100 и 1 способ соблазнить блокнот

Проблема номер один встает достаточно быстро. Заправка. Повсюду камеры, и выйди Куникида или Йосано наружу, Мафия, скорее всего, без труда их распознает. Пусть они не подключены ко всем камерам Йокогамы, но большинство заправок принадлежит неофициально именно им. Время поджимает. Вызываюсь сама заправить машину, чертыхаюсь на очередь, на медлительного кассира, на сухого старичка передо мной, который отсчитывает деньги исключительно долго. Приходится взять еще парочку энергетиков, шоколадных батончиков, жвачки, разнообразных закусок и оставить почти все деньги, заправляя полный бак. В окне вижу, как Рампо с пассажирского сидения фыркает, убирая телефон подальше. Никто из Военной полиции по доброте душевной помочь не спешил. Мы медлили, а утро совсем скоро окрасит беззвездную ночь в теплые цвета. И тогда пойманного Джуничиро казнят. Кассир щелкает своими кнопочками, запускает бензин в бак. Вижу, как Миядзава держит шланг, ждет, когда колонка перестанет крутиться. Пытаюсь позвонить Дазаю, но тот трубки не берет. После наркоза, наверно, снова впал в спячку. Винить его никак не хочется, но то, что он "забыл" дать номер своего дружка из полиции сильно стопорит всех нас. Потому крайние меры приходят на ум сами. Да, то, что мы с Фицджеральдом обменялись номерами, ничуть не странно. Товарищи, блин, по чаепитию. Но Френсис ведь преследует свою цель, она у него жирная, золотая. Прямо голливудская мечта. Три ровных гудка перед ровным «hello». Меня тревожит, что кто-то может увидеть скромные махинации со спины. Потому приходится уйти к стеллажам, наслаждаясь опасливым взглядом кассира. — Господин Фицджеральд, мне жаль, что я вас тревожу, но требуется ваша помощь. — Требуется? — беззлобно поддевает меня собеседник, усмехаясь прямо в трубку. — Я стараюсь не отказывать, когда это требуется. Но все, опять-таки, упирается в цену. — Мы и так вернем вам ваши драгоценности, — шиплю кошкой, но тут же притихаю. Кое-кто начинает греть уши. Дядечка перемещается вдоль стены, косо смотрит то на скорую, то на меня. Меньше всего я похожа на работника данной сферы. — Скорее, разбитую в щепки гордость. — По вам не скажешь, что вы сильно страдаете, — терпение медленно иссякает. — Бросьте, Харуко, вы судите человека по обертке. — У вас она слепит глаза, до того золото много, Френсис, — совсем вот не нравится его легкий тон. — У вас же обертка вполне себе… интересна, — усмехаются на том конце связи. — Девочка — не эспер, которая пытается. Не устали пытаться? — Устаю от нашего общения. — Ух, смотрели Гарри Поттера? — неожиданно прилетает вопрос, отчего я неосознанно киваю. — Там были такие кусачие конфетки. Будь мы там, обязательно угостил бы ими вас. Вдох-выдох. Мне нужна информация, а времени и так потрачено свыше гор. — Френсис, нам нужен русский преступник, пособник Достоевского, — у меня вырывается почти шепот, когда на том конце молчат. Непозволительно долго после всего сказанного. Фицджеральд, кажется, встает, я слышу, как что-то шуршит. — Я скину вам смс с его именем и фамилией. Местоположение найдете сами, — припечатывает золотой босс Гильдии и отключается, даже не удосужившись выслушать короткое спасибо. Перебьется. Сажусь в машину и нажимаю до упора на газ, пока дядечка-кассир спешно набирает чей-то номер. Догадался, видимо, кто мы. Выворачиваю на длинную, пустую дорогу, краем глаза поглядывая в зеркало заднего вида. Чувство, что нас преследуют, жжет между лопаток. — Притормози, — тихо фыркает Рампо рядом, вертя в руках шоколадный батончик. Скидываю скорость вовремя, телефон тренькает в кармане, оповещая о входящем смс. На ходу открываю сообщение, видя незнакомые символы. — Кто-нибудь знает русский? — бросаю вопрос в темноту. Эдогава протягивает руку, вглядывается в экран пару секунд, неодобрительно хмуря брови. Нотации мне прочтут позже. — Мы знаем имя нужного эспера, — кивает Рампо, и это слышат все. — Кто же обладает такой добротой? Голос Куникиды доносится ближе, чем я думала. Его рука сжимает спинку моего сидения. Стараюсь не оборачиваться, предчувствуя скорбное и злое. — Неважно, — отрезает Рампо, копаясь в телефоне. У него на том проводе три неровных гудка и быстрые жалящие ответы. Адрес преступника мы получаем к рассвету, небо светлеет густым алым. Вглядываюсь в бескрайнюю воду, пока мы едем по мосту, прочь из тихих мест Йокогамы в самую чашу зла. Старательно катимся в ад, подсвечиваемые кровавыми солнечными лучами. Коллеги делятся на группу реагирования. Я попадаю к доктору Йосано и ни капельки не против. — Думаю, нам стоит зайти с другой стороны, — голос Акико уставший, пустой. Я киваю, полностью соглашаясь. Кёка и Рампо остаются охранять Директора, райончик тот еще, а бойцы нужны из лучших. — Умеешь управлять машиной? — торможу на углу, за два квартала от предполагаемого адреса. Рампо смотрит в упор, даже не моргает, а затем хмыкает и оглушает ответом. — Конечно, нет, не терплю я всякую технику. Во все глаза смотрю на телефон в его правой руке, затем перевожу взгляд на Йосано. Та незаметно пожимает плечами и скашивает глаза на Кёку. — Я могу научиться, — тут же оповещает девочка, подаваясь вперед. — Ладно, ей бы я все равно машину больше доверила, — признаю сама себе, усаживая Кёку к себе. Объяснения долгого времени не занимает. Доппо прикидывает пути отхода и то, как заманить нашего вирусного друга в ловушку. План складывается удачный. — Всем все понятно? — он знает, что всем и все давно уже понятно. Никаких напутствующих речей. Он собран и холоден, точно айсберг, все его мысли стройным маршем идут от Директора до Босса Портовой Мафии, от русского преступника до русского демона. — Будь осторожен, — совсем тихо прошу Доппо, когда он проходит рядом, направляясь вниз по улице. Прямо в ловушку. Не знаю, почему, но чутье орет мне об этом. Мастерскую ловушку, которую бы точно сплел такой, как Дазай. А Рампо обмолвился, что Достоевский с суицидником имеют схожий элемент мышления. — Энамото, — Куникида словно только сейчас вспоминает о моем существовании. Хмурится, но руку из моих цепких пальцев не вырывает. — Обещай не идти за нами. Будь с Йосано, поняла? — Поняла. Конечно, поняла. Знаю, что опасно, знаю, что больше буду мешать. Доппо кивает на ответ, почти незаметно сжимает мои холодные пальцы в ответ, будто обещая, что все будет хорошо, и этот чертов каннибализм скоро закончится. Он не закончится, пока кто-то кого-то не съест. Пока мы с Мафией, давясь друг другом, не пожрем, а затем стая коршунов, нет, крыс, не доглодает останки. План демона прекрасен, если смотреть на него в точки зрения греха. Тут и гордыня, и чревоугодие, и гнев. И круговорот уныния, потому что выйти из этого сухим будет почти невозможно.

***

— Ну и захолустье, — вырывается невольно, пока мы с Йосано и Миядзавой приближаемся к конечной точке. — Тем, кто все потерял или уже нечего терять идут сюда за укрытием. Хорошее место, чтобы спрятаться, — ответ Акико меня немного настораживает. — Проще из города выбраться, чем выжить здесь. — Не думай так, Харуко, — останавливается доктор прямо напротив заднего входа небольшого, потрепанного временем домика. — Здесь те, кому некуда бежать. Мы укрываемся в тени соседнего здания, пустого и давно заброшенного. Дом напротив выглядит не лучше, но что-то человеческое в нем все же есть. Занавески, например. Взгляд бегает по проулку, натыкается на копошащихся в углу крыс. Невольно тянусь к своему пистолету, сжимая рукоять потными холодным пальцами. Дышать как-то в этом месте тяжело, словно неощутимая вонь толкается в горле, пробирается к сердцу. Никогда не была мягкотелой, но в этом месте словно все пороки разом воскрешаются с похороненных воспоминаний и скалят свои гнилые зубы. Мерзость. — Их долго нет, — замечает Миядаза первым. По сути, наш отряд, состоящий из Куникиды и Ацуши, должны были уже проникнуть в дом Пушкина и, как минимум, схватить его. Но тишина стоит такая же загробная. — Что-то не так, — выносит вердикт Акико и выходит из укрытия первой. Благо, я все еще вглядывалась в конец улицы, туда, куда убегали крысы. Успеваю толкнуть доктора на себя обратно, указывая взглядом на улицу. Туда, куда только что трое маленьких детей свернули и исчезли также быстро, как появились. — У них что, автоматы? — пару раз, чтобы снять наваждение, проталкивает через себя Акико. — Полагаю, что они будут защищать этого типа, — киваю в сторону дома. — Пойдем следом? — Что же за монстр будет использовать детей? — в голосе Йосано звенит раскаленная докрасна, до крови, сталь. — У Мори спроси, как очнется, — фыркаю на это замечание, и мы начинаем быстрыми перебежками двигаться в конец улицы. За углом никого обнаружено не было. Даже крыс. Мы переглядываемся, пытаемся понять, откуда сейчас ждать подвоха. Но дети нас вряд ли видели, а вот Доппо и Ацуши… — Тут люк, — наблюдательность Миядзавы нас спасает. Он легко открывает канализационный люк и "приятный" запах щекочет ноздри. Настоящий мужчина спускается первым, хотя это больше похоже на прыжок в неизвестность. — Тебе лучше остаться наверху, — я лишь предлагаю, но Йосано опережает меня и тут же начинает спускаться вниз. Огромный туннель ведет нас сквозь почти всю Чашу. Найти наших быстро не удается, и мы замолкаем, прислушиваемся. Надо было попросить сделать Доппо GPS-навигатор. — Тихо, — Акико вскидывает руку первой, вслушивается в гремящую тишину. Кроме писка крыс я ничего не слышу, но вот коллеги, кажется, могут. Передергиваю затвор вовремя, потому что в следующую секунду нас почти оглушает звук перестрелки. Автоматная очередь. Бескрайние гильзы, бьющиеся об каменный пол и топот шагов, ни одного голоса, только выстрелы. Мы с Акико примерзаем к стене, понимая, что очередь эта не настолько далеко. Ближе, чем рассчитывалось. Миядзава смотрит на нас вопросительно, ждет, когда старшие сестрички начнут действовать. И мы начинаем. Бежим со всех ног, словно демоны кусают нам пятки, ступаем тихо и легко, не сбиваем дыхание. Становится жарко, глаза слезятся. Разрыв бомбы слышится отчетливо хорошо. Если сейчас выстрелит танк, я не удивлюсь. Успеваю дернуть Йосано за воротник, мешая ей завернуть за угол. Стало тише. Выстрелы прекратились, а тонкая сизая дымка слезоточивой бомбы вьется под ногами, не может выветриться из-за отсутствия ветра. Слышатся голоса. Мы притихаем, сами почти не дышим. Йосано закрывает нос платком, мы с Миядзавой рукавом. Если понадобится, придется стрелять сквозь слезы. Первые голоса сначала мне кажется подставными. Уж больно напоминают детский плач. Затем еще голос, тонкий и звонкий, призывает к спокойствию. — Дети? — шепотом вопрошаю у Акико, и та бледнеет лицом. — Он ранен, нужна помощь… — Нет, сначала поможем братику… — Ичиро кровью истечет. — Не истеку, бегите. — Дурак, закройся, нас ведь дядя Федор предупреждал… Мы выходим синхронно. Пазл прозрачный, желейный, горький. Я не затыкаю нос, целюсь в ближайшего мальчишку лет одиннадцати. Большинство автоматы покидали, но двое старших, лет по тринадцать, тут же поднимают оружие, целясь. — Хотите, чтобы ваш друг жил, подпустите меня к нему, — голос Акико как у самой строгой учительницы. Но еще и как у взрослого человека, который готов пойти по головам ради того, чтобы выжили все. — Мы вам не доверяем, вы враги, — щелкает затвором малолетний лидер, готовясь к атаке. Перепуганного мальчишку отпускаю от греха подальше, и подальше от аппетитно лежащего подле его ног автомата. Толкаю оружие в воду, убирая пистолет за пазуху. Оглядываю перепуганные лица детей, чумазых и заплаканных. — Ты уверен в этом? — усмехается Акико. — Твой друг истечет кровью и умрет. А дядюшка Федор не придет. Не надейся. — Он дал нам все, что мы хотели. — Он дал вам оружие и послал на смерть, — шиплю змеей, поднимая взгляд на пацана. — Если бы мы хотели вам зла, стали бы спасать твоего Ичиро? Или просто перестреляли всех вас разом и отправили к вашим родителям на небеса? У мальчишки лицо кривится. Да, перегнула, но сейчас церемониться с подростками совсем не хотелось. Акико, как более опытная, делает шаг вперед, присаживается на корточки к раненому, аккуратно забирает из его рук автомат и откладывает подальше. Черт, пацан не совсем умирает. Способность Йосано может и не сработать. А объяснять все тонкости их главарю долго и нудно, потому краем глаза замечаю, что Миядаза забрал почти все автоматы, кроме главного. Направленного в спину Йосано. — Отдай пушку, — сначала прошу, даже шаг делаю, но мальчишка наставляет дуло уже на меня. Хорошо. — Лечение у доктора специфичное, она эспер, — пытаюсь растолковать мальчику, но Акико меня останавливает. — Нет, пойдем врачебным путем, — она отрывает край юбки, перематывает рану, кидая быстрый взгляд в мою сторону. — Надо проверить, как остальные. Главарь притихает, тяжелый автомат заставляет его руки трястись. Он хрипло и загнанно дышит, глядит большими испуганными глазами на своего друга, даже не замечая, как Миядаза и у него забирает автомат. Пробегаю глазами по чумазым лицам, но кроме шока и испуга видимых физических травм не обнаружено. — Его нужно в больницу доставить, — Акико прикладывает свою ладонь на маленький лоб Ичиро, и тот жмурится. — Это опасно и мы никуда не…, — начинает лидер, но доктор его тут же перебивает. — У нас недалеко карета скорой помощи. Слишком долго. Много возни, а еще дети опасны, нестабильны. Где-то там убегает от нас противоядие на ножках, мы теряем время и… — Примени свою способность, — в ухо выдыхаю Акико и та отрицательно машет головой. — Они не поймут. Поступим как враги. — И спасем его жизнь. — В машине… — Директор, Акико, — вся ситуация начинает потихоньку выводить и без того расшатанные нервы на новый этап психоза. — Я выстрелю и убегу, а ты вылечишь. Пока они будут соображать, Ичиро в себя придет. — Рискованно, — фыркает Йосано. — Кто не рискует и все такое. Мы переглядываемся. На ее лице муки выбора. Самой выстрелить в ребенка она не сможет. Не переступит принцип. Мои же принципы иные. Спасение любой ценой не стоит во главе угла, дети и так пережили слишком многое, потому единственное, что от меня требуется, выстрелить быстро и точно. Выдыхаю, понимая, что руки слишком трясутся. Лидер засыпает вопросами, не нравится ему, когда шепчутся. Далеко пойдет парнишка. План выстраивается сам. Поднимаюсь на ноги, одаривая их лидера быстрым взглядом. Наверно, он заметил там вспышку отчаяния, раз притихает. Делает шаг ко мне, видит, как пистолет точно оказывается в руке. Направляю дуло в живот его другу. Делаю вид, что не стреляю в живот ребенку, а следующий выстрел в потолок, чтобы двинуться никто не смог. Рой бабочек набегает на тело Ичиро, тихое причитание Акико «Не отдавай, любимый, жизнь свою» вливается в уши сладкой патокой, пока в следующую секунду меня не сбивает с ног тринадцатилетний бронепоезд. Мальчишка оказывается прытким, пытается пистолет из рук выхватить, направить в голову его, колошматит почем зря, а это только перетерпеть, и все. И дальше легче точно не будет. Пытаюсь скинуть мелкого с себя, но тот уже во вкус вошел, кровь почувствовал, разбив мне нос. На секунду теряю ориентацию, а он пистолет-то перехватывает, тыкает им в лицо, дышит еще тяжелее, будто задыхается. Надеюсь, у него нет приступа астмы. — Эй, Бон-Бон… Тихий голос другого мальчишки звонкий, с нотками веселья. Бон-Бон, до чего же странное погоняло, с неверием смотрит сначала на друга, затем на доктора. И только после переводит взгляд на меня. — Это? — Специально, — киваю, поднимая руку. — Выстрелишь, и хорошими мы не будем, — предупреждает Акико, оказываясь на ногах вместе с Ичиро. Мальчишка пистолет отбрасывает, слезает с меня, даря прекрасную возможность вдохнуть полной грудью. Прелесть. — Ты как? — Акико склоняется, смотрит на разбитый нос, который даже не болит. — Жить буду, — улыбаюсь, еле как поднимаясь на ноги. Пока Йосано и Миядзава приводят детей в порядок, под шумок сваливаю дальше. Надо проверить, не пострадал ли кто еще. Длинные коридоры заводят словно в лабиринт, Гильермо Дель Торо* позавидовал бы. Мне приходится завернуть за угол раза три, не меньше, прежде чем остолбенеть напротив ужасающей картины. Маленькая девочка, на шее которой навешаны три гранаты, и Куникида рядом с этой девочкой, преклонивший одно колено. Достоевский разыграл все по нотам. Ведь принципиальный Доппо никогда не причинит вред детям, а умрет за них. Он просчитал слабости. Чертов демон. — Подожди, мы только спасли твоих друзей, — тут же поднимаю руки и улыбаюсь как можно дружелюбнее. — Они в порядке, хотят уйти. Я готова была молоть любую чушь, но жертва слушать не хотела. Синие стеклянные глаза будто в пустоту смотрят, тонут в сказанных словах. Замолкаю, глядя на нее, не решаясь открыть рот. — Видишь? Тебе нечего бояться, — ровным теплым голосом продолжает будто прерванную речь Доппо. Она фокусируется на нем, словно забывая обо мне. Приходится сделать пару шагов, те эхом отражаются от стен, заставляют замереть. — Знаешь, я ведь умею показывать фокусы, — Куникида тянется ко внутреннему карману жилетки и не видит лица девочки. Но его вижу я. Вижу, как шок, неверие, боль и решительность проскальзывают хрупким льдом и трескаются в одно движение. Ей не надо много времени, чтобы поднять на меня взор. Еще меньше, чтобы увидеть краешек блокнота. Мне же нужны бесконечные века, чтобы начать двигаться, бежать вперед, дальше и дальше, не успевая даже сделать полноценный вдох. — Брат, — отражается от стен детский шепот. — Я спасу его. Я спасу его. Спасу, пожалуйста. Куникида слишком близко к ней, но тело начинает движение еще до первого вырванного в слезах шепота. Успеваю коснуться плеча Доппо ровно в тот момент, когда девочка тянет проводок, выдергивая чеку. Металлический скрежет мог бы быть незаметен, не будь мы в полной тишине. Здесь только два выбора. Отпустить Куникиду и дать ему право на свои принципы, на то, что погибать дети в одиночку не должны. Дать ему исполнить свой первый жизненный принцип, дать ему полную свободу, дать ему умереть вместе с малышкой, в чьей голове живет голос демона. Или столкнуть нас в воду и получить крохотный шанс на выживание. Тогда ребенок умрет в одиночестве, а принцип Куникиды Доппо будет сломлен. Он меня не простит. Хватаю его за плечи, удерживая. Выброс адреналина заставляет глушить в себе все слабости, заставлять двигаться. Чувствую, как под пальцами напрягаются мышцы, как он сопротивляется, тянется к ребенку в пяти метрах от него. Хватает секунду, и пламя стеной вырывается, бурлит, лижет стены, проглатывает синие стеклянные глаза и ползет своими щупальцами дальше. В доли секунды. Быстрее, чем я успеваю столкнуть нас в воду. Пламя, вечно голодное, жрущее, непоколебимое проглотило бы и нас, да каменные стены валятся уже, придавливают под собой все живое. Пламя проходится по телу, сносит с пути, обжигает, вылизывает и бредет дальше и дальше, вглубь туннеля. А мы остаемся позади, придавленные камнями и огнем. Пожираемые самой смертью. Не получается сделать вдох. Не получается выдохнуть. Кости расплющило, переломило напополам. Никогда смерть не наклонялась надо мной так низко, не щекотала своим дыханием лицо. Никогда я не умирала столь болезненно, будто пламя выжгло не только тело. Разъело душу. Мелкая каменная крошка сыпется на лицо водопадом, где-то плещется вода, но я ничего не слышу. Один помутневший глаз, сохранивший каким-то чудом зрение, выхватывает, кажется, мою неестественно выгнутую руку, тянущуюся к умирающему мужчине. Я не помнила имен, не помнила лиц, не помнила жизнь. Помнила только, что последнее, перед тем как закрыть глаза, я видела его лицо. И мне казалось, что я разбила его сердце. * - Гилье́рмо дель То́ро Го́мес (исп. Guillermo del Toro Gómez; род. 9 октября 1964, Гвадалахара, Халиско, Мексика) — мексиканский кинорежиссёр испанского происхождения, сценарист, продюсер, писатель. Номинант на премию «Оскар» 2007 года за фильм «Лабиринт Фавна» в категориях «лучший оригинальный сценарий» и «лучший фильм на иностранном языке».