***
После снятия заклинания к Чимину вернулся прежний цвет кожи, стал сильнее ощущаться холод и сердце больше не казалось толстой глыбой внутри — оно трепетало, бурно стучало и вновь напомнило королю, что он такой же живой человек, как и все. Пак был безудержно рад тому, как тело постепенно приобретало естественный вид: ярче выделились тёмные веснушки, мило розовели губы и щёки, чувствовалась лёгкость в движениях и, главное, холод перестал присутствовать в жизни Чимина как посмертное и не снимаемое проклятие. Независимость его государства в виде закрытия всех границ не была одобрена ни Советом Магов, ни всеми другими странами. В таком необдуманном Намджуном заявлении, может быть, и были явные признаки утопии, но тем не менее были выдвинуты довольно объективные и справедливые условия — исключение Эреварда Генца из числа советников и сохранение суверенитета всех четырёх государств. Опорные пункты, возложившие на себя обязанность следить за правильностью внутренней политики, стали основным камнем преткновения в этой истории и поэтому были снесены с земель Востока, Юга и Запада, где уже успели расположиться. Из-за агрессивного настроения короля Пака во всём мире назревала опасность начала новой войны, в которой Север, к счастью, уже не был одним из самых слабых соперников. Мин Юнги поддержал его условия, и центральные войска Востока, в число которых входили и секретные магические отряды, объявили свою мобилизацию на случай, если условия не будут соблюдены. Насчёт данной обстановки Чимин каждый вечер собирался со своими приближёнными, пока не тревожа этим генерала Чона, и вместе с ними продумывал план дальнейших действий. В одном из городов Запада, чья страна всегда поддерживала Юг, вдруг вспыхнуло кровопролитное восстание против выбора председателем Совета Магов именно южного правителя. Дружеские отношения этих стран пошли на ухудшение, тогда как в это же время Пак Чимин подписал соглашение на создание союза с Восточным Королевством и немедленно обнародовал его. Намджун и Тэхён стояли по обе стороны от своего господина, когда тот резко провёл чернилами по бумаге и приказал придворному служащему засвидетельствовать этот документ королевской печатью. Мир разделился на два противоположных лагеря, но один из них был сплочённый, а второй постепенно разваливался вследствие стремления достичь одинаковой власти. Авторитет Совета Магов чересчур велик, и возглавлять его должен мудрый, уважаемый всеми человек, который сможет принимать объективные решения и наказывать тёмных магов, а также различные нелегальные объединения, использующие свои способности в целях убийств. Именно поэтому было высказано предложение проведения голосования между всеми крупными государствами, включая неприкасаемую демилитаризованную* территорию под названием Аврам, на которой располагался штаб Совета. Правитель Южных Земель, получивший власть с соглашения бывшего председателя, тем самым нарушил равенство сил в мире, и теперь всеми силами страны стремились восстановить баланс. Пак Чимин помимо внешнеполитических дел был вынужден решать проблемы внутри государства. Было принято решение отдать заброшенную северную деревню Меир под самоуправление, тем самым выполнив условие Чон Хосока. Он и несколько его знакомых были вычеркнуты из списка разыскиваемых государственных преступников и вандалов, что вследствие вызвало у некоторых недовольство. Чимин понимал, что за своё спасение обязан Хосоку, однако в равной степени был обязан соблюдать закон своего королевства. Меир не становилась территорией, не зависящей от власти короля, и анархисты, выступавшие против неё, не были полностью оправданы. Хосок согласился на частичный контроль со стороны Чимина и стражи, но отныне жители Меира — люди, неспособные служить в армии, не имеющие никаких средств к нормальному существованию и изгоняемые с других поселений — были вправе сами выбирать себе главу деревни. При этом Пак проговорил одно важное условие — сделать территорию закрытой. Чимин опасался, что подобное место станет долгожданным убежищем для разбойников и бандитов, поэтому раз в два месяца было решено отправлять в деревню отряд военных с целью проверить, честно ли идёт соблюдение всех условий. Ким Тэхён не присутствовал во время подписания данного соглашения между Хосоком и королём, потому что отчаянно не мог смириться с таким поворотом событий. Ему казалось, что тот слишком много требует от Чимина взамен на то, что просто применил свою магию по просьбе брата. Хосок пользовался статусом Чонгука и их с Паком отношениями, отлично зная, что ради своей любви Чимин вправду был готов на многое, порой забывая о собственных принципах. Пак чётко заверил адмирала о своей неготовности полностью оставить в покое Чон Хосока и прочих подозрительных лиц, поэтому Ким Тэхён и генерал Чхве стали теми людьми, на которых была заранее возложена вся ответственность в случае начала боевых действий. Целостность деревни Меир стояла под гигантским горящим красным знаком вопроса, и разговор об этом должен был остаться только между тремя людьми. Тэхён ясно дал понять, что поддерживает идею Чимина и что ни в коем случае не может позволить себе довериться незнакомому человеку, чей брат находится в самой сильной близости с королём. — Как Ваша нога, адмирал? — Чимин отвлёкся от беседы с Намджуном и с улыбкой обратился к стоящему, как грозная тень, мужчине. — Почти полностью зажила, Ваше Величество, — уже несколько недель Тэхён обходился без трости и мог спокойно перемещаться по дворцу, не испытывая боли. — Я рад, — Чимин, в ответ на своё добродушие получая только вялую отрешённость, продолжил. — Слышал, что Эреварда отстранили от должности. — Да, так и есть, — кивнул Намджун. — Пока Совет будет собираться в неполном составе. — Сообщите мне, если узнаете какие-то новости. — Хорошо. Дальнейшую прогулку Тэхён и Чимин продолжили уже без десницы, не говоря друг другу ни слова. Спустя месяц они так и не нашли удобного случая, чтобы обсудить важную для каждого тему. — Как Вы чувствуете себя? — словно не зная, с чего начать, Тэхён невнятно пробормотал себе под нос и отвёл взгляд. — Намного лучше, чем раньше, — Пак ждал этого вопроса. — И, по правде, я рад, что Вы теперь обо всём знаете. Ким обернулся назад, услышав медленные шаги. Чонгук, которому долгое время было запрещено покидать покои, пару дней назад вернулся к службе. Он вовсе не хотел отвлекать короля от разговора, но Ким Тэхён настойчиво подозвал его ближе. Двое доблестных и статных мужчин, вечно друг другу противостоящих, встретились лицом к лицу, не выдавая никаких эмоций. Чимин молча осматривал их со стороны, мысленно определяя чёткую между ними грань. Ким Тэхён — олицетворение благородства, честности и стремления к достижению высших целей. Его светлые волосы, белоснежный костюм с длинными рукавами, напоминающими кимоно и изобилующими красными и золотыми вышивками, высокие обтягивающие ботфорты чёрного цвета, которые повторяли каждый изгиб ноги, — всё это было противоположно тому мрачному образу генерала, который глядел на Тэхёна чересчур снисходительно. Чонгук в тёмном кожаном дублете и закреплённым яркой брошью плащом с густой меховой окантовкой, смирно стоял перед ним, заведя руки за спину. На ветру развевались слегка отстриженные и непослушные локоны, расплетая слабо завязанный на затылке пучок. — Добрый день, генерал, — ухмыльнулся Ким, но уже без той затаённой злобы, как прежде. — Вижу, Вы уже полностью восстановились. — Да, — Чонгук перевёл взгляд на Чимина, затем вновь возвращаясь к адмиралу. — Спасибо, Ким Тэхён, что помогли мне. Я ещё не успел поблагодарить Вас. — Я, надеюсь, Вы понимаете, что в случае неудачи я бы не отпустил Чон Хосока. Казнь его уже была запланирована мною, — прямолинейность Тэхёна нисколько не поразила присутствующих. — Я понимаю, ибо это Ваш долг. — И Ваш тоже, — Ким отвечал резко, практически на давая договорить. — Было бы правильно и Вас казнить за длительное укрывательство преступника, но, как видите, генерал, никто даже не смеет оскорбить Ваше имя. — Я признаю свою вину, — Чонгук не хотел оправдываться и никакого смысла в этом не видел. — Если бы деяния моего брата имели наиболее страшный характер, я был бы полностью на стороне Королевской Стражи. — По-Вашему, грабёж и уничтожение достопримечательностей — это не страшное деяние? — слышится суровая усмешка. — Во всяком случае мы уже решили этот вопрос, адмирал. К чему Вы сейчас пытаетесь подвести разговор? — выговаривает Пак задумчивым голосом. — Мне действительно хотелось узнать, испытывает ли стыд наш генерал, — Ким подходит к нему вплотную, и их уверенные взгляды сталкиваются в незримой схватке. — Я не сомневаюсь в Вашей любви к королю, но за Вашим родственником все по-прежнему будут пристально наблюдать. — Безопасность моего господина важна для меня так же, как и для Вас, — Чонгук, несмотря на своё упрямство, сделал поклон, вытягивая руку. — Уверен, что вместе мы сможем её обеспечить. Тэхён недоверчиво усмехнулся, но ради вежливости обхватил грубую ладонь, мельком увидев радость в глазах Пак Чимина. Ему поистине хотелось, чтобы эти двое наконец нашли общий язык. Через несколько мгновений Ким опустил руку, кивая королю, и неохотно направился во дворец под предлогом важных дел, чтобы не чувствовать себя третьим лишним. Чонгук и Чимин вдруг замолчали, робко уставившись друг на друга, и только громкий писк Джису смог отвлечь их и вернуть в реальность. — Соён! — завизжала она, нечаянно споткнувшись об собственную ногу и смешно плюхаясь в снег вместе с идущей рядом девочкой. Они забавно окунулись в сугроб, держась за руки, и недоумевающе осмотрелись вокруг, вдруг начав весело хохотать. Мать Соён подбежала к ним, отряхивая две заснеженные макушки и устало вздыхая от их бесконечных шалостей. — Джису подружилась с дочкой генерала Хвана, — подметил Пак, продолжая смотреть на беззаботно улыбающихся детей. — Теперь они часто играют вместе, — он повернулся, с ухмылкой заметив, как Чонгук медленно и целиком обвёл его молчаливым, но неотступным взглядом. — Ли Чживон недавно прислала письмо о том, что думает забрать Джису к себе, — резко выпаливает он, краснея от своей глупой привычки пялиться на короля, словно на добытое сокровище. — Уже очень давно она живёт одна, так что, думаю, Джису сможет избавить её от скуки, — Пак больше всего на свете хочет зажать Чонгука в нежные объятия, когда он делает шаг навстречу, но внезапно отходит назад, вовсе не ожидая услышать справа чудный и мягкий голос. — Ваше Величество, смотрите! Я сама сделала! — немного подавшись вперёд, Джису протягивает руки, осторожно держа в них слепленную фигурку. — Очень красиво, — ласковым тоном произносит Чон, присаживаясь на колено, чтобы стать вровень с румяным от мороза личиком, и предельно аккуратно касается необычной поделки. — Что она означает? — даже не задумавшись спросил Чонгук, вгоняя в ступор детское воображение, не продумавшее этот момент. — Не знаю, — не скрывает она, пожимая плечами, и теперь максимально внимательно осматривает своё творение, усиливая все мыслительные процессы. — Ничего страшного, — Чимин гладит её по голове, и девочка, вдруг вспомнив о чём-то, моментально переводит своё внимание на Чонгука. — Генерал Чон, а Вы уже сказали ему? — по чужому испуганному взгляду она понимает, что, кажется, сейчас почти что раскрыла весь его сюрприз. — Джису, ты уже обедала сегодня? — в самой настоящей безысходности находится Чонгук прямо сейчас, но, кроме того, что изображает из себя дурачка, больше ничего не делает. — Сказали о чём? — О том, что Вы сегодня очень красивый, Ваше Величество! — за секунду она придумывает то, что спасёт генерала хотя бы на ближайшее время. Чимин хитро улыбается и благодарит за комплимент, пока Чонгук смотрит себе под ноги и всячески мнётся, уже готовясь озвучить причины, которые, скорее всего, помогут быстро и незаметно скрыться от любопытного короля. Тот лишь демонстрирует непринуждённый вид и отправляет взбалмошную Джису к Соён, настырно зовущей её поскорее вернуться во дворец. Чонгук решает последовать за ней, но все планы его руинами остаются валяться под ногами. — Я слушаю тебя, — Чимин не сдерживает улыбку, когда смущённый до ужаса генерал оборачивается, пряча бегающий от волнения взгляд. — Чимин, не при таких обстоятельствах я хотел сказать тебе об этом, — признаётся он, испытывая лёгкое разочарование. — Хочешь подняться в мои покои? — Чимин не получает ответа и наклоняет голову, стараясь заглянуть в потупленные глаза. — Чонгук? — нарастающий интерес вынуждал всё быстрее сокращать расстояние между ними и в итоге почти что столкнуться лбами. — Какой же ты нетерпеливый, — обиженно бормочет Чонгук, будто ребёнок, но, вмиг отбросив всякое дурачество, крепко и без предупреждений хватает Чимина, уводя за собой и стараясь не предполагать то количество людей, которое прямо сейчас может видеть их. Оббегая торопливых слуг и выдыхая горячий воздух, генерал тащит не успевающего за ним Пака за угол коридора, прижимая к каменной, исписанной неброскими узорами стене. Чимин от подобного напора дрожит всем телом, останавливая взор на сжатых губах, но мигом опускает его, когда Чонгук, осмотревшись, тревожно садится на одно колено. — Чимин, ты же знаешь, что я люблю тебя, верно? — оттягивает он время, ища что-то в грудном кармане под тяжёлым плащом, и в это мгновение у Чимина сердце, как бешеное, начинает вырываться наружу. — И я хочу, чтобы эти кольца стали символом нашей любви, — он отчаянно пытается успокоить своё животрепещущее волнение, когда плавно достаёт из маленькой коробочки драгоценности ручной работы. — Ты примешь его? — с таким наивным и заботливым выражением лица он протягивает одно из колец, отражающее свет его встревоженных глаз и несколько дней назад втайне купленное у знаменитого ювелира столицы. Пак не знает, как выразить своё неистовое внутреннее счастье, которое до такой степени его переполняет, что в один момент затмевает все остальные чувства. Король мучает Чонгука своим молчанием, растерянностью и, казалось бы, абсолютным недопониманием. — Конечно, Чонгук, — произносится тихо, взволнованно и совершенно искренне, когда Чимин несмело выпрямляет трясущиеся пальцы, с наслаждением наблюдая, как с виду крупные руки Чонгука ласково надевают изящное и отныне самое дорогое сердцу украшение. — Тебе нравится? — улыбается Чон чарующей улыбкой, впервые показывая свои милые еле заметные ямочки, и любуется их парными кольцами. — Безумно нравится! — не сдерживая слёз, Чимин поддаётся своей неожиданной слабости и на колени садится рядом с генералом, со всей силы прижимая к себе. — Чонгук, я так хочу, чтобы однажды ты стал моим мужем. Хочу всегда быть с тобой, — он больше не стесняется открыто говорить то, что чувствует на самом деле, о чём искренне и безгранично мечтает и думает каждый вечер, пытаясь не нагружать себя мыслями обо всех сложностях, препятствующих исполнению этих мечт. Чимин пламенно целует холодные щёки, грея их своими нежными касаниями, и губы его безжалостно горят от всех тех признаний, которые он только что сбито прошептал Чонгуку на ухо. — Я же говорил тебе, что всегда буду рядом, — отвечает он, обнимая худую талию и носом зарываясь в изгиб чужой шеи. — Не забывай, что именно ты король Севера и только тебе решать, как поступить. Чимин чуть отстраняется, вновь смотрит на их прекрасно сочетающиеся руки, и его маленькая прозрачная капля слёз вдребезги разбивается об тыльную сторону ладони Чонгука, пройдясь по коже электрическим зарядом. Чонгук тянется за поцелуем, чтобы Чимина отвлечь от переживаний, но тот отворачивается в сторону, напряжённо кусая губы. — А ты бы согласился? — спрашивает он, прежде чем Чонгук коснётся его. — Сыграть с тобой свадьбу? — пару секунд он мнётся, потому что идея эта до сих пор кажется ему чересчур волнительной. — А ты как думаешь, — целуя прохладные руки, Чонгук будто приобретает жизненные силы, — смог бы я отказаться от возможности заявить всему миру, что ты только мой? — ослепительная улыбка расплывается на его лице, когда грусть в глазах Чимина начинает постепенно испаряться, и его настолько соскучившиеся по Чонгуку губы заманивают его в осторожный сочный поцелуй.***
Наблюдая, как Джису прощается с Соён и слегка расстроенно опускает голову, Чонгук туго натягивает тёплые перчатки, собираясь выдвигаться в путь. Он настоял на том, чтобы именно с ним девочка поехала в поместье госпожи Ли, до сих пор считая себя ответственным за её безопасность. К тому же, Чимин в эти дни был чересчур занят, чтобы проводить с ним время, поэтому с лёгкостью дал разрешение. — Сегодня погода хороша для поездки, — подметил генерал Хван, смешно зажмуриваясь от раскинувшегося по всему небу солнца. — Дом госпожи в паре километров, — Чонгук не смотрел на него, внимательно проверяя, крепко ли надето седло. — Мы быстро доберёмся. — Тем не менее в бурю вас бы никто не отправил, — Хван Минсу дружелюбно улыбается девочке, махая красной от холода ладонью. — Приезжайте вместе с Чживон к нам в гости! — при таком выражении лица его глаза становились тонкие, как ниточки, и это вынудило Джису хило улыбнуться ему в ответ. — Хорошо, — сухо отвечает она, вдруг чувствуя, как сильные и поистине мужественные руки показываются по обеим сторонам от неё, и маленькая спина теперь вплотную жмётся к твёрдой груди, будто создающей непробиваемый барьер. — Тебе удобно? — заботливо спрашивает Чон, видя чужое смятение. — Д-да, — выдыхает Джису, поджимая дрожащие от страха ноги. Всё-таки ехать верхом на лошади было для неё впервые, и, кроме мнимого ужаса, это больше ничего в ней не вызывало. Чонгук честно обещал ей не торопиться, но лёгкие сомнения не прекращали мучить её. — Генерал, а может, усадите её назад? Ну, чтобы она держалась за Вас, — вмешалась мать Соён, подбегая ближе. — Нет! Мне и здесь нормально, — отрицательно кивала Джису, капризно надувая губки. Чонгук вздохнул, не решая сдвинуться с места. Идея о поездке, которая спонтанно пришла ему в голову несколько дней назад, отныне казалась слишком глупой и оттого неосуществимой. — Позовите кучера. Мы поедем в карете, — совершенно убито приказывает он стоящему в ожидании слуге, но неожиданно вздрагивает, ощутив нечаянный и слабый удар в ребро. — Ой, простите! — стыдливо произносит девочка, прикрывая рот ладонью и краснея. — Я только хотела сказать, что не надо карету. Давайте уже поедем, генерал Чон! — она с надеждой обхватывает Чонгука, шепча извинения, и щекой упирается в его плечо. — Если ты боишься, я не буду заставлять тебя, Джису, — Чонгук пытается обнять её, даже не подозревая, что уже в самом начале их путешествия возникнет столько проблем. — Я не боюсь, — тихо говорит она, стараясь скрыть тревогу. — Джису, дорогая, наш Чонгук ни за что не даст тебе упасть, — генерал Хван успокаивает её. — Так что не переживай. Она кивает, натягивая несмелую улыбку. Если бы не он решил сопровождать её, Джису бы ни за что не захотела ехать на лошади, даже если бы это стало вопросом жизни и смерти. Только Чонгуку она доверяет и только с ним готова перебороть свои страхи. — Давайте поскорее поедем, — уже без прежней боязни она проговаривает сквозь побледневшие от ветра губы и заворожённо смотрит на раскрывающиеся перед ними ворота. — Всё будет хорошо, — нежно шепчет Чонгук, чтобы отогнать все детские опасения Джису. Они отправились в путь. Дом Ли Чживон был окружён высоким забором и находился в лесу, будучи окутан массивными заиндевевшими кронами. После кровавых дворцовых событий, свержения прежнего монарха и смерти сына главная целительница Севера решила уехать в тихое и спокойное место, где, возможно, могла начаться её мирная и размеренная жизнь. Одиночество поначалу не пугало её, а затем стало постоянностью, без которой нельзя было представить госпожу. Она была покинута всеми и одновременно избавилась от всех — не посещала балы, не приглашала гостей, не разговаривала со слугами, и лучшим её собеседником незаметно стал собственный внутренний голос. Чживон не теряла прежней напыщенности, важности и стремления обсмеять всё, что по природе своей глупо и безобразно. Она смеялась даже над самой собой, над своим прошлыми и его абсолютным бессмыслием. Джису не стала для неё лучиком света в мрачном царстве уныния, но присутствие её могло вдребезги разрушить привычную тишину. Осознание этого пришло Чживон совсем недавно. У неё было огромное состояние, куча покорных слуг, неисчислимое количество книг со всех уголков мира, но не с кем было провести свободное время и некому было рассказать интересные истории, с которыми столкнулась Чживон за свои сорок пять лет. Она в полном безмолвии осматривала картины своих покоев, и рубинового цвета жидкость плескалась в её бокале, будто мнимое противоядие от всего, что так мучает её сознание. В нарушение своих традиций госпожа Ли сегодня сменила невзрачное одеяние на отливающее синевой платье, перехваченное на талии широким серебристым поясом. Открытые острые плечи и обвязанная красной лентой шея вздрогнули, когда в окне послышался знакомый голос. Чживон выбежала на крыльцо, как ветер проносясь по крутой лестнице, и в приятном удивлении осмотрела приехавшего генерала и уставшего с дороги ребёнка. — Господин, позвольте, я отнесу её в комнату, — одна служанка, искренне радуясь появлению долгожданных гостей, взяла на руки Джису, умиляясь округлым чертам лица, выражающим совершенную беззаботность. — Я надеюсь, Вы быстро нашли дорогу до поместья, — неясным, дрожащим голосом проговорила госпожа, чувствуя стеснение. — Да, я довольно хорошо знаю эти края, — Чонгук, насквозь пропуская через себя чужое волнение, дождался, пока полусонную Джису отведут внутрь, и продолжил. — Госпожа, мне пора… — Разве Вы не останетесь хотя бы на полчаса? — ровным тоном перебила она, не собираясь дожидаться ответа. — Поверьте, я не буду долго задерживать Вас, — она повернулась к нему спиной и всем нутром ощутила, как он любопытно и молча осматривает её спину и яркий элегантный наряд, теряясь в догадках о том, с какой целью она не собирается отпускать его. Чонгук набирается терпения и следует за ней, сохраняя холодный и отстранённый вид.