***
Совещание всех глав должно было состояться в Авраме в течение этой недели, и Пак Чимин вместе с Намджуном подготовил все нужные вещи, не особо рассчитывая на долгую поездку. Переговоры планировалось проводить не более суток, поэтому, по мнению короля, на весь путь достаточно будет трёх дней. Мин Юнги по письму заранее согласовался с Чимином о той личности, за чью кандидатуру они проголосуют на совещании. Каково бы ни было решение других участников — различных лордов, знаменитых герцогов и богатейших графов — два чётких и довольно весомых голоса обязаны были оказать существенное влияние на исход. Выбор правителей упал на человека по имени Луи Рэйдзэй, имеющего азиатские корни и входившего в число тринадцати сильнейших магов среди всех континентов. — Ваше Величество, позвольте мне отлучиться из дворца на несколько дней, — адмирал Ким после всего произошедшего стал менее разговорчив и отныне тревожил Чимина только по важным вопросам. — Я должен навестить могилу отца, — добавил он, столкнувшись с непонимающим взглядом. — Конечно, поезжайте, — Чимин на миг улыбнулся ему, но Ким Тэхён продолжил мрачно стоять у двери. — Вы в порядке? — переживая за чужое состояние, Пак отвлекается от дел и подходит ближе. — Не стоит спрашивать у меня то, на что Вы уже знаете ответ, — Ким возмущённо, с опасением смотрит на короля и тут же отворачивается, будто стараясь моментально отбросить все мысли. Чимин безмолвно глядит на него, продолжая пронзать сердце Тэхёна наточенной, с годами устоявшейся привычкой сохранять тишину именно тогда, когда от него свирепо выжидают объяснений. Ким жаждет уйти, не выдерживая такого давления от всех признаний, что рвутся наружу с непомерной мощью и не видят перед собой никаких преград. — Почему Вы так ведёте себя? — Потому что Вы не дали мне шанс, — сдержанно шепчет Тэхён, за спиной сжимая в кулак свою колеблющуюся злобу. — Хватит обвинять меня, — Пак с каждой новой секундой, смотря на адмирала, действительно приобретает то паршивое чувство некого предательства и бесчеловечности со своей стороны. — Ким Тэхён, я уважаю Вас, но все мы взрослые люди и понимаем, что в жизни любовь бывает не взаимна, — как кинжалом, разрезает он воздух одними лишь твёрдыми и до тошноты правдивыми словами, не выражая при этом никакой жалости. — Как Вам удаётся быть такой милосердной и жестокой личностью одновременно? — усмехается Тэхён, на деле вовсе не считая это смешным. — Для Вас истина — это жестокость? — Чимин приподнимает бровь и задумчиво оглядывает глубокую и мерцающую в глазах печаль. — Да, Ваше Величество. Тэхён не хотел притворяться тем же грубым и самовлюблённым адмиралом, который ни разу не терпел поражение в бою и был невыносимым собственником по отношению ко всему. Пак Чимин мог бы стать идеальным его спутником — такой же принципиальный и надменный мужчина, чей холод возможно растопить нежностью, заботой и ухаживанием. И всё перечисленное Ким Тэхён способен был безвозмездно отдать, будучи избалованным вниманием ребёнком, которому впервые удалось столкнуться с человеком, не бегущим сломя голову в его тёплые объятия при первом же упоминании о неисчислимом богатстве и принадлежности к одному из самых уважаемых родов. — И что Вы хотите от меня? — Пак, упираясь осторожным взором в нахмуренное выражение лица, ловит еле заметную ухмылку. — Уже ничего. — Ваше Величество, семья Шин прибыла во дворец, — Намджун, прервав разговор, зашёл в комнату, замечая застывшую в воздухе досаду Ким Тэхёна. Чимин эту досаду, казалось, упрямо игнорировал и, мысленно настроившись на гостеприимную встречу, поспешил оставить адмирала. Вместе с десницей они направлялись в тронный зал, пока Тэхён горько посмеивался над собой в полной тишине. Столь много было пройдено дорог, что так и не привели его к заветной мечте. Они лишь запутали его, завели в нескончаемый тупик, где каждый раз, начиная путь, он вновь возвращался в начальную точку. Неизбежной стала разлука со всем, чего больше всего в этой жизни хотелось, и от осознания этой истины Тэхён был сломлен. Не осталось ни раны, ни даже мелкого пореза от пережитой грусти, но что-то непременно потеряло прежний смысл, стало эпицентром распространения совершенного к миру безразличия.***
После отъезда Хосока в Меир, Чонгук больше не видел его. Целый месяц ему нельзя было покидать дворец, а любые попытки связаться с братом жутко пресекались как Ким Тэхёном, так и Намджуном, который не мог допустить того, чтобы народ узнал либо о болезни короля, либо о помиловании целой группы преступников. Чимин, вопреки всем запретам, верил Чонгуку безгранично, души в нём не чаял и каждый вечер робко целовал его изувеченные руки, обвиняя себя во всех его страданиях. Пак не заботился о своём состоянии, не принимал лекарства, которые ему приносили, и самовольно отдавался на моральное истязание, только чтобы перенять на себя чужую боль. Несмотря на то, что Хосок дал обещание королю не тревожить брата, его возможное влияние настораживало любого члена дворца. Сам факт того, что при этом Чонгук как никак близок к Чимину, настораживал ещё больше. Спустя несколько недель Сокджин, проезжавший вместе с военным взводом возле окраин Меира, вновь передал генералу весть о том, что послезавтра Хосок будет ждать Чонгука в разрушенной башне у въезда в столицу. Ни точного времени, ни причины встречи Чон сказать не мог, будто сам не был в точности уверен, что сможет незаметно выбраться с закрытой территории. Чонгука такая наглость разозлила — брат в очередной раз ставил его в безвыходное положение, заставляя врать любимому человеку. — Неужели не заживёт? — обеспокоенный Хосок стоял, облокотившись на покрытую мхом стену, и маленькая дрожь прошлась по его телу от вида оставленных после заклинания рубцов. — Нет, — без сомнения выдал Чон, уже смирившись со своей участью. — А ты как? Что сейчас происходит в деревне? — Ничего особенного, — максимальная беспристрастность в голосе подтверждала, что Хосок пришёл сюда обсуждать вовсе не свою жизнь. — Слушай, — тревожно начал он, переходя на шёпот, — недавно мой знакомый прибыл с владений Ю Ёнджэ, — от одного лишь упоминания этого имени, у Чонгука остановилось дыхание. — Ходят слухи, что он собирается объединиться с Астридскими Землями. Ты же помнишь, что говорил тебе отец? Хосок ухватил брата на плечи, сквозь пальцы ощущая его напряжение. — Чёрт с ним. Я не собираюсь слушаться родителей, — выбираясь из глубочайшего потрясения, Чонгук отводит взгляд в сторону, грозно выдыхая горячий воздух. — Эти люди никак больше со мной не связаны. — Дело не в этом. За тебя уже давно всё решили. — Никто не будет решать, как мне жить, — Чонгук вспыльчиво отталкивает брата, и тот в шоке обнаруживает обхватывающее безымянный палец кольцо. — Ты серьёзно собираешься жить с мужчиной? — с опаской говорит он, всё ещё надеясь на ошибочность своих предположений, но в ответ не видит никаких попыток это отрицать. — Ты помешан на своём короле, Чонгук... — Пусть будет так. Тебе-то что? — генерал развязывает окутанные вокруг столба поводья грубыми и резкими движениями. — Хосок, я только прошу тебя не нарываться на проблемы со стражей. Остальное я решу сам. — Я знаю, что тебе сейчас плевать на свой дом, — резво кричал Хосок залезающему на лошадь генералу, всё ещё надеясь быть услышанным. — Но что будет, когда король бросит тебя? Куда ты пойдешь?! Кто примет твоё наследство?! — Ты прекрасно знаешь мой ответ, — напоследок произносит Чонгук, чувствуя, как тугая верёвка буквально врезается в его кожу, когда он намертво сжимает её, мечтая поскорее возвратиться во дворец. — А ты всё такой же своенравный, — бурчит Хосок, вздыхая, и жалостливо цепляется пальцами за свисающий подол чужого кожаного плаща. — Чонгук, тебе стоит всё хорошо обдумать. — Я уже всё обдумал, — Чонгук уверенно сжимает губы. — Извини, Хосок, мне пора. Мчась стрелой через ледяные глыбы, Чонгук жадно ищет способы забыться, выбросить из головы все переживания и отрывки ненавистного прошлого.***
Семья Шин была одной из самых влиятельных в Северном Королевстве. На долю их владений приходилась обширная и густонаселённая территория, имеющая выход к морю. В связи с этим семья активно занималась перевозкой продовольствия из зарубежья. Она была одним из советников короля, отлично разбирающимся в ситуации мировой экономики. Супруги Шин явились во дворец вместе со своей старшей дочерью Чеён, прославившейся во всей округе как яркая непревзойдённая искусительница чужих сердец. Её мягкие, слегка похожие на детские черты лица, светлая и завораживающая улыбка, невинный наблюдательный взгляд — всё это идеально дополняло её природное легко уловимое обаяние. Хрупкость её образа заставляла других позабыть о довольно высоком статусе этой девушки, полностью отдаться её необычному очарованию и, возможно, испытать удачу вкусить запах обнажённого, кажущегося таким непорочным тела. Чеён — та самая особа, в компании которой плотские утехи не становились главным и единственным желанием. Её манера речи, умение поддержать разговор, проявление небывалой начитанности и широкого спектра интересов вынуждало других умолять Чеён о новой встрече и вызывало ощущение их ещё не завершённой, но жизненно необходимой беседы. Семья Шин договорилась с королём о совместной поездке в Аврам в статусе его приближённых, и таким образом Чеён уговорила родителей отправиться вместе. Несмотря на смело отточенное искусство соблазнять мужчин, девушка часто продолжала строить из себя глупышку, хотя бы в силу своего возраста. В девятнадцать лет она впервые увидит Пак Чимина вблизи и гордо отправится с ним на одном корабле. Что же ещё нужно той, кто с детства не привык отказывать себе в чём-либо? Безусловно, получить внимание многоуважаемого правителя Севера. И с какой бешеной силой в Чонгуке вспыхнула ревность, когда Чимин вместе с незнакомой генералу девушкой открыто заигрывал на глазах её счастливых родителей. Сокджин отдёрнул друга за плечо со словами: «Не надо, Чон», пока Чимин, польщённый столькими в своей адрес комплиментами, приблизился к соблазнительной фигуре, пытаясь невооружённым глазом рассмотреть в ней скрытое за этикетом распутство. Она нервно облизывает свои резко очерченные губы, целовавшие бесчисленное количество мужчин, и перед королём любезничает, как лиса, льёт в уши сладкие выражения, стараясь этим его завлечь. Скоротечно важный разговор взрослых людей превратился в монолог Чеён, успевший Чимину чрезмерно надоесть. — Кто эта девушка? — генерал, недавно вернувшийся с поездки, с первых же минут застал неприятную картину во дворце. — Дочь того мужчины, — Сокджин, встретивший Чонгука и не успевший пройти вместе с ним до своих покоев, встревоженно оттащил друга в другой коридор. — Скоро король вместе с ними уезжает в Аврам. — Почему она трётся рядом? — шипит Чонгук, будто сам не свой, и все предыдущие события только разжигают его раздражение, доводя до высшей отметки. Генерал хватает Сокджина, который никак не может этому помешать, и сильнейший стресс охватывает его, когда Чимин, Чёен и её отец замечают двух внезапно объявившихся мужчин. Чонгук мысленно встаёт в позу нападающего, набирается небывалой до этого смелости и смотрит на Пака таким озлобленным взглядом, будто готов прямо сейчас и без раздумий убить его собеседницу. Чеён, погружённая в свои развращённые фантазии с королём, даже внимания на военных не обращает, продолжая беседу. Она с удивлением замечает победную ухмылку, с которой Чимин удерживает за рукав проходящего мимо Чонгука. — Генерал Чон, давно Вы вернулись? — спрашивает он, невежливо заставив девушку замолчать. — Только что, — отвечает Чонгук низким голосом, слегка даже грубовато, что присуще любому серьёзному командиру. Чимин щурит глаза, стараясь спрятать улыбку, и, мастерски изображая неприступного правителя, сухо просит остальных оставить их с генералом наедине. Чеён нехотя слушается приказа, обещая себе обязательно наверстать упущенное и больше не позволить каким-то выскочкам сорвать её планы. — Неужели этот генерал не видел, что мы разговариваем? — жаловалась она отцу, поднимаясь в покои. — Не мог пройти через другой ход?! Ким Сокджин покинул их, но страх за то, что Чонгук в столь взбешённом состоянии может не сдержаться, слегка настораживал. Пак Чимин, учуявший затаённую ревность, не спешил успокаивать Чона словами любви и вечной верности. Он назло делал вид, что понятия не имеет о том, как пару минут назад молодая кокетка чуть не наметилась ему в жёны. — Вы с Джису хорошо добрались? — Да, — кинул Чонгук такой же дерзкий ответ и не соизволил посмотреть в глаза, что тихо над ним глумились. — Ваше Величество, я могу идти? Настырно смотря в сторону, генерал не успел почувствовать, как Чимин без слов приподнялся на носочки, пытаясь дотянуться, и, будто играясь с опасным зверем, в упоительном поцелуе укусил его нижнюю губу. Чонгуку не было больно — ему до одури хорошо и уютно от такой своеобразной ласки. — Дразнишь меня, Чимин? — томно шепчет он, наконец опуская свой тяжёлый, но безмерно любящий взгляд на Пака. — Больше не злись из-за всяких глупостей, — будто отчитав неугодного ребёнка, Пак твёрдо решил закончить на этом их разговор и отошёл назад, слыша шаги слуг. — Поверь, у меня и без этого полно дел. — Ваше Величество, мы подготовили ванну для Вас, — раздался звук в конце коридора. Чонгук не нашёл, что сказать, и сделал виноватый поклон, спустя минуту оставшись совершенно один среди холодных глухих стен, об которые многочисленные мысли его бились и рассыпались на части, заполняя пространство. Нездоровая одержимость, чрезмерная ревность, лихорадочное вожделение — Чонгук не знал, что именно управляет им. Возможно, оно прочно связывалось с его сознанием на протяжении долгого времени, а когда стало всесильно, восторжествовало и взяло на себя полный контроль. Чон не стал противиться этому, ибо ни за что не хотел возвращаться в тот мир, где нет Чимина. И если цветку суждено завянуть, звезде — потухнуть, а озеру — когда-нибудь высохнуть и зарасти травами, то Чонгуку суждено, наверное, всю свою жизнь провести рядом с Паком. Не важно, в роли его мужа или лакея. Просто необходимо быть рядом. Всегда.***
Погружённый в раздумья генерал спустился к площади, заметив Тэхёна. Его внешняя беспристрастность звонко трескалась с каждым новым мгновением, обнажая истинную безобразно разрастающуюся неприязнь. Чонгук подошёл к нему, сам не зная, с какой целью. — Что-то нужно? — Ким, в отличие от дружелюбно настроенного генерала, выражал свой гнев наиболее ярко. — Вы уезжаете? — несмотря на грубость, Чонгук держал себя в руках, считая, что неожиданная вежливость станет превосходным ударом для Тэхёна и моментально введёт в смятение. — Я скоро вернусь, так что не радуйтесь раньше времени. — Я и не собирался, — слабо улыбнулся Чон серьёзному лицу, в ответ получив презрительное молчание. — Почему Вы не с королём сейчас? — вдруг переходя на другую тему, Тэхён в иной раз убеждается, что Чон Чонгук не тот, кто всем сердцем хочет стать его закоренелым врагом. — Я думал, Вы ни на шаг от него не отходите. — Он недавно беседовал с приезжей девушкой, — как бы Чон не старался скрыть своё раздражение к незнакомке, один её образ заставлял его желчью пропитать воздух. — И Вы приревновали короля к этой малолетке? — пренебрежительно ухмыльнулся Тэхён, начав сомневаться, что перед ним действительно взрослый и бесстрашный генерал армии. — Не думаю, что наш господин из тех, кто поведётся на такую, как она, — наконец закончив запрягать лошадь, Ким уверенно оседлал её, стряхивая снег с укрытых плащом плеч. — Вы правы, — Чонгук отводит взгляд, видя, как резво шелохнулась пышная грива. — Удачной дороги, — собираясь уходить, он вдруг слышит обращённый к себе высокомерный тон. — С чего вдруг Вы так мило со мной общаетесь? — Тэхён не упускает возможность позлорадствовать, принимая доброту за внезапно проявившуюся слабость. В этот же миг в памяти всплывает голос Ли Чживон. «Выглядеть хорошим и добросовестным в глазах других» действительно может стать важной потребностью Чонгука, чтобы навсегда уничтожить грязные слухи о его неверности. — Потому что Вы больше не вызываете во мне раздражение. — Ну конечно, ведь в конечном счёте Пак Чимин выбрал Вас, — Тэхён больше не хочет продолжать диалог, который обоих заставляет нервничать. — Гордитесь этим. Он стремглав отправляется в путь, желая избежать ненужных слов на прощание. Чонгук несколько секунд стоит на месте и затем, обходя высокие сугробы, возвращается во дворец, сквозь тревогу направляясь к королю. Усеянный тишиной коридор, ведущий в покои Его Величества, по всему пространству разносит звук медленных шагов. Чимин, услышав скрип открывшейся двери, с увлечением встретил гостя и присел на аккуратно заправленную слугами постель. — Ты что-то хотел? — ласково произносит он, словно забыв об их недавнем разговоре. — Хотел увидеть тебя, — Чонгук, в точности как неумелый новобранец, стоял у двери и выжидал разрешения пройти. — Вот как, — Чимин закидывает ногу на ногу и сразу приободряется. — Хорошо, иди ко мне, — подзывает он, трепетом отдавая в бешено стучащем сердце Чонгука, заметившего изящные обнажённые колени, что привлекательно выглядывали из-под сползающего с тела халата. В комнате становилось чересчур тесно и жарко для двоих людей, будто под ногами расположилось жерло извергающегося вулкана. Чимин заинтересованно приподнял брови и таинственно улыбнулся уголками губ, когда генерал, подойдя ближе, молча припал к его ногам, безропотным взглядом впиваясь в водные капли, медленно стекающие по голеням. — Встань, Чонгук. Ты ведь генерал, а не мой слуга, — Чимин пальцами аккуратно приподнял дрожащий от волнения подбородок. Ему безумно нравились такая боязливая покорность и те одичалые, боготворящие его глаза, что стремительно затмевались жаждой наконец увидеть господина без одеяний. — Но я хочу быть твоим личным слугой, — у Чонгука бешено пульсировало в висках, когда спустя некоторое молчание его затылок обхватили властные руки, притягивая ближе. Не успев сделать полный вдох, Пак с грубой напористостью был прижат к постели, начав соблазнительно и грациозно изгибаться на мягком одеяле, что непременно нравилось Чонгуку и лишь сильнее провоцировало его на очередную дерзость. Голод рос в глазах Чона в геометрической прогрессии, и от учащённого сердцебиения кожа краснела и пылала, вызывая лёгкую испарину на лбу. Сильные руки нагло потянулись к груди короля, намереваясь без какого-либо стеснения разодрать его одежду. — Для слуги ты слишком много себе позволяешь, — Чимин схватил оплетённые венами запястья, надменной усмешкой добивая Чонгука окончательно. — Хорошо, Ваше Величество, — ухмыльнулся тот, резко вырываясь, и, осторожно согнув локти, остановился в сантиметре от прелестно-хитрого лица. — Как Вы накажете меня? — прошептал он, изображая обиду, и кончик его носа очертил на чужой щеке плавные линии. Пак, загораясь ещё большим любопытством и безмерным желанием продолжить их невидимую игру, оттолкнул от себя ласкового генерала, вытягивая ногу, и пальцами нежно коснулся острого и вздрагивающего кадыка. — Целуй, — игриво шепчет Чимин, испытывая максимальное удовольствие от того, как теряется Чонгук. Он покрывается мурашками, тянет время, чтобы прийти в себя, и вновь смотрит на короля, удостоверяясь в полной серьёзности его просьбы. Смущённое и неподвижное его лицо Пак заботливо оглаживает большим пальцем и ехидно улыбается, кусая иссохшие от возбуждения губы. Несмело обхватывая лодыжку, Чонгук в упор сталкивается с замышляющим взглядом напротив и, решившись выполнить чужой приказ, мокро целует подъём ступни, языком обводя каждый выступающий сосуд. Пак сладко выдыхает и в приятной неге закатывает глаза, мыча сквозь сжатые губы, когда, с вязкими поцелуями поднимаясь всё выше и выше, Чонгук доходит до коленного сустава и скользит горячими ладонями вдоль сочных бёдер. Он в предвкушении кусает мягкую и чувствительную кожу, будто боготворит её, оставляет небольшие отметины и тянется ближе к паху, отодвигая подол халата. Весь разум мигом покидает его, когда Чимин, закидывая вторую ногу ему на плечо, плотнее прикрывает шёлковой тканью свой затвердевающий пах и отталкивает тёмную макушку. — Ещё, — приказным тоном король полностью смахивает с генерала Первой Королевской Армии его прежнее величие, все его награды, звания и еле сдерживает смех, когда тот, безоговорочно следуя фетишу своего господина, носом утыкается в приподнятую ступню и сбитым дыханием слабо щекочет её. Он выполняет абсолютно любую его прихоть, словно бесправный раб. Со всей своей храбростью и силой прогибается под развратными предпочтениями надменного господина, преклоняясь перед его великолепием, льстит ему этим неизмеримо и даже не чувствует омерзения оттого, как бессовестный и развращённый Пак Чимин испытывает терпение, кончиками пальцев нащупывая щетину у подбородка. — Какой же ты послушный, — усмехается он, не давая шанса ответить и разрешая Чонгуку насладиться ласкающим слух стоном, когда тот начинает страстно водить языком, украдкой наблюдая за дрожащими от оргазма коленями. Чимин стонет громче, ладонями нетерпеливо зарывается себе под халат, поджимая ноги, и через минуту недовольно останавливается Чонгуком. — Это было хорошо, — блаженно улыбается Чимин с пьяным румяным взором, пока руки его не спеша заводят за голову, желая внушить чувство беспомощности и вынужденного подчинения. — И что теперь? Хочешь раздеть меня? — он с наслаждением смотрит, как Чонгук обводит испепеляющим взглядом всё его тело, заранее отвечая на вопрос. Генерал, шумно сглотнув, кладёт ладонь на щеку Чимина, не ожидая того, что большой палец, нежно поглаживающий вишнёвого цвета губы, вдруг скользнёт глубже и начнёт с громким причмокиванием обволакиваться в горячей слюне. Чонгук на все сто тысяч процентов уверен в том, что паршивец Чимин сосёт слишком эротично и превосходно для этого мира. — Только если Вы позволите, — Чонгук вытащил свой палец и с жадностью слизал всю влагу, вызывая чужую одобряющую улыбку. — А если не позволю? — Пак поворачивает голову, пока Чон заботливо убирает за ухо его растрёпанные волосы и тыльной стороной ладони ведёт по чёткой заострённой линии скул. — Придётся Вас заставить. — Даже так? — Пак смеётся, непроизвольно шевелит затёкшими бёдрами, сильнее зажимая колени, пока Чонгук решительно не раздвигает их, надавливая ладонями. Он спешно развязывает пояс и распахивает ненавистный халат, края которого воздушно ложатся на мятую кровать. Чимин улыбается пошло и без единого смущения, показываясь во всей красе и ощущая, как вспыхнувшее восхищение в зрачках напротив искрами летит на него, будто звездопад, и измотанные бесконечным ожиданием руки тянутся до прекрасного тела, воодушевлённо трогая его, как произведение высокого искусства. Чонгуку сносит голову — он бросается с многочисленными поцелуями, рычит и стонет от счастья, ненасытно впитывая в себя свежий после ванны запах. — Ты шикарен, Чимин, — как молитву, нашёптывает генерал в ямочку между ключицами и оставляет тысячный по счёту поцелуй на молодом нетронутом теле. Пак настырно тянет Чонгука, обхватывая руками его разгорячённое лицо. — Ты первый, кто видит меня таким, — проговаривает он, ощущая себя таким беззащитным и податливым, когда Чонгук, полностью одетый, плотно накрывает его своим телом и крепко прижимает к себе, никаким страхам не позволяя пробраться в душу. — А ты первый, кому я целую ноги, — он кротко улыбается в открытые губы, заставляя Пака улыбнуться в ответ. — Они у тебя очень красивые, Чимин, — Чон нащупывает тонкую, отчасти женственную талию, нисколько не переставая испытывать восторг, практически доходящий до фанатизма. Когда Чимин перед ним с детской радостью смотрит в карие глаза и так густо краснеет, словно девочка перед понравившимся ей мальчиком, Чонгуку кажется, что в прошлой жизни он спас мир, раз в этой тот так щедро вознаградил его. Бережные поцелуи, растягивающиеся по всей длине груди, ещё долгое время будут врываться в сны Пак Чимина. Невозможно забыть то необъятное по силе удовольствие, никогда не испытывающееся ранее. Король и представить себе не мог, что кто-то так одержимо, так по-хозяйски будет ублажать его тело, словно нечто святое. Чонгук смело оставляет укус в самом низу живота, пальцами впиваясь в мягкие бёдра и закидывая их к себе на мускулистые плечи. — Давай договоримся оставить то правило, хорошо? — хрипло шепчет он, мокрым языком обводя головку и на осколки взрывая звёзды перед глазами Чимина. — К-какое? — жалобно задыхается тот, чувствуя, как между его ногами Чонгук спокойно властвует своим ртом без каких-либо ограничений. — Только я буду касаться тебя. И никто больше, — сердито выговаривает он, делая небольшую паузу. — Я подумаю над этим, — глумится Пак, нарочито пытаясь громко усмехнуться, и Чонгука, безусловно, ответ этот злит и забавляет одновременно. Он продолжает заглатывать как можно глубже, устраивая настоящий рай для своих ушей, и, ладонью сжимая упругую ягодицу, в наказание за глупые шутки делает звонкий и болезненный удар. — Ах, Чонгук~и, сладкий, — улыбается Чимин, как сумасшедший, шумно заглатывая воздух, и Чонгук, будучи старше, от подобного обращения начинает представлять себя ребёнком. — Будь ласковее со своим королём, — он жутко хочет выводить Чонгука, чтобы свирепость его стремительно перетекала в страсть и чтобы все эмоции его в этот момент остались на теле в виде багровых отметин и небрежных ссадин. Он активнее толкается в глотку Чонгука, и тот, желая довести своего господина до высшей точки наслаждения, медленно царапает бёдра, прижавшие его с обеих сторон и издаёт приглушённый гортанный стон, когда Чимин слишком грубо надавливает на его затылок, вскрикивая от небывалых ощущений, и пяткой случайно ударяет по спине. Чонгук не спеша отодвигается в сторону, довольно вытирая губы, и восхищёнными глазами пробегается по запятнанному белыми каплями халату. Чимин еле сжимает чужую ладонь и сквозь слёзы долгожданного счастья смотрит на размытый перед ним силуэт генерала. — Спасибо, — с истинной благодарностью шепчет он, вызывая гордую улыбку Чона и в один миг словно разорвав столько лет сковывающие его цепи, не позволявшие достигнуть того самого блаженства, которое целиком окутало его в эту секунду. — Люблю тебя. — А я тебя, — Чонгук слышит звуки шагов за дверью и неохотно прерывает их недолгий поцелуй, когда Чимин раздражённо поднимается с постели. — Совсем забыл, что скоро мы уезжаем, — совершенно не стесняясь, он проходит обнажённый вдоль комнаты, осторожно ступая на носочках, и принимается одеваться под пристальным и пожирающим взглядом Чонгука, подглядывающего из-под светлого балдахина. Мягкие ткани скользили по коже, на несколько мгновений оголяя двигающиеся спинные мышцы, и округлённые ягодицы, чуть покрасневшие от удара, притягивали Чонгука с дикой охотой исследовать каждый их изгиб. На ладонях невидимой плёнкой осело воспоминание о том, как волшебно трогать столь бесподобное, роскошное тело, сдавливать и гладить его, чувствуя единоличную власть. — Я буду ждать тебя, — мило ластясь носом об тёплый живот Пака, Чон по праву ощущал себя самым счастливым человеком на планете и руками бережно обхватил причину этого счастья за бёдра. — Не хочу никуда уезжать. Хочу остаться с тобой, — неуловимо шепчет Чимин, наконец понимая, что видеть целую Вселенную в одном единственном человеке кажется чересчур пугающе, но вместе с тем безмерно приятно.