***
— Это все равно, что быть между молотом и наковальней, — шиплю в ответ Осаму, когда тот пропускает меня первой. Лифт закрывается и издевательски ползет верх, а мы стоим в тишине. Стадия отрицания и гнева уже пройдена, ровно как и страха, потому, лично у меня, принятие немного затягивается. — Держи, — в руках Дазая его флешка. Он отдает ее, глядя слишком хмурым взглядом. — Информация всегда является преимуществом перед такими врагами, как Портовая Мафия или Гильдия. Изучи, тебе понравится. Двери раздвигаются и Осаму идет первым. В офисе царит тишина, трое сотрудников и вовсе где-то в прострации, включая доктора Йосано. На нас оборачиваются, но Дазай тут же исчезает с Ацуши в коридоре, негромко переговариваясь, а мне остается плестись к Акико. — Так, мы все умрем? — лучше задать вопрос сразу. — Пока я жива — нет, — усмехается доктор и чересчур бодро оказывается на ногах. Взгляд проходится по слишком бледному лицу Кенджи и Танизаки, те тоже попали под раздачу вместе с Ацуши, Кёкой и Куникидой. Последний вообще ушел в работу и строчит отчет, не реагируя на окружающих. — Ладно, пора охранять заложника, — с задоринкой и красным отблеском в глазах сообщает Йосано. — Кого? — У нас гостит важная шишка из Портовой Мафии, — почти одними губами выговаривает Акико и, разворачиваясь на каблуках, покидает нас. Работа явно сворачивает не в то русло. Директор мелькает на периферии зрения, исчезая так же неожиданно, как и появился. Пока не трогаю флешку и до вечера мы с Наоми ищем крепкое и временное укрытие для ВДА. Дазай предлагает старую церковь на окраине, драматичнее некуда. — Может, сразу под мостом? — невольно шиплю в ответ, полагая, что меня поддержит большинство. Но, нет. Даже Куникида соглашается, чему я удивлена больше всего. Кажется, ему вообще все равно, он раздает приказы мелким, даже Дазай под раздачу попадает. Да что там, мне тоже достается забавное такое задание: сходить за едой для нашего «пленника». Рамен быстрого приготовления никто не отменял. У Акико стерильно в кабинете, она очень щепетильно относится к больничному блоку с двумя койками. Мы с Йосано сталкиваемся нос к носу уже у входа в палату, та явно психует, но отбирает тарелку и говорит, что справится сама. — С госпожой Озаки тяжелее, чем с прочими. Аж подпрыгиваю на месте. Дазай стоит позади, подперев собой стену. Ждет, видимо, когда я уйду. Всовываю ему в руки еще и шоколадку, мало ли. — Передашь бывшему сослуживцу. Осаму усмехается, крутя в руках батончик. — Тебе нужно увезти офисных сотрудников, — в моих же руках бумажка с адресом. — Лучше не затягивать. Мы пару секунд еще стоим в тишине. Адрес абсолютно незнакомый, ровно как и почерк. Думаю, писал это директор. — Будьте осторожнее, — выходит скорее просьба, нежели напутствие. — Ты тоже не помри со скуки, — усмехается Осаму, проходя следом за Йосано в палату.***
В офисе подозрительно тихо, кажется, остались только мы с Куникидой, да перетаскивающий коробки со столов Ацуши. Мальчишка помалкивает, занят своими размышлениями о пропавшей малышке Кёке. Ее вот Гильдия похитила, но требований не выдвигала. Пару раз Накаджима еще пытается вникнуть в работу, понять что куда ставить, особенно хорошо у него удается, когда телефонный звонок разрезает тишину. Куникида разговаривает с директором меньше минуты и становится понятно, что и у господина Фукузавы появились проблемы. Помалкиваю, когда Ацуши спешит на помощь, ну точь-в-точь бетмен. Спасибо Куникиде, тот быстро остужает горячую голову и заодно показывает свою натуру учителя. Даже информация с флешки не кажется такой привлекательной, когда Доппо одним движением перекидывает через правую кисть тигренка, да так легко, что аж завидно. — Я ни разу не выигрывал у директора, — честно признает Куникида. Накаджима, удивленный и поверженный, покидает офис с коробкой в руках. Пока наш офис будет служить архивом, может, оно и к лучшему. Завтра утром сюда никто не придет, а несколько пустых столов уже мозолят глаза, включая и личную коробку с покиданными туда вещичками вроде степлера чуть левее от меня. Компьютер жужжит сильнее, снова считывая информацию с флешки. Теперь там появились несколько файлов с Портовой Мафией и милое электронное письмо от Дазая, предназначавшееся прокурору округа. Неплохое оружие. — Что это? Куникида оказывается чуточку позади, вчитываясь в текст. Как он, блин, подошел так незаметно? Вжимаюсь в спинку стула, когда коллега приближает свое лицо к экрану. Есть всего секунда, чтобы вынуть флешку и скрыть информацию. — Откуда у тебя это? — раздается глухой голос. Лучше игнорировать, делать вид, что я мягкое удобное кресло, не умеющее слушать, говорить и творить глупые вещи. Доппо явно не верит в неожиданную немоту, поворачивая кресло в свою сторону. Краска с лица быстро сходит и сосредотачивается в шее и ушах, выдавая меня, как кресло, с головой. Светлые глаза Куникиды вот-вот просверлят дыру во лбу, но, видимо, глупые вопросы кое-кто задавать не намерен, потому бесцеремонно хватает за сжатый кулак. Немая борьба длится не больше пары секунд: Куникида просто надавливает мне на запястье, а кулак сам предоставляет ему обзор на флешку. На знакомую нам обоим флешку. — Это… — что мне ему сказать? — Надо. — Информация на этом носителе не шутки. Ты можешь стать мишенью после такого. — Там всего лишь пара файлов, — выдергиваю руку из цепких пальцев и вскакиваю на ноги. Запястье аж зудит. Доппо рядом тяжело вздыхает, а мне остается смотреть то на свою руку, то на пуговицы на его рубашке. — Не вынуждай меня применять силу, Энамото, — тихо доносится сверху, а затем босс достает блокнот и что-то в нем пишет. — Держи. Граната. — Если что-то случится… — … да-да, я активирую, — киваю китайским болванчиком, засовывая лист в задний карман джинс. — Я смогу найти тебя, — продолжает Куникида, будто игнорируя меня. Взгляд поднимается выше, останавливаясь на тонких, правильных губах. Он что-то говорит этими губами, а в мыслях все то, что можно было бы с ними сделать. И с сильными руками, поправляющими воротник черной рубашки, тоже. Во рту становится сухо, приходится сделать шаг назад, чтобы не сорваться и не наделать глупостей. — Будьте внимательными, ты, как старшая… — Не очень напоминать девушке о возрасте. — … присматривай за ними. А носитель лучше выкинуть. Это забота что ли такая? Хочется вдруг честно улыбнуться и поблагодарить его за это, но выходит только кивнуть и прохрипеть, что флешку я не выкину. Она тоже занимает место в другом кармане. Заодно натягиваю на плечи куртку, бросая быстрые взгляды на коллегу. Тот выключает свой компьютер, видимо, тоже собираясь уходить. — Могу подвезти. — Да, спасибо. Прятать глупую улыбку на половину лица выходит скверно. Семеню следом, а в лифте старательно разглядываю кнопочки, кстати, очень старые на вид. Почему-то именно сейчас присутствие еще одного человека чувствуется как никогда хорошо. В машине включаю музыку, да и никто из нас не пытается наладить диалог. И только выезжая с парковки, звучит вполне понятный адрес проживания Куникиды. До общежития агентства езды минут двадцать, а на метро и все семь. Но, кажется, мы собираем все красные светофоры и доезжаем до пункта назначения уже в глубоких синих сумерках. Радио выключается еще до того, как мы тормозим. В наступившей тишине становится как-то неуютно и немного стыдно. Хочется говорить о чем-то, о чем угодно, лишь бы удержать собеседника, но выходит только повернуться к нему, нелепо открывая и закрывая рот. Что мне можно сказать Куникиде? У нас слишком мало точек соприкосновения, мы не друзья, а именно коллеги. Просто работаем вместе, и всё, что было до этого, лишь способ с новыми силами влиться в работу. Не более. Конечно, не более. Откидываюсь на спинку водительского кресла, пустым взглядом рассматривая руль перед собой. — Как будете на месте, позвони, я должен доложить директору. — Хорошо, Куникида. То, в какую задницу забралось агентство, дошло до меня еще в комнате Энн. А теперь нас разделяют, делают слабее, уязвимее. Но приказа ослушаться нельзя, нужно бежать и прятаться не-эсперам, ждать и трястись где-то у черта на куличиках. А боевые единицы все решат. Да, пусть и, возможно, ценой собственной жизни. — Не позволяйте им задеть вас за живое, — тихо доносится до, уже собравшегося уходить, Доппо. — А за нас не волнуйся, все будет в порядке. Удается выдавить легкую улыбку и тряхнуть рыжей копной. Собеседник хмурится, словно не узнает давнего приятеля, а я, пользуясь случаем, собираюсь подловить его на горячем. Один поцелуй в щеку ведь не нарушит его стойкие моральные принципы? Тянусь к его лицу, намерено быстро и так, чтобы самой тоже не передумать. Даже глаза закрываю, когда губы скользят по гладковыбритой щеке, впечатываясь крайне неуклюже. И черт дернул сделать вдох, нужно было не дышать и отступить как можно быстрее. От него вкусно пахнет свежестью. И кожа у Куникиды очень гладкая, даже нежная, на зависть всем девчонкам, особенно подросткам. И есть тысяча «и», только чтобы замереть на месте, именно так, словно нажать на кнопку паузы во времени. Но время не имеет заветной кнопки. Потому открываю глаза, сталкиваясь с удивлением в светло-зеленой радужке. Уже предчувствую, как Доппо будет возмущаться моей наглости. Кажется, даже слышу, как коллега набирает воздуха побольше в легкие, дабы сравнять меня и мою машинку с землей. Но возмущения не льются ни через секунду, ни через две. И уже удивление проглатывает мои глаза, когда взгляд начинается метаться по лицу Доппо. По спокойному, но задумчивому лицу. Не понимаю, с каких пор я могу различить мысли на его лице? И когда начинаю совсем невесомо касаться носом чужой щеки? Куникида, как мне кажется, поначалу не шевелится, а затем едва заметно поворачивается голову, так, чтобы еще лучше видеть мелкие черточки его лица. У него трепещут светлые ресницы, а теплое дыхание щекочет щеки и нос. Надо заканчивать. Надо отодвинуться, извиниться и скинуть все на стресс. Наверно, у него тоже стресс, потому он так и ведет себя. Да, точно… Доппо также невесомо касается своим кончиком носом моего, вызывая полноценный ступор. Это так… нежно. Со мной никогда такого не происходило, никогда не пережимало горло от чьего-то касания, никогда не пробегали столько мурашек по всему телу. В ребра будто налили жидкое серебро, а оно омывает там всё, оседая хлопьями где-то в животе и ниже. Мы почти не двигаемся, замирая между этим касанием и взглядами друг в друга. Становится слишком жарко, хочется вдохнуть глубже, но выходит судорожный выдох прямо в чужое лицо. Почти в чужие губы. Хочется провалиться в эти ощущения, в чужую ласку, длящуюся не более секунды. Доппо первый заканчивает игру в гляделки, скользит взглядом по красным щекам, лбу, носу. Замирает на губах. Всего одно движение. Чуть вперед, прижимаясь совсем неуверенно, едва заметно. Это движение делаю не я, и чужое дыхание обжигает еще сильнее, серебро взрывается чем-то скользким и воздушным прямо в животе, заставляя прикрыть глаза и замереть. Мы снова застываем, словно нас ставят на паузу. Этого хватает, чтобы втянуть носом воздух и слегка податься вперед. Вжимаясь сильнее, скользя нижней губой по мужской верхней, замирая где-то между полноценным поцелуем и случайным столкновением. Куникида отстраняется первым. Но не режет, не бежит, слишком медленно отрывает свои губы от моих, заставляя распахнуть глаза. Взгляд нарывается на него, на еще закрытые глаза, на тонкую складку над переносицей. Хочется запечатлеть этот момент, но вот Доппо впивается сам в меня взглядом, тяжело сглатывает, рассматривая внимательно лицо. У него в глазах плещется раскаяние и извинения, и вот он уже открывает рот, а я знаю, вижу это в нем. Слишком долго наблюдала со стороны, чтобы улавливать такие перемены. — Я… — Не надо, — вырывается прежде, чем он успевает что-либо сказать. Выпрямляюсь на сидении, снова вцепляясь пальцами в руль. Пожалуйста, уйди сейчас, не давай надежду, просто уходи… И, кажется, Куникида меня слышит. Когда дверца за ним захлопывается, я вдавливаю педаль газа в пол и уезжаю за первый же поворот. Сидя в тишине в своей машине, понимаю, что плачу и улыбаюсь одновременно. Слезы жгут лицо и срываются с раскрасневшихся щек, а улыбка так и светится, будто ее приклеили намертво. В голове набатом бьется лишь то, что я влюбилась. По уши, как ребенок, как самая настоящая девчонка и, что самое страшное, искренне. А затем снова вспоминается лицо Куникиды, то, как он был сконфужен. Наверняка он хотел сказать, что не хотел. Наверняка… Физически даю себе хорошую оплеуху и подтираю сопли. Сейчас главное — приказ. А то, что ему будет стыдно, меня не касается. Я не рушила его принципы и не посегала на моральные устои. Главное сейчас — доставить свой зад и зад еще двух девчонок в безопасное место. А когда мы все дружно будем праздновать нашу победу, напишу заявление об уходе. И пусть Йосано не обижается.