***
Никто не понял этой шутки сразу. И даже не сказать, чтобы кто-либо понял, что это совсем не шутка, а если и она, то должно быть ужасно скверная и несмешная. Бартемиус тоже не совсем понимал, смеяться ли ему или плакать, когда смотрел на то, как Дамблдор вручает юному Поттеру пропуск на Турнир. Когда его как главу международного сотрудничества попросили быть одним из судий состязаний, такого не ожидалось точно. Да он, строго говоря, не очень-то хотел судить этот Турнир! Чего только стоило его организовать? Беда пришла откуда он совсем не ожидал: его нерадивый сыночек умудрился сбежать. За хаосом после окончания Чемпионата Крауч даже не сразу и вспомнил о нём. А после последовали долгие разборки, протоколы, заседания, и вот уже через каких-то пару дней, когда руки добрались до дела, его не могли найти даже самые мощные поисковые заклинания. Только через пару недель, уже совсем отчаявшись, он решился совершить кровный поисковой ритуал, но красная нитка на карте лишь быстро пробежала к Хогвартсу и тут же сгорела. А всем было известно, что ритуал проведённый родными всегда проходил через защиту древнего замка, это было предусмотрено ещё Основателями, чтобы параноидальные средневековые маги могли отпустить своих драгоценных детей учиться неведомо куда. И вот он в Хогвартсе. Идёт в небольшой изысканный зал и чувствует, что сейчас начнутся разборки, могущие привести к не самым желательным последствиям в отношениях с материком. Бартемиус идёт позади всех, но уже видит как к Избранному несётся Дамблдор, которого Крауч редко видел таким. Сила, яркая, неугасимая, буквально искрами расходилась вокруг него. Ему хотел преградить дорогу юный мистер Крам, но директор Хогвартса отмахнулся от него как от мухи, вцепившись в Поттера. — Гарри, ты кидал своё имя в Кубок? Просил кого-то бросить его за тебя?! — Бартемиус успел заметить, нет даже лишь слегка почувствовать то, как Альбус попытался применить легилименцию, но парень зажмурился от шока, словно не мог поверить в происходящее. — Альбус, если Вы ещё раз попытаетесь применить на несовершеннолетнем... — Это въхозмутительно! Я т'ребую немедленно вывести этого мальчишку из соревнования, — мадам Максим часто могла быть такой же громогласной как её предки, а потому предупреждение Крауча потонуло в криках недовольных. — Смотри мне в глаза, Гарри! Ты клал имя? — было поразительно с какой наглостью, так открыто Дамблдор старался выведать мысли юноши прямо перед одними из влиятельнейших людей Европы. — Нет, сэр. Я... — Поттер всё ещё старательно отводил глаза, голос его сипел и хрипел, — ничего не клал. Никого не просил. Это ошибка! Мне нужно... В маленький зал подобно ворону залетел Безумный Глаз. Его око как всегда самовольно вращалось спятившей петлёй, а скошенное лицо растянулось в непривычной гримасе, словно он вынуждает себя быть здесь, среди всей этой возни. — Кубок явно обработали мощнейшим Конфундусом, Альбус. Только могущественные волшебники могли наложить его, — его рассечённое веко задёргалось, словно сказанное было личным оскорблением ему. Судя по многим годам общения, Бартемиус думал, что это недалеко от правды. — Я не сомневаюсь в способностях Гарри, Аластор. Он очень способный юноша, — он вновь повернул голову к подростку, которого не отпускал на миг, вскользь заметив входящего Снейпа, — Скажи мне, мой мальчик, где ты пропадал последние дни? Мисс Грейнджер очень беспокоилась за тебя, ты знаешь... — Я т'ребую п'рекратить это безобразие, Дамблядор! — Мальчишка просто опять хочет привлечь к себе внимание, такой же как и его мерзкий... — Довольно! — все на миг стихли и повернулись к тому, кто до этого молчал. Каркаров медленно вышел из тени, и изящным, но крепким движением руки вырвал несчастного Избранного из объятий Дамблдора, потерявшего речь от подобного. — Смею заметить, что контракт нерушим. Мистер Поттер, бросал своё имя или нет, участвовать обязан, — он плавной походкой подвёл Поттера к своему чемпиону, после чего развернулся; глаза его блестели чем-то непонятным, — Не так ли, мистер Крауч? — Тебе откуда это знать, грязный пр... — Думаю так оно и есть, Игорь. Мистер Поттер будет участвовать. Теперь давайте наконец объявим задание и перейдём к другим делам. — Я так этого п'росто не оставлю и подам жалобу на Хогвартс и ваше Министерство! Вся Европа будет знать о этом в'опиющем коварстве англичан. И буть'е уверены, что... — Европа не поддержит вас, мадам Максим, — К удивлению главы международного сотрудничества, голос подал молодой мистер Крам, заслонивший собой ото всех четвёртого чемпиона, — Я лично дам интервью, где расскажу об этом недоразумении непредвзято и справедливо. И сомневаюсь, что директрисе из скользкой Франции поверят больше чем звезде мирового квиддича. — Да как ты смеешь, Chien impudent!* — Я прошу успокоится, мадам, — от Крауча не укрылось насколько накалилась обстановка в комнате, только он и сын Амоса, который молча всё слушал в стороне, сохранили хотя бы подобие спокойствия, — Первое испытание будет проверкой на вашу силу духа и умение подстраиваться под самые неожиданные ситуации. О более точных деталях вам скажут прямо на месте. Запрещено кому бы то ни было подсказывать чемпионам детали состязания. Встретимся с вами 24 ноября, на квиддичном поле. Удачи! Все начали медленно покидать помещение, сверля друг друга взглядами. Быстро унеслись француженки, пустив презрительными взглядами парфянскую стрелу. Удалились недружно профессора Хогвартса, устало и хмуро ушёл юный Диггори. Болгары вышли гордо и торжественно, доведя Поттера до выхода и улыбнувшись тенью улыбки ему напоследок. Бартемиус Крауч раздражённо думал во сколько его отделу обойдётся переорганизовать испытания на четверых чемпионов. Некстати вспомнился бродящий в окрестностях сын, который мог натворить что угодно. Голова ужасно болела. Но даже так он успел заметить задумчивый взгляд Дамблдора, которым тот провожал эту странную процессию.***
— Ты, это ты всегда нас не ценил, Гарри, — она шипела как разгневанная кошка, глаза её были выпучены, а волосы взлохмачены, — Ты только и делаешь, что бежишь спасать непонятно кого, но всегда страдаем только мы с Роном! Гарри пришёл в гостиную, нет, он практически в неё прибежал. Ему хотелось спрятаться в спасительную тишину спальни, отгородится от мира балдахином, просто не думать! Боже... Гермиона кричит на него уже десять минут, а потом отчитывает, а потом допрашивает. И так по кругу. А Рон смотрит. Этот его взгляд, маслянистый, пропитанный завистью, страхом, ненавистью. Гарри трудно дышать, он не может говорить, ему хочется просто сбежать. Они загородили ему дорогу из спальни, и что же делать?! Он ходил от кровати до другой, то и дело хватался за голову и часто дышал. Что же ей ответить? Он ведь действительно не бросал это проклятое имя в Кубок. Как вообще вести себя с этими предателями, если он чувствовал, что заклятье маски вот-вот слетит и у него начнётся истерика... — Гермиона, а Гермиона, — он сказал это медленно и через зубы, словно пытался не сорваться на крик, — припомни-ка когда я подвергал вас двоих опасности. Она остановилась в шоке. Будто не могла поверить, что он вообще смог такое сказать. Бросила на него странный, нечитаемый взгляд и начала осторожно, так, как общаются только с буйными больными. — Ты действительно не можешь понять, да, Гарри? — она напряжённо улыбнулась, — Ты затащил нас ещё на первом курсе на Астрономическую башню. Из-за тебя, если ты не помнишь, твоих неосторожных действий мы попались там. Только ты захотел, мой добрый друг, спасти этот несчастный Философский камень, очень геройский поступок, не правда ли? Но в этом ведь и весь ты. Рон продолжал молча смотреть на него так, будто их подруга вот вот даст ему команду набросится на очкарика и загрызть его. До последней косточки, со сладким хрустом. Гарри очень хотел, чтобы ему всё это казалось, но с тех пор, как Дамблдор назвал его имя. С тех самых пор всё напоминает странный страшный сон. И ему хочется поскорее проснуться. — Никогда не думаешь о том, как другие люди страдают от твоих действий, ты, Поттер, понимаешь, сколько раз мы оказывались в больничном крыле из-за твоих приключений? — её волосы всполошились, она гневно передвигалась по комнате, всё ближе и ближе к Гарри. Он подумал, что сейчас она была похожа на древних кельтских ведьм, о которых он лишь читал. С которыми никогда не хотел бы встретится и... О чём вообще она говорит?! — Но ведь вы сами были на всё согласны! И часто только из-за вас, Герм, мы и продолжали встревать куда-то. Почему ты хотя бы не предупредила нас в прошлом году о том, что Люпин оборотень? Мы могли попасть в беду. — И попали! О, я так и знала, что если скажу это тебе, ты обязательно полезешь всё расследовать, — Она подходила всё ближе, а комната сзади скоро кончалась, — Ты так и сделал. Надо было давно сжечь к чертям эту чёртову карту, ты Мордревов Поттер! — Ч-что? — Да чтобы я ещё раз участвовала в этих авантюрах, помяни моё слово, даже Дам... — Она резко закашлялась и начала хрипеть. Рон начал подходить, когда увидел это. Его ноздри гневно раздувались, — Чтобы ещё раз назваться твоими друзьями, после всего, что ты с нами сделал. Мы не зря тебя водим за нос, — её брань опять потонула в кашле, — Чтобы ты сдох, блять. Чих! Стон. Их прервали звуки из-под балдахина рядом. Пара секунд, и оттуда вылезает Симус, весь помятый и ужасный. От него мерзко несёт перегаром и потом. Он хватается за голову, глаза его налиты кровью, но он смотрит на пару предателей. — Вон. Вы оба. Вон, — его балдахин загорелся, за ним второй и третий, — Много раз слышал от вас все эти истории, а теперь лжёте! Вон! Они выбежали с визгом, когда волосы Гермионы тоже зажглись ярким пламенем. — Мордред, Гарри. Мне так плохо, — он действительно тихо постанывал, прячась от огня и пытаясь найти свою палочку, — Помоги мне потушить всё здесь. — Aquamenti! Огонь исчез через пару секунд. Теперь было мокро и сыро. Сыро и холодно. Дождь. За окном сверкнула молния. Гарри сел на пол и крепко задумался, хотя его всё ещё трясло от минувшего скандала. "Что происходит?" — Понятия не имею, что они говорили, Гарри. Но смахивало на бред. Будто им мозги промыл кто-то. — И мы знаем кто, Симус, — в руке лежит горелая штора, она вся мокрая и грязная, — И их уже не спасти. Просто... просто знаешь. Они были моими первыми друзьями, и это... так горько расставаться с ними. Будто тебя оставили озябшего на ветру и унесли все огни. И теперь ночью так темно. — Я зн... Дин тоже изменился, Гарри. Ему теперь интересны одни девчонки и футбол, а я, ну... Он здоровается со мной. Мы живём в одной комнате и ходим в один душ, но на этом дружба и кончается. Будто что-то выгорело, угасло во мне и в нём. И теперь мы разные люди, — он сел на пол рядом с Гарри, немного морщась, — Знаешь, иногда мне кажется, что я живу сейчас зря. Впереди тёмная неизвестность, а я не знаю как мне быть. Всё было так легко когда-то, и я, такой взбалмошный, весёлый и взрывной. Он тяжко вздохнул и начал чертить пальцами круги по воде, уставившись в точку. Наконец, спустя долгую минуту послышался горький шёпот: — По крайней мере так говорят. Но мой огонь давно угас. Каждый вечер топлю его остатки в алкоголе, и это... Мне страшно. Кажется я потерял свой путь, Гарри, — На миг показалось, что отблеск молнии освятил слезу на его кротких чертах, — Прости, что вывалил на тебя это всё, да. Пора бы уже спать, пока снова не пришёл кто-то. — Нет. Нет, Симус. Давай посидим ещё. Дождь шипел, падая на камни старинного замка, а они всё сидели в темноте и слушали тишину дыхания друг друга. Каждый думал о своём. Ветер свистел в щелях, а вода на полу всё не высыхала, всё плавно текла куда-то вдаль. Сегодня они могли погоревать и оплакать их сгоревшие надежды. Но каждый знал, что с восходом солнца проблемы придётся решать. И решать без промедления.***
Седрик медленно шатался по коридорам Хогвартса в ночи. Было темно и прохладно. Он смотрел себе под ноги и иногда зевал. Страшно хотелось уснуть, потому что мозг отказывался работать. Никого не было посреди пустынных залов. Лишь он один открывался этой мрачной загадке, сказочной песне. Диггори помнил как по ночам он забирался в кровать и прижимал колени к себе. Знал, ещё немного, и придёт мама. Она расскажет ему о чудесных русалках, что плавают по озёрам и морям, Моряки их обходят стороной, и восторгаются в стороне их красотой и небывалым голосом. Мама говорила, что они самые красивые на свете, и тогда Седрик во что бы то ни стало решил, что у него будет жена русалка. Но мама остерегла его, сказала, что завлечёт его к ним, но стоит лишь прислушаться к чарующей песне, как чудо превращается в кошмар. Теперь он только бредёт по холодным коридорам и смотрит на спокойное Чёрное озеро. А мечты... Они остались в детстве. В нём давно ничего не вызывало того, что было раньше. Где каждый новый день черёд безумных вдохновляющих открытий. Наверное, это и означает быть взрослым, ну, получать удовольствие в других вещах. В семье, в жене, хорошей должности. В сборе друзей по пятницам вечером. Это же ведь... правильно? Звёзды выглянули из-за облаков, освещая тусклый серый мир, в котором рождался ноябрь. Какая разница, что мог бы он сделать, куда бы пустится, если никто не захочет ему этого позволить. Если Диггори никогда не покидали своего места, не уплывали с островов. "Пустив корни, берём начало" Так было всегда. Как бы не манили звёзды, есть долг. Есть честь. Он пронесёт это бремя, он передаст его в века, оставшись лишь маленьким... — Прости, что прерываю твои размышления, но, — из другой залы медленно пошёл к нему юноша. Он слизеринец, кажется, но ничего почти не видно, а звёзды слишком слабы, — мне хотелось бы узнать, что произошло сегодня после того, как объявили чемпионов Кубка в той комнате, — он быстро прибавил, — Это касается моего друга, я хотел бы ему помочь, но боюсь сейчас не время для его расспросов. Ты поможешь мне, Диггори? Я слышал хаффлпаффцы любят помогать другим. Седрик отвернулся от него на миг и посмотрел в окно. Голова кружилась от прожитого дня, хотелось лечь куда-нибудь, а не занимать слизеринцев праздными разговорами. — Тебе ведь что-то нужно от Гарри, да? Я много слышал о слизеринцах, шантаж и сплетни ведь входят в слухи о вас. Никаких принципов. Незнакомый змей приблизился к нему и скатился по стене рядом. Теперь при томном свете видно было как он устал и измучен, как злоба и несчастье залегли где-то глубоко в нём. Седрик может и был иногда наивен, но чувствовать людей он мог сквозь любые маски. Фальшь вымученной улыбки была заметна даже сейчас. — У нас ведь есть и общие черты, Седрик, — парень поднял голову и внимательно посмотрел ему прямо в глаза, — Змеи остаются верны лишь своим убеждениям, хотя верность — это про вас. У вас есть долг и радость труда, но разве этого не нужно, чтобы достичь величия? Я в последнее время часто думаю, что всё это деление на факультеты, все эти замашки либо нечто гораздо более глубокое, чем нам дано понять, либо всего лишь условность, пыль. Нет, не пыль. Я отказываюсь в это верить. Слизеринец крепко задумался и начал крутить в пальцах амулет орла, что висел на его шее. Тихий ветерок пробежал по коридору, и на миг, словно в далеке послышалась чарующая песня, будто наваждение. — Тогда во что же ты веришь? Он медленно поднял голову. Всё происходящее теперь казалось каким-то странным сном, словно не пару часов назад только порушился порядок древнего Турнира. — Я... Я верю, что я не просто так в этом мире. Хочется тебе принять это или нет, но все цели, что меня держат здесь, сейчас сводятся к Поттеру. Он ключ. К величию многих или к паденью. Поэтому мне важно знать, Седрик. Всё что ты заметил важного, пожалуйста. Диггори вздохнул и прикрыл глаза, а затем подошёл к окну, открыл ставни и облокотился на ветхий подоконник, вдыхая жгучий воздух ноября. Он начал говорить тихо, словно шептал он ветру, и никого не было здесь рядом. — Я сидел молча всё время. Мне хотелось спать, я просидел кучу времени в библиотеке, провёл в спальни пьяного гриффиндорца и думал, что мне придётся патрулировать всю ночь. К Гарри же все относились странно. Директор всё пытался выведать у него что-то, говорил, что очень беспокоится, что друзья Гарри беспокоятся где он пропадал последние пару дней. Но мне казалось, Дамблдор не верил, что тот не бросал своё имя в Кубок. — А ты веришь? — глаза змея светились точно звёзды. — Я не знаю, это... Это не имеет значения. Ещё я помню... Дурмстранговский директор очень тепло относился к нему, а с Крамом они будто давно знакомы. Мадам Максим кричала, что подаст на Англию иск, а Виктор пригрозил, что будет действовать против. Я не очень разбираюсь в политике, хотя мой отец и имеет место в Визенгамоте. Но даже на мой взгляд, всё это дело странное. Лихое, будто корни его сидят глубже, чем мы можем увидеть. — Сдаётся мне, что ты почти что прав. Хотя я этого бы не хотел, — парень вздохнул несколько раз, думая над его словами, — Надо будет сказать Гарри, что опасно это, заигрывать с болгарами. И Симусу надавать по голове за то, что пропал неизвестно куда. — Стой... Симус? — Диггори отпрянул от окна и удивлённо посмотрел в серые глаза, — Ты случайно не о таком, который с короткими светлыми волосами, в форме львов? — Ты его знаешь? — тон его на миг стал серьёзен и жёсток, — Где его носила сегодня Моргана? — Я... он, ну... Я нашёл его возле Кубка Огня, перешедшим через черту и совершенно пьяным. Он валялся с листком в руке. — И что потом? Он бросил туда что-нибудь? Ты спросил бросил ли он? — Я не знаю. Не думаю, чтобы он что-то бросал, ведь листок остался с ним, а потом я сам дотащил его до башни. Змей побегал взглядом по пустому коридору, обдумывая что-то. — И вас никто не видел? Никто больше не заходил? — Только Чжоу. В смысле старшекурсницы Равенкло. Но я уверен, что они не замешаны в этом, им просто не за чем. Да и... Погоди, ещё Грюм видел нас своим глазом, но кажется ничего не заподозрил. — Итак, староста барсуков, стайка старшекурсниц, перепивший гриффиндорец и старый параноик. Что же, Диггори, ты даже не представляешь как помог мне. Постарайся не афишировать, что я имею интерес к этим героям драмы. Ветер гулял по каменным залам и пахло ноябрём, и холодом, и свежестью. И чем-то очень древним. Звёзды мерцали всё ярче, разогнав все тени облаков. Гулкие шаги слизеринца, незнакомого, но очень близкого на какой-то момент, расходились эхом, но прервались на миг. Змей извернулся обратно, посмотрев усталым, но приятным взглядом. — И вот ещё что, Седрик. Пусть барсуки и верны своему долгу, но змеи знают, что есть и другие пути, светлые и тёмные, добрые и злые, разные. И если я хоть немного прав, если ещё не лишился ума в погоне за моими химерами, подумай о том, что можно исполнить долг так, как хочешь ты... Так что не будь только барсуком, потому что в мире так не бывает. Будь кем-то ещё. Хотя бы собой. Его шаги стихли через минуту. Седрик подошёл к окну, чтобы закрыть ставни. А звёзды сияли ярко, как никогда раньше. В древних залах слышалась зачарованная песня, которая бередила память и сердце. Он вздохнул, робко улыбнулся и закрыл окно.***
Игорь очень любил цейлонский чай. Особенно, если он был с нотками цитруса. А ещё он любил свою школу и медовые пирожные. Чего он не любил, так это неожиданных поворотов судьбы. Роковых случайностей. Особенно если они неслучайны. Сомнений в том, что события сегодняшнего вечера неслучайны, быть не могло. Что-то очень странное происходит в Британии, месте, которое он хотел бы покинуть навсегда. Но вот однако же. Он снова здесь. И снова происходит что-то тёмное. Он не хотел думать об этом, но именно что-то действительно тёмное, он хорошо разбирался в этом. Чай опять налился в чашку, директор отослал самолётиком маленькую записку и начал думать. Пришлось вспомнить далёкий год, 1976. Он, юный помощник профессора Тёмных Искусств, любопытен и жаден до знаний и власти. Родители умерли в борьбе с Грин-де-Вальдом, и он, молодой наследник имения и богатств, оставляет пыльные фолианты, и пускается в приключения. Говорят, что жизнь учит людей на ошибках. Он сделал их много. Ночь, пожар у маленького села, он просыпается, слышит возгласы. Убить жалких маглов. Убить грязнокровок. Тёмный лорд. Он стоит на холме, огонь бросает сердитые отсветы на его змеиное лицо. Игоря ловят. Его прельщают знаниями. Его соблазняют величием. Дурманят деньгами. Чёрная метка. Много что произошло с тех самых пор. Он успел трижды поседеть от творимых им ужасов и содрогнуться ото лжи, что окутала его тогда. Казалось, он проснулся слишком поздно, хотя Владислав говорит, что поздно или рано не бывает. Но это не так важно. Важно лишь то, что Воланд-де-Морт любил обсуждать с ним многие запретные искусства, которые повстречал по свету, ведь Игорь был в них также сведущ. Прошло много времени, бесчисленное множество экспериментов, но он смог. Незадолго до того, как жестокий маг сгинул у Поттеров, он смог частично заблокировать Метку. Никто не мог поведать многие тайны Лорда, не умерев, но он смог. Много имён в суде. Ещё больше тайн в уши невыразимцев, и он свободен как птица. А дальше последуют долгие годы искупления, которые он продолжает до сих пор. Сначала учитель Тёмных Искусств, а потом и директор самой дурной по репутации школы во всей Европе. Он был здесь не просто так, ведь... В дверь постучали. — Входи, Виктор. У нас будет серьёзный разговор. Парень прикрыл дверь и теперь с интересом рассматривал его каюту, поразительно похожую на кабинет в Дурмстранге. — Как вы думаете, директор... кто мог подставить Гарри? — произнёс он довольно буднично, но глаза его смотрели на Игоря с тщательно скрываемым интересом. — Сразу с места в карьер, что же... Нам остаётся лишь гадать, я боюсь, — он отпил немного чая и вздохнул, — Но настораживает меня другое. Дамблдор, как мне кажется, начинает терять контроль над Поттером и паникует. Он пытался применить на нём легилименцию, не скрываясь от опытного глаза. Я привык видеть как он действует на порядок изящнее. Так что либо это продуманный план, что звучит как бред, либо у нас появилась ещё одна сила, которая заставила Светоча беспокоится. — Позвольте, мастер Игорь, но я кажется знаю почему Поттер уже не так отягощён опекой Дамблдора. Он упоминал сегодня, когда мы встретились, о своих новых друзьях, один из которых из неподвластного по слухам директору факультета. Я лично был свидетелем как они о чём-то секретничали в день, когда мы приехали. — Вот оно что... Боюсь, как бы у нас не увели Избранного из под носа, те, от кого не ждали. У нас были совершенно чёткие инструкции на счёт него, Виктор, — Игорь посмотрел на него слегка укоризненно. — Скажу в своё оправдание, что я напросился к ним в компанию, чтобы быть начеку. Так что через пару дней можно бу... — Нет! — он резко встал из кресла и начал подходить к своему чудо-ловцу, — Мы должны действовать немедля. Сейчас же. Нам нельзя его упустить. Министр сказал мне, что может случится в подобной ситуации, а ему лучше доверять. Каркаров положил ему ладони на плечи и заглянул в карие глаза, в которых плескалась тысяча эмоций. Затем устало вздохнул, отведя взгляд в сторону. — Послушай, мне тоже не нравится, что мы творим, — он перешёл почти на шёпот, — Скажу больше, я зарекался никогда не делать бесчестных вещей теперь. Но я знаю, что вмешиваясь сейчас, мы можем спасти мир от чего-то страшного. Он отвернулся и упёрся руками в стол, будто сгибаясь под непосильным грузом. Чай сам по себе начал наливаться в чашку. — Я даже знаю, Виктор, почему ты участвуешь в этом всём, мы с ним были очень дружны, если ты не знал, — он в последний раз взглянул на юношу, на лице которого проступало удивление и страх, — Но теперь иди. Твои дела сегодня ещё не закончены, и... постарайся быть добрым к мальчику. Хотя бы так чувство вины станет тише. Поверь, я знаю. Иди. Чай был его любимым, с цитрусовыми нотками, вот только жаль, что медовые пирожные ещё пока не привезли.