***
Наутро похмелье мучает мелкой и противной жаждой и тошнотой. Наша троица старается шевелиться меньше, а больше лежать и пить водички. Уже ближе к обеду, собрав себя по частям, у нас встает вопрос об обеде, выходе в город и маленьких женских радостях типа журналов с красавчиками, вкусностей и никакого (на сегодня) алкоголя. Пока Харуно занимает место у компьютера, я ретируюсь в сад, изучать флешку. Обед, как и набег на ближайший магазин, решено было отложить до вечера. Новая информация временами режет глаз, без интернета и переводчика сложно восстанавливать информацию о Гильдии, ее и так ничтожно мало. О Портовой Мафии чуть больше: тут и Огай Мори описывается, как великолепный стратег, имеющий когда-то свою подпольную клинику и служивший верой и правдой на войне. Ни слова о его больных точках или способности, но то, что он был эспером, я точно знала. Еще в файле была фотография с места какого-то кровавого убийства, где руки явно замарал добрый доктор, а вместе с ним вышагивал Дазай. Следующий файл был некого Сакуноске Ода, но парень уже пару лет в могиле. Еще некоторая мелочь, вроде рыжего странного парня в шляпе (написано остерегаться) или темноволосой девушки, которая вроде как информатор, а вроде как нет. Разбираться в хитросплетениях связей между этими людьми я особо не стала, просто поглощаю информацию, где даже парочка копов проскакивает. Странно все это. Телефон под жопой разрывается забавным рингтоном. Мордашка Акико высвечивается на дисплее, приходиться прочистить горло и ответить. — Алло? — Уезжаете оттуда, сейчас же! Едва узнается нервный и высокий голос Йосано. Недолго думая, мы обе скидываем звонок и вот уже с ноутбуком подмышкой несусь в комнату Кирако. Навстречу мне также бежит Наоми, бледная, словно смерть. — Быстро. Сама не узнаю свой голос, но следую приказу и вот мы уже у машины, да так быстро, что аж тошнит. Главное, уехать как можно дальше от города, мои мысли тормозят на Токио, там многолюдно, легко затеряться. — Нужно вернуться в город, — врывается в мысли голос Харуны. Наоми с заднего сидения вопросительно смотрит то на меня, то на подругу детства, беспокойно перебирая пальцами школьную форму. Черт, черт, черт… Пока я еду просто прямо, прикидывая, что мы должны быть недалеко от железной дороги и, в крайнем случае… Карта в руках Наоми путает еще больше, я сбиваюсь и пытаюсь заткнуть чувство самосохранения, которое орет двигать в Токио, в другую префектуру, да хоть в другую страну. Заберу Йосано и рвану куда-нибудь в Россию, нет, в Гвинею, чтобы прям совсем далеко… — Здесь налево, — руководит Наоми, и на автомате сворачиваю руль в указанную сторону. Пустое ровное шоссе уходит лентой вниз, по холмистой местности, и должна выводить на железнодорожный мост. А оттуда прямиком в Йокогаму. Мы даже не успеваем понять, какого черта, когда машину вдруг подбрасывает несильно, но ощутимо. То, что это не кочка, я поняла сразу: педаль газа в пол, а мы стоим на месте. Ласточка хрипит и впустую шипит колесами, но то, что удерживают нас деревья, понятно не сразу. — О, нет, — выдыхает рядом Харуно и вжимается в сидение, глядя куда-то влево. Под нами, на дороге, стоят двое молодых людей и смотрят на жалкие попытки сбежать. Один ну прямо Кенджи на минималках: и прикид сельский, и руку козырьком ставит, и лыбится так, что скулы сводит. Второй будто в шутку полная противоположность: длинные черные кудри спадают почти до поясницы, впалые щеки и бледный цвет лица, словно солнце впервые видит. Честно говоря, ни с кем из них рандеву мне лично бы не хотелось, но кто нас спрашивает? Благо, джинсы на мне вчерашние, и подарочек я сохранила. Природа явно протестует против нас, оттого машинку крепкие темные корни сжимают сильнее, лобовое стекло и заднее покрываются трещинами моментально, а у спутниц случается выброс страха в пространство. Они вскрикивают и зажимают голову руками. Стекло вот-вот треснет нам в лицо, заднее сдается быстрее, двери не поддаются, лишь кряхтят да прогибаются под настырную способность одного из мужчин внизу. Что делать? — Что делать? — шепчет рядом Харуно, прижимая руки к голове сильнее. — Наоми, лезь вперед. Тем временем расстояние от земли до машины стремительно растет. Черт, если прыгать, то только сейчас, но придется ждать, когда лозы сдавят достаточно стекла… — Поэзия Доппо, — тихо шепчу губами, молясь, чтобы внизу не заметили. Но как назло они замечают и даже решают поболтать. Парень-полу-Кенджи все трещит о своих виноградниках и суперспособности, смекалистая Наоми отвлекает его и делает вид, что невероятно увлечена рассказом, а Харуно все пытается достать пистолет из бардачка. — У нас к вам всего лишь просьба, — мило пытается улыбаться рубаха-парень. Всех троих синхронно перекашивает, но вступает с ним в диалог Наоми, аккуратно просовывая между нами оружие. — Гильдия не злодейская организация, — уверяет все тот же божий одуван. А я полечу на Луну пешком. Да-да, мальчик, говори больше. Его лозы замирают, сжимая машину как консервную банку и мы так и зависаем, пока нам угрожают и все такое. На второй раз это смотрится куда проще. Не то, чтобы не страшно. Страшно. Но сейчас еще чувствуется ответственность за девочек, замерших в одной позиции. Лозы сдавливают машину сильнее и сильнее, заставляя нас плотнее прижаться друг к дружке. Одуван все говорит и говорит, что-то там о лечении сестры и нехватки денег, что пойдет на все и убьет нас ради сестренки и собственной семьи. Да, у каждого здесь присутствующего (уверена, у черноволосой Рапунцель тоже) своя крайне трогательная история. Но убивать кого-то никому из сидящих в машине пока не хочется. Пальцы сами сжимают ручную гранату сильнее. Медленно считаю про себя, на счет три нужно откинуть сидение и выбить лобовое ногой. Хотя бы постараться… Один… Наши взгляды с Наоми пересекаются, кажется, она понимает, что я собираюсь сделать, и глаза ее на секунду расширяются, но не от страха. Она прижимает Харуно сильнее, закрывая собой. Два… Нащупываю гребанный рычажок, вжимаясь в спинку сидения. Руки начинают трястись сильнее, словно я в припадке, но сейчас не время отступать. Главное чтобы сработало, пожалуйста, всего разок… Три. Чувствую, как спинка откидывается назад. Сразу же удается сгруппироваться, вывернуться и замереть, потому что дверца слева от меня странно скрипит. Глядя на потолок своей машины, серый такой, не особо приятный, на ум приходит только одна мысль. Наоми рядом отмирает и приваливается к окну. Да, да, да… отпихиваю девчонку, командуя навалиться всем телом. Действуем синхронно, слаженно и крайне продуктивно. Дверца отъезжает, а моя ласточка старательно выплевывает нас. — Через пять минут здесь будет проходить поезд, я уговорил их задержаться хотя бы на минуту, — скороговоркой выдает Джуничиро, помогая спуститься на землю. Все-таки у него просто изумительная способность. Взгляд фокусируется на разборки внизу, где Рапунцель, кажется, уже застрелена, а божий одуван на прицеле Куникиды. Можно было, конечно, растечься в розовую лужицу и уверено заявить, что Доппо пришел спасать только мой зад, но мозги все еще работают как надо. Ноги крепко стоят на земле, удается подхватить Харуно и помочь ей не шмякнуться о землю. Мы втроем уходим быстро, оставляя двоих эсперов самих разбираться с, ха, эсперами. Но, уверена, победа за нашими мальчиками. И была я в этом железно уверена, пока мы бежали по лесу, путаясь в природных корнях и продираясь сквозь заросшие дорожки тигриным бегом. Дыхание в какой-то момент сбивается, но останавливаться нельзя. Кирако чуть отстает, мы с Наоми стараемся бежать в ногу, а мне удается еще и заткнуть пистолет за пазуху, чтобы не пугать пассажиров. Поезд обнаруживается чуть ниже по склону, черный и блестящий, он смутно напоминал породистого жеребца, нетерпеливо бьющего копытом. — Поторопимся. Откуда это у меня командный тон? Ну прирожденный лидер. Даже двигаюсь вперед быстрее Танизаки, да только двинуться мне не дают. Виноградная лоза впивается в лодыжку и резко опрокидывает мой мир с ног на голову. Лучше бы так от любви голова кружилась. Коллег тоже не обошла эта прекрасная участь, только вот их оставили прикованными относительно к земле. Рукой шарю позади, лоза, кажется, понимает (нет, серьезно, умные деревья - это уже слишком), и встряхивает сильнее, так, чтобы пистолет отлетел к земле и остался вне зоны досягаемости. Получается, мальчишки проиграли? Тогда кто их так? Подмога? Или Рапунцель не такая уж и сказочная принцесса? Протяжный поездной гудок заставляет все же шевелиться. Наоми, кажется, лоза в отместку за вырик сжимает чуточку сильнее, но вот моя явно пытается вытрясти из меня душонку. Но почти сразу ощущается свободное падение, страстные поцелуи с землей и приземление на руки. Голова разрывается на миллиард голубых звезд, делая сальто и обратное колесо одновременно. Благо, во мне ни крошки. Ком липким щупальцем пролезает в горло и оседает там, а небо над головой кажется синим-синим. Красиво, когда смотришь с такого ракурса… Лицо Наоми странно искаженно, девчонка трясет меня, даже не понимая, что лучше оставить все так, как есть. Кажется, она говорит что-то о поезде… Черт. Тело двигается вперед, резво оказываясь на ногах. После всего этого дерьма, кажется, работу буду искать уже я. Мы бежим за стремительно удаляющимся последним вагоном. Сил становится меньше с каждым шагом, с каждым выдохом, легкие горят так, будто проплыла ни один десяток километров под водой, и серебряные мушки все еще кружатся перед глазами. Похоже, у меня потихоньку наступает старость. Наоми и Харуно уже запрыгнули на подножку набирающего обороты транспорта. Чуть-чуть, еще пара шагов, но сил так ничтожно мало, хочется просто затормозить и лечь… — Давай, Харуко, — выкрикивает Наоми, и я четко вижу молодое лицо перед собой. Наоми Танизаки. Девушка, которую похитила Энн, которая побывала за обратной стороной той двери, пережившая нападение Акутагавы, по-настоящему любящая и любимая, куда смелее многих эсперов в нашем агентстве, протягивает мне руку. Последний рывок делается удивительно легко. Глядя на удаляющийся пейзаж леса, сидя на гребанной подножке и на собственной шкуре понимая, что такое, когда с тебя сходит семь потов, я была счастлива.***
Плетясь последней из нашей святой троицы, взгляд натыкается то на мирно сопящих пассажиров, то на пустующие сидения. Ноги все еще гудят после забега, да и голова только-только перестает норовить отключить себя и тщедушного тела. — Здесь мы пока в безопас… Уже оборачиваясь, натыкаюсь на человека прямо передо мной. Сначала мне кажется, что Гильдия нас нашла, но когда взгляд фокусируется на ребенке, становится чуточку легче. Люси — самая молодая в Гильдии, а мальчишка передо мной гораздо моложе нее. — Извините, — шепчет наглецу, растолкавшему нас, Харуно, но вот мои пальцы так просто отпускать плечи мальчишки не хотят. Он удивленно глядит мне в лицо, дублируя слова Кирако так, будто впервые пробудет их на вкус. Затем довольно расплывается в улыбке и ответно извиняется, игнорируя чужие руки на плечах. От мальчишке так и веет… Одергиваю руку, когда уже моего плеча касается Наоми, а мальчик продолжает свой неспешный шаг в никуда. Совсем ребенок ведь, младше Ацуши и Кёки, с милыми пухлыми щеками, но абсолютно отсутствующим взглядом и какой-то половинчатой, будто приклеенной, но живой улыбкой. Мальчишка сидит в голове слишком долго. Он кого-то напоминает, точно, да, может, у Дазая на флешке? Нет, точно нет. Здесь что-то другое… — Мы подъезжаем, — сообщает Харуно, глядя в окно. Ее рука растирает правое плечо, то же самое делает и Наоми. Мое правое плечо неприятно покалывает, и пока все списывается на пережитый стресс. В окне мелькает перрон, посреди которого нас встречает Ацуши. Компания двигается к выходу, первой покидает вагон Танизаки, затем Кирако. Они весело заговаривают с тигренком, а я так и замираю с занесенной за порог ногой. Чей-то взгляд режет лопатки острой бритвой, вынуждая замереть. Оцепенение быстро пропадает, на перроне совсем нет людей, только мы да еще парочка человек. — Мы проводим вас до точки эвакуации, — с улыбкой сообщает Накаджима. — Что за точка? — Она в Йокогаме, но пока сказать большего не могу, — моська тигренка принимает виноватое выражение лица. Святая невинность, что с него взять? Легко треплю светлую макушку парнишки, взглядом выискивая его учителя. — А где… Ацуши едва заметно двигается возле, будто хочет сделать шаг назад. Ну, блин, сейчас бы семейству кошачьих и быть таким косолапым. Голова поворачивается в сторону, чтобы увидеть наглеца, да еще и знакомого. Мальчишка, тот самый, что и нас потеснил, усмехается и одергивает свой рукав, демонстрируя ряд ровно воткнутых лезвий прямо в кожу. Окровавленные бинты кудрями свисают с руки, а мальчишке будто все равно, он продолжает растягивать губы в милой безумной усмешке. Правое плечо резко колет болью, совсем легкой, но такой ощутимой, что приходится схватиться за очаг. Черт, кто этот парнишка? Голове становится легче, да и телу тоже. У мальчишки напротив глаза странные, как у старой выброшенной куклы, и, кажется, они пришиты? Нет, нет, нет, у мальчика были живые глаза, темные, а передо мной… — Поиграем? — разносится тонкий, едва понятный голосочек в голове. Кукла поразительно быстро встает и преображается. У нее отпадают все нитки, вырастает вполне человеческий нос и рот, но руки и ноги все еще тряпичные. У куклы волосы рыжие, выкрашенные в тот же тон, что и у меня, но они быстро сменяют цвет на более темный, тусклый, родной. Глазки-пуговки отпадают и катятся к моим ногам, приходится отойти. Но это просто пуговицы, а то, что передо мной… — Что ты сделала, Харуко? — звучит из куклы собственный голос. — Что ты сделала… со мной?