***
Небо плотно окуталось серым полотном. Крупный снег ежесекундно мелькал перед заполненными яростью глазами, что исподлобья глядели точно вперёд. Перекошенное в гневе лицо надменно осмотрело всех присутствующих, с испугом ожидающих начало дуэли. Одни тряслись от волнения, другие же не воспринимали всерьёз ни самих противников, ни их грозные переглядывания. Сонун улыбался по-дьявольски замышляюще, вздувая вены на висках, и его острый вытянутый меч рассёк воздух с резким, пронзающим слух звуком. Чимин, отчётливо слыша, как мощными ударами его сердце врезается в грудную клетку, туго затянул перчатки и с совершенно спокойным выражением лица обернулся к жаждущему убить его Сонуну. И эта жажда, казалось, вынуждает его часто и неглубоко дышать, будто измученный зверь, всю дорогу преследующий свою жертву. Пальцы его бледнели от того, как сильно он сжимал ими рукоятку, а белки глаз краснели, заливаясь кровью. Чимин ухмылкой своей заставлял его огрызаться пуще прежнего, больше не имея сил ждать. Мрачное гнетущее молчание продолжалось всего несколько секунд перед тем, как объявили начало дуэли. Мингю, чуть не рыдая от страха, стоял позади своих друзей и неосознанно зажмурил глаза, когда Сонун сделал первый рывок, мечом взмахивая над собственной головой. Оглушающий звон столкнувшихся клинков волнами прошёлся по периферии, и Чимин, нагло усмехнувшись, откинул от себя оружие, молниеносно скользя по всей длине лезвия. Отшатнувшись, Сонун свирепым натиском обрушился на Пака вновь, заставляя безостановочно обороняться и отходить назад, ловко уклоняясь. Чимин больше не улыбался, но искусно изматывал противника, пока гулкий свист толпы наполнял всё пространство, превращаясь в неразборчивый и мешающий сосредоточиться шум. Сонун нападал со всех сторон, настырно искал слабое место, страстно желая наконец-то испачкать кровью свой любимый меч. Ощущая, что пропитанное яростью своего хозяина оружие только что пронеслось мимо плеча, у Чимина нечто зловещее вспыхнуло изнутри, останавливая дыхание и вынуждая сердце больно вздрогнуть. Сонун уверенно продолжает вести этот бой. Замечая некоторое замешательство напротив, он стремительно заводит руку назад и с громким рычанием целится в полностью открытую для удара шею. — Нет! — вопит Мингю, судорожно закрывая рот ладонью. Из рассечённой руки упавшего на землю Сонуна фонтаном плещется ярко-красная кровь, брызгая ритмично учащённому пульсу. И весь мир вокруг замирает, перестаёт двигаться перед Чимином. Только его дрожащий над раненым Сонуном меч холодно поднимается вверх, бликом отдавая на выглянувшем из-под туч солнце. — Ты проиграл, — без эмоций выдаёт Пак, вовсе не ощущая себя победителем. С самого начала у него в душе назревало чувство отвращения, поэтому, не собираясь и дальше унижать своего опозоренного противника, Чимин молча развернулся, дабы не мешать остальным приподнимать искалеченного парня. — Я никогда не проиграю тебе! — неожиданно Сонун отбрасывает от себя старающихся помочь ему слуг и со всех ног несётся на Пака, так подло и жестоко засаживая меч в спину по самое основание. — Моя мечта убить тебя наконец сбылась, — злобно шипит он в чужое ухо, с наслаждением прислушиваясь к долгожданным предсмертным вздохам. Чимин расширяет глаза, опускает голову, но не видит ничего, кроме кровавого клинка, проткнувшего его насквозь. Холодный метал ровно проходит через всё тело, а затем так же резко выскальзывает из него, уродуя внутренности. Все в ужасе кричат, сбегаются в кучу и заливаются слезами. — Ты слышишь меня, Чимин? — навзрыд кричит Пак Сочжун, смотря в опустошённые глаза, направленные в сторону. Мингю и его мать толкают всех вокруг, падают на колени, с ужасом заглядывая в побледневшее лицо. Чимин ничего не слышит, но плавно тянет руку к разбитой вдребезги груди, что-то шепча синими трясущимися губами. Чживон, несмотря на дикие рыдания вокруг, краем уха улавливает невнятные слова и замирает, теряя дар речи. Мингю хватает её за плечи и, ничего не распознавая вокруг из-за горьких пламенных слёз, намочивших всё его лицо, отчаянно умоляет спасти дорогого сердцу друга, видя, как тот ещё произносит еле слышные звуки. Чживон вмиг берёт вторую руку Чимина и вместе со своими прикладывает к солнечному сплетению, где сплошная дыра с каждой минутой истощала Пака всё сильнее, ручьём выливая кровь и практически иссушая организм изнутри. — Чимин, я помогу тебе, — таинственно шепчет госпожа Ли, немые капли роняя на обездвиженное тело. — Вместе у нас получится, слышишь? — она сжимает его холодные ладони, продолжая наблюдать за слабыми движениями пухлых губ.***
Сокджин возвращается с похода ровно в полдень, и встревоженный вид его тут же бросается в глаза выбежавшему встречать его генералу. Без особой радости отвечая на чужие объятия, он закидывает на плечо небольшую сумку и сдувает с лица пряди взъерошенных от ветра волос. — Мне надо поговорить с тобой, — интригующе шепчет он Чонгуку, через секунду оборачиваясь к своему командиру. Чон послушно ждёт Кима в их любимой столичной таверне и невольно засматривается на плачущего ребёнка, укутанного в старую потрёпанную шаль, из-под которой выглядывало милое детское лицо, скорчившееся от ярых криков. Бедно одетая женщина небольшим платком вытирает его глаза, лёгкими движениями проводя и под носом. Нервно качая капризное дитя, она выслушивает чужие недовольства, а затем в полной растерянности нечаянно задевает локтем стоящую на столе кружку, расплескав всё её содержимое по деревянному полу. — Простите, простите, — твердит она в испуге, приподнимаясь с места, когда злобная ворчливая официантка искоса глядит на неудавшуюся мать и приказывает ей выметаться из помещения, дабы своим шумом не разогнать остальных посетителей. Чонгук не знает, почему в нём так резко проснулось сочувствие к женщине, показавшейся пусть неряшливой, но очень заботливой матерью. В ней нет ни отвращения к своему ребёнку, ни стремления наказать его. Нет ничего из того, что было присущи матери Чонгука. — Долго сидишь тут? — Ким появляется спустя пару секунд, без спроса делая глоток из чужого стакана. — Нет, — врёт просидевший тут полчаса Чон. — О чём ты хотел поговорить? — Я виделся с Хосоком, — прямо и в лицо бросает Сокджин, в ответ получая удивлённое молчание. — Он сказал мне адрес, куда прибудет после дня весеннего равноденствия. Чонгук раздражённо закусил губы, сдвигая брови ближе к переносице. — Он изначально был уверен, что рано или поздно ты одумаешься и последуешь за ним, — Сокджин начал говорить тише. — Чонгук, если кто-то об этом узнает, тебе голову снесут сразу, — он неохотно передаёт скомканную записку, будто отрывая от сердца. — Кстати, что у тебя с королём? — Сокджин, мне пора. Спасибо тебе за информацию, — резко вставая, Чонгук незаметно прячет записку в грудной карман, решительным взглядом окидывая возмущённого Кима. — Эй, ты на вопрос не ответил! — кричит тот в пустоту, слыша, как дверь таверны захлопывается с той стороны, а перед лицом одиноко стоит недопитый стакан. — Вот же чёрт, надеюсь, ты заплатил, — бормочет Сокджин себе под нос и устало вздыхает.***
— Король Пак не выходил из покоев весь день? — изумлённо переспрашивает Чон поздним вечером, застав в коридоре одного слугу. Тот отрицательно качает головой, позже убегая по своим делам, и негромкие шаги вдали вынуждают Чонгука обернуться. — Ищете Вашего господина? — Чживон неторопливо подходит к нему, словно насквозь разглядывая. — Вы — генерал Чон, если не ошибаюсь? — будучи полностью уверена в своих словах, она всё же хочет услышать твёрдый и низкий голос Чонгука. — Да, — коротко произносит он, поклонившись. — Король сегодня немного выпил и сейчас спит, но я, по правде, удивлена, что Вы переживаете за него, — с толикой насмешки она приподнимает свои брови и улыбается генералу хитрой многозначительной улыбкой. — Когда-то мы уже виделись с Вами, не так ли? — Вы правы. У мыса Фритс год назад, — Чонгук не понимает, с какой целью Ли Чживон беседует с ним, так открыто и любопытно изучая его внешность. — Ах да, точно. Генерал Ли тогда очень Вас похвалил, — она вновь безжалостно испытывает его оценивающим взглядом. — И король Пак наверняка очень хорошо к Вам относится, — она без особых усилий приводит Чонгука в лёгкое смущение и так радуется подобной не присущей каждому мужчине чувственности. — Зайдите к нему в покои. Кроме нас, никто об этом знать не будет. Чонгук раскрывает глаза и не знает, стоит ли верить тому, что сейчас происходит. Ли Чживон робко ему подмигивает, а у Чонгука сердце трепещет от счастья. Он благодарно кивает ей, совершенно теряясь в пространстве и в настигнувших его приятных ощущениях. Нечто магическое тянет его на верхний этаж, нежно и неразборчиво нашёптывая на ухо слова любви. Пак Чимин лежит в кровати, когда из приоткрытой двери тёплый свет освещает просторную полупустую комнату. Широкие закрытые тюлем окна служат единственным проводником Чона в кромешной темноте. Он не знает, что творит сейчас, не знает, почему снимает с себя верхнюю одежду, в сторону укладывая ножны. Но тело его горит от возбуждения, и разум туманом укутывается, передавая борозды правления безрассудно влюблённому сердцу. Чонгук бесшумно ложится на кровать, мурашками покрываясь от её холода. Чимин такой хрупкий, беспомощный, уязвимый прямо сейчас. И оттого в тысячу раз очаровательнее. — Чимин, — совершенно бесстыдно проводя кончиком носа по мерцающей при свете луны коже, Чонгук ощущает, как задыхается от удовольствия, — если я сделаю это, ты возненавидишь меня? — не получая в ответ никакой реакции, Чонгук бережно поворачивает к себе погруженного в сон Пака и, поглаживая его чуть вспотевший лоб, никак не может свести глаз со столь пленительных, ещё не целованных Чонгуком губ. — Но ты настолько красивый, что я больше не могу терпеть, — он теряет голос от волнения, шумно глотая. И дрожь его сильных рук случайно выходит из-под контроля. Чонгук водит пальцем по приоткрытым губам, вылавливая чужое дыхание, и не может сдерживать тот бушующий поток чувств, которые высвобождаются из него, почти разрывая кожу. Спящий Чимин так манит своей нежностью, заставляя Чонгука от предвкушения этой нежности жалобно и просяще стонать ему в шею, а затем, не желая упускать шанс, осторожно прильнуть к губам, не способным оказать сопротивление. Чонгук целует ласково и медленно, растягивая момент, и пальцами приоткрывает чужой рот, смакуя превосходное послевкусие их долгожданной близости. Пусть это кажется чертовски неправильно и грубо, когда тёплая ладонь дотрагивается до мягкой ткани, сползающей с бёдер короля, но сейчас это кажется единственным, ради чего Чонгук готов отдать свою жизнь. Постепенно сонный Чимин начинает пробуждаться, когда влажный язык совсем по-хозяйски водит у него внутри и сознание в панике мечется между сном и реальностью, не понимая, где в этом правда. Чонгук настырно развязывает пояс чужого халата и продолжает углублять поцелуй, уже совершенно не думая о том, проснулся ли Пак. По всей комнате разносятся пошлые и мокрые причмокивания, разрушая привычную за несколько лет тишину. — Ах… Чонг… — пытается что-то сказать Чимин, но дерзко затыкается новым поцелуем, неразборчиво мыча в чужие гланды. Чонгук не даёт ему сделать короткий вдох и будто злобно впивается в того, кто значительно слабее прямо сейчас, вынуждая покорно и молча лежать под ним, как верная любовница, и отвечать на ласки, граничащие с грубостью. Генерал настойчиво жаждет больше и глубже, прося Чимина не останавливаться и, не думая ни о чём, с головой погрузиться в возникшую между ними страсть. Он касается голой кожи, но незаметно убирает руки, ощущая холод. Ниточки слюны мелькают между губами и через мгновение вновь растворяются в опьяняющем слиянии двух языков. Чонгук от вожделения слабо рычит, ладонью придерживая чужой затылок, и с силой надавливает на него, заставляя Чимина подчиняться и слабо приподниматься навстречу. Чон медленно оттягивает его губу, оставляя укус и слизывая терпкое ощущение неудовлетворённости. Чимину до одури приятно, когда им управляют, обнимая так сильно, что звёзды внутри взрываются и их тепло скоротечно разливается по всему телу. — Чонгук, подожди, — когда генерал отстраняется, яркой улыбкой ослепляя Пака, вся жизнь вдруг кажется поистине прекрасной. — Что ты здесь делаешь? — немного помолчав, Чимин серьёзным тоном портит романтичную атмосферу, скрывая свою искреннюю радость. — Целую тебя, — влюблённый по уши Чонгук ничего не замечает и игриво ласкается кончиком носа с носом пронзительно смотрящего на него короля. — А я разрешал тебе целовать меня? — Чимин до сих пор чувствует, как на его губах продолжают оставлять мимолётные поцелуи, отвечая сбивчивым шёпотом. — Вам не понравилось, мой господин? — с Чонгука постепенно сходит прежняя улыбка, когда после его шуточного вопроса Пак рассерженно хмурит брови. — Тебе понравилось, если бы тобой воспользовались, пока ты спишь? — Чимин не отвергает Чонгука, но и не принимает его, не обнимает в ответ, не улыбается и не создает впечатление того, кто только что впервые поцеловался с любимым человеком. — Хорошо, Чимин, — Чонгук с обидой отворачивается. — Если ты видишь это именно так, то мне лучше уйти, — он не находит слов, как и причин оставаться в месте, где его явно не хотят видеть. Чон молча встаёт с постели, ощущая такой же невыносимый холод, с каким столкнулся в самом начале. Он не может точно определить, что сейчас чувствует, потому что никогда у него в душе не распространялась столь болезненная пустота. Это кажется хуже, чем выстрел в голову или мощный удар мечом. Это что-то на грани с внутренней смертью. — Зачем ты ослушался меня? — Чимин в полной темноте прожигал взглядом чуть согнутую спину и дрожащие руки, что затягивали густые распустившееся волосы. — Я ведь просил тебя не влюбляться, но ты не послушал меня, — Пак резко обнимает Чонгука сзади, останавливая, и щекой прижимается к его плечу. — Чего ты добивался этим? Да, я люблю тебя. Ты ведь это хотел услышать? — из его глаз градом начинают капать частые слёзы, впитываясь в чужую ткань. — И что теперь? Что?! Мы никогда не будем вместе, Чонгук, — Чимин наносит им обоим многочисленные жгучие раны, затем вновь углубляя их острым, как точёное лезвие, словом. — Никогда. Он отпускает генерала и закрывает лицо скомканным одеялом. В этой мучительной тишине все эмоции становятся ярче, и у Чонгука мысли путаются между собой, хаотично ударяясь об череп. Он приподнимает руку над головой Чимина, но застывает, словно статуя, когда невидимый ток ударяет по кончикам пальцев, вынуждая застыть в растерянности. — Чимин… — Не трогай меня, — он в кулак сжимает одеяло и стискивает зубы, пытаясь не закричать от безысходности. — Я для тебя холодный, как труп. — Нет, Чимин, — Чонгук наклоняется и с восхищением шепчет в его ухо, будто молитву. — Ты прекрасен, — осторожно и робко он жмётся к ослабленному, погружённому в омут собственных страданий телу и рукой оглаживает подрагивающие в ознобе плечи. — И я буду любить тебя, несмотря ни на что, — мягко целуя чужую макушку, Чонгук мысленно готовится к тому, что этот недолгий и почти воздушный поцелуй с Чимином станет его последним. Как же грустно, что в один день произошло самое огромное в жизни Чонгука счастье и самое масштабное горе. Так упорно взлетая вверх, будучи подхваченным штормом восторженных эмоций, он, наконец достигнув высоты, в тот же самый момент был сброшен вниз, с громким всплеском опустившись под воду. Тихие всхлипывания перед ним кажутся чересчур болезненными, и сам Чимин, поджимая под себя ноги, будто невольно попадает в горящее здание, тая под жарким дыханием генерала. Пак хватает его ладонь и, переворачиваясь, сталкивается в упор с отчуждённым, потерявшим какую-либо надежду взглядом. — Ты хочешь знать ответ на свой вопрос? — Чимин держал запястье, тяжело собираясь с мыслями. — Хочешь знать, почему я не ощущаю холод? — настойчиво продолжает Пак, пододвигаясь ближе. — Чимин, отпусти меня, пожалуйста, — Чонгук опускает голову, не желая смотреть в карие глаза напротив и неосознанно влюбляться в них ещё сильнее. — Нет, Чонгук, я расскажу тебе, — Чимин грубо обращает к себе удивлённое лицо, в ночи стараясь разглядеть чужой страх, и упорно пытается завести ладонь генерала под шёлковый халат, чтобы насильно прижать к ледяной, абсолютно безжизненной коже в области сердца. — Чувствуешь? — Чимин ни на миллиметр от себя не отпускает и, видя испуганный взгляд, быстрым движением прижимается к лицу Чонгука, блестя застывшими в глазах слезами. — Я заморозил его.***
Слабо разлепляя веки, Чимин тут же ощутил, как лёгкие медленно покрываются корочкой льда и дышать становится до невозможности больно и страшно. Жадно глотая воздух, но не чувствуя его, Пак в ужасных конвульсиях бьётся на кровати, не зная, как себя из этого мерзкого состояния вывести. Ли Чживон подбегает к парню, хватает за плечи, приподнимая, и ладонь укладывает на его рану, не спеша избавляя от боли. — Первое время будет тяжело дышать, — тихо проговаривает она, усталыми от бессонницы глазами посматривая на Чимина, которого всю ночь мучили припадки. — Вскоре ты привыкнешь и не будешь дрожать, — она мягко кладёт руку на его сморщенный лоб, так желая перенять на себя все тягостные страдания. — Чимин, откуда ты узнал про это заклинание? — Читал твои гримуары*, — не сразу ответил Пак охрипшим голосом и прикрыл глаза, которые неприятно слезились из-за солнечного света, пробирающегося между не до конца задвинутыми шторами. — Господи, надеюсь, ты понимаешь, что наделал, — она опускает голову на его плечо и еле слышно всхлипывает, не зная, чем именно всё это обойдётся Чимину. Будет ли это его спасением или станет его проклятьем? Сможет ли он дальше спокойно жить, понимая, что сердце у него окутано вечным холодом? И этот холод, несомненно, позволит ему стать неуязвимым, возвысит до ранга одного из сильнейших магов четырёх королевств, но навсегда заберёт у него возможность к достижению простого человеческого счастья, уничтожит внутреннее тепло и способность подарить его другому. Чимин не сможет жить полноценной жизнью и ощущать страсть, возбуждение, как остальные. Станет калекой, оставаясь полностью целым внешне. Ледяная кожа больше не сможет получать удовольствие от чужих касаний — они будут ожогами проявляться на ней. Чимину станет больно, но, возможно, эта боль вскоре станет ему привычна. Ли Чживон вздрагивает и отрывается от замерзающего тела, когда на площади раздаётся громкий звон. — Сонуна сегодня казнят, — выдаёт она, прекрасно зная, что Пака это нисколько не утешит. — Отныне никто не должен знать эту правду, — она боязливо кидает взгляд на заживающее место, которое уже неделю вынуждает Чимина жалеть о содеянном. — Это запрещённое заклинание, — Чживон будто говорила с пустотой, не получая ответа. — Оно не излечило твоё сердце, а лишь замедлило смерть. Тяжкие, стекающие с уголков глаз слёзы лишь подтверждали то, что Чимин, хоть и не двигался, но отчётливо слышал каждое её слово.***
Зажжённая в углу комнаты свеча по всей стене возвышала чужие тени, и расплавленный воск каплями застывал на поверхности. Чонгук внимательно слушал рассказ Чимина, робко уложившись рядом. Практически всё это время он не дышал и заворожённо следил за мягкими губами, вылавливая любой их звук. — Мне недолго осталось, Чонгук, — горько улыбается Пак только ради того, чтобы не заплакать снова. — Уже прошло семь лет. Заклинание не может держаться дольше, — он поворачивает голову, замечая, как Чонгук беспокойно смотрит на него и упрямо сохраняет молчание, стискивая зубы. — Теперь ты знаешь обо мне всё. — Если ты думал, что это заставит меня разлюбить тебя, то ты ошибся, — Чонгук в сторону отбрасывает одеяло и отчаянно, практически одержимо прижимает Пака к себе, словно объятия, на которые способны обычные люди, слишком ничтожны, чтобы передать все его чувства в это мгновение. — Но я не смогу дать тебе ту любовь, которую ты хочешь, — Чимин ласково обнимает в ответ и губами льнёт к жёстким волосам, теряя себя в этом наиприятнейшем касании. — Это не важно, — ближе жмётся Чонгук, скрывая еле заметную грусть в складках чужой одежды. — Ты молод и красив. Тебе нужно найти того, кто… — Мне никто не нужен, Чимин, — сердито перебивает его генерал и затем, словно прося прощения за грубость, поднимает робкий взгляд на задумчивого короля. — Я только тебя люблю. Безумная преданность сияет в его глазах ярче ночной звезды, и Пак, гладя разгорячённые щёки Чонгука, впервые в своей жизни мечтает заполучить чью-то любовь. — Всё ещё хочешь поцеловать меня? Чимину действительно жаль, что всё происходит именно так. Но больше всего он жалеет о том, что никак не может это изменить. — Хочу, — с осторожностью шепчет Чонгук, будто отвечая на каверзный вопрос, и сердце его от радости останавливается, когда Чимин, мягко улыбаясь, приоткрытыми губами тянется вперёд, перед сочным поцелуем услышав жаркое признание. — Всего тебя хочу.