***
Он проснулся медленно, словно нехотя. Липкие простыни обвили его тело. Верёвки, они верёвки. Он с трудом выпутался из них. Голова была тяжела ото сна, а шрам покалывал. Гарри встал, что-то гнало его, звало к себе. Неспешно оделся, ёжась от холода и открыл дверь. Все в комнате спали, было тихо, и лишь только сквозняк свистел заунывную мелодию. Коридоры Хогвартса, такие привычные и родные по ночным прогулкам сегодня казались ему давно мёртвыми, будто давно по нему не ступала нога. Он спускается по винтовой лестнице, а в груди скачет сердце, ему нужно попасть в Большой Зал и достать это чёртово имя из Кубка. Ступенька, ещё ступенька вниз. Он видит стаю ползущих пауков, что плетут сети вокруг спуска. Аккуратно он проходит сквозь, чтобы не запутаться, когда видит внизу огонёк, что быстро несётся вдаль. Он бежит, бежит за ним, пытается догнать его, но тот постоянно ускользает от него. Тени вокруг шепчутся и шипят, сгущаются и пляшут позади него. Они насмехаются, гогочут. Они говорят. Говорят, что он лишь пешка, дым от пламени, жалкий кусок мяса. Они уничтожат его, выпьют его. Он бежит, огонька почти не видно. Поворот, пара шагов. Неприметная дверь. Перед ним Большой зал. Он пуст и пылен, свечи погасли и обгорели, а стены обрушились местами. Только дождь рыдает над замком. Зачарованное небо сменилось настоящим, и своды терялись в тяжёлых облаках. Кубок огня тихо мерцал голубым пламенем, одиноко и печально. Гарри прошёл чуть ближе к столам, когда понял, что теперь он здесь не один. Из-за огромного кресла директора, потерявшего прежний лоск, выполз хромой акромантул и начал оплетать паутиной всё вокруг, не обращая никакого внимания на подростка. Он тяжело ползал вокруг словно на последнем издыхании, как вдруг из жвал его полилась зловонная жижа. А затем он начал благопристойно танцевать вальс. И было что-то такое в этом танце среди сырых обломков и камней, в самой мрачной тишине, нечто прекрасное в угасающей агонии, нечто завораживающее разум и душу. Огонь кубка всё горел ярче и ярче. Медленно качался посреди залов царь пауков, и порванные грязные гобелены качались вместе с ним. Вторил ему теперь нежданно вой собак за окнами, а затем из теней вышли, кружась, разные гады, что населяли леса и чащобы. И так летают и плывут они под неслышную музыку, словно одни есть во всём мире. Лишь ползучие змеи и жабы всё ближе опоясывают старого арахна. И вот одна из них, трижды переплетённая собой, тремя головами поднялась над ним, сверкнув изумрудной короной, изящным листом, обвивающий вокруг всех трёх. Танец стал последним для кого-то, но ещё продолжался бал.***
Гарри дремал ещё минуту назад, но проснулся. Простыня сползла куда-то на левый бок и стало неуютно. Подушка оказалась прямо на голове. Пусть холодный воздух дул на кожу, но было и невыносимо душно. Он поворочался ещё пару минут, а потом зажмурил глаза и тяжко вздохнул. Страшно хотелось... Он встал и чуть слышно пошёл в ванную. Взгляд в зеркало, и он понимает, что всё не в порядке. Его лицо такое несчастное и усталое, а тени под глазами залегли уже слишком глубоко. Лениво подумалось нет ли к заклинанию маски ещё и набора косметических чар. Впрочем, они всё равно не украсят его настроение. В голове ещё стоял перед глазами странный сон. Умывшись, он аккуратно пошлёпал по холодному, местами ещё мокрому полу назад. Его встретил резкий порыв ледяного ветра. В темноте резкий силуэт тонул в лунном свете. Окно открыто настежь. В его руке метла, очень знакомая. Фигура очень знакомая застыла, когда увидела его, выходящим из уборной. Пара неловких секунд. Молчание прерывается лишь сопением в кроватях. — Закрой окно, Виктор. Сегодня очень прохладная погода, ты не находишь? — Гарри наконец совершенно буднично пошёл к своей кровати, сверкая голыми пятками, и начал заправлять её. Лицо застыло в скучающем, чуть сонном выражении благодаря заклятью и усилиям воли. — Гарри... ты не спишь, — напряжённый шёпот зависнул в воздухе вопросом, — что же, это даже хорошо. Заправлять постель, когда ты почти ничего не видишь, это очень увлекательное занятие. Гарри бросил на приближающегося Виктора короткий взгляд и сложил одеяло пополам, аккуратно его расправил, убрал последние складки и наконец медленно задёрнул балдахин. Если бы движениями можно было выражать чувства, то рука, отпускающая ткань, делала бы это совершенно грустно, словно прощаясь с прерванным сном. Но прошло мгновенье, и Гарри медленно повернулся к огромному, крепкому парню, который подошёл за это время к нему вплотную. От него пахло ночным воздухом, дымом. И хвоей. — Раз уж ты зашёл ко мне в гости, — голос неожиданно захрипел, так что пришлось прокашляться, а глаза упирались в сильную грудь, не рискуя подняться, — то может чашечку чая? — Хорошая английская шутка, но я думал, что ты захочешь со мной немного прогуляться, — болгарин положил руку ему на плечо, заставив посмотреть в блестящие в темноте глаза, — нам нужно о многом поговорить. — И это не может подождать утра? — левая бровь выгнулась так, будто профессор Снейп хоть чему-то смог его научить. Виктор наклонился немного ближе, его шёпот звучал почти у самого уха. — Я обещаю, что ты не пожалеешь. Я просто хотел бы увидеть, что ты вновь в порядке, особенно после этого кошмара с Кубком, что духом ты не пал. И показать кое-что. Это досталось мне от моих предков и... — он немного замялся, словно вспомнил что-то неприятное, — и я уверен, что досталось бы тебе от твоих, будь они живы. Ты пойдёшь со мной? Кто-то другой, возможно более выспавшийся и адекватный, сказал бы нет и гордо удалился спать. Но Гарри так сбил себе режим в последние ночи, а ещё перед ним стоит груда мускулов с щенячьими глазами, — что само по себе выглядело странно — с метлой в руках, в его спальне в два часа ночи. Небезызвестный кто-то другой подумал бы, что всё вышеперечисленное есть сочетание жуткое. Ну а Гарри просто сказал: — Да, мне ведь можно переодеться? — О, да. Я... Конечно! Казалось, Виктор только сейчас понял, что стоит буквально в паре дюймов от него, и поспешно отскочил ближе к окну, отворачиваясь. Пару минут было тихо, только шорох одежды и беспокойное дыхание были невозможно громкими. Он бросил взгляд на кровать Симуса, который сейчас мирно спал и казался, кажется, совершенно трезвым. На душе немного потеплело. Усталость испарилась в лунном тумане, испарилась рядом с этим странным и загадочным иноземцем, каждая встреча с которым сулила открытие. "И раз уж приключения всегда сами ломятся в его окно" — подумал Гарри, — "То пусть хотя бы раз это будет в удовольствие." — Итак, я готов.***
— Скажи-ка ещё раз, почему ты не напомнил мне взять свою метлу? — Потому что ты не попросил об этом? — в голосе Виктора слышалось что-то озорное, будто его только веселило раздражение Гарри, да и вся ситуация в целом. На улице было свежо и прохладно. Ветер бьёт в лицо, а метла явно не рассчитана на двоих. Внизу лишь деревья, луга, тронутые осенью да гладь озера. Лунный свет напомнил ему множество ночей, проведённых за приключениями и шатаниями по тёмной библиотеке. Кто бы что не говорил, а Гарри всегда был немного любопытен, и Дурсли не смогли это исправить своими вечными наказаниями, пусть у них и могло получиться. Они летели плавно, так замок мог быть виден во всей его красоте. Красоте первозданной, грубой и немного неуклюжей. Хогвартс был похож на огромную скалу, что поднималась из земных твердей ввысь, да и застыла так. Виктор опускался вниз, и Гарри понял, что они приземлятся рядом с берегом Чёрного озера, но недалеко от опушки Запретного леса. — Так о чём же ты хотел поговорить? — Гарри спрыгнул с метлы и уставился на ловца, который неторопливо положил метлу и начал выглядывать что-то на песке. — Мне очень жаль, что ты попал в эту бойню, — он прошептал над выступом почвы длинное заклинание, и тот поплыл, превращаясь в небольшую корзинку. Несколько движений палочкой, и вместо камней под его ногами стелется синий плед, — многие чемпионы умирали на Турнире, Гарри. И в их числе были знаменитые и одарённые волшебники, — он наконец посмотрел прямо на него, — все они были старше тебя. — Ты хочешь сказать, что я умру, из-за того, что кто-то подбросил моё имя? — гладь Чёрного озера блестела луной, а в воздухе пахло влагой и ночью. — Сядь, Гарри, — тон его был необычно суров, а взгляд стал хмурым, — ты не умрёшь. Никто этого не допустит, пусть даже эти французские слизни вывернутся наизнанку, чтобы убрать лишнего игрока. Гарри не совсем быстро понял, что произошло, ну вот он уже сидит на тёплом пледе и поедает виноград. Но затем ему в голову пришла мысль, которая потревожила его ещё в комнате Чемпионов. — Ты постоянно говоришь что-то плохое про французов. Неужели для этого есть основания? Виктор замер. — Тебе разве не говорили об этом в курсе истории? — Виктор сел на плед и начал смотреть на звёзды, общался только с ними, а на земле один он. Он побарабанил пальцами по серебристым узорам одеяла, покусал губу и нахмурился совсем как на своих плакатах. Затем последовал тяжёлый вздох и напряжённое молчание. — Времена Грин-де-Вальда были очень суровы для нас. Каждый волшебник того времени, независимо от своего желания и взглядов, должен был принять чью-то сторону. Дни тогда были очень неспокойными, что-то страшное творилось у маглов, а Грин-де-Вальд только пользовался этим. Смотрите, какие эти маглы животные. Калечат, убивают, жгут друг друга, потому что мы совсем уж распустили их. Говорил, что зря мы ушли в подполье, что совсем потеряли контроль. И можем восстановить. Где-то в запретном лесу прокричали птицы, а где-то эхом им вторили голоса кентавров, что вышли на охоту. Близился самый глубокий час ночи. — Мой дед знал, что можем. Магия, древняя как кровь титанов, ещё течёт в жилах некоторых магов. Она может многое, но почти забыта... не просто так. Железные машины маглов были бы бесполезны против ураганов, против наводнений и подземного огня. Её запретили, когда был принят Статут, а вместе с ней ещё множество ритуалов и школ. Теперь они не более чем сказки, ведь те, кто ими владел просто не пользовались этим, если не хотели быть загнанными как животные, а потом умереть в агонии. Даже если и находят трактаты по этим... э-э-э... направлениям. Они часто умирают сами от неосторожности, — он наконец опустил свой взгляд, его суровое, немного грубое лицо светилось лёгкой грустью и тоской. — Вижу ты хочешь меня спросить при чём тут Франция? — ладонь Виктора плавно изогнулась, и от глади озера поднялась лёгкая волна воды, искрясь в лунном свете, — когда Грин-де-Вальд только заговорил об опасности маглов, многие действительно заволновались, был созван съезд Международной Конференции Магов, на котором подняли вопрос о том, чтобы вновь разрешить древнее колдовство. Голосование было напряжённым, решение всё не могли принять, ведь многое теперь причисляется к Тёмным Искусствам. Голос Франции был решающим. Они отказались принимать меры, считали всё несерьёзным. Столп воды изогнулся дугой, он казался живым, медленно качаясь в танце. А затем Виктор сжал ладонь в кулак, прошептав что-то на странном наречии. У берега светилась хрупкая, чарующе таинственная скульптура изо льда. — Французы сдались тирану почти без боя, некоторые прямо в бою поворачивали палочки против своих товарищей и друзей. Когда он прибыл туда, он хотел чтобы они знали, что это был он. Тот, кто развязал войну у маглов. Он сказал, что они испортили его планы уничтожить мерзких червей одним мощным ударом, но… Вину перед ним французы могли искупить. На следующее утро над Парижем развевались флаги с его символом. — Так значит, они совершили ошибку, — Гарри прикоснулся к плечу болгара, и тот разжал кулаки, — мы все порой это делаем, вещи, которые потом делать бы не хотели. Прошлое остаётся в прошлом, Виктор. Тот лишь нахмурился, посмотрев на спокойные горы вдалеке замка. Ночь была глубока. Наконец он резко встал, взмахом палочки развеяв и ледяную скульптуру и плед под ними. — Прошлое напоминает нам о будущем, Гарри. И я тебе это покажу. Он схватил его за руку и, не оглядываясь, повёл в сторону Запретного леса. Крутые тропинки бежали вдаль поворотами, то прерывались, то соединялись вместе. Так, можно было услышать в чаще шорохи тех, кто скрывался в тенях. Изредка слышались песнопения кентавров. Дикие, первобытные выкрики перемежались с мелодичным хором голосов и звонкими струнами. Горел костёр, костёр огромный. Они поднялись на вершину холма, который открывал вид на небольшую поляну, где происходили пляски. Вокруг костра сооружали фигуру из соломы, в центре которой кричал связанный человек. Разукрашенные красками кентавры кружились возле него, протягивая странные слова, которые Гарри никогда не слышал. — Виктор, они хотят убить его! — он рванул было в сторону поляны, но болгарин крепко схватил его за руку и развернул к себе. — Послушай меня, не дёргайся, — Крам дождался пока он успокоится и медленно заговорил, — я переговаривал с главой их общины, и этот человек, он убил их жеребят под покровом ночи. Он признался, что делал это ради наживы, а теперь нет трёх детей редкого народа. По древним договорам они могут делать с ним что угодно. Но мы гости здесь, это великая честь быть приглашённым в сегодняшнюю ночь. Прошу тебя, Гарри, закрой глаза на это, здесь не властны ни человеческие законы, ни мораль. Таков баланс, его жизнь должна быть прервана. — Х-хорошо, пойдём. Мы слишком много прошли, чтобы возвращаться обратно, — стало вдруг холодно и зябко, но он вспомнил Хвоста, что ускользнул из-за его милосердия и теперь разгуливает где-то, крадя свободу и покой его крёстного. Свист и гул лился щедро у кентавров в эту ночь. Главный костёр всё разгорался жарче и жарче. Топот копыт вторил дикой мелодии и погружал сознания в лёгкую дымку, взывал к чему-то, что скрыто в обычной жизни. Танцы всё продолжались в неистовом хороводе, пока они спускались вниз. Если Гарри и думал, что видел волшебный мир во всей его красе, то он ошибался. Здесь и сейчас он видел столь грубую и дикую магию, столь первобытную… Она не шла ни в какое сравнение с ежедневными чудесами, она буквально витала в воздухе густым, вязким туманом, она… Он вдруг понял, что она дремала и в нём самом, словно ждала подходящего часа. Уши резанул человеческий крик. Лицо жертвы исказилось от ужаса и боли, а из глаз лились слёзы, что-то шептал он, и жмурясь и крутясь. И Гарри стало так жаль его, пусть он и знал, что тот заслужил это. Но что-то в этом лице было не так. Там не было ни раскаяния, ни сожалений, лишь пугающий животный страх. От дикой пляски отделился один из жителей леса. Он был покрыт седыми пятнами, весь разукрашен голубой краской, а в глазах его, уж точно нечеловеческих, таился глубокий и таинственный блеск. — Ты снова здесь, юноша из Крамов. И привёл с собой... — он сделал им слабый кивок, попутно тряхнув широкой спутанной гривой, — мы снова встретились, Гарри Поттер, и я рад, что-то хоть кто-то из людского племени ещё чтит древние обычаи. Вы должно быть устали, пока пробирались сюда. Отдохните, утолите свою жажду и голод, а потом будьте с нами в эту тёмную ночь. Он указал рукой в сторону небольших лачуг, вокруг которых горело несколько костерков, а вокруг лежали молодые кобылицы, жеребята и совсем немощные старики. Виктор смело взял его за руку и повёл в их сторону, поклонившись всем вокруг пока он думал, когда же встречал этого старого шамана. Гарри с лёгким смущением повторил всё за ним и опустил глаза, борясь с любопытством разглядывать детёнышей кентавров. Он успел заметить, что они поразительно похожи на человеческих детей в… верхней части тела. Разве что более мускулистые и длинноволосые. — Для нас двоих честь быть рядом с вами в эту ночь, тёмную и долгую, что истончает грани миров, — Виктор ещё раз кивнул всем, а затем сложил свои руки, — вкушать плоть земли нашей и чтить предков, что ходили множество лун под миром. К ним подошла женщина, лицо её было совсем человеческое. Держала она в руках две чаши. — За честь будет провести с вами ночь Самхейна, люди, что ещё идут старыми путями, — она передала питье им в руки, и Гарри выпил всё залпом, отгоняя прочь беспокойные мысли. От напитка несло травами и жаром, что медовое было в нём и кислое, как вино, что ещё оставалось у Симуса. Разум вдруг прояснился, а звуки и цвета стали ярче. И вот уже Гарри несётся в диком хороводе, полураздетый, с кровью на губах и на руках. Виктор тоже здесь, но его нет. Никого нет в этом мире, самого Гарри нет. Будто вдалеке кричит человек, сгорая в магическом пламени, оно медленно оседает и лениво тянется по траве к главному костру. И вот пламя кружится вихрем, оно перестало быть пламенем, оно стало чем-то очень важным, древним и дорогим. Вокруг становится тихо, кентавры останавливаются и смотрят прямо в огонь. И тогда, Гарри понимает всё. Он видит совсем иные миры, чувствует далёкие времена и предков, что наблюдают за ним мудрым отеческим взором. Смотрит, как они танцевали в пещерах и поклонялись камню, копьями и молниями покоряли этот мир. Крушили и созидали. Он видит их горечи и радости, судьба каждого проносится перед его глазами. Кто-то был простым маглом, кто-то жил и дышал магией. И они… Они все смотрят на него. А среди них и его мама, и папа. Они тепло ему улыбаются, но взгляды их серьёзны. Но Гарри чувствует, что-то ещё скрыто в этом вихре огня. Что-то смотрит на него из глубин, и оно настолько древнее и дикое, что он не удивился бы, появись оно раньше всех людей. Оно витает вокруг, и он не понимает как не чувствовал это раньше. Картины ускорили свой бег перед глазами, а пламя, казалось, перекинулось прямо на его сердце. И вдруг, громко заклокотало в его голове, а из пламени выделился расплывчатый лик. — Держи голову прямо, отмеченный солнцем, ибо ты больше не будешь один — пронеслось у него в сознании неистовой страстью к жизни, яростью и стремительным движением… а затем развеялось оставив тепло на душе и сердце. Лик в пламени стёрся очередным вихрем.***
Гарри кутался в плед, тот пах терпким сеном и лошадью. Пепелище посреди поляны оставило после себя лишь угли, но те продолжали теплиться, словно не собирались остывать. Ветра, холодные ноябрьские ветра, теперь пронизывали лёгкую одежду и кусочек ткани, что дал ему лошадиный народ. Ритуал решили завершать пиром, а отказываться невежливо. Теперь он ест запечённые ножки акромантула, примостившись рядом с Виктором, который весело болтал о чём-то с незнакомыми подрастающими охотниками, а они, кажется, рассказывали ему о забавных случаях при учёбе следопытству. Самый тёмный час ночи сгинул в неистовой пляске, и Гарри просто хотел бы уже уснуть, но сон не шёл, хотя плечо болгара и было мягким как подушка. Он сам не заметил как начал выводить палочкой петли в воздухе, совершенно не обращая внимания на что-то вокруг. В голову лезли совершенно странные мысли. Что только что произошло с ним? Зачем его взяли с собой на этот дикий обряд, что хотел сказать его иностранный друг этим? Что же на самом деле было в огне, бред, вызванный дурманом или же… правда? Та самая, голая, неприветливая, простая. — Ах, ты пройдоха, ну-ка положи на место наши кубки и рыбу, — парень с удивлением поднял глаза, увидев как среди поражённых кентавров, лежащих кругом, летает всякая снедь в огромных количествах. Стоило отвлечься и всё упало вниз. — Вот обалдуй! Махаешь своей палкой направо-налево, — Вейн или Зейн начал фыркать и вытирать шерсть от пива и делал это до жути забавно. — Простите меня… я немного задумался и не понимаю как так вышло, — улыбка вышла натянутой и скорее всего одной из худших в его жизни, но мысли были заняты тем, как он вообще смог это сделать. — Вижу ты опять влип и я вынужден тебя спасать, да, Харри? — хитрая ухмылка была странной гостьей на этом лице, но что-то было в эти моменты в Краме… что-то, что заставляло одновременно злиться и восхищаться. Молодые кентавры заулюлюкали, слушая их разговор, но уже начинали тихо общаться друг с другом. — В прошлый раз мы спасались вместе, мой милый друг, и я же обещал тебе завтрак за ту услугу на Чемпионате. Мы в расчёте, — пятка очень сильно наступила на чужую ногу, и раздалось возмущённое шипение, — лучше расскажи за какую Моргану ты привёл меня на кровавый ритуал и что с моей магией. — Ах ты лохматый сорванец! — Крам потёр ногу и шутливо ударил его в плечо, — Мы здесь, чтобы ты отвлёкся от проблем с Турниром. А магия стала просто немного другой, более мощной и тягучей, дедушка говорил так бывает, когда начинаешь чувствовать старые пути, познавать себя и саму магию, не стараясь приручить её формулами. И я все ещё жду английского завтрака! — Значит, старые пути… — Да, юный Поттер, их трудно понять и принять, но они живут словно пламя в сердцах немногих. Народ кентавров всегда их чтил как и небесные сферы, как и стрелы и лук. К ним приблизился один из взрослых охотников, в котором Гарри сразу узнал Флоренца. Его короткая белая копна волос и яркие голубые глаза словно сияли в свете луны. — Огонь в сердцах… Флоренц, а ты тоже видел что-то странное в пламени, нечто… Иное? — Постой, Гарри, ты говоришь о... — Виктор подскочил со своего места и схватил его за ткань одеяла, смотря как-то странно, — это великая удача, она объясняет, почему ты так рано смог ощутить магию! — Молодой Крам прав. Тебе открылся дух, что живёт в отдельном слое нашего мира. Они нечастые гости здесь, даже в ночь, когда границы тонки. Они навещают немногих, но если на кого-то пал их интерес, то это не просто так. — Что-то много сегодня удачных совпадений, — Гарри ещё раз взмахнул палочкой, левитируя себе уголёк из пепелища на память. Он всё ещё был ярким от жара, но почему-то не обжигал, — в любом случае, близится рассвет. Нам нужно успеть вернуться и хотя бы час поспать, хотя мы и рады быть здесь. Флоренц лишь кивнул, подошёл к Виктору, что-то прошептав ему такое, что тот нахмурился и занервничал. Их приятели кентавры начали ворчать и жаловаться, что у них отбирают развлечение и люди вообще приходят очень редко, но все друг с другом вскоре попрощались, раскланялись. Они стояли на холме с которого спускались на этот странный праздник, и Гарри в последний раз оглянулся на долину кентавров. Здесь было много мира и покоя, но все равно витал дух времени и войны. Что-то дикое было в этом народе. Всё же, они были мудрее и образованней многих. На кромке Запретного леса, сейчас такого понятного и немного родного, вставало солнце. Начинался новый день.