнал о том, что всё содеянное возвращается, что всякая энергия течет к такой же энергии, что звону вторит такой же звон… Так почему же он пошел на такое? Убийства невинных, зависть ко мне… Что сломало его? Почему взывал ко мне со словами «брат» – а тем временем втихаря выходил из Источника? Почему использовал так же, как и… Кирилл мельком взглянул на Наиру и закончил: – Как и его родители. Он наверняка хотел сказать «как и вы». Но не хотел обидеть Наиру. Между ними установились доверительные отношения, и Кирилл не желал их разрушить. Наира тоже ими очень дорожила. Этот мальчик – связующая ниточка между нею и Золотым веком Изначальных. Напоминание о том, что кто-то еще способен пройти Источник. А значит, еще возможно всё возродить… Вот только не пользовалась ли она Кириллом? Значим ли он был для нее уже как человек? Теперь – да. За эти месяцы Наира успела привязаться к нему, узнать его получше. Он перестал быть «надеждой Беловодья». Он стал частью Беловодья – и ее жизни. Хотя их не соединяли кровные узы, Наира считала его братом. – Ты задаешь вопросы, Кирилл, на которые я не знаю ответа, – вздохнула она. «А что я вообще теперь знаю?» – внезапно подумалось ей. Вся мудрость и опыт прожитых веков почему-то молчали, не отвечали ей. Время значило много – но, очевидно, не всё. – Разве? – Кирилл приблизился к ней. – Ты не была в Источнике. Но ты была при Них. Ты Их помнишь. Что могло бы сломать тебя? Что… «Уже сломало?..» Он не сказал это, но это и так читалось. В другое время Наира была бы возмущена тем, что он бесцеремонно лезет к ней в душу, задает такие вопросы. Но сегодня она была рада, что кто-то еще мучается тем же, что и она. Может, вместе они найдут ответ? – Боль утраты, – наконец она смогла собрать воедино мятущиеся мысли. – То, как всё было гармонично при Них. И то, как стало после. Это сложно вынести. Сложно принять. «Должно быть, потому Расмус и сошел с ума. Он не хотел бежать, как Верона, чтобы сохранить свой маленький уголок потерянного рая. Не хотел предать себя прежнего и измениться, как другие. Он так и не сумел смириться. И я близка к тому же…» Кирилл долгое время молчал, а потом медленно кивнул. – Вот оно, теперь я понимаю… – он снова посмотрел на едва различимое сквозь лед лицо брата. – Он вырос в свете, прошел через свет и узрел законы мира. И тут же столкнулся с их нарушением. С ложью и предательством. Он не смог этого вынести. Юноша придвинулся ближе ко льду и положил на него свои ладони. Наира поначалу чуть напряглась, но потом выдохнула. Нет, он не прибегал к магии. Привычка, привычка не доверять. Беспощадная реальность заставила даже Наиру измениться. Иначе она просто не дожила бы до нападения веритов в том лесу. – Я видел всю подноготную этого лживого, несовершенного мира. После него и радостно, и грустно увидеть, как всё должно быть. Но это не было потрясением. А для него – было. Бедный ребенок… Кирилл снова обернулся к Хранительнице и медленно отнял руки ото льда. – И знаешь, что я понял сейчас, Наира? Знаешь, что? – он с грустью улыбнулся, подходя к Хранительнице. – Что мало расти в свете, чтобы быть готовым. Нужно принять этот мир, его несовершенство. И нужно быть достаточно зрелым, чтобы вместить в себя эти знания. Это не должен быть ребенок, Наира. И, если быть до конца честным, не должен был быть я. Изначальные не выплатили мне зарплату. Они просто дали аванс… Он неловко рассмеялся и взъерошил рукой свои растрепанные волосы. Наира уже привыкла к тому, что, даже прожив три месяца в Беловодье, Кирилл так и не приноровился аккуратно причесываться. – Я такой же дурак, каким и был. В Источнике мне казалось, что я смог объять необъятное. А я, оказывается, только сделал первый шаг к этому. Даже не так – шажочек. Спасибо тебе, – он благодарно поднял на нее глаза. «За что?» – хотела сказать Наира, но просто пожала плечами. Ей это открытие не принесло такой же радости. Мало оказалось понять причину, надо еще понять, как всё изменить. А возможно ли это еще? Внезапно сердце вздрогнуло: что если Источник – это просто память о былом величии? Книга Заповедей о том, как, словами Кирилла, всё должно быть, раскрывающая глаза на мир, на его устройство – но бессильная тягаться с колесом изменяющего всё времени. Колесом, вдавливающим в грязь любые ценности, идеалы и даже законы. Да, Источник дарует огромную мощь. Но один в поле, даже самый могучий, – не воин. Даже Изначальные – и те разочаровались и покинули Беловодье. Может, угасание – естественный процесс? Может, так тоже должно быть? – Я могу что-нибудь сделать для тебя? Как-то… отблагодарить? – в голосе Кирилла звучало беспокойство. – Наира? Что он мог сделать? Ей нужна гармония в разладившейся душе, ощущение единства. Если бы она снова смогла это почувствовать, потому что готова уже разувериться во всем! Даже несмотря на Кирилла, что стоит перед ней. На пылающие Источники. Источники… Кирилл… – Да, – Наира вперила в юношу внимательный взгляд. – Я тоже хочу прикоснуться к силе Источника. Хотя бы на краткий миг… *** Взгляд Кирилла сразу стал серьезным, настороженным. – Наира, ты понимаешь, что это опасно? Ты понимаешь, что если в твоей душе сильный диссонанс, то гармония Источника просто-напросто ее разрушит? Как расщепила на атомы Вигуса? Я не хочу сказать, что сомневаюсь в тебе… – Именно это ты и хочешь сказать. Кирилл, не надо этих расшаркиваний, – Наира ценила его вежливость, но только не сейчас. – Я прекрасно понимаю, что стала падшей богиней. Если чистота и была, я давно ее растратила. Те пятна, те нарушения законов Изначальных – они никуда не делись и разрушат меня, стоит мне войти в Источник или тебе – передать его силу. Но пойми… Наира давно уже никого ни о чем не просила. Но сейчас… сейчас она готова была умолять мальчишку, потому что еще немного – и начнет терять рассудок. Повторит путь своего учителя. – Мне нужно хотя бы еще раз почувствовать себя рядом с Ними! Ощутить, что мир внутри, в своей сердцевине – он не изменился! Что всё мракобесие, что творится в Беловодье и на Земле – только наносная грязь. Что ее можно смыть… Прошу, не отказывай мне в этом. Я не хочу получить то, чего не заслужила. Но я хочу вспомнить… Кирилл качал головой. В его глазах читалось сожаление. Наира сделала к нему шаг, протянула руку, но он отшатнулся. – Я верю тебе, но не могу этого позволить. Слишком опасно… – Лишь мгновение – и ты уберешь руку. Я знаю, что ты не причинишь мне вреда. – Да я-то не причиню! – его крик разнесся по пещере, и его подхватило эхо. – Но ошибка, Наира, маленькая ошибка – и я уже не смогу тебя спасти! Эти законы придумал не я, и этот закон тебя убьет. Не потому, что ты какая-то плохая, неисправимая. А потому, что ты не совпадешь с ритмом Источника. И он тебя уничтожит… сотрет из бытия… – Кирилл… я никогда тебя ни о чем не просила… – Вот и попроси! Чего хочешь, но только – не этого! – он вновь сорвался на крик. Наира прикрыла глаза. Он прав, он, безусловно, прав. Риск слишком велик. А она не должна рисковать собой. Сейчас Беловодью нужны все Хранители, какими бы они ни были… Нет, не так. Беловодью нужны истинные Хранители. Не нужна сходящая с ума женщина, которая места себе не находит. Не нужна та, что решится на безумство. – Я уже давно не живу, Кирилл. Быть может, я оказалась слабее других. Слабее Вероны. Слабее даже Трэвиса. Но либо я вновь нащупаю этот путь, либо… буду медленно умирать… Но она не вправе перекладывать на Кирилла ответственность за свою смерть. Это слишком эгоистично. Наира открыла глаза и устремила их на Источник. На мгновенье мелькнула шальная мысль… нет, так тоже нельзя. Еще раз отравленный Источник – это новые стихийные бедствия для Беловодья. Новое ослабление всех магов. Она понимала Расмуса, но его последнего поступка не простила даже ему. И не простит себе. – Наира… – Кирилл вновь оказался рядом. – Ты что это еще… Даже не думай! – Я достаточно совершала глупостей, Кирилл, – она вздохнула и отвернулась от полыхающего пламени, – чтобы совершить еще и эту… – Посмотри на меня. Наира, посмотри, пожалуйста! – его голос был настойчив. Она выполнила его просьбу. Неужели он не может догадаться, что она не способна на подобное? Что он так пытливо в нее вглядывается? Чего ищет? – Тебе… правда это нужно? – спросил он и сам же, помедлив, кивнул. – Правда… – Забудь о моей просьбе, – Наира отвела глаза. – Я не имею никакого права толкать тебя на такое… – Дело не в этом… – Кирилл шумно выдохнул, а затем шагнул в сторону, вновь отыскав ее взгляд. – Хорошо. Но только, Наира, ты должна полностью довериться мне. И когда я отведу руку – даже если в этот момент тебе покажется, что я забираю у тебя весь мир – ты не бросишься следом. Ты обещаешь? Неужели… неужели он всё же даст ей прикоснуться к магии Источника? Надо бы отказаться… разумнее отказаться! Но это выше ее сил. – Я клянусь, – твердо произнесла она, не смея и надеяться. Но юноша был настроен серьезно: – Тогда идем. Кирилл расстегнул фибулу своего плаща и, сбросив его с плеч, расстелил на земле прямо у Медного царства. – Садись. Ну, садись же. Я же не знаю, останешься ли ты в сознании. Подхватить тебя не смогу, любое прикосновение будет чревато. Ты обещала слушаться меня, да? И она слушалась. Хранительница, за плечами которой были тысячи лет, доверилась юноше двадцати семи годов. Она послушно подошла к нему и опустилась на плащ. Кирилл встал рядом на колени и, протянув к ней руку, чуть отвел в сторону ее волосы, упавшие на лицо. – Это я так… ну, чтобы лучше было видно… – слегка смущенно пробормотал он. Волновался, беспокоился, искал причину для промедления. Ведь волосы, по сути, не нужно убирать – видно будет совсем не глазами. – Кирилл. Что бы ни случилось, спасибо тебе – за всё, – Хранительница внимательно посмотрела на юношу, а затем, повинуясь внезапному порыву, обхватила его голову ладонями и прикоснулась губами ко лбу. – И помни, – сказала она, отстранившись, – это был мой выбор. – Так, ну хватит разводить погребальные речи! Мы же к Изначальным в гости идем, а не по ту сторону бытия? – Кирилл нахмурился, но, улучив момент – и Наира это увидела, – коснулся пальцами лба в том месте, где она его поцеловала. И чуть улыбнулся. Аура богини любви – она всё еще остается с ней. Хотя, видят Изначальные, Наира чувствовала к Кириллу только любовь старшей сестры. – Всё, ты готова? Кирилл растер себе руки, несколько раз встряхнул их, а потом подул на ладони. Точно омыл, избавляясь от поверхностных, излишне приземленных энергий, чтобы не смешивались с глубинной, чистой. – Запомни – что бы ты ни чувствовала, не тянись за этим. Сумей вовремя отказаться! Он закрыл глаза, и Наира тоже смежила веки. Она чувствовала, как Кирилл впадает в состояние транса, и сама тоже прогнала прочь лишние мысли. Открылась ему, распахнула ворота души, убрала все стены. Такой беззащитной она не была уже много веков. Даже с Трэвисом не позволяла себе подобного. Наира не знала, что ощутила раньше – тепло руки юноши, сжавшей ее пальцы, или мягкое касание его ауры – сияющей ярким светом, наполненной мощной энергией. А затем, точно небесный прохладный дождь, эта энергия пролилась на нее, омывая, очищая, заставляя завибрировать на одной с Кириллом волне… Это сложно было описать словами. Мир вертелся перед Наирой, и в то же время его отдельные фрагменты замирали перед ней огромными, живыми полотнами. Сотни, тысячи лиц, миллионы событий. Всё пробегало в один миг, но она всё успевала рассмотреть. Там, где бессилен был разум, повелитель сознания, включались чувства, откликалась душа. Самые счастливые моменты прошлого. Улыбка покровительницы-Изначальной, суровые, но лучащиеся светом лица остальных. Ее товарищи по служению, будущие Хранители. Такие молодые – не телами, но душами. Клавдий, его глаза горят волей, силой и мужеством, Стефания – олицетворение изящества и в то же время глубокого ума. Как ясен лик Расмус, в нем нет ни тени безумия. Благородное лицо Хродмара, Умбра еще не коснулась его своей черной дымкой, не сжала шею своей удавкой. Эдмон – его познания еще хранят в себе мудрость. Верона… а вот она мало изменилась, совсем мало… И Трэвис… даже сквозь видение Наира ощутила на своих щеках теплые слезы. Трэвис, согревающий, а не приносящий пожары огонь домашнего очага. Огонь семьи, ее спутник, супруг, вторая половинка. Люди Беловодья – давно уже ушедшие, но сейчас точно живые. И все их души видны насквозь, весь спектр вибраций. И сразу заметно, кто гневается, а кто засомневался, кто созвучен ей, а кто затаил обиду. Им не надо говорить, достаточно подумать – и через образы их мысли передаются Наире. Беловодье – совсем иное, мир на своей заре. Могучие океаны, хрустальная вода рек и озер; не расколотые землетрясениями горы; огромные деревья, уносящиеся к небу, точно подпирающие его колонны. Гармоничный хоровод планет, посылающих миру свое благословение. Две из них еще целы, не разбиты на многочисленные астероиды. Девственно чистые, еще ни разу не замутненные Источники, гонящие магическую энергию по жилам Беловодья, словно большое сердце – кровь. И всё дышит магией: и здесь, и на Земле… Давние подруги юных лет… Дарящие свою любовь и обожание земляне, почитающие ее как богиню. Русоволосый мальчик, крепко обнимающий ее. Несущий ее на руках Трэвис. Заботливо протягивающая ладони Верона. Расмус, дарящий ученице отеческую улыбку. Вручающий кинжал Клавдий, устремивший на нее внимательный, особенный взгляд. Родные, небезразличные ей люди, поддерживающие ее в разные периоды жизни. Их много, намного больше, чем мог упомнить разум. И, наконец, сама Вселенная – сегодня, сейчас, в этот миг. Потоки сил, ослабленные, обедневшие – но всё еще текущие по Беловодью. Сердце бьется, мир дышит, будто гигантский живой организм, и Наира слышит его дыхание, ощущает его пульс. Мир – который нужен ей и которому нужна она. И он готов дать ей силу… особую силу… Наира лишь ощутила ее слабое касание, этот легкий поцелуй Вселенной – и тут же всё отдалилось от нее. Будто ребенок, лишенный материнской ласки, она хотела кинуться вслед за ускользающими, уходящими вглубь океана манящими волнами… побежать босыми ногами по мокрому песку… – Наира… пора уходить… Наира… – этот голос, странно знакомый, всё звал и звал ее, но трудно было сдвинуться с места. Волны будто приглашали броситься в них… искупаться, ощутить свою магию… И, невзирая на предупреждения, Хранительница делала шаг за шагом в сторону моря. Только еще раз прикоснуться к нему. Позволить волнам омыть босые ступни… – Наира!.. – в голосе послышалась тревога. И внезапно всё изменилось. Вокруг потемнело, стало не хватать воздуха, земля задрожала, ноги по щиколотку ушли в песок… Хранительница подняла глаза – о Изначальные, волны выросли меньше чем за мгновение и теперь нависали над ней высочайшей горой… горой, готовой на нее обрушиться. Она не просто утопит, она расплющит, раздавит, ничего не оставив после себя. Бежать, бежать что есть силы! Наира развернулась, устремилась прочь… и упала лицом в песок, оказавшийся на удивление твердым, жестким, колким, будто битое стекло… Попытки встать ни к чему не приводили. Превозмогая боль, Наира посмотрела на свои руки, затем на ноги. Их окутывало красноватое сияние, заключившее в силовое поле, в крепкие оковы. Ими невозможно было даже пошевелить! Ее роковые ошибки, весь ее внутренний разлад… То, что не позволило бы поплыть по волнам и что теперь не дает убежать. То, что ее сейчас безжалостно и равнодушно убьет. – Наира… беги! – опять послышался чей-то отдаленный голос. И вдруг ноги и руки обрели свободу, будто кто-то разбил оковы. Ладони и стопы вновь ощутили под собой мягкий, мокрый песок. Наира вскочила и побежала прочь – а громада волн шла за нею следом. Хранительница понимала, что не успевает, что она не послушалась Кирилла, что слишком задержалась здесь – и теперь должна заплатить неизбежную цену. Но почему-то в сердце не было ужаса, точно Наира заранее приняла свою участь. И всё же она бежала – потому что должна была бороться до последнего, потому что не должна была подвести Кирилла, зовущего ее к себе, пытающемуся помочь… И бессильному что-либо сделать. Странно, что когда воды океана рухнули вниз, на Наиру, она ощутила не боль, а удивительную легкость, точно незримая сила вознесла ее наверх… Возникло дивное чувство полета… а потом в глазах всё перемешалось. Небо и вода, земля и волны… – Наира! – она почему-то до сих пор слышала отчаявшийся голос Кирилла. Его лицо даже проступило сквозь воду – или сквозь небо? Она хотела потянуться к нему, обнять, поблагодарить – но силы оставили ее, и Наира упала в океан, увлекаемая его течением. Прежде чем сознание окончательно покинуло ее, она успела подумать, что даже если Кирилл всё же не успел отнять руку, то жалеть ей было не о чем. Потому что прошлое не оказалось порождением ее разума или несбыточной мечтой. Оно было реально, и за него стоило бороться. И, если ей суждено очнуться, она это непременно сделает…