Их реальность

Акт Первый: Томас, мать его, Риджуэлл. Эдд всю неделю ходил не в духе – то в магазине не было товара, который понадобился ему именно в, боже блядь мой, этот момент (КАК ЖЕ ХОЧЕТСЯ КОЛЫ), то солонка случайно задевалась объемным рукавом его зелёной толстовки (ничего на столе секундой раньше не было, серьезно), то почтовый ящик как будто передвигался на пару метров в сторону дороги, и Эдд, привыкший ездить в университет на велосипеде каждое утро и так не самых лучших будней, не вписывался в поворот и сильно расшибал локоть, и будни делались еще хуже. Гоулд хотел накричать на все на свете, а больше всего – на сожителей-полудурков, которые только смеялись над его невезением. И именно в ту неделю Том отправился на пьянку к какому-то своему знакомому из Дискорда, с которым они сошлись интересами с две недели назад, и вернулся домой в очень нехорошем состоянии. Нехорошем настолько, что Риджуэлл перестал понимать, о чем ему говорил Эдд, когда тот встречал его на пороге дома. Том, жмурясь от неприятного шума в голове, сползал по стенке дома и будто не замечал Эдда. И это стало последней каплей для Гоулда, потому что он мог вытерпеть многое, но позволить не слушать себя он не мог. Разговоры и так были для него больной темой: в последнее время Гоулд каламбурил через силу, все больше молчал, не мог подобрать слов, избегал беседы в компании больше трех человек. Заставлять себя говорить в реальном времени было тяжелым делом, потому что Эдд привык излагать свои мысли через рисунки или выверенные записи сочинений. И если он решался заговорить, то требовал к своей речи уважения. И он не признавал утверждений Торда, что так делают только пятилетки с обостренным чувством собственной важности. Ну уж нет. Эдвард Гоулд стоял на пороге и истерично кричал на Томаса Риджуэлла, и ему было плевать на то, что подумают о нем Эдуардо, молодожены из дома напротив, Лорел, миловидная однокурсница из богатого двухэтажного коттеджа справа, которая, кажется, нравилась Мэтту. Он редко игнорировал мнение общества, его было сложно довести до такой степени гнева, когда Эдд был готов просто разорвать все вокруг в клочья, но вот он стоит на газоне и бросается на Риджуэлла, чтобы как следует избить пьянчугу. Ларссон, как он сам с гордостью за своего сожителя говорил всем окружающим (однокурсникам, Мэтту, Тому и даже самому Эдду), ужасно боялся, когда оттаскивал Гоулда от Тома, а он, видите ли, мало чего боялся. Однако когда на следующее утро после происшествия сам морально пострадавший Том Риджуэлл отловил на чердаке маленького паука и услужливо усадил Торду на руку, тот громко завизжал. Оказалось, что всё-таки Ларссон боялся достаточно многих вещей. Инцидент не принес Эдду особого облегчения, друзья его кое-как успокоили на некоторое время, пригрозив, что отнимут родительские права на Ринго (которые были сделаны Мэттом из цветной бумаги, торжественно вручены Гоулду на его день рождения и засвидетельствованы Томом и Тордом), а потом у него разболелись горло и голова. Таким образом, не особенно желая идти на пары и получить там еще одну порцию нежеланных, но ожидаемых неприятностей, Эдд решил переждать свою черную полосу дома, а затем вернуться в мир позитивным, отдохнувшим и везучим засранцем с классным чувством юмора, каким он всегда был. Он нуждался в отпуске. А остальная компания, которая не знала, что еще может выкинуть их сожитель в состоянии нервозности, уговорилась по очереди прогуливать и присматривать за маленьким, тощим, но очень важным Эддом Гоулдом, который из саркастичного оптимиста решил податься в истерички. На Тома все еще могли держать обиду, а Торд Ларссон очень хотел похвастаться тем, что его лучший друг, «Эдд, ну вы помните, мелкий такой, не лезет в драки, он еще бесил Хиларсона, который Хилари», стал настолько крутым, что чуть не убил Риджуэлла, который «ну этот придурок, со всеми дерется, строит из себя музыканта». Поэтому дома с Эддом решили оставить Мэтта, лучше всех из четверки умеющего не бесить. Впрочем, это не особенно ему помогло. *** Акт Второй: Мэтт, блядина тупая, Харгривз. Эдд, который после своей выходки с Томом всю ночь пытался успокоиться за счет рисования и пушистого Ринго, отрубился ближе к четырем утра, еле добравшись до кровати. Естественно, он, находясь на тонкой грани между сном и «сука, как же хочется спать», не позаботился о том, чтобы открыть для Ринго дверь в коридор. В планы Эдда входило проспать до двенадцати, позвонить профессору, несчастным голосом сообщить, что приболел, а потом смотреть старый сериал про ведьм, которые носят кофточки с глубокими декольте, а ещё потом читать фанфики про двух детективов из этого же сериала. Но неужели мог Эдд Гоулд рассчитывать на подобное счастье, если у него была полоса невезений? Не-а, не в этот раз, солнышко. В девять часов утра или около того Эдд смутно почувствовал, что Ринго прыгает по нему в приступе бодрости, громко мяукает и пытается охотиться на его одеяло. Покрывало было тонким, и Ринго прокусывал его своими клыками, стоило двинуть ногой или рукой – кот больно вгрызался в нее. Эдд невнятно прикрикнул на кота, и он, попрыгав еще с минуту, подозрительно затих. Гоулд почувствовал неладное и, окончательно просыпаясь, привстал на локтях. Тут же в ноздри ударил запах, Ринго, радостно мурлыкая, переместился вниз и уже скакал под кроватью, собирая пыль там. Эдд вдруг понял, что за кучу оставил его кот, и, с отвращением морщась, Гоулд выскользнул из-под покрывала. – Бля-ядь, ну чего ж такое-то, а… – с чувством протянул он, по достоинству оценивая уровень отстойности только начавшегося дня. Эдд, одной рукой схватив Ринго, бросился застирывать одеяло в ванную на этаже. Кота бросили в душевую кабину и закрыли дверь, чтобы не растоптал грязь по всей квартире и дождался чистки лап. Мэтт, который спал на чердаке прямо над ним, причем спал чутко, спустился вниз, привлеченный шумом. – Что за вонь? – поморщившись точно так же, как и сам Эдд до этого, спросил Мэтт. – У Ринго спрашивай, – сквозь зубы прошипел Гоулд. – А еще лучше вымой ему лапы, они все в дерьме, наверное. Мэтт в обычный день бы сделал все, чтобы не иметь никакого отношения к уходу за Ринго, но Эдда злить он не особенно хотел. Поэтому Харгривз, не протестуя, растерянно заозирался по сторонам. – Ну? Мэтт, просто возьми его, включи воду и отмой, делов-то, – Эдд поглядел на него достаточно сердито. – Но он же меня поцарапает… – захлопал глазами Мэтт. Гоулд хотел было грубо ответить «естественно поцарапает, это же кот», но промолчал, решив, что уборка и Харгривз – всё-таки вещи несочетаемые. – Если не хочешь помочь, отвали и не мешай, – бросил Эдд мрачно и отвернулся от него. Мэтт заметил множество подживших и совсем свежих, глубоких и не очень царапин от когтей на тыльной стороне ладошек Гоулда, и ему стало стыдно. Он молча схватил тряпку, висевшую на батарее, и отправился в комнату Эдда, чтобы убраться там, если что-нибудь осталось. Харгривз быстро разделался с парочкой кошачьих следов и заодно открыл окно, чтобы проветрилось. Только тогда Мэтт обратил свой взгляд на рабочий стол Гоулда и замер. Кружка, очевидно опрокинутая котом, боком скромно лежала на столе. Харгривз подошёл поближе и выдохнул с облегчением: вылилась всего пара капель кофе. Графический планшет и клавиатура задеты никоим образом не были. Мэтт забрал кружку, и отнес ее в кухню, и, чтобы Эдд лишний раз не дергался, вытер со стола капли. Когда Харгривз тихонько закрывал дверь в личный бункер Гоулда, из ванной раздалось шипение. – Эдд? Все в порядке? Эдд Гоулд вывалился из комнаты мокрый с головы до ног, придерживая правую руку. Ринго с воплями бросился прочь. – Это Ринго так страшно шипел? – Это я так шипел, Мэтт. Я потянулся за мылом, поскользнулся на мокром полу, упал, рукой задел угол зеркала и распорол кожу. Я сейчас очень злюсь, поэтому дай мне просто пройти на кухню и позавтракать. Харгривз на автомате отошел, но тут же кинулся следом, боясь, как бы Гоулд случайно не убился. Тот зацепился своими шортами песочного цвета (они были размеров на пять больше, держались только на завязках, и Мэтт всегда удивлялся, как это они ни за что не цеплялись) о ручку двери, чуть не упал, но в последний момент удержал равновесие. Тут Харгривзу в голову пришла замечательная мысль. – Эдд, а может, тебя прокляли? Гоулд смерил Мэтта тяжёлым взглядом. – Мне сейчас очень хочется с тобой поссориться, Мэтт, а ты даешь повод для этого. Мне это на руку, тебе – не очень. Так что в твоих интересах перестать надо мной издеваться. – Но я ведь не издеваюсь! – Харгривз тронул Эдда за плечо – это всегда его приободряло. Но сегодня Гоулд сбросил руку. На кухне он попытался налить воды в чайник из фильтра, но крышку в последний раз положили неплотно, и она отвалилась. Вода разлилась по столешнице и закапала на пол. Харгривз решил, что лучше будет просто усадить Гоулда на стул и сделать все самому. Когда чайник вскипел, они молча сидели друг против друга и ждали чего-то. Эдд, казалось, вот-вот заплачет. Мэтту почудилось, что наступает конец света. *** Акт Третий: Мама. Любые оскорбления здесь излишни и по-настоящему оскорбительны. До часу дня Мэтт смог немного исправить положение. Они спокойно сидели на диване в гостиной и смотрели сериал. Оба жевали печенье, укрывались пледом и изредка шутили по поводу главных героинь. Харгривз позвонил профессору Денбро и сообщил, что он приглядывает за Гоулдом, что в принципе было чистейшей правдой. Денбро, добрый по природе человек, задал пару вопросов о здоровье Эдда и дал слово не ставить в журнале прогулы. С лица Гоулда исчезло скорбное выражение, и он, хотя бы на время, поверил, что все позади. Едва они включили новую серию и начали громко и невпопад кричать вместе с заставкой «Как скоро наступит твое «сейчас»? Закрой рот, как ты можешь так говорить?», раздался телефонный звонок на домашний. Мэтт поставил на паузу и посмотрел на Эдда. – Как думаешь, стоит брать трубку? На домашний редко кто звонит. Гоулд широко распахнул глаза, внезапно озаренный ужасным подозрением. – Раз уж у меня отвратительная неделя, то я, кажется, догадываюсь, кто это может быть. Мэтт, – Эдд встал с дивана так, словно боялся больше не вернуться, – молись, чтобы это был не тот, о ком я думаю. Гоулд подошёл к тумбочке с телефоном и осторожно, как змею, снял ярко-оранжевую пластиковую трубку. – Алло? Это Меган Гоулд, позовите, пожалуйста, Эдварда Гоулда, если он дома. – Это я. Привет, Меган, – Эдд вздохнул. Этого следовало ожидать. Меган была его родной матерью, но оба находились в прохладных отношениях. Она была из тех людей, кто рожает ребенка в шестнадцать, не зная, кто отец, сваливает малыша на бабушку, строит карьеру и живет собственной жизнью, жалуется всем подряд и купается во всеобщей поддержке. Для Эдда она была скорее легкомысленной старшей сестрой, нежели мамой, а потому Гоулд звал ее по имени, хоть ей это не нравилось. – Ой, Эдди, утречка, – защебетала Меган, – я как-то вспомнила о тебе и решила позвонить, но не знала номера твоего сотового, так что нашла в своем справочнике домашний. Да, кстати, ты разве не должен быть сейчас в школе? – Я учусь в университете, Меган. Но вчера я заболел, поэтому остался дома. А зачем ты вообще звонишь, если знаешь, что меня не должно быть здесь? – Да неважно, как-то не вспомнила об этом сразу, – отмахнулась Меган. – Знаешь, я тут подумала… У меня отпуск наметился, и было бы здорово, если бы я тебя навестила. Я не видела тебя целую вечность, солнышко. Так, может, скажешь, где ты живешь сейчас, и я загляну на недельку? Гоулд закатил глаза. Он подумал, что раз уж ему в отношениях с матерью все равно нечего терять, то можно увильнуть или хотя бы попытаться увильнуть от мучительного присутствия в его доме Меган Гоулд. – Нет. Чао, – и Эдд бросил трубку. Он представил лицо Меган в этот момент и расхохотался. Впрочем, смеялся он недолго: телефон зазвонил снова. – Эдвард Гоулд, прекрати, – сердито сказала Меган. – Я просто хочу стать тебе ближе, посмотреть, как ты живёшь. Может, если тебе понадобится материальная помощь, то я… Эдд снова бросил трубку и засмеялся, но уже от нервов. Боже, он нарывался и, черт возьми, полностью это осознавал. Он хотел досчитать до десяти, но на шестой секунде Меган продолжила попытки поговорить. Прежде чем она успела что-то сказать, Гоулд выпалил: – Мне ничего от тебя не нужно. Я учусь, я снимаю дом вместе со своими друзьями, подрабатываю. Время, когда я нуждался в матери, прошло, и тебя не было рядом. Да, здорово, что ты хочешь что-то исправить, но, увы, этого не хочу я. Меган... Мама, у меня была плохая неделя, и ты делаешь ее только хуже. Я пришлю открытку на Рождество. Бывай. – Эдд, изви… На проводе Меган услышала гудки. Успешная тридцатишестилетняя женщина в центре Флориды нервно улыбнулась точно так же, как это делал Эдд на окраине Лондона. Ее зеленые глаза, не обрамленные морщинками, горестно посмотрели на море за окном, а очень похожие зеленые глаза осмотрели древние обои в цветочек. К Меган Гоулд подошла ее секретарша, которая никогда в жизни не подслушивала разговоры ее работодательницы, к Эдду Гоулду подскочил Мэтт, сплетник и любитель подслушать. Оба спросили в один голос (но за тысячи километров друг от друга): «Все хорошо, Гоулд?». Эдд отрицательно покачал головой и всхлипнул. Меган кивнула и улыбнулась. Мэтт крепко обнял Эдда, и тот почувствовал себя лучше. Меган разрыдалась в одиночестве. *** Акт Четвертый: Эдуардо Как-его-там. Никто никогда не запомнит странную фамилию этого chico caliente. Эдд никогда не мог понять, с чего все началось. Он просто знал, что Эдуардо ни о чем нельзя просить, особенно если ты очень нуждался в его помощи. Это был человек-выпендрежник, человек, обожающий командовать людьми слабее, и Гоулду не хотелось иметь с таким ничего общего. Однако у них была общая часть забора, общий путь в университет и общая аудитория на парах по психологии. Они с Мэттом всего лишь решили проветриться и встретить Тома и Торда на автобусной остановке, когда те бы возвращались с занятий. Эдд был морально подавлен, неуклюже запинался о камушки, но всё-таки наслаждался свежим весенним воздухом, запахами сирени со стороны коттеджа Лорел и цветущей яблони на их собственном участке. Мэтт рассказывал историю про то, как он знакомился с девушкой своей бывшей девушки, а потом эта самая девушка изменила его бывшей с ним. – Да уж, у тебя целый лес любовниц, – улыбнулся Эдд. Мэтт подавил смешок. Они настолько увлеклись созданием незамысловатых и никому, кроме них, непонятных каламбуров, что не заметили, как позади них скрипнула калитка. – Физкульт привет всем гомикам-квазиинтеллектуалам, остальным соболезную! – со спины к ним бойко подскочил Эдуардо и развязно закинул руку на плечо Эдду. – Чего не на уроках? Прогуливаете, что ли? – прищурился он. – А ты чего не на уроках? – вопросом на вопрос ответил Гоулд. Обычно с Эдуардо он предпочитал не дерзить, предоставляя эту привилегию Тому, но сегодня ему хотелось ссоры. Бить друга не так уж и весело, а Эдуардо – пожалуй, вполне ничего. – Так у меня ж окно последним, а вот тебя, Гоулд, я на психологии сегодня не видел, – Эдуардо широко улыбнулся. – Профессор Денбро, наверное, будет очень огорчен, если узнает, что ты не болен и просто так пропускаешь его уроки. А ведь я просто обязан сказать ему о твоей лжи, просто обязан. – Эдуардо, солнце, если на то пошло, то ты и завтра не увидишь меня в универе, – невинно заметил Эдд, не позволив себя запугать. Его уже охватил азарт. Мэтт с восхищением смотрел на Гоулда, который был на голову ниже и в два раза тоньше Эдуардо. Тот, кажется, почуял неладное. – Да? Почему же? – Потому что оба твоих глаза распухнут от синяков, – просиял Эдд, довольно наблюдая за спектром эмоций, отражающихся на лице Эдуардо. В конце концов он с ревом бросился на Гоулда, и тот с готовностью вступил в схватку. Увернуться вправо, шагнуть влево, поставить подножку – Эдд веселился как никогда. В каком-то смысле он теперь понимал, почему Том дрался так часто. Да, потом болели ссадины и ушибы, но количество адреналина и азарта прямо сейчас кружило голову. С разбитыми в кровь костяшками Гоулд чувствовал себя живым, и как-то забывались проблемы и несчастья. Впрочем, все хорошо в меру, и если бы Эдд дрался как минимум раз в неделю или около того, это бы быстро перестало приносить удовлетворение и стало рутиной. «Все-таки», – думал Эдвард, лёжа на асфальте, придавленный тушей Эдуардо, – «рисовать лучше». Мэтт, глядя на достаточно проигрышную позицию друга, немного поколебался и бросился на помощь. Вдвоем они быстро одолели Эдуардо. Харгривз разорвал рубашку на рукаве и отделался этим. Гоулду повезло меньше: на руках у него проступали черные отпечатки ладоней, костяшки были в мясо, скула рассечена, одежда вся извалялась в пыли. Зато у Эдуардо, шатающегося и осторожно поднимающегося на ноги, как и было обещано, на каждом глазу красовалось по фингалу. Оба полностью истратили запасы злости друг на друга и теперь были готовы помириться. – Ну что… До завтра, сосед? – стараясь отдышаться, спросил Эдд. Он протянул Эдуардо руку, чтобы помочь ему устоять на ногах. – До завтра, – Эдуардо благодарно принял ее и, тяжело опираясь на Гоулда, принял четко вертикальное положение. Оба поняли, что «кажется, всё-таки в нем есть что-то хорошее». Эдд и Мэтт, закинув руки друг другу на плечи, пошли дальше в сторону остановки. Если судить по обычному расписанию, автобус должен был приехать с минуты на минуту. Конечно, в это время люди частенько попадали в глобальные пробки, но Эдд спешил, догадываясь, что с его везением Том и Торд приедут раньше времени, и они как-нибудь разминутся. Эдуардо долго смотрел вслед удаляющейся компании, а затем вернулся в дом. Все равно даже если изначально он собирался встретить Джона и Марка на той же остановке, чтобы потом пойти с ними в парк или пиццерию, в том состоянии, в каком он находился сейчас, это было невозможно. Но Эдуардо не очень расстроился – приятно, когда для разнообразия Эдд Гоулд находится в боевом расположении духа, а потом признает равную победу обеих сторон. Но, если бы не Мэттью Харгривз, трепло и трусливая падла, то Гоулд не отделался бы царапиной на скуле. *** Акт Пятый: Торд, дьявольская рогатая тварина, Ларссон. – Ты серьезно подрался с Эдуардо? Гоулд, я тебя обожаю! – Торд подхватил Эдда и закружился с ним. Ларссон восхищенно глянул на Гоулда. – Ты мой храбрый солдат, подумать только, мой тихий-мирный Эдд со своим ростом в сто шестьдесят справился с Эдуардо выше ста восьмидесяти! – Эй, вообще-то я тоже там был, – раздраженно заметил Мэтт, который шел позади, скрестив руки на груди. Торд оглянулся назад и уже собирался сказать Харгривзу что-то колкое, как зацепился носком кроссовка за поребрик и уронил Гоулда на асфальт. – Черт, прости, Эдд. Нормально все? Эдд, даже не испугавшись, просто поднялся и отряхнулся. Торд и Мэтт, не сговариваясь, кивнули друг другу и схватили Гоулда за обе руки, чтобы тот не зацепился о собственные ноги или обо что-нибудь еще. Том пошел впереди, проверяя путь, и таким своеобразным шествием, время от времени переглядываясь и без особого успеха делая серьезные лица, они смогли благополучно достичь более безопасной для Гоулда зоны – дома. – Ну, завтра с тобой буду прогуливать я, – с торжеством протянул Ларссон, когда они вчетвером втиснулись на диванчик в гостиной. Мэтта, как самого высокого и, соответственно, широкого, спихнули на подлокотник. – А можно завтра я просто останусь один? – на всякий случай спросил Эдд. Может, прокатит. – Нет, – в один голос ответили все. Не прокатило. Черная полоса Эдда Гоулда постепенно доходила до маразма и становилась смешной – его неуклюжесть и проблемы достигли такого высокого уровня, что вполне смахивали на проклятие, как изначально предположил Харгривз. Том, Мэтт и Торд, очевидно, решили караулить его на всех углах. Риджуэлл сидел на кухне на неудобном жестком стуле и залипал в телефоне вместо того, чтобы, как обычно, делать то же самое, но на удобной кровати в своей комнате. Мэтт увлекся сериалом Гоулда и теперь, развалившись в гостиной, в одиночестве запоем проглядывал второй сезон, изредка отвлекаясь на проверку своей странички в социальной сети. Ларссон сидел прямо за дверью и просто бесил. Он взволнованно заглянул к нему в ванную комнату, когда Эдд всего лишь ненароком смахнул с полки шампунь. – Все хорошо? – спросил Торд. – Ага. Ларссон, есть одна просьба, – Гоулд выглянул из-за шторки и глянул на Торда. Тот притворно-скромно улыбнулся и молча покраснел до кончиков ушей. – Какая? – полюбопытствовал Ларссон. – Исчезни, милый, – просиял Эдд. Торд понятливо кивнул и юркнул обратно за дверь. Впрочем, Гоулд подозревал, что Ларссон останется и будет подглядывать: Торд был не самым адекватным человеком на свете, и это знал каждый, кто хоть раз мельком успевал заметить его журналы со слипшимися страничками. Эдд поспешил закончить с водными процедурами, завернулся в полотенце, нырнул в пижамную безразмерную футболку, проверил наличие глаз Торда в каждой из самых тоненьких щелок и всё-таки сумел переодеться. Оказалось, что Гоулд зря беспокоился: Ларссон не подглядывал, а преспокойно лежал на кровати в его комнате и пытался взломать телефон Эдда, совершенно игнорируя присутствие его обладателя. Гоулд выхватил мобильник и спихнул с кровати Торда, тот ойкнул и попытался снова захватить территорию. Ларссону не пришлось ничего делать – карма мгновенно настигла Эдда, и он без посторонней помощи пошатнулся и грохнулся на пол. В конце концов молчаливая борьба завершилась, и оба – Торд и Эдд – уселись на кровати. – Что ты здесь забыл? – стараясь отдышаться, спросил Эдд. – Мы же договорились, что я буду приглядывать за тобой. Я не собираюсь давать твоей подушке шанс случайно задушить тебя, или твоей люстре случайно упасть и разбиться. Мои удача и харизма должны постоянно пересиливать твое невезение, иначе мы не добьемся никакого положительного эффекта. – Я не заметил ни твоей харизмы (если ты только не перепутал ее с наглостью), ни положительного эффекта, – потирая ушибленный бок, буркнул Гоулд. – Говорю же, необходимо длительное воздействие, – Торд совершенно пропустил мимо ушей замечание о его харизме. Эдд, кажется, начал о чем-то догадываться. И чем лучше он понимал, что хочет сказать Ларссон, тем явственнее становилось недоумение на его лице. – Собираешься ночевать здесь? – Точно, – и в подтверждение своих слов Торд лег на краешек, уже не настолько бессовестно, как раньше, а вполне скромно. Наверное, именно этот благородный поступок Ларссона разжалобил Эдда и подтолкнул его к согласию. – Хорошо, оставайся. Только иди вымойся, ты весь пыльный после автобуса. И Торд без возражений ушел. К тому времени, как он вернулся, и Том, и Мэтт успели зайти пожелать спокойной ночи, Эдд попытался порисовать (у графического планшета, естественно, внезапно снизилась чувствительность, и Гоулд не смог понять, как настроить все так, как было раньше) и почитать (сайт обновили, и новое оформление было хуже некуда). – Ты пытался утопиться? – достаточно безразлично осведомился Эдд, расстроенно откладывая телефон. Гоулд хотел, чтобы этот день кончился поскорее, а потому уже расстелил кровать, внизу на всякий случай положил подушки и без колебаний и каких-либо угрызений совести выставил Ринго из комнаты. На кота Эдд все еще был в обиде за утреннее происшествие. – Мыл голову, хотел пахнуть яблоками. – Да уж, теперь весь дом минимум неделю будет пахнуть яблоками, – сказал Гоулд, принюхавшись. – Я ложусь. Ты еще можешь уйти, я буду даже рад такому исходу. Но Торд упрямо покачал головой. – Если ложишься ты, то лягу и я. Сейчас посмотрю в окошко и приду. Двигайся там, укладывайся подальше от края. Эдд выключил свет, оставляя работать настольную лампу с ее тусклым желтоватым свечением, нырнул под одеяло. Темная тень, которая на самом деле была Тордом в пижаме, стояла, скрестив руки и глядя в ночь за стеклом. Через какое-то время она отделилась от прочих теней, погасила лампу и тоже осторожно легла на кровати. Они лежали в полнейшей тишине, но оба знали, что никто не спал. – Торд, почему все это так тупо? – прошептал Эдд, повернувшись лицом к Ларссону. – Что именно? – Мы молча лежим в одной кровати, на одной подушке, укрываемся одним одеялом и прикидываемся, что это абсолютно нормально. Зачем? В универе будешь рассказывать, как мы спали вместе? Это в твоем духе, если вспомнить, что ты болтал про Катю и Ким. – Не буду, честное слово. И перед девчонками я извинился. – Тогда я тем более не понимаю, что мы тут делаем. Если бы мы были геями и лежали здесь, целовались или что-то такое, то было бы куда логичнее. – Эдд, я не знаю. Я просто хочу с тобой полежать и поддержать тебя. Это как благотворительная ночёвка. Но если ты хочешь целоваться, то ладно, валяй. Только потом не зови меня главным извращенцем. – Отстань, – Торд был уверен, что Эдд закатил глаза. Гоулд снова повернулся к стенке и засопел так, как сопит только глубоко оскорбленный человек. Несколько минут Ларссон о чем-то думал, глядя на спину своего друга. – Эй, Эдд. Ты спишь? – позвал он. Гоулд буркнул что-то себе под нос, показывая, что он слушает. – Если бы я сказал, что скоро мне нужно будет вернуться в Норвегию, потому что оттуда мне пришло приглашение на обучение военной инженерии, то как бы ты к этому отнесся? – Это было бы худшим известием и событием за всю мою черную полосу и вообще за всю жизнь, – немного помолчав, выдавил Эдд через силу. – Как замечательно, что никакого приглашения не приходило и я не уезжаю, – беззаботно пропел Ларссон. Эдд больно стукнул его по плечу. – Да не обижайся, я просто пошутил. Мне хотелось пробить тебя на жалость, чтобы ты всё-таки признался в любви ко мне. И тут Эдд вскипел. Мало того, что пугает, так ещё и все шутит про поцелуи. Ладно, если у Ларссона недотрах (или как правильнее назвать нехватку поцелуев, идиотизм и огромное самомнение в одном флаконе?), то скоро он узнает, что значит целовать Эдварда Гоулда. Все же Эдд хотел ссоры, тем более, Торд ее отчаянно добивался. – Пошел ты, – с чувством прошептал Гоулд и впился зубами Ларссону в лицо. Торд взвыл. *** Послесловие: чтобы все стало до конца понятно всем и каждому. Утром Эдд посчитал, что его черная полоса завершилась, и все, что надо было для этого сделать, – больно укусить Торда за нос. Кажется, его невезение перебралось на Ларссона, если считать невезением распухшие царапины и утреннее падение с кровати. Теперь Гоулд весь день наслаждался прогулом и всевозможными способами развлекался, радостно бегая по дому, – посидел на столе у Тома в комнате, пытаясь разобраться, как играть на его гитаре, покопался в журналах Ларссона, разочаровался в нем как в человеке и спрятал любимое зеркало Мэтта. Торд (на котором всю ночь лежала нога Гоулда, она же его и скинула часов в шесть утра, а потом Эдд даже не стал с ним разговаривать) с Ринго (Эдд напичкал его сухим кормом и даже не погладил) в это время печально сидели на кухне и обменивались понимающими взглядами – они оба ощутили на себе все ужасы отсутствия внимания Эдварда Гоулда. Правда, и Торд, и Ринго были достаточно милыми, чтобы состроить грустные мордочки ближе к вечеру и выпросить пощаду. Решив, что кот может бездействовать, а он – нет, Торд осторожно присоединился к Эдду, который израсходовал свой запас энергии и теперь сидел в гостиной у стены и прямо на однотонном участке обоев рисовал довольно симпатичную картину, изображающую их четверых, Лорел и компанию Эдуардо. Набросок его самого, Торда, Тома и Мэтта он сделал еще месяца два назад, потом по настоянию Харгривза добавил Лорел, а сегодня решил, что раз уж Эдуардо не такой придурок, как у них считалось раньше, то можно добавить и его с Марком и Джоном (тем более, Джон как-то подарил ему на Рождество мелки). Теперь Эдд отложил карандаши и маркер и принялся открывать гуашь. – Красиво получается, – Торд присел рядом и обратил внимание на свою персону. – Не подлизывайся, – отозвался Гоулд. – Нет, честно. Эдд не стал отвечать на похвалу, но обиды на что-либо в его лице Торд не разглядел. – Торд, помнишь Меган, мою мамашу? Она мне на позапрошлый день рождения прислала дорогущее пальто, Мэтт теперь его таскает везде, – неожиданно начал он. – Ну, да, помню, и что? – Вчера звонила, хочет приехать. Я сначала послал ее куда подальше, теперь мне немного стыдно. Если бы я ее позвал на неделю или две, то ты бы смог ее вытерпеть? Будешь сильно против? – Зови, если хочешь, мы не будем возражать. Неделю мы все сможем вынести женщину, которая не знает, сколько ее сыну лет и какого он роста. Я не удивлюсь, если она и имя твое забудет. А вот с двумя ты погорячился: нам-то ничего, а ты поедешь с катушек. Никому из нас усыновлять Ринго не хочется, он царапается и пристально наблюдает за людьми, когда они спят, так что мы все нуждаемся в твоем психическом здоровье. – Спасибо, что поддержал, Торд, – улыбнулся Эдд. Он подумал о том, что в такой ситуации друзьям принято обниматься от радости друг за друга, но всё-таки он был не настолько благодарен Ларссону. Эдд отвернулся к стене и начал красить волосы Лорел в ярко-голубой. Они сидели рядом и слушали какую-то музыку из сборника Гоулда. Торд облокотился о диван и лениво глядел на медленно продвигающуюся работу. Эдд с сосредоточенным видом шуршал широкой кисточкой, изредка только потягиваясь и зевая. – Ты выспался? – поинтересовался Гоулд уже часа в четыре, когда спокойная музыка и монотонные движения все же возымели свой отрицательный эффект, и Эдд начал дремать сидя. – Попробуй выспаться, когда тебя со всей силы кусают за нос, – Торд сердито указал на красные следы зубов. – Ты сам хотел получить поцелуй, и ты получил. Получил по носу, – Эдд выждал пару секунд для пущей эффектности. – Ладно, неважно. Я тоже не выспался, потому что от тебя несёт сигаретами, а рот ты яблочным шампунем не вымыл. Поэтому сейчас я ложусь на диван и сплю час или чуть больше, а ты охраняешь мой сон и караулишь приход Мэтта и Тома. – Ну уж нет, я тоже ложусь. И оба с сердитым видом легли на диван – Эдд расположился у правого подлокотника, Торд примостился у левого. Они для виду немного потолкали друг друга ногами, но в целом диван был широким, и каждый мог поместиться без особого ущемления личного пространства. Ринго тоже приплелся в гостиную, мягко стуча лапками, запрыгнул на диван и лег у бока Эдда, мурлыкая и подставляя живот, чтобы его почесали. Три холостяка уснули. Вернувшись, Том и Мэтт застали их в том же положении (или почти в том же: Ринго лениво перебрался куда-то на живот Эдда и пристально глядел куда-то на его подбородок). – Как ты думаешь, они здесь весь день спят? – тихо спросил Мэтт. – Вероятно. Не знаю насчёт тебя, но я поднялся в семь утра, чтобы успеть закончить задание для первой пары. И ещё я единственный из нас четверых не прогуливал ни одного дня за последнюю неделю. Поэтому я считаю это поведение если не личным оскорблением, то хотя бы наглостью. – Разбудим?.. – предположил Харгривз. – Ну нет, я ложусь к ним, – уверенно заявил Том и тут же втиснулся в узкую щелку между спинкой дивана и Гоулдом. Мэтт, с секунду поколебавшись, сел на пол. Взгляд его упал на рисунок на стене и, критично оглядев гуашевую версию себя, он остался доволен. Именно в этот момент небольшой (или всё-таки большой) конфликт, назревавший последние несколько недель, официально разрешился почти мирно. Если, конечно, не считать несколько драк, развязанных Эддом, но Мэтт был рад, что дело не дошло до убийства или случайного самоубийства. Конец. До следующего конфликта, разумеется.