***
— Твоя мать прекрасная женщина, — говорит Минхо, когда парни заходят обратно в комнату Хёнджина, чтобы переодеться и отправиться на тренировку. Хёнджин в ответ угукает: не было, наверное, ни одного человека, знавшего миссис Хван, и не считавшего ее ангелом. Иногда, она перегибала со своей заботой… Но это касалось обычно только Хёнджина. Из-за всех этих «плюшек» переходного возраста Джинни довольно часто бесился из-за материнской гиперопеки, но потом смирился (читать как научился выкручиваться). Парни друг друга не стеснялись: переодевались рядом друг с другом уже сотню раз, но почему-то сегодня Хвану как-то неловко. Он как можно быстрее справляется со своей одеждой и поворачивается к Ли, чтобы забрать у того свои штаны с футболкой, в которых тот спал, и на секунду замирает на месте. У Хо всегда было такое красивое тело? Быстро встряхнув головой и выгнав образ полуголого Ли из своей головы, тот берет вещи и кинув: «Я отнесу в стирку», быстро удаляется из комнаты, надеясь по приходу найти Минхо уже одетым. Так и выходит.***
Время в зале пролетело так же незаметно, как и путь до дома. Хёнджин чувствовал себя как-то странно. Будто он только со стороны наблюдает за всеми событиями, что происходят сегодня. Наблюдает, но не запоминает, ибо в воспоминаниях какая-то дыра, прикрытая белой дымкой. Необоснованное чувство тревоги и предчувствие чего-то… страшного? накрывает его с головой, поэтому в дом он буквально влетает. Сказав матери, что он не голоден, парень забегает в свою комнату и плюхается на кровать. Кками, видимо, кушает внизу, на кухне, поэтому никто не подставил свой мохнатый бок для поглаживания, что Хвана как-то опечалило. «Что-то я совсем расклеился», — думает Джинни и решает пойти в ванную, чтобы умыться холодной водой и прийти в чувства. Вцепившись в раковину и глядя в зеркало, как в самых пафосных фильмах, Хёнджин не узнает себя. Он выплескивает на себя еще порцию ледяной воды и дает себе пощечину, что есть мочи. На щеке красный след, по которому стекает вода, а мысли вроде бы чуть пришли в порядок. «Надо заняться, чем-нибудь заняться», — шепчет Джинни про себя, вытирая лицо и выходя из ванной. На столе он видит задание по физике, которое дал ему Джинен и хватается за него как за последнюю соломинку, связывающую его с реальностью. Погрузившись в учебу Хёнджин не сразу замечает, как мать заходит к нему в комнату. Хван поднимает на нее голову, стараясь сделать наиболее непринужденный вид. Та явно собирается с мыслями, чтобы сказать что-то, а Джинни терпеливо ждет. — Мы должны кое-куда съездить, — говорит наконец женщина. Хёнджин не понимает, почему мать так нервничает, но кивает головой, закрывая тетрадь.***
Всю дорогу на автобусе они провели в молчании. Выйдя на остановке, им пришлось идти еще минут пятнадцать. Дул прохладный ветер, жарко не было, только на небе ни облачка и солнце светило прямо в глаза, отчего приходилось щуриться, напрягая глаза. Хёнджин спокойно шел за матерью, и вот они оказались у ворот кладбища. Парень раньше никогда не бывал в подобных местах, и они представлялись ему немного иначе. Зеленая трава, дорожки из камня и большой одинокий дуб по центру. Ни намека на нечисть. Мать прошла по разветвленным дорожкам между могильных камней и остановилась почти возле самого дуба, Хёнджин встал рядом. Взглянув на черный гранитный камень, Джинни пробила дрожь: «Хван Ходон, 1985 — 2005». На выгравированном портрете был изображен мужчина, очень на Хёнджина похожий, только более мужественный и с красиво уложенными усами. Такой же портрет стоял у матери в комнате на тумбочке возле кровати. — Я никогда не рассказывала тебе об отце, так ведь? — начала женщина. Хёнджин и вправду ничего не знал, кроме того, что мужчина умер, когда его сын был совсем маленький: парень его даже не помнил. — Ты почему-то никогда не спрашивал… — женщина села на колени. Она продолжала неотрывно смотреть на портрет; словно сама с собой разговаривала. Джинни сел по-турецки рядом с ней, чтобы ей было комфортней, но всё-таки боялся, что его джинсы будут зелеными от травы. — Он был самым лучшим человеком, которого я когда-либо знала, таким добрым, чутким и храбрым, — голос ее начал дрожать и Джинни взял женщину за руку, чтобы ей было спокойней. — Я совершенно не справлялась с твоим воспитанием тогда, только сейчас я понимаю, что не была готова к материнству. Я не спала по несколько суток, потому что ты был слишком… Неугомонный, — мама улыбнулась на секунду своим воспоминаниям, но потом печаль снова появилась на ее лице. — Я упала в обморок тогда, организм был слишком истощен. Наша тогдашняя соседка, Сюзи, ты её, наверное, не помнишь, позвонила твоему отцу, когда нашла меня в прихожей. Ему пришлось сорваться с работы…– женщина рвано выдохнула, голос ее стал более сиплым и тихим. — Спешка никогда не приводит к чему-то хорошему. Как сказали в ГАИ, он не справился с управлением при повороте. До Хёнджина слова матери доносились словно через бетонную стену. Обработать информацию было сложно. Ему захотелось поскорее уйти, сбежать от этой плиты, но он понимал, что это будет неправильно. Хёнджин понимал, что мать, скорее всего, винит себя из-за случившегося. — Я верю, что когда-нибудь мы с твоим отцом встретимся… Там, на небесах, — женщина посмотрела на небо и Джинни тоже поднял голову вверх, щурясь от солнца. Не сказать, что Хёнджин был рад религиозным проповедям своей матери, но всегда старался слушать ее и притворялся, что верит, чтобы ей не было обидно. Женщина говорила и говорила: о том, как встретила отца в библиотеке, как они любили гулять по парку возле театра и как поженились; о том, что дедушка был против брака и о том, что он изменил свои взгляды, стоило внуку появиться на свет. Хёнджин слушал внимательно, стараясь всё запомнить. Внутренняя пустота потихоньку начала заполняться.***
Остаток дня мать и сын также провели вместе. Джинни, признаться, и не помнил, когда в последний раз они проводили так много времени вместе. Воспоминания из детства накрыли его с головой, и он чувствовал себя на самом деле счастливым. Мама даже достала какую-то старую настолку, в которой не хватало пары фишек, потому что кое-кто очень любил их есть, когда был маленьким. Хёнджин проиграл трижды. И даже не потому что он поддавался. Было обидно конечно, но видеть радостную улыбку на лице матери уже можно было считать выигрышем. Хёнджин ложился спать с чувством полного удовлетворения, но стоило выключиться свету и голове парня коснуться подушки, как всё обрушилось. Чувство счастья развеялось, словно дым, а тяжелый камень опустился на грудь. Хван перевернулся на другой бок, смял одеяло в своих объятиях и уговорил себя, что стоит ему поспать, как всё будет хорошо, что это просто день такой плохой, и завтра будет лучше. У всех бывает плохое настроение, устал он просто, вот и всё. «Завтра всё будет в порядке», — вторил Джинни как мантру. Знал бы он тогда, как сильно ошибался.