***
Квартирка была небольшая и очень уютная. Мебели мало, как и различных украшательств. Разве что зелени было много: довольно большие горшки с растительностью стояли по всему периметру комнаты. Окно было открыто настежь, и оттуда открывался, не сказать что живописный, вид на дорогу и крыльцо, на котором минуту назад стоял Хван. Возле подоконника, сидя на стуле, расположился мопсик, который очень часто дышал, что свойственно этой породе. Собачке явно было всё равно на гостя, птички за окном волновали его куда больше. — Чони, поздоровайся с гостем, — сказал Пак, видя заинтересованность Хёнджина. Мопс спрыгнул со своего места и, подбежав к Хвану, обнюхал его и, видно, убедившись в чем-то своем, собачьем, плюхнулся на пятую точку, протянув правую лапку. «Надо бы Кками такому научить», — подумал Хёнджин, «пожав» лапу Чони. Животное, явно удовлетворенное, побежало обратно к своему месту. Тем временем учитель достал какие-то учебники, блокнот с карандашом и положил их на стол возле стены, жестом пригласив парня сесть на один из стульев. — Меня зовут Пак Джинен, можешь звать меня просто хёном, если хочешь, — сказал мужчина, садясь на рядом стоящий стул. — Твоя мама сказала, что у тебя какие-то проблемы с физикой. Какие темы ты не понимаешь? Или вообще полный ноль? — Ну… — Хёнджин почему-то покраснел от такого пристального взгляда и, почесав затылок, сказал: — На самом деле, проблема не в самом предмете, а в учителе… Пак улыбнулся, заинтересованно наклонив голову: — И что же он такого сделал? Хёнджин замялся. Ну, неприятен ему человек. Все люди же нам не могут нравиться, и мы всем нравиться не можем, верно? Зачем искать причины, если можно просто этих людей игнорировать. Возможно, это неправильно, но легче. — Он противный, — в итоге говорит Хван, понимая, что звучит очень глупо: в доказательство этому слева раздается смешок, а затем короткое: «Извини». Был бы это кто угодно, кроме Джинена, Хёнджин бы обиделся. Но Пак будто бы излучал тепло, спокойствие и доверие. Хотелось укутаться в плед и смотреть пасмурным вечером какой-нибудь слащавый фильм, положив ему голову на плечо. Хван мысленно потряс головой, отгоняя всякие чужеродные мысли. Он сюда за физикой пришел. — С какой темы начнем? — спросил Пак. Хёнджин вспомнил, что у него впереди два теста и надо бы начать с них. — Электростатика, у меня скоро тест, а я не знаю ничегошеньки, — честно признался Хван. — Попытаемся это исправить, — сказал Джинен, открывая учебник и улыбаясь самой красивой улыбкой, что Джинни видел в своей жизни.***
Хёнджину пришлось ждать Минхо минут двадцать. Старший был до мозга костей пунктуальный и если он опаздывает, то явно что-то случилось. Хван уже успел все сторисы в инстаграмме посмотреть, полистать ленту твиттера и ответить маме в ватсапе, а Ли всё нет и нет. Когда всё-таки парень появился в его поле зрения, Джинни был, мягко говоря, удивлен. Никакой рубашки с вырезом до пупа, чокера или блестящих побрякушек; всего лишь черная толстовка, да узкие черные джинсы. Это точно Ли Минхо? — Не спрашивай, — ответил старший на немой вопрос своего друга. Стоило Ли подойти ближе, Хван увидел синеву на скуле, слегка просвечивающую через довольно толстый слой тоналки. Должно быть, у Джинни было слишком испуганное лицо, поэтому Минхо быстро сказал, опустив взгляд куда-то в асфальт: — Эта сука опять напилась, — и сразу же взял Хвана под руку, — Давай быстрее, а то опоздаем. Полученная информация Хёнджину легче не сделала. Сукой Ли называет только одну женщину — свою мать.***
Возле входа парней уже ждал Феликс. Он мог бы высказаться по поводу их опоздания, но не стал: либо из-за потрепанного вида Минхо, либо из-за своей душевной доброты. Тайм-клуб, или антикафе, как вам угодно, не просто так называлось Зазеркалье: все стены внутри помещения был уложены зеркальной плиткой. Но чтобы эти стены увидеть, надо было сначала пройти небольшой, так сказать, лабиринт: немного изогнутый коридорчик, полностью обвешанный зеркалами, из-за чего это простое, казалось бы, задание становится невыполним, как минимум для Хёнджина. Глаза у него постоянно разбегались и начинали болеть спустя пару секунд нахождения в этом пространстве, мозг просто отказывался обрабатывать информацию и отключался. У Минхо с Феликсом таких проблем не было, поэтому Хван вцепился им в руки, чтобы ненароком не расшибить себе лоб. Стоило парням переступить порог комнаты, на них тут же налетел парень с оборудованием, обматерил то ли себя, то ли вошедших, и полетел в противоположный конец помещения, прямо к сцене, на которой стоял Чан с недовольным выражением лица. Заметив друзей, он помахал им, улыбнувшись, и сразу же начал отчитывать за что-то того самого врезавшегося в них парня. Хван принялся высматривать в толпе Джисона, но тот нашел его сам и помахал, дабы тот подошел к нему. Хёнджин взял Минхо за рукав и потащил вместе с собой, потому что к Феликсу только что подошёл Чанбин, а это значит, что заняты они ближайшее время будут только друг другом и оставлять там Ли, тем более в таком состоянии, показалось Хвану дикостью. Джисон широко раскрыл руки, насколько только позволяли столпившиеся люди, и стиснул Хёнджина в своих объятиях. Настроение у парня было приподнятое, он как будто светился от радости. Вдоволь наобнимавшись, Хан был очень тактильным, тот посмотрел на Ли и неуверенно протянул ему руку. Старший сжал ее, не сводя глаз с почему-то смущенного Хана. — Как насчет того, чтобы после выступления пойти в Эйфорию? — предложил Джисон. — Я за, — ответил Хёнджин, а затем обернулся к Минхо, — не хочешь сходить с нами? — Почему нет? — после небольшого раздумья сказал Ли, выдавив из себя что-то на подобии улыбки. Вдруг к Джисону подошел Чанбин, шепнул ему что-то на ухо, и они, попрощавшись с Хёнджином и Минхо, направились в сторону сцены, где их уже ждал Чан.***
Сказать, что выступление было шикарным, — не сказать ничего. Даже Минхо, к рэпу очень и очень равнодушный, завороженно смотрел на сцену и спустя время даже начал подрыгиваться в такт, вместе со всеми, а когда началась WOW, которую тот откуда-то знает, парня унесло. Хёнджин за друга был рад, пусть хоть на немного отвлечется от печалей бренной жизни. Каждый раз, когда чья-нибудь голова не высовывалась перед Хваном и тот мог рассмотреть сцену, он поражался харизмой ребят. Он был на всех их выступлениях, но каждый раз словно первый. Столько энергии лилось в зал, что Джинни забыл обо всей усталости, которой заканчивается каждый рабочий день, обо всех заботах и тревогах. Было так хорошо, вот бы это длилось вечно. Но концерт закончился. От звука аплодисментов Хёнджин думал, что оглохнет. Его распирала гордость за Джисона, будто тот его сын. Хван помнил, с чего тот начинал, и сейчас, когда Хан улыбался во все тридцать два, буквально сияя, парень чуть слезу не пустил. В их отношениях не было места для зависти, лишь искренняя и чистая радость друг за друга. Вслух Хёнджин никогда бы не признался, что любит это маленькое солнышко всем своим сердцем — уж слишком слащаво это звучит, да и вдруг подумает что-то не то. Они обещали всегда быть поддержкой друг другу, даже давали клятву на крови, когда были совсем мелкие. Глупо конечно, да и от родителей они получили, но это не прошло бесследно для их ментальной связи. Джинни был первым, кто узнал, что Джисону нравятся парни; и что больше всего ему нравился малыш Ченле, который так прекрасно играл на фортепиано и пел, что смог заставить плакать даже физрука. Хёнджин стал свидетелем всех этапов принятия Ханом отказа: от отрицания до смирения. Ченле душка и, как потом он признался Хвану, сказать «нет» ему всегда было сложно и неприятно, а разбивать кому-то сердце и подавно.***
Вскоре довольно шумная компания из рэперов и танцоров была возле входа в Эйфорию. Охранник как обычно пропустил их, даже не глядя особо. В самом зале все разбрелись кто куда: Чанбин с Феликсом на диванчик в углу, Джисон с Хёнджином пошли в самый центр танцпола, а Минхо с Чаном, которые сблизились за эти пятнадцать минут их пути до клуба, прямо к бару. Хан неплохо танцевал, даже хорошо, сказал бы Хван, но у обоих еще после концерта ноги болели так, что их хотелось отрезать, поэтому надолго парней не хватило. Через какое-то время, они присоединились к Минхо с Чаном за барной стойкой. Ли, уже немного выпивший, жаловался Чану на свою жизнь. — …Ну, ты представляешь, я говорю ему, что мы расстаемся, бросаю трубку, а тут она дверь чуть ли не выбивает, — рассказывает Минхо, вероятно, сегодняшние события. — С очередной бутылкой в руке, замахивается и с криком «Ты что пидорас?!» НА мне по голове этой бутылкой, — у Чана глаза на лоб вылезли. Это он просто других историй не знает. — Пьяная она была, удар слабый, так бы и череп проломила, наверное. Хёнджина от этой истории передернуло, слушать дальше ему не хотелось. Как и, вероятно, Джисону, который уже заказал на них двоих коктейль и пристроился рядом на барный стул. Хван наслаждался разрывающими уши битами, пялился бесцельно в толпу, ожидая свой напиток, ничего не предвещало беды, пока взволнованное «Джинни» не раздалось возле его уха. — Посмотри налево, — прошептал Хан. Хёнджин повернул голову и увидел то, что ну никак не ожидал увидеть: их учителя танцев, Марка, а рядом с ним, кто бы подумал, Джексона. Вот так встреча. Хёнджин хотел бы взгляд увести и слиться с толпой, но что-то заставляло его смотреть на пару. Он готов признать, выглядели они шикарно вместе. Как будто созданы друг для друга. Наверное, Туан почувствовал на себе взгляд и повернул голову в сторону Хёнджина с Джисоном, который так же наблюдал за учителями. Марк приложил палец к губам, жест был понятен: никто никого не знает, никто никого не видел. Спустя буквально секунду те уже растворяются где-то в толпе. — Слушай, — голос поддатого Минхо заставляет вздрогнуть от неожиданности, — я могу переночевать у тебя сегодня? До Хёнджина долго доходит вопрос, но вскоре он кивает. Хван понимает, что Ли возвращаться домой не хочется от слова совсем. — А твоя мама против не будет? — шепчет на ухо Хвану Джисон, явно намекая на состояние Ли. — Она на сутках сегодня, а утром просто проветрю, — отвечает Хёнджин, всё же слегка беспокоясь, как бы мать не накинулась утром с расспросами. Про ситуацию в семье Минхо она знала и из-за склада своей души очень волновалась за «маленького беспомощного мальчика». Долго в клубе компания не задержалась, все были уставшие после тяжелого дня и поспешили распрощаться.