***
Приютом было старое трехэтажное здание с длинными коридорами и лестницами советского союза. На стенах кусками отколупывалась зеленая краска, а с потолка вечно что-то сыпалось. Вообще, детский дом всецело напоминал школу. Разве что, вместо кабинетов — комнаты. На первом этаже было детское, так сказать, отделение. Комнаты воспитанников от года до шести лет. И кабинет воспитательниц этих детей. Также на первом этаже был небольшой спортзал и столовая, а в конце коридора — медпункт. На третьем этаже были комнаты старших детей. Собственно, Руслана и его друзей. Их с Денисом комната мало чем отличалась от остальных. Две деревянных полуторных кровати у стен и тумбочки, не сочетающиеся с кроватями. Бирюзовые обои отклеивались у подоконника и кровати Шмальца. Руслану они никогда не нравились, и стена над его кроватью была заклеена плакатами. У Дениса был один плакат, но весьма большой, размером с ватман. На нем были изображены летающая тарелка и пришельцы. Комната за четыре года жительства стала более менее уютной. Но Тушенцову все не нравился пустой большой подоконник. Хотелось понаставить горшков с цветами, ну или вроде того. Руслан думал насчёт кактусов. А что, практично, недорого и ухаживать не надо. Его младшая сестренка очень любила кактусы. Постоянно их трогала, кололась об иголки и смеялась. Но купить их он так и не мог. То забывал, то руки не доходили, то денег не было. На втором этаже были комнаты детей постарше, от семи до двенадцати. Так же, по аналогии, кабинет воспитательницы, у второго отряда она была одна. Там и располагался заветный актовый зал. Он делился на две условные части. Первая часть, была чем-то вроде холла. Стояли мягкие диванчики, низенькие деревянные столики. Дальше было свободное пространство и ряды стульев по бокам. Их обычно ставили в центр зала во время всяких мероприятий. Таких как, например, приезд волонтера Юлия. Еще была сцена. Деревянная площадка, выкрашенная в вырвиглазный оранжевый. На ее ступеньках обычно и сидел парень. Но сейчас помещение выглядело немного иначе. По всему периметру были наклеены воздушные шары и яркие плакаты. Стулья были поставлены в центре зала в семь рядов. Энергичная музыка негромко звучала, задавая определенное настроение праздника. Люди сидели и с нетерпением ждали начала мероприятия. Ведущая в лице директора приюта вышла к краю сцены и попросила тишины. — Хочу поприветствовать всех собравшихся сегодня здесь в этом зале! Вы все конечно знаете, по какому поводу, но будет преступлением не озвучить это со сцены! Сегодня нашему приюту исполняется шестьдесят лет! — зал взорвался аплодисментами. — Целых шестьдесят лет мы являемся семьей для каждого ребенка, кто сюда попадает. Несмотря на жизненную ситуацию или состояние ребенка, мы готовы принять в свою семью всех. Если бы Руслан слышал все это, он не смог бы сдерживать смех. Ему все эти приторно-сладостные речи о семье и поддержке и гармонии, что царила в приюте номер восемь, были отвратительны. Хотя бы потому, что все это было неправдой. Воспитатели почти полностью игнорировали поведение детей, их моральное состояние. Всякий беспредел, например, драки или курение за приютом, было обыденной вещью, хоть и шло против устава. Конечно, некоторые воспитатели вполне адекватные хорошие женщины, и они действительно хотели помогать детям, оставшимся без семей. Но невозможно помочь тому, кто этого не хочет. Да, главной проблемой детского дома, по иронии, были сами дети. Младшие, которые еще совсем ничего не осознали и подростки, все понимающие, сломленные, не видящие смысла в существовании, отвергающие всякую помощь. Злость всегда идет следом за отчаянием и разбитым сердцем. Ни для кого не секрет, что дети из приютов злы на весь мир. Злость и агрессия. Их надо на ком-то вымещать. Слабый Руслан, попавший в приют, тут же стал мишенью. Конечно, он рос и становился сильнее, все чаще давая отпор обидчикам, но дыра в сердце — не синяки, она не заживает.***
Руслан опоздал на двадцать минут от начала праздника и вошел в актовый, когда на сцене выступал школьный хор. С задних рядов дети обернулись на звук двери и тут же вернулись к представлению. Парень рыскал глазами по залу, пытаясь кого-то найти. Юлик сидел на пятом ряду рядом с окном. Он махнул Руслану рукой и Тушенцов уже через пару секунд сидел рядом. — Думал, ты не приедешь, — шепотом сказал волонтер. Честно говоря, он пришел только из вредности и назло всем, кто говорил ему не приходить и не срывать концерт. А за каким хреном они назначали его помощником организатора, если он может сорвать мероприятие? Нет уж, извините. Еще чего, будет он в комнате сидеть, пока они слюнявят микрофон, что он купил. Ну, вместе с Юликом. Точнее Юлик покупал, а подросток ждал его в машине. Но это не играет никакой роли. Именно так он и ответил самому Онешко. Юлик фыркнул и сказал, что вообще не удивлен. Парень счел это комплиментом и продолжил пялится на сцену, с довольной улыбкой. — Курить хочу. Пойдешь со мной? — сказал Руслан, прежде чем подумал. В последнее время они слишком много проводили вместе времени. По большей части вынужденно, из-за организации концерта, но смысла это не меняет. Трудности взаимопонимания и всякие границы стерлись, не успел Тушенцов и глазом моргнуть. Действительно, он ведь даже не заметил, как стал проводить с Юликом времени больше, чем с тем же Стефаном. Эта фраза «пойдешь со мной» была равна согласию и принятию, звучала, как «конец войне». Той, что объявил Тушенцов при первом знакомстве с Юликом. Той войне, которую Руслан ведет уже три года. Той, которая заставляет сердце болезненно сжиматься каждый раз, когда он подпускает к себе кого-то ближе, чем надо. Он не готов, он просто блять не готов. Юлик растерянно глядел на парня, как он нервничает и бегает глазами, будто не курить позвал, а человека вместе убить. Подросток молится всем богам, чтобы волонтер отказался. «Ненавижу запах табака» или «нет, спасибо, не курю» или ну, что-нибудь еще, ну пожалуйста. Парень расценивает терзания подростка по своему и соглашается. «Руслан, ты проиграл», — снова звучит насмешливый голос откуда-то.***
У него на дне рюкзака две пачки сигарет. И он достает ту, что без кнопки. Выебывается. Парень курит медленно, не спеша, затягиваясь. Рядом с Онешко сейчас находится как никогда неловко, но идти обратно в приют, смотреть на эти дохуя довольные лица, было бы в сотни раз хуже. Юлик вглядывается в лицо парня напротив, надеясь найти в нем ответы на все вопросы. И молчит. Долго. Руслану почти страшно. Онешко же постоянно болтает, по делу и без. Руслан, сначала не стесняясь, откровенно затыкал, а потом вот привык. «Блять, привык», — обреченно думает подросток и трет переносицу. Он сжимает кулаки и чуть не обжигается тлевшей сигаретой и, матерясь, выкидывает ее, притоптав кроссовком. Челюсти смыкаются до скрипа, и плечо больно ведет. Так ведь и до приступа недалеко. А потом Юлик начинает говорить. Рассказывает про волонтерство, учебу и своего противного препода по «праву». Зарекает подростка, чтобы тот ни в коем случае не шел на юриста. — Это пиздец беспросветный, говорю тебе. Руслан чуть улыбается, понимая, что его понемногу отпускает.***
В кабинете стоял полнейший гвал, ученики чуть ли не на руках ходили. Учительница отчаянно прижимала руки к ушам и требовала тишины. — Сейчас же успокойтесь! Очевидно, ее не послушали. Кто-то даже послал женщину куда подальше. Руслан наблюдал за всеобщим хаосом, не принимая участия. Он сидел за первой партой первого ряда и тихо посмеивался, глядя то на класс, то на разгневанную учительницу. — Тушенцов, тебе смешно? — спрашивает она, садясь за свой стол, перед парнем. В ответ он только пожимает плечами, довольно улыбаясь. Ему, может быть, было бы даже жаль учительницу, но она сама была виновата, спровоцировала класс. Не была б такой сукой, и дети, может быть, нормально относились. Но нет, ей нужно было унижать детей, выставлять на посмешище и орать вместо объяснения темы. Хотели — получите. Руслана окликнули со спины с намерением рассказать шутку. И парень действительно немного посмеялся. Шутки про говно — всегда в теме, согласитесь? Она подошла к его парте, скрутила его ухо и сквозь зубы сказала: — Паршивец! Руслан от боли и неожиданности громко вскрикнул. — Отпустите! — требовал он, вырываясь, но женщина только сильнее сжимала красное ухо. В классе утих шум, ребята повскакивали с мест. Кто-то пытался оттащить женщину, к тому же, выглядела она так, будто хочет убить мальчика. — Будешь знать, как над преподавателем смеяться! Ты, Тушенцов, самый тупой и никчемный ученик, что мне попадался, — сказала она с премерзким выражением лица и наконец отпустила ухо бедного подростка. — У тебя, как и у всех детдомовцев, нет будущего! — А у вас есть? Вам же давно на пенсию пора, внуков нянчить. Ой, у вас же, такой мерзкой суки, нет детей и внуков! Как я забыл! — ядовито выплюнул Тушенцов, держась за ухо. По большей части он говорил и мстил за весь класс, ведь не одному ему доставалось, но в эти слова он вкладывал всю ненависть, всю боль, которую она принесла парню за два года своего преподавания. Она при всем классе чуть ли не жертвой аборта его называла. Чувствуя огромное удовольствие от наконец сказанных слов, он направился к выходу. Тут же прозвенел и звонок.***
После этого урока, он едва выдержал еще один. После звонка он бежал по лестнице, направляясь к выходу. — Куда спешим? — окликнули его сверху. Он поднял голову и увидел хитрое лицо одной лестницей выше. Парень вальяжно спускался по ступенькам и, наконец, оказался перед Русланом. Соболев был умен и в тоже время глуп, имел связи. Одевался в строгие костюмчики и всем своим видом показывал «я лучше вас». Непонятно, что он забыл в школе с детдомовцами. Возвышаться на их фоне? Руслан бы ни капли не удивился, узнав, что так оно и есть. — Домой. Коля загадочно молчал полминуты. Руслан в очередной раз закатил глаза. Драма-квин, бля. — Слышал, ты наехал на Изабеллу Арнольдовну. Ох, да. Любимой учительницей Соболева была она, Изабелла Арнольдовна, самая противная учительница физики. А ее любимым учеником был Коля Соболев, самый мерзкий одиннадцатиклассник из всех одиннадцатиклассников мира (по скромному мнению Руслана). Две мрази нашли друг друга. И можно было бы несмешно пошутить про то, как он заслужил звание любимчика, но все было намного проще. Деньги. Коля поправлял манжет пиджака и смотрел исподлобья. — Пошли за школу. — Пиздиться будем? — усмехнулся Руслан. Сама мысль, что он будет драться из-за выжившей из ума училки, была крайне абсурдной. С другой стороны, жизнь Руслана — один продолжительный бред, поэтому такой ситуации он и не удивился. Парень был немного выше и плотнее Руслана, но он был уверен в своей победе. Соболев кулаки сжимать правильно не умел, что говорить о драках и тем более победах. Бить его не хотелось. Именно бить, Тушенцов считал: в этом поединке он будет ведущим. Он был тем еще лживым изворотливым уродом, но такой подставы Руслан не ожидал. Завернув за угол двора школы, они прошли по пустынному переулку двадцать метров. Возле ограждения стояли двое высоких парней: один среднего роста, но на массе. Руслан стоял в метре от компании парней и так же, в метре от него, стоял Соболев, словно надзиратель. Сердце заколотилось чаще, ладони вспотели. Бежать некуда. В воздухе повис банальный стандартный вопрос, подросток умирал от желания произнести вслух: «Зачем?» или «Почему?». Что-то подсказывало ему, что дело далеко не в Изабелле Арнольдовне. Очередная драматичная пауза затягивалась. — Готов? — спросил тот, что высокий в черной водолазке. Взрослые люди, все всё понимают. А бить неожиданно — не по-пацански. Внезапно ему заразмышлялось о том, как он до этого докатился. Ну знаете, классика. Он скинул рюкзак на землю и кивнул. Первый удар в живот был не сильным. Второй был в челюсть, но Руслан его заблокировал. Третий был нещадный — по голове. Но он не отставал. Выворачивался из захвата жилистых цепких рук и бил по ребрам. Они упали на землю, Руслан больно ударился коленками о мелкую гальку асфальта и оказался верхом на парне. Он наносил удары куда попадется, но тот перехватывал запястье, редко, но метко, пропуская. Оба подростка выдохлись. У Тушенцова горела щека, была разбита губа и в кровь разодраны колени. Черт бы побрал эти джинсы с дырками. Парню под ним пришлось хуже. Еще чуть-чуть и он потерял бы сознание. Он оказался благоразумнее и попросил Руслана слезть. Жаль, ведь он хотел идти до конца. Соболев был недоволен. Хмурил брови и чесал подбородок. Тушенцов окончательно взбесился, поднялся с асфальта и схватил рюкзак. — Звание самого конченного в этой школе по прежнему за тобой. Так держать. Ему было плевать, что за это его возможно опять поваляют по земле. Слишком заебало это все. Может изобьют так, что он уже не встанет, и будет только лучше? Но он ушел, больше не тронутый.***
Превозмогая сильную боль, Руслан еле доковылял до ближайшей остановки. Он плюхнулся на желтую лавочку и чуть не застонал от боли. Слишком резкими были движения. Голова раскалывалась, будто взорвется и разлетится по всей округе, мышцы всего тела горели, а джинсы сильно пропитались кровью. Теперь не отстирать. Но, кроме того, было обидно. До жути и противного кома в горле. Еще непонятно было, как теперь добираться до приюта. С его супер скоростью он дойдет за два часа, а денег на проезд не было. Он печально смотрел вслед очередному автобусу, который мог довезти «домой». Друзья не могли его забрать чисто физически. Денис был на парах, Никита прогуливал и был на подработке, а Стефан в школе. Тушенцов задумчиво листал контакты, не зная, кому же позвонить. Он злился и нервничал. Пальцы через раз попадали по нужным ярлыкам на экране. Контакт под названием «мечта семиклассницы». Руслан невольно улыбнулся. Он записал так Юлика в пик своего раздражения к нему. А теперь они друзья. «Да, мы друзья, значит можно звонить,» — думал Руслан, занося палец над зеленой кнопочкой, но не решаясь нажать. — Реально, как семиклассница, — буркнул он, шмыгнув носом и нажимая на контакт. К счастью Руслана, трубку взяли быстро. Юлик ответил «Да?» запыхавшимся голосом. — Че ебешься что-ли? Юлик рассмеялся и сразу понял, кто звонит. — Что-то случилось? — спросил, он все еще пытаясь отдышаться. — Неет, — гнусаво протянул подросток. — Просто таак. Он очень живо представил как Юлик хмурится и ухмыляется краем губ: «Серьезно?». Почему-то вся эта затея показалась крайне идиотской. Захотелось сморозить какую-то хуйню и скинуть трубку. Юлик молчал и парень бы подумал, что тот сбросил, если бы не неровное дыхание на том проводе. — Я подрался, в общем, и не могу идти, — сказал он, кусая разбитую губу. Идиотская затея. — Где ты? — решительно сказал парень, что Руслан растерялся. Из динамика был слышен посторонний звук, шелест, Юлик торопливо собирался. — На остановке возле школы «Юных пионеров». Онешко начал говорить, но фраза оборвалась звуком выключения Руслановского телефона. — Заебись.