За что казнили Анну Болейн

Мне пришлось отнести в ломбард свои старые часы, дабы было, на что снять уголок для нашего с Сержем увлекательного урока. Впрочем, не такая уж потеря, у меня ведь имелись еще новые часы от Cartier, который Дягилев подарил мне на день рождения. Я снял меблированную комнату возле вокзала Сен-Лазар. Конечно, мне было не по себе, когда я бродил вокруг вокзала и оглядывал фасады в поисках вывески “Сдается”. Мне все время казалось, что за мной следят, и я вздрагивал и оборачивался как безумный каждый раз, когда слышал за спиной шаги. Поговаривали, что Дягилев не гнушался слежкой за своими предыдущими пассиями и отправлял за ними шпионов, если они куда-то отлучались. Сам я, к счастью, до сих пор вел себя с исключительным благоразумием, все время находился на виду у патрона и ни разу не навлек на себя серьезных подозрений в неверности, поэтому мог надеяться, что за мной-то не ходят по пятам никакие соглядатаи. Мне даже кажется, что мое образцовое поведение слегка разочаровывало Дягилева, которому явно в самой глубине души хотелось какой-то драмы, бурных сцен ревности, а тут этот скучный правильный Патрик, английский сухарь, который никогда не совершит никакого faux pas. Существовал, кроме того, риск, что Дягилев заметит мое отсутствие. Он был по-прежнему весь поглощен подготовкой версальского выступления, но я ведь вернусь только к обеду (лишь бы не опоздать!), и он вполне мог хватиться меня, а потом потребовать отчета, куда я ходил. На допросе я собирался отвечать, что гулял, и даже продумал маршрут, который опишу: церковь Сен-Сюльпис, Люксембургский сад и так далее. Я повторял и повторял про себя эту легенду, но все равно боялся, что какая-нибудь деталь меня выдаст или что кто-то (Кохно, например) все-таки проследил, куда я иду. Но отступать было поздно. Я нашел комнату и, как было условлено, отправил телеграмму с адресом Сержу в отель, где тот остановился (Серж жил в этом скромном отельчике не один, а с другими мальчиками из кордебалета, поэтому не могло быть и речи о том, что я навестил его там). Затем началось ожидание, и я, пока сидел в одиночестве в темной комнатушке, пропахшей дешевыми духами, грязным бельем, табаком и потом, все думал и думал о том, что будет, если мое приключение каким-то образом откроется. Я уже был готов бросить все и сбежать, пока не поздно, пока не распахнулась дверь и тот самый шпион, который шел все это время по пятам за мной, не ввел в комнату Дягилева... Но тут все-таки пришел Серж, и все страхи моментально отступили не просто на второй план, а куда-то на задворки моего сознания. Даже кровь быстрее побежала по венам, как только я увидел его. Наверное, я так сильно хотел его, потому что он воплощал для меня все сумасшедшее и запретное, всю свободу, которую я только собирался завоевать. — С чего начнем? — спросил Серж. Он повесил шляпу на крючок, но от двери далеко не отходил, будто готовясь в любой момент дать деру. Как я и предвидел, он был напряжен и вовсе не воспринимал происходящее как приятное свидание. — Полагаю, вот с этого, — я достал из внутреннего кармана аккуратный бумажный пакетик. Серж совсем скис. — Неужели это обязательно? Я ответил не сразу, потому что в тот момент был занят тем, что выравнивал две дорожки на поверхности карманного зеркальца, и важно было не дышать на них. Заговорил я, только когда закончил: — Ты слишком скован. Это поможет тебе расслабиться. — Мне не нужно расслабляться, наоборот, хочу остаться в здравом уме и все запомнить. — Да попробуй хоть немного, здравость твоего ума никак не пострадает, вот увидишь, — я втянул свою дорожку и протянул зеркалье Сержу, но он продолжал смотреть с непередаваемым отвращением, даже сморщил нос и вздернул верхнюю губу, будто я ему свежее кошачье дерьмо предлагал понюхать, а не превосходный порошок. — Не выношу кокаин, — заявил он. — И когда его нюхают при мне, тоже не выношу. — Ты лучше привыкай. К твоему сведению, Дягилев тоже иногда нюхает. — Значит, придется ему перестать. — Ты думаешь? — рассмеялся я. — Ему перестать? Ему? Дорогуша, никого не волнует твое мнение. Ты для его удовольствия, а не он для твоего. Этому тебе нужно научиться в первую очередь. Я втянул в себя вторую дорожку, раз уж Серж упорно не проявлял к ней интереса. Кокаин уже начал действовать. Морозная свежесть, скопившаяся у меня в носу, стала распространяться по всему телу, вызывая приятное бодрящее покалывание. Я плотоядно уставился на Сержа. У меня были большие планы на него, я всю ночь обдумывал, что сделаю с ним и в какой последовательности. Член начал наливаться тяжестью и распрямляться под одеждой. — Раздевайся, — велел я Сержу. — Но не как обычно, а… Постарайся сделать это красиво. Помни, что на тебя смотрят, и устрой спектакль. Видимо, Серж не был таким невинным, каким хотел казаться, потому что сразу понял задачу. Нет, он не стал изображать бывалую шлюху. Просто прислонился к стене, покрытой исцарапанной и облупившейся краской, расстегнул пиджак и уронил прямо на пол. Спустил с плеч подтяжки. Принялся небрежно распутывать галстучный узел. Расстегнул грязноватый воротничок, но вдруг остановился и взглянул на меня потемневшими, утратившими блеск глазами. — А если я попрошу зрителя помочь мне?.. — Хорошая идея, — одобрил я и шагнул к нему. Мне уже давно страшно хотелось к нему прикоснуться, еще в тот момент, когда он так обессиленно и обреченно, сдаваясь на милость победителя, прислонился спиной к стене. Я не хотел торопиться, но это оказалось сильнее меня. В два счета я расстегнул его рубашку сверху донизу, сорвал прочь и бросил комом куда-то, не глядя. Под ней была хлопковая майка, сидевшая в облипку, будто Серж из нее вырос. Да так и было, скорее всего. Сколько ему лет — семнадцать, восемнадцать? Он вполне мог еще расти, а доходы едва ли позволяли часто покупать новое белье. У меня никак не получалось стащить с него эту тесную майку, она перекручивалась и плохо поддавалась. Я смог лишь задрать ее до середины груди, а потом мне надоело с ней возиться, потому что меня привлекли аппетитные губы Сержа, и я хотел в них как следует впиться, но Серж отвернулся. Тогда я принялся целовать его ухо, щеку, подбородок, шею. Его кожа была обжигающе горячей и имела сладковато-миндальный запах, скорее всего, природный. Мои ладони жадно и беспорядочно шарили по его гладкому торсу. Он оказался довольно мускулистым, но его мышцы были не крупными, твердыми и выпуклыми, а эластичными и восхитительно упругими. — Патте… — выдохнул Серж, слабо трепыхнувшись в моей крепкой хватке. — Эту часть мы можем и пропустить. Просто покажи мне, что я должен делать. — Я и показываю, — заверил его я. — Не стой как истукан, отвечай мне, поцелуй меня, помоги мне раздеться хотя бы. Мне не терпелось поскорее избавиться от одежды, прижаться кожей к его коже, впитать в себя его жар. Но одновременно с этим желанием меня раздирали тысячи других. Мне казалось, что Серж раздевает меня слишком медленно. Он едва успел избавить меня от пиджака и жилета, когда я не вытерпел и снова накинулся на него и вдавил в стену. На этот раз мне удалось захватить губами его губы, и я целовал его, не отрываясь, до боли в груди, когда в легких закончился воздух, целовал так глубоко, что по нашим подбородкам текла слюна. — Ты совсем сумасшедший, — констатировал Серж, когда я на мгновение отстранился. Но его глаза заволокло томной дымкой. Кажется, ему начало понемногу передаваться мое состояние. При его чувствительности и холерическом темпераменте — неудивительно. Он был как хворост, ожидающий огня, чтобы вспыхнуть. Я продолжал целовать его — губы, шею, плечи. Мне нравился его вкус, сладкий миндальный аромат его тела. Нравилось, как он реагирует — как будто я его ужасно мучаю. Шумно вздыхал и дергался как от огня, когда я оставлял засосы на его шее. Жалобно вскрикивал, когда я, лаская его маленькие темные соски, вдруг с силой впивался зубами или крепко щипал. Тяжело дышал и цеплялся ногтями за стену, прочерчивая борозды в рыхлой краске, когда я, медленно опускаясь на колени, скользил языком по его животу, вздымавшемуся судорожными толчками. Ага, тебе действительно начинает нравиться. Стоя на коленях, я расстегнул его брюки, просунул руку за пояс трусов. О да, там был твердо. Не так, как у меня (у меня чуть пуговицы на брюках не отлетали), но оживление чувствовалось. Размера он был небольшого, ладненький, прекрасно ложащийся в ладонь, атласно-гладкий. Я поначалу забавлялся с ним пальцами, слегка. Потом вытащил наружу и взялся за него по-настоящему, всей ладонью, сверху донизу. Серж блаженно мурлыкал что-то и извивался, елозя спиной по спине. Мне хотелось увидеть, как он совсем сойдет с ума от удовольствия, и я принялся целовать и вылизывать его дружка. Вообще-то это была его работа, но он ужасно понравился мне на вкус. — Смотри внимательно и учись, — велел я ему для порядка, прежде чем сомкнул губы на побагровевшей головке. Серж подался вперед, спина выгнулась дугой. Я спустил до колен его брюки вместе с бельем, обхватил руками его гибкие узкие бедра. Мои ладони легли на крепкую, идеально круглую задницу. Я крепко сжимал ее, мял, впивался ногтями. У меня больше не было сил терпеть. Мои руки мелко дрожали, пальцы сводило судорогой. Член саднило от напряжения. Я остановился и поднялся на ноги, что вызвало у разнежившегося Сержа протестующий вскрик. — Понравилось? — уточнил я. — Хорошенького понемножку. — И развернул его лицом к стене. По правде, этого я сам никогда прежде не делал (со мной делали, это да), но колебаний не испытывал, потому что мне нужно было срочно подарить облегчение вибрирующему от нетерпения, полыхавшему огнем Патрику-младшему. Я мог бы заставить Сержа показать, что он усвоил из сегодняшней программы, но он, конечно же, ничего не усвоил, а мне не хотелось сейчас с ним возиться, даже приводить его в смущение не хотелось. Хотелось сильно и быстро. Я расстегнул брюки и выпустил наружу свое орудие убийства. Оно было просто раскаленное, вазелин (который я догадался припасти в кармане брюк) растаял на нем, как снег. Серж оглянулся было через плечо, но я развернул его обратно, прижал грудью к стене и заставил прогнуться в пояснице. Развел две половинки аппетитного зада и пропихнул член между ними, нащупывая вход. Там оказалось бархатисто-гладко и горячо, но ужасно тесно. — Больно! — завопил Серж и рванулся из моих рук, но я только крепче прижал его к стене. Пришпилил, как нарядную игривую бабочку. Я был тяжелее его, и, мне придавали сил кокаин и яростное желание. Он сдавленно стонал, шипел сквозь зубы и кусал кулак, пока я пытался войти. Мне никак не удавалось пробиться внутрь хотя бы наполовину, и я просто зверел от этого. — Расслабься! — велел я. — Не могу! — воскликнул он со слезами в голосе. Наверное, он и правда не мог. Трудно расслабиться, когда больно, к тому же, поза была неудобной для него — враскорячку у стены, ноги разъезжаются, штаны, сбившиеся у лодыжек, стреноживают и не дают встать поудобнее. Мне бы стоило уложить его на кровать, но я просто не мог остановиться и прорывался, проталкивался, таранил, пока наконец не случилось чудо — тугая плоть поддалась, и я вошел полностью с громким удовлетворенным стоном. Взял его покрепче за бедра и повторил движение, потом еще и еще. Пока у меня получалось беспорядочно, приходилось преодолевать сопротивление, которое еще оставалось. — Дыши глубже, — советовал я Сержу. — Не сопротивляйся. Он грыз кулак и упорно зажимался, но со временем я понял, что мне нравится, какой он тесный. Нежный как бархат и сильный как тиски. Я совсем поплыл от удовольствия, в глазах было темно, сердце чуть не лопалось от напряжения. Наконец из меня выплеснулась сперма. Я вошел до предела и придержал Сержа за бедра, чтобы все оказалось внутри и ни единой капли не пропало. Но даже после этого мое возбуждение не ушло. Член, когда я медленно извлек его, все еще стоял. Я, однако, счел за лучшее немного передохнуть и отдышаться, прежде чем продолжать. Серж, мокрый взъерошенный и ошалелый, отклеился от стены и повернулся ко мне лицом. — Это было ужасно, — сказал он дрожащим голосом. — Просто невыносимая пытка. Неужели всегда так?.. — Не всегда, — снисходительно улыбнулся я. — Конечно, приятного в этом в любом случае мало, но если научиться расслабляться, то вполне можно терпеть. Пойдем на кровать, я покажу тебе. — Нет! — испугался он. — Нет, Патте, я просто не выдержу! — Тсс. Ты хочешь научиться или нет? Я отнес его на кровать на руках. Он вовсе не был пушинкой, но несколько шагов с ним я смог преодолеть и сделать это красиво. Снял с него всю одежду, кроме пресловутой майки, но, задранная до подмышек, она мне вовсе не мешала, скорее, возбуждала своим видом. На этот раз я начал пальцами, вернее, сначала даже одним пальцем. Серж и тут жаловался и протестовал, якобы, и палец причинял ему невыносимую боль. И, разумеется, он все еще был ужасно зажат. Мне пришлось еще раз отсосать ему, и после этого дело сразу пошло на лад. Он распластался по кровати, замурлыкал своим красивым низким голосом, голова моталась по подушке, коленки сами собой широко раздвинулись, как у женщины. И он как будто совсем не замечал, что уже три моих пальца проникли в него и двигаются вперед-назад. Я позволил ему спустить и, только когда он был весь слабый и мягкий как воск после пережитого удовольствия, заменил пальцы более подходящим орудием. На этот раз мы освоили позицию “на спине”. Серж опять принялся страдать, но не сопротивлялся, покорившись судьбе. Мне и этого раза не хватило, и немного погодя я взгромоздился на него снова. Серж был против, но я проявил непреклонность, ведь ему нужно было еще освоить классическую позицию — лицом вниз, с подложенной под живот подушкой. Я энергично раскачивался над ним на вытянутых руках, упираясь в его плечи, когда в дверь принялся стучать консьерж, собиравший плату за комнаты. Его не смутили доносившиеся из нашего приюта звуки вроде скрипа кровати и моего тяжелого дыхания, свидетельствующие о том, что веселье в разгаре, и он крайне бестактно потребовал заплатить за следующий час или освободить помещение. Я бы охотно заплатил еще, у меня было и желание, и деньги — но не было времени. — Теперь самый главный урок, — сказал я, когда последний акт был завершен, и я свалился с Сержа и растянулся рядом с ним. — О боже, что еще?! — испугался Серж. Он моментально вскинулся и оторвал лицо от подушки. Я помедлил, откровенно и цинично разглядывая его измученное тело и сатанински улыбаясь. Когда Сержу стало действительно не по себе, и он уже был готов, кажется, убежать с воплями прямо как был, голый, я снизошел до объяснения: — Забудь все, чем мы тут занимались. Просто забудь и, если у вас с Дягилевым когда-нибудь дойдет до дела, ни за что не показывай, что ты это все умеешь. Понял? — Но… — у Сержа очаровательно округлился рот. — Но… — Он любит полностью невинных мальчиков. — Но ты сказал... Я продолжал рассеянно улыбаться, закинув руки за голову и глядя в потолок, с которого свисала пыльная лампочка. — Я тебя ненавижу! — выпалил Серж, но тут же не удержался и засмеялся.