100 и 1 способ соблазнить блокнот

Наутро голова болит. От света, от свежего дня, от запаха кофе, что сварила Наоми, от полной прострации. Взгляд натыкается на старый мобильник, что дала в пользовании хозяйка квартиры. Девочки бодры и веселы, щебечут о чем-то своем, когда прохожу мимо, голоса их заметно смолкают. Кофе оседает горечью в желудке, ровно как и жалостливые взгляд Танизаки и Харуны. — Как спалось? — задает первый вопрос Кирако, а мне уже хочется треснуться головой об холодильник. — Без сновидений, — отвечаю максимально дружелюбно. Душ дает время прийти в себя и проснуться окончательно. С трудом вспоминается, как я попала обратно в квартиру, кажется, Доппо отвез меня, наказывая девочкам следить. Неужто думает, что я вены вскрою? Просто вчера прорвало, но сегодня… Нет, легче стало только в одном. Тени Догры Магры исчезают за спиной, но на передний план выходит кое-что похуже. Неуверенность в себе. Шмотки школьницы-Наоми все еще сидят, как влитые, в них и всовываю свой зад и собираюсь уже свалить, но Харуно вырастает прямо из-под земли. — Ты что, призрак? — щурюсь, вглядываясь в молодое лицо. — Куда ты? Даже не позавтракала… — Еще успею, — быстро обнимаю девчонку за плечи, заодно отодвигая ее с прохода. Впереди предстоял сложный день. Нужно было заявиться домой, затем в страховую компанию, восстановить сим-карту и, желательно, купить новый телефон. Все это делалось медленно и словно в насмешку. В страховой мне не поверили, мол, я сама угробила свою ласточку, и выплачивать ущерб будут деревья, номер восстановить получиться только через три дня, а телефон стоил космических денег. Голова буквально разрывалась, сладкий голос БТС (Наоми явно фанатка этой группы) начинал потихоньку раздражать, особенно когда их солист пронзительно пел о «Ненастоящей любви», а слезы хотели уже пуститься бежать по второму кругу, да останавливали их все те же песни. Ноги приводят меня к офису агентства, но порог не переступается. Спускаюсь вниз, к набережной и замираю, издалека заметив знакомую фигурку. Тигренок не ожидает нападения со спины, вот и получает за свою невнимательность. — Спокойно, — тут же вскидываю руки, показывая, что рядом с ним не враг. — А, прости, Энамото, — Ацуши чуть кланяется, выглядит крайне растерянным. — Ты чего тут? — Да я… думал просто. Мальчишка сконфужен. Его взгляд устремляется на мирные воды под нами, ветер слегка треплет светлую челку, придавая тигренку какой-то потусторонний шарм. Делаю шаг, складывая руку на парапете. Да, неплохое он место выбрал, тихое и спокойное, в таком есть о чем подумать. — Как ты… справилась с… Накаджима запинается, но и так понятно, что он хочет спросить. Ноздри щекочет соленый запах воды, втягиваю глубже, будто собираюсь нырять. — Я не знаю, Ацуши, я не справилась. Признаваться себе в этом всегда тяжело. Ты не прав, ты не смог, ты не так хорош, как ты думал, ты, ты, ты… — У тебя получается это гораздо лучше, — договариваю, когда Ацуши оборачивается ко мне. — Тебе есть, за что бороться. — Но ведь тебе тоже, — тут же спорит мальчишка, заставляя усмехнуться. — Мне лучше не высовываться. Кажется, я приношу больше вреда, чем пользы. Лицо Накаджимы странно перекашивается, будто сводит судорогой, и мальчик отворачивается, скрывает мордашку, сжимая руки в кулаки. Так, стоп, что такого я сказала? Сердце странно бьется, гораздо чаще. К соленому воздуху прибавляется соленый вкус, который быстро стирается с губ. — Ты не права! На секунду меня аж оглушает его крик. Ацуши так быстро оборачивается ко мне, а его глаза так сияют гневом и чем-то еще, чем-то… у мальчишки на глазах бусины злых слез, но он не проливает их, он горит праведным гневом, и весь этот гнев принимается только мной. — Ты очень ценный сотрудник и хороший человек, Энамото, — выкрикивает в мое лицо тигренок. — Ты спасла меня в комнате Энн, а на вокзале помогла девочкам, без тебя они бы так далеко не уехали, и вообще, ты всегда помогала с отчетами, помогала влиться в коллектив, и я верю в тебя… Накаджима выше меня и крупнее в плечах, но в нем еще осталась детская угловатость и пухлые щечки. И в этом пареньке есть такой важный огонек, который встречается сейчас очень редко. Он все еще может видеть добро в людях, может верить в них, пусть даже при этом забыть о себе. Обнимаю тигренка, утыкаясь носом в плечо. Он пахнет молоком и свежими цветами, молодостью и солнцем, и явно цепенеет от объятий взрослой женщины. — Я горжусь тобой, Накаджима Ацуши, — тихо выдыхаю в плечо парня, чувствуя, как мышцы его слегка расслабляются. — Э-э-э, — Ацуши краснеет до кончиков волос, тупит взгляд на свои ботинки и неразборчиво благодарит. Забавный он, этот тигренок. Достает телефон и все бурчит, что Дазай опаздывает, а это значит, что и мне пора ретироваться. — Я пойду, смотри не нарвись на неприятности. Разворачиваюсь, глядя на замершего Ацуши, и заодно врезаюсь в чье-то крепкое сильное тело. В нос бьет запах яркого одеколона, а перед глазами возникает маленькая перламутровая пуговица на белой рубашке. — Простите, что отвлек, — раздается голос с ощутимым переливчатым акцентом прямо над головой. Фицджеральд позволяет сделать шаг назад, попеременно глядя на нас с Ацуши. Мужчина при дневном свете казался внушительным и крайне сильным, а еще чертовски красивым с обольстительной улыбкой дьявола. И если бы это была второсортная манхва, я бы без лишних слов позволила себя изнасиловать, но тут другая опера. Накаджима резко оказывается рядом, заслоняя собой, его правая рука становится тигриной и он наносит сильный удар по врагу, но тот так спокойно перехватывает кулак, что аж скулы сводит. Ацуши наносит следующий удар, ровно ногой в челюсть, но и это, кажется, веселит Фицджеральда. Тот потирает ушибленное место, будто его комар куснул, и задумчиво оглядывает тигренка. — Неплохой удар, — тянет гласные мужчина. Мы оба предчувствуем плохое. Ацуши приказывает мне бежать, и тут же Фицджеральд одним ударом припечатывает мальчишку к стене. Одним легким, ленивым ударом. Стараюсь не шевелиться и вообще не показывать приступ страха, когда эспер оборачивается ко мне. Всего шаг, чужая горячая ладонь ложится мне на щеку, нежно обводит скулу и исчезает, из-за чего я поднимаю взгляд. — Я не бью хорошеньких девушек, воспитание не позволяет. К вам у меня будет предложение, мисс… Эвото? — Энамото, — проталкиваю воздух сквозь губы, за что получаю благосклонную улыбку. — Оставь ее, — раздается голос Ацуши, и мальчишка, пошатываясь и отплевывая кровь, отвлекает внимание на себя. Фицджеральд оборачивается ко мне спиной и плавной походкой идет добивать тигренка. Так, что я могу сделать? Что я… — Беги! Мозг выключается, и я бегу, правда, бегу, верх, верх, верх, так, как никогда не бежала. Даже за поездом, даже от Энн. Не чувствуется ни усталость, ни нехватка воздуха, ни боль в ногах. Машины сигналят, когда выбегаю на красный и чудом не попадаю под них, и даже люди расступаются, когда резко торможу у здания агентства. Выше и выше, а затем врываюсь в офис, со всех ног сбивая Дазая. Мы оба падает, Осаму больно приземляется на спину, а я на него. Кажется, пару секунд он что-то говорит прежде, чем спихнуть меня на пол и выпрямиться, потирая ушибленное место. — Что стряслось? Воздух будто заканчивается во всем теле, но все же… — Тигренка схватил Фицджеральд.

***

То, что творится в городе, называют безумием. Сотни людей, у которых отражается метка Догра Магры, госпитализированы в больницы, десятки убиты, на улицах беспорядки, сотовая связь не работает, интернет тоже. Мы с девчонками вступаем волонтерами в ближайшую больницу, помогая раненым. Кому-то нужна медицинская помощь, кому-то психическая, и с последней мы помогаем, как можем. Домой никто из нас не уходит, а утром, когда связь налаживают, меня вызванивает Акико. — Как ты? — раздается ее обеспокоенный голос. — В третьей больнице, а ты? — В первой, но как внештатный сотрудник, — Йосано устало вздыхает. — Не подставляйся больше. Хочется засмеяться, но мерзотный смешок застревает в горле. Взгляд натыкается на маленького мальчика, с которым только-только была проведена беседа. На нем пара царапин, но мальчишка теперь наполовину сирота: во время прогулки по парку его отец убил мать весьма жестоким методом. — Это какой-то ад. — И он закончился, — голос Акико звенит от напряжения. — Я обещаю тебе. — Передо мной ребенок… — Да, я знаю. Сегодня я применила дар на четырнадцати человек, шесть из которых убили или покалечили других, — доктор тяжело выдыхает прямо в трубку. — Надо делать выбор. Ты сильнее, чем думаешь, Харуко, раз смотришь в глаза этому ребенку. Акико Йосано не перестает удивлять. Склоняю голову перед ней, радуясь, что сама она не видит этого. Мы еще немного говорим, а затем отключаемся, разбегаясь по своим делам. Еще через час мне звонит Дазай, просит, чтобы взяла в прокат резвую машинку на ходу и подъехала к офису. Деньги поступают на счет, и уже через полчаса, сидя напротив суицидника, листаю новости с его телефона. — Что с рукой? — снова задаю дурацкий вопрос, ведь на предыдущих три таких же Осаму отмахивается. Он отмахивается и в четвертый. Но зато излагает план Ацуши, хитро сверкая глазами. — Хороший план. Очень продуманный, и никакого элемента неожиданности, кроме того, что босс Портовой Мафии может не согласиться. — Он знает выгоду от этого союза, — щелкает пальцами Дазай, с удобством разваливаясь на диване. — Ты сможешь отвезти нас? — Если не на своем горбу, то да. Усмешка едва проблескивает на губах парня. Он утыкается носом в обивку, заставляя и меня вытянуть ноги и ненадолго задремать. В вязких и тягучих мыслях-снах мелькают какие-то фигуры, сиреневая пятерня на щеке Акико и тот мальчишка, самозабвенно кромсающий тигренка. После такого спать не особо хочется, но выводят из сна меня отнюдь не грустные мысли. Голос директора заставляет вскочить на ноги, бездумным взглядом глядя то на Куникиду, то на директора. И давно они тут? Я пускала слюни во сне? Стоп, сделка с Портовой Мафией. Судя по ошарашенному лицу Доппо, об этом он слышит впервые. Что же, медленно сажусь назад, хлопая ресничками и благоговея, когда Фукузава задает тот же вопрос, что и Дазай. — Да, директор, я отвезу вас. — Хорошо, я буду благодарен, — кивнул на прощание Фукузава. Ну, честное слово, смотреть лишний раз на директора боязно. Главное в аварию не попасть или еще чего в таком духе. Куникида тем временем устраивает Дазаю допрос, недоумевая, какого черта Осаму выступил посредником между воюющими организациями. Сам же суицидник лениво растягивает слова, да косится в мою сторону, в итоге задав вопрос прямо в лоб. — Я так понимаю, ты не рассказала? Это чего это все внимание на меня? Краска приливает к лицу, приходится потупить взор, разглядывая пальцы. — Я раньше состоял в Мафии, Куникида, — четко отрезает Дазай. — Все об этом знают. Все да не все. Кидаю быстрый взгляд на вставшего с насиженного местечка Осаму. Тот ждет криков или кулака в лицо, и, честно говоря, я тоже жду чего-то. Но Доппо кивает, даже делает шаг вбок, чтобы Дазай спокойно прошел мимо. — Это было давно. — Ты мог мне рассказать, — перебивает суицидника Куникида, поправляя очки. — Но ты молчал все те года, что мы работали вместе. — Ты бы отреагировал иначе еще год назад. — Возможно, — соглашается Доппо. Дазай хочет еще что-то сказать, даже рот открывает, но его коллега садится напротив меня, утыкаясь взглядом в телефон. Осаму переводит взгляд, мне остается только пожать плечами и ждать, когда дверь за ним закроется. — Это давно было, — начинаю оправдывать горе-суицидника, но кто мне даст? Куникида снимает очки, трет двумя пальцами переносицу и тяжело выдыхает. — Дазай был и остается моим другом и напарником. И оставался бы им, даже если я знал все с самого начала. Вопрос «почему это» срывается сам. Куникида смотрит прямо пару секунд, прежде чем снова надеть очки. — Потому что он мой друг. Не в моих принципах отказываться от друзей. Усмешка сама скользит по губам, стараюсь ее скрыть как и то, что лис-Дазай стоит за дверью и внимательно все слушает. С моей стороны можно было увидеть тень вихрастой головы. — Нам пора, — кивает Куникида, и я тоже поднимаюсь. Нам пора, да. Пора заканчивать эту историю с Гильдией.