Репетитор

      Последние три недели в жизни Хёнджина были похожи на ураган. Сначала парня нещадно ломало от количества нагрузки, но потом он, казалось, привык. Привык к серости, давлению в груди. Либо он стал очень медленным, либо же всё вокруг шло как-то слишком быстро. Словно вихрь проносились рядом с ним события: школа, танцы, репетитор… Он выполнял все задания как робот, не чувствуя ни-че-го. Ни радости от хорошей оценки, ни разочарования от того, что его поставили в пару с занудой Сынмином для работы над проектом, ни боли от разбитого колена после неудачной игры в волейбол.       Он старался не показывать своё состояние перед окружающими, особенно перед матерью. Он не хотел расстраивать её, хоть и понимал, что она видит фальшь в его поведении. У них не было заведено доставать друг друга с расспросами, но Хёнджину хотелось бы, чтобы мать хоть раз подошла к нему и спросила, что у того случилось, настояла на том, чтобы тот всё рассказал… Конечно, он и сам бы мог… Только вот, что ему рассказывать? Он не знает, что происходит с ним. Что-то такое чужеродное и непонятное сидит в нем, мешает спокойно жить дальше.       Джисон был единственной опорой для него, только перед ним он мог позволить себе быть самим собой. Джинни знал, что тот его поймет как никто другой, не будет излишне жалеть и плакать над ним, как его мать, а просто выслушает и попытается помочь. Мысли Хана порой очень глубокие, хоть он и кажется легкомысленным с первого взгляда, эдаким «душой компании», которого не волнует ничего кроме развлечений. Не сказать, что это было не так, иногда Джисона всё-таки пропирает на социальную активность, но он от нее быстро устает. Ему физически необходимо одиночество, как подзарядка для дальнейшего общения с людьми в этом мире, подстроенным под жаворонков-экстравертов.       — Придёшь ко мне сегодня? — вдруг спрашивает Хёнджин у Джисона, когда они стоят возле кабинета биологии.       — Да, конечно, — быстро соглашается Хан, у которого где-то внутри горит огонек надежды, что ему удастся как-нибудь улучшить состояние своего друга.       — На ночевку, — добавляет Хёнджин, вспомнив, что его время после школы будет занято репетитором.       — Угу, — Хан улыбается, пытаясь вызвать ответную реакцию у Хвана, и у того даже чуть-чуть дрогнули уголки губ. А потом Джинни вдруг стискивает Сони в объятиях. Джисон физически ощущает, насколько Хёнджин напряжен, казалось, что он сейчас лопнет в его руках, как перетянутая струна.       Вдруг на плечо Хвана кто-то положил руку, и парень нехотя отлип от своего друга. Рядом с ними стоял Сынмин и протягивал Джинни какие-то бумаги. Проект. Хёнджин про него забыл совсем, точнее, откладывал постоянно, думая, что они успеют, и в итоге потерялся во времени.       — Наша очередь на следующем уроке, — говорит Ким. — Я отметил, что тебе нужно будет рассказывать.       Хёнджин стоял в ступоре. Уровень смущения и неловкости достиг своего максимума, поэтому Хван стал красный как помидор. Сынмин правда сделал за него всю работу?       — Спасибо, — промямлил Джинни, прижимая бумаги к себе, словно боясь, что их украдут.       — Не за что, — ответил Мин, как-то грустно улыбаясь, и похлопал Хвана по плечу. — Крепись.       Когда парень растворился в толпе одноклассников Хёнджина, тот подумал: «Неужели моё состояние так очевидно?» Люди, оказывается, не такие глупые и слепые, как ты думал, Джинни.

***

      В квартире репетитора как всегда было тепло и уютно. Это было единственное место, где парень не чувствовал себя подавленным. Атмосфера была ненапряжённая: задачи давались ему легко, а слушать голос Джинёна было для Хёнджина одним удовольствием. Занятие окончилось, но уходить домой не было никакого желания. Джисон придет еще не скоро, а заниматься самокопанием в одиночестве ему не хотелось. Вдруг кит, живущий в животе Джинни, решил, что сейчас самое время для серенады. Парню стало неловко.       — Ты не кушал перед занятием? — спросил Джинен, с нотками беспокойства в голосе. Хёнджин отрицательно покачал головой, на что учитель вздохнул. — Бедный ребенок, пошли, покормлю тебя.       Пока Джинён готовил рамен, Джинни сидел на табурете позади и рассматривал его. Как человек может быть настолько прекрасным? Казалось, всё в Паке было идеально: от внешности до чувства юмора. Хван просто не видел в нем изъянов, или не хотел видеть. Вдруг у Джинни появилось странное желание подойти к учителю со спины и обнять его, положить голову на плечо и может даже легонько коснуться губами шеи. А еще хотелось бы иметь такую возможность каждый день. От таких мыслей сердечко парня забилось быстрее и труднее стало дышать.       Запах рамена и теплая улыбка на лице Нёна, когда тот ставил тарелку перед Джинни, вывели младшего из лёгкого наваждения. Пока Хёнджин со всем своим обыкновением поглощал еду так, словно не ел неделю, Пак смотрел на него и улыбался. Хван этот взгляд хоть и чувствовал, но поднять голову не решался: знал, что покраснеет как помидор и еще едой подавится вдобавок.       Джинен завязал какой-то легкий разговор «ни о чем, но в тоже время обо всём». Время пролетело незаметно, и Хван даже испугался, посмотрев на часы и увидев там семь вечера с хвостиком: совсем скоро должен прийти Джисон, и будет неловко, если Джинни опоздает. Уходя, Хёнджин, ведомый непонятным позывом, обнял Пака. Тот же, к удивлению младшего, в ответ стиснул того в объятиях. Идея эта была плохая: у Джинни чуть было не подкосились ноги, но быстро дав себе мысленную пощечину, парень ослабил объятия и вынырнул из них. Стараясь как можно более естественно улыбнуться, Хван попрощался с репетитором и выскочил из его дома, молясь всем богам, чтобы Джисон немного опоздал.

***

      Когда Хван пришел домой весь запыхавшийся, потому что пришлось бежать, то он уже обнаружил Джисона, который сидел на кухне и жевал зефир, болтая с миссис Хван. Заходить было неловко, но Джисон ведь поймет, так?       — Ну что ж ты так, Джинни, — сказала мама, стоило парню появиться в дверном проеме, — приглашаешь гостей, а сам опаздываешь.       — Задержался у репетитора и опоздал на автобус: пришлось идти пешком, — говорит Хван, немного привирая.       Как и ожидал Хёнджин, Хан не обиделся совсем, о чем и сообщил его матери, чтобы та была спокойна. Через пару минут парни уже оказались в комнате Хёнджина, которую тот запер на защелку. Это действие Джисона очень удивило, потому что миссис Хван и так никогда их не беспокоила, но Джинни делал так уже на протяжении почти трех недель. Обычно, когда хотел побыть один и расслабиться (попытаться хотя бы). Так он чувствовал себя спокойнее.       Хан завалился по-хозяйски на кровать, и Хван последовал за ним. С полминуты они лежали в тишине. В этом молчании давно уже не было ни намека на неловкость, они могли провести так и час, и два, да хоть всю ночь. Первым нарушает тишину Хан:       — У тебя на руках кусочки краски от автобусных поручней, — парень поворачивает голову к другу и продолжает: — Почему ты соврал?       — Не мог же я сказать ей, что мы с Мистером Паком проболтали лишних полтора часа, — ответил Хван.       — Почему не мог? — Хёнджин от этого вопроса немного подвисает.       — Потому что это… Странно? Он же мой учитель, — Джисон кивнул, хотя по нему было видно, что ответом он не удовлетворен.       Хан садится по-турецки на кровати и смотрит сверху вниз прямо в глаза Хёнджину:       — А теперь рассказывай, что с тобой происходит.       — Не знаю, — отвечает Джинни, садясь напротив друга. — Чувствую себя не очень, может, устал слишком… Не знаю.       — Всё ты знаешь, — Джисон ткнул его пальцем грудь, заставляя парня инстинктивно посмотреть себе в глаза. Хан как будто пытался в душу залезть, настолько у него был пристальный взгляд. Хёнджин же совершенно не понял, что хочет сказать его друг. — У тебя внутри слишком много барьеров, стен, из-за которых ты своих же чувств не видишь, а значит и не понимаешь. Ты боишься быть странным, но пойми, что ни я, — парень ткнул себя в грудь, — ни твоя мать, — он показал куда-то за дверь, — ни кто-либо вокруг не знают, что происходит здесь, — Хан коснулся лба Хёнджина. — Так что мешает тебе быть честным сам с собой? Нормы морали, законы… Да хоть религиозные догматы. Пока твои мысли здесь, — парень снова показал на лоб друга, — это всего лишь мысли. Но ты должен пропускать их через сознание, а не запирать где-то в глубине, потому что когда их вес увеличивается, они начинают давить тебе на грудь. Ты ведь ощущаешь это, верно? — Хёнджин кивнул. — Разрушь стену, дай своим мыслям волю. Возможно, некоторые вещи принять тебе будет сложно; просто нужно больше времени.       Джисон замер в ожидании реакции на свою тираду, а Хёнджин, казалось, сейчас развалится вместе со всеми теми барьерами, что пытался сломать. В голове рой мыслей, тех самых, что парень боялся. Он не мог… Не хотел хвататься за них. Он понимал, что нужно, этого ведь хочет от него Джисон, да?       — Ты ведь влюбился в него, — Хан решает ускорить мысленные процессы своего друга, — влюбился в своего репетитора, так ведь? — Хёнджин как-то резко дергается, закрывая лицо руками, но Сони понял, что тот плачет, поэтому обнял его крепко, укладывая его голову на своей груди. — Ты ведь и не думал, что тебя могут привлекать парни, да? — Хёнджин кивнул, но в голове почему-то упорно крутились образы солнечной улыбки Мистера Туана, подтянутое тело Минхо, да даже сам Джисон, сияющий на сцене. Они ведь все в какой-то степени его привлекали. Он не был влюблен в них или что-то вроде этого, нет, просто они все безумно красивые, очаровательные и прекрасные.       Ни одного женского образа в голове не возникло. Джинни, если честно, никогда не влюблялся, что, возможно, покажется странным, но это так. Ему это всё было не интересно. Отношения это штука сложная и вляпываться в нее Хёнджину не хотелось. Да и учеба вместе с танцами отнимали всё свободное время. Но с появлением Джинена всё в его жизни поменялось. Он действительно думал о том, что хочет быть с ним: ходить на эти слащавые свиданки в кафе, обнимать долго-долго и дарить сладкие поцелуи.       Вот так, в эту ясную и светлую ночь, сидя в объятиях лучшего друга, Хёнджин понял, что окончательно и бесповоротно влюблён в Пак Джинена.