***
Яркий солнечный свет слепит, хочется закрыть глаза, но я не делаю ни первого, ни второго. В левой руке ощущается вес ручной гранаты, в правой же замирает выдернутое кольцо. Взгляд цепляется за выбоину на асфальте, ровно посередине пространства от чеки до гранаты. Пальцы не шевелятся. Перестаю дышать, реагировать, даже смотреть на трещину в земле. Недалеко раздаются судорожные всхлипы, скорее всего, это Ацуши, женский плач, довольно тихий, слышится левее. Харуно ревет, Наоми не слышно, и, кажется, рядом со мной стоит кто-то. — Не двигайся, — приказывает мне Осаму. Его прохладные пальцы обхватывают кисть левой руки, он забирает кольцо себе, замирая напротив меня. Впервые моргаю, слезы мерзко щекочут щеки, мешая сосредоточиться на действиях Дазая. Тот обхватывает своим кулаком мой, сжимающий гранату, и разворачивает удобнее в свою сторону, а я почти вжимаюсь в парня, цепляясь на его рубашку. — Что… — голос предательски дрожит. — Не бойся, — улыбается Дазай совсем просто, словно мы на прогулке. — Если не получится, ты исполнишь мою мечту. — Умереть в муках от взрыва гранаты? — Умереть в объятиях красивой девушки. Его комментарий заставляет нервно хихикнуть или то, как ловко он вдевает кольцо обратно, пока говорит со мной. — Все, отпускай, — даже как-то ласково просит суицидник, видимо, понимая, что я сделаю, если отпущу гребанную гранату. Но, нет. Она остается в руках Осаму целая и невредимая, а цепкий взгляд впивается в лицо. — Я в норме, — делая шаг назад, удается даже выдавить улыбку, — тигренок… Дазай кивает и отходит к Ацуши. Мне нужно пару минут. Пару гребанных, растянутых минут, чтобы убедиться, что руки не запятнаны чужой густой кровью, что я не поломанная игрушка, а живой, слышите, живой человек! И только потом подхожу к девочкам, испуганным и чумазым, и обнимаю их обеих, молясь, чтобы мы снова оказались в Йокогаме.***
Удивительно, но по дороге нас не пытались убить, свести с ума или похитить. Путешествие можно было назвать скучным, тем более мы все хранили молчание до города. Лишь раз я спросила Дазая, какого демона с нами произошло. — Догра Магра, — на выдохе поясняет Осаму, закидывая руки за голову, — способность мальчишки, причиняющая вред и врагам, и друзьям. — Кажется, он тебе всего доброго на прощание пожелал? — мы отсели подальше от молодых коллег, чтобы спокойно по-взрослому посекретничать. — Так ты слышала? — Смутно. Мы снова замолкли. Пейзаж за окном навевал быстрое уныние, все зеленое и цветущее, только вот настроение было как могильная плита. — Мафия использовала козырь, пора и нам достать свой, — с сытой улыбкой мурлыкает суицидник. — Неужто решил обратиться к тому парню… Анго, кажется? Дазай на вопрос молчит. Взглядом снова утыкаюсь на однообразный лес, который должен скоро закончиться. — Я не буду сидеть сложа руки. Скажи, что мне делать. Чувствую, как Осаму выпрямляется рядом. Едва слышно хмыкает, но все-таки решается положить свою лапу на мое плечо. — После Догра Магра всегда так, это пройдет. — Будто ты испытывал на себе, — шиплю в ответ, одним движением скидывая руку. — Нет, но видел достаточно часто последствия. Тебе нельзя пока оставаться одной. — Без тебя суицид не совершу. — Я не про это, — цыкает языком Осаму, и ладонь его нагло ложится мне на макушку, заставляя повернуться к нему лицом, — тебе нужно выговориться. — Мне нужно спокойствие, Дазай, и уверенность в том, что нас не убьют на следующей станции. Осаму улыбается уголком губ, убирает руку и снова включает этот его взгляд мафиозника. На меня он дрожи больше не нагоняет, кажется теперь безобидным ребячеством на фоне творящегося пизд… — Если ты хочешь спокойной жизни, уходи из агентства. Другого выхода у тебя нет. Спокойствие — не по нашу душу, и всем членам агентства это приходится по нраву. Пейзаж за окном тем временем сменяется постройками. — И тебе тоже это по нраву, — бросает Осаму прежде, чем отсесть к Ацуши. Может быть, это и было по нраву, пока мальчишка из Мафии не залез мне в голову. Теперь же… Станцию объявляют слишком громко и разборчиво впервые на моем веку. Время покидать поезд.***
Либо они безумцы, либо гении. Кажется, цитирую одного известного пирата, но мысль эта не дает покоя. Мы тормозим у Танизаки. Общежитие агентства дышит тишиной, все квартиры пустуют, кроме нашей. Дазай уверяет, что здесь искать не додумаются. Мол, хочешь скрыться, будь на виду, но на меня его бравада не действует. Видимо, переутомление играет свою роль. Детективы нас также быстро покидают, наказывая строго сидеть дома и соблюдать все указания. Мы киваем, я активнее всех, потому что Дазай не верит и правильно делает. Бросаться грудью на амбразуру никто не собирается, но и сидеть в четырех стенах больше не могу. У нас выстраивается очередь в душ, куда хочется в последнюю очередь. Голодный желудок воет гимн Японии по нотам, потому мы с Наоми на пару, пока Харуно в душе, завариваем рамен. — Ты как? — в тишине раздается вопрос Танизаки. Не знаю. Не чувствую. — Как курага, — улыбаюсь мило-мило, за что получаю вздох от девушки. — Кстати, я возьму у тебя вещички? Наоми соглашается, и когда Харуно присоединяется к нам, рамен готов и дымится строго в лица. Лапша быстрого приготовления становится пищей богов. И поглощается меньше, чем за пару минут. В душ я ухожу последней, старательно убирая посуду, лазая в телефоне Наоми (где милых фоток с Джуничиро больше, чем пыли в квартире), и ожидая, когда солнце попрощается с городом. Пишу короткое сообщение Акико, что, мол, старушка жива и умирать вроде не собирается. Пару секунд думаю, стоит ли звонить Доппо, но Джуничиро уже отзванивался и утверждал, что они в порядке. У Танизаки находятся милая розовая юбочка, которую я бы надела исключительно на какой-нибудь комик-кон, и белая футболка с принтом блюющего радугой единорога. — Я думала, ты не любишь все такое милое, — оправляя короткую юбку, сажусь на диван, где мне собираются сделать два милых хвостика. — И не люблю, но нам стоит не выделяться, когда мы пойдем в магазин за продуктами, а для сна есть футболки Джуничиро. — В таких нарядах мы очень выделяемся, Наоми, — тихо протестует Кирако. — Метод Дазая еще ни разу не подводил, — со знанием дела говорит Танизаки. — Никто не будет смотреть на школьницу, а роковую красотку они не ищут. Плюс, маскировка парня самая опасная, потому я возьму ее на себя. Продуманная лисичка. Харуно выглядит гораздо старше своего возраста, в облегающем платье черного цвета, обитого мелкими красными цветами. Ей идет, мы убеждаем Кирако в этом тридцать минут прежде, чем выйти в свет. Сама госпожа Танизаки предпочла стиль своего брата: она просто оделась в его одежду, даже нашла кепку и водрузила на голову, чтобы скрыть волосы. По дороге домой разговор вяжется бодрее, уже прикидывая, кто и что будет готовить. Мне достался десерт, благо, фруктов набрано от души. Кидая пакеты на кухонный стол, стараюсь как можно незаметнее ретироваться. Беру милую сумочку Наоми, бросая туда единственное, что удивительным образом не выпало из карманов. Уже у порога понимаю, что мой побег раскрыт. Разговор на кухне прекращается, а дверная ручка неприятно холодит руку. — Я просто прогуляюсь… Наоми хмурится, Харуно позади нее мнется, поправляя очки. Мы так стоим пару секунд прежде, чем одна нога переступает порог. — Вернусь, чтобы доделать вам восхитительный десерт. Дверь захлопывается за спиной.***
На меня смотрят в основном школьники, которых еще не успели загнать домой родители. Их удается легко игнорировать, как и людей в метро, на улицах, в коридорах здания агентства. На четвертом этаже царит мрак и пусть он царит дальше. Не включаю свет, сразу направляясь в сторону своего компьютера. Аккуратно снимаю монитор со стола, ставлю на пол, как и мышку с клавиатурой, усаживаюсь на пол, проверяя, нет ли лишнего свечения. Флешка вставляется в процессор, а информация снова высвечивается на экране. Кажется, что только так я могу помочь агентству. Что именно сейчас, запоминая имена, адреса и фотографии, в дальнейшем это пригодится. Но есть и другая, более неприятная причина, почему темные стены агентства кажутся надежным укрытием. Пока яркие улицы освещены неоном, пока люди бросают короткие взгляды прямо в лицо, а витрины отражают фигуру, я вижу фиолетовый дымок и игрушечный силуэт. Снова возвращаюсь к Гильдии, теперь уже со словарем Йосано, который она хранит в правой нижней полке своего стола. Там же хранит свою старую вредную привычку, от которой, кажется, избавилась только частично. Первая сигарета сначала душит, затем впускает в тело другую легкость, от которой чувствуется головокружение и пульсация в висках. Невольно замечаю, что руки все еще трясутся, даже ищу пятна крови, но быстро одергиваю и впиваюсь взглядом в монитор. Мои руки чисты. Я не убийца и никогда ею не была. Я живой человек. Мантру повторять три раза во время приступа паники, ага. Сигарета тушится в импровизированную пепельницу, которой выступает цветок в горшке. Жалко, да, уберу, как буду уходить. Может, даже открою окно. Строчки больше не разбегаются. Левая кнопка мышки за сегодня, бедолага, намаялась, но когда с последним файлом, который был об агентстве, покончено, я закуриваю второй раз. Дазай такой придурок, чтобы держать всю информацию на одном носителе или… Форматирую флешку и ломаю ее, нервно выдыхая дым. Черт, если кто-нибудь узнает о новом осведомленном лице, мне крышка. Но ведь зачем-то Осаму сделал меня мишенью, верно? Зачем-то… Кажется, по рукам что-то скользит. В помещение темно, только свет от монитора освещает маленький кружок пола. Этого мало. Страх странно стучит в легких, заставляя включить сразу два компьютера. Спокойно, пожалуйста, спокойно… Я нужна им, я не мишень, я подстраховка. В голове будто колокольчик бьет, заставляя замереть посреди кабинета. Мишенью всегда будет Осаму или его очкастый дружок Анго, который очень много знает. А это лишь крохи, и руки у меня чисты. Я не жалею, нет. Это другое, это когда меньше знаешь, крепче спишь, да только наоборот. — Ты ведь в курсе, что курить в здании запрещено? Подпрыгиваю на месте, убираю руку с сигаретой за спину. Прямо здравствуй, университет, но тут вместо учителя… поприятнее компания. Мне не нужно в темень вглядываться, чтобы понять, кто пришел по мою душу. Сердце постепенно начинает стучать ровнее, но страх и извечное человеческое желание не сдохнуть уходить не собираются. — Кажется, ты и так меня уволил, — пожимаю плечами, ища глазами, куда бы выкинуть окурок. Резво скачу к мусорному ведру, немного жмурясь, когда Доппо включает свет. Да, становится лучше, но теперь мы как на ладони. — Хочешь, чтобы меня точно сегодня добили? Куникида проходит глубже и выключает компьютеры, хмуро глядя на импровизированный уголок информатики. — Свет от монитора видно в окне. — Что? — не, не верю. — Я специально ракурс выбрала. — Я так тебя и нашел. Затыкаюсь, складывая руки на груди и демонстративно отворачиваясь. — Мог бы и через Наоми передать, что я уволена. — Я не вправе увольнять сотрудников, мы с тобой на равных, Энамото. Да, знаю. Но ты вправе настоять на чужом увольнении, тем более такого сотрудника, как я. Но фраза проглатывается, а тишина между нами громче любой ругани. Он недоволен мной, а я сегодня познала семь кругов ада из восьми. Сжимаю кулаки сильнее, неустанно глядя в темное окно, в котором, кстати говоря, смутно отражаюсь. Перед глазами будто вырастает та кукла Кью и улыбается, машет своей пластмассовой рукой и… — Энамото? Мужская ладонь едва касается моего локтя, а тело уже подпрыгивает и отшатывается. От меня это даже не зависит теперь, просто случается. — Все хорошо, — улыбаюсь, закидывая монитор обратно на родненькое ему место. — Это просто трудный день. — Я знаю… — Поэтому не стоит. Правда. Со мной все хорошо. Лгу нагло и, кстати говоря, впервые Куникиде. Со мной не все гладко, потому что в ду′ше я боялась собственной тени, а по дороге в витринах мелькала улыбка той меня. Это игнорируется и мозг сам почти кричит мне, что просто способность мерзкого мальчишки и скоро все пройдет. Но не сейчас. Сейчас мне страшно и будто все краски в мире вдруг резко стали в тысячу раз ярче. Вдруг захотелось выучить английский, покататься в парке аттракционов, попробовать русские пельмени и побывать на Фудзияме. Сейчас я хочу жить. — Пойдем, я должен отвезти тебя обратно к Танизаки. — Куникида… — Мы опаздываем уже на четыре минуты и… — он опускает взгляд на часы. — Я думала заночевать тут. — Исключено. В пару шагов преодолеваю расстояние между нами, сцепляя руки за спиной. Из-под его жилетки виднеется уголок блокнота, который и подхватываю одним быстрым движением, пока Доппо отвлекается на часы. — Ты прямо так и написал, доставить Энамото до Наоми? — Куникида одним движением хватает книжонку, и мы замираем, вцепившись в твердый переплет. — Именно, а еще ты заставляешь меня сбивать свой график, — заверяет коллега, отбирая блокнот. — Прямо как Дазай. Покорно отцепляю пальцы, замечая, что и Доппо выглядит заметно уставшим. Под глазами залегают тени, а черты лица выглядят острее, он более растрепанный, чем обычно, и блокнот не прячет, а оставляет на своем столе. — Почему ты искал меня? — вырывается прежде, чем успеваю подумать. Куникида едва заметно поджимает губы, не отрывая пальцы от блокнота. Его взгляд быстро пробегается по мне, будто я должна сама угадать, но сегодня гадать я точно не намерена. — Наоми позвонила. — Вот как? А что же график? Куникида выпрямляется, делая шаг навстречу. Вглядываюсь в глаза за стеклом, полагая, что он скажет что-то правдивое. — Вынужденная мера, — дублирую красивые слова. Наверно, они и пишутся тоже красиво. В его блокноте я — вынужденная мера, но почему-то от этого ни грустно, ни обидно. Понимаю, да, эту границу не переступить. Обхожу Куникиду и держу курс на выход из офиса, но его пальцы совсем невесомо касаются запястья, удерживая. — Догра Магра оставляет следы, тебе надо быть осторожной. Догра Магра… Способность, заставляющая тебя сходить с ума и нападать на людей. После которой остается едва видимый след на плече и поломанная психика. Они считают меня слабой. Дазай, Куникида, даже Наоми. Это просто… — Смешно, — договариваю мысль, поворачиваясь к коллеге. — Я не такая хрупкая, Куникида, и не сахарная, чтобы таять от твоих прикосновений. Сегодня я пережила гребанный Ад, ясно, и не только я одна. Девочкам и Ацуши нужна помощь гораздо больше, чем мне, а я справлюсь, слышишь, справлюсь и продолжу работать на агентство, чтобы никто никогда во мне не сомневался… Такое чувство, что снова бегу за поездом. Легкие горят, дыхание сбивается, а перед глазами на секунду все плывет, когда прижимаюсь к мужской груди. Доппо не дает вздохнуть, одной рукой крепко держа за талию, а другую кладет мне на затылок. Ждет, что у меня будет истерика? Она действительно наступает, срывая тяжелый всхлип и пару крупных слез. Легонько толкаю коллегу, чтобы не разреветься. Да только никто отталкиваться особо не собирается и это выводит еще больше. Даже замахнуться разок пытаюсь, но кисть тут же сжимают, заставляя замереть. Взгляд натыкается на мутное отражение в окне. По другую сторону выкроен силуэт высокого стройного мужчины, сжимающего с силой меня. Меня, живую и плачущую, дышащую и напуганную, полезшую туда, куда никто не просил и лезть было не надо. Слезы будто освобождаются из долгого плена маньяка и бегут навстречу приключениям. Не сдерживаю всхлип, затыкая рот кулаком, но плотину рвет больше и больше. Куникида очень теплый в этот момент и терпит мою истерику, пока стараюсь плакать как можно тише. Наверно, плечи просто вибрируют от спазмов, а черная рубашка мокнет слишком быстро для простых слез, но все чувства и мысли вертятся только возле того, что пора успокоиться. Но и это не помогает. Вдох дается с трудом, но он будто служит новым толчком, чтобы прижаться к коллеге ближе и закрыть глаза. Я плачу, судорожно дышу и чувствую, как меня гладят по голове, как ребенка. Я живая, и Догра Магра будто сползает с меня вместе со слезами по щекам. И становится слишком легко.