***
Шин Чеён была навязчива. Ей вовсе не было присуще это качество, но рядом с королём всё прежнее её здравомыслие бесследно исчезало, как поглощённая светом тень. По возвращении их обратно в столицу Чеён подошла к отцу, настоятельно умоляя свести её с Чимином, который моментально вскружил голову молодой девушке. Пак был обходителен и вместе с тем столь неприступен и загадочен, что любознательной от природы особе хотелось всячески раскрыть его сущность, будто всемирный никому не известный секрет. Чимин улыбается такой наивности, и тщетные попытки Чеён соблазнить сначала умом, а затем и стройной горячей фигурой только развлекают его, как некое цирковое представление. Чимину по правде становится смешно, когда она, позволив себе чересчур много, решает сослаться на свою женскую необузданность и посреди ночи без приглашения заходит в каюту короля, прикрывая обнажённое и безумно возбуждённое тело под лёгкой полупрозрачной рубахой. — Ваше Величество, простите, что разбудила Вас, — как во сне, шепчет она торопливо и сбивчиво, и красные её полноватые губы приближаются к Чимину, томным дыханием обжигая его непонимающее лицо. Чеён неохотно мнётся, нарочно не целует первая, надеясь, что Пак не сдержится и прильнёт к ней сам, восторгаясь такой изящностью. Но Чимин не двигается и даже бровью не ведёт, с жалостью осматривая изнывающую от страсти девушку. Он не решится назвать её легкомысленной или ветреной особой. Просто чрезмерное демонстрирование пошлой сексуальности, желание заполучить такого же волевого, как она, мужчину, и испытать с ним совместное удовлетворение становятся главной её необходимостью. Разгорячённая, не способная контролировать себя Чеён даже после отказа не сможет успокоиться и сжато будет стонать в грудь Пака, со слезами выпрашивая его милость и обещая выполнить любые приказы. — Идите спать, прошу, — он отворачивается от неё, устало прикрываясь одеялом. Она молчит, продолжая тихо вздыхать, а затем осторожными и плавными движениями поворачивает короля на спину, уверенно залезая на кровать. Даже сквозь плотную ткань одеяла он ясно ощущает, как она стремится возбудить его, с наслаждением шевеля бёдрами в области паха, и ближе тянет чужие руки к своей пухлой, будто пылающей огнём груди. Чеён жадно хочет его прямо сейчас, невзирая на все существующие морали, и внизу живота у неё всё стягивается и мокнет от жажды наконец почувствовать Пак Чимина в себе. — Вы так нравитесь мне, — девушка задыхается, почти переходя на стон. — Позвольте мне быть с Вами. Готовность унизиться перед ним, с головой погрузиться в свои постыдные пороки, только чтобы заполучить своё, делают из Чеён самую послушную на свете рабыню. Когда юная натура так самоотверженно и невыносимо желает тебя, словно самый долгожданный в её жизни подарок, это не может не льстить. — Нет, Чеён. Моё сердце занято, — строго и безразлично выговаривает Чимин, наблюдая за чуть вспотевшей линией острых ключиц. — Уходи и не раздражай меня, — ощутив, как она настойчиво стянула с него одеяло, король зверски захотел силой выгнать её из комнаты. Несколько минут Чеён повторяла одно и то же, не обращая внимания на различные отталкивания. Она не ожидала, что долго отработанный навык намеренного соблазнения в этот раз подведёт её и лишь опозорит в глазах другого.***
Спустя почти неделю отсутствия корабль, отправившийся в Аврам, наконец вернулся на Родину. Генерал Чон и Ю заранее договорились встретить прибывшего короля и остальных. — С возвращением, Ваше Величество! — улыбчиво обращаясь к своему господину, генерал Ю сделал поклон и подошёл к Намджуну, начав расспрашивать. Уставший и не выспавшийся вид Чимина никем вокруг, кроме Чонгука, не замечался. Он не соизволил даже ответить на приветствие, в задумчивости снимая с себя перчатки и как-то бегло и презрительно проходя глазами по Чеён. С прошлой ночи она ни с кем не разговаривала и обидчиво отводила взгляд при любой попытке её родителей спросить, в чём дело. Пак, вспоминая события этой бессонной ночи, не мог понять, как в образованной и доброжелательной семье удалось вырастить столь развращённого, не знающего никаких границ ребёнка. Со злостью отвернувшись от девушки, чей запах духов до сих пор мерещился в воздухе, Чимин угрюмо направился во дворец, нечаянно уцепившись взглядом за Чонгука, который ласковой улыбкой пробудил короля, вновь вселяя в его душу некое тепло. — С возвращением, — поклонился Чон робко, испытывая незаметную тревогу, и с грустью для себя осознал, как сильно желает поцеловать своего господина, заключая в горячих объятиях, но не имеет на это смелости в данный момент. — Не так встречают тех, кого долго ждали, — ухмыляется Чимин, искусно заигрывая с генералом, и, нервно глотая вставший поперёк горла комок, пальцами тоскливо сползает по завязкам его туго обтягивающего дублета. — Ваше Величество… — пытается нежно прошептать Чонгук, чувствуя, как каждая мышца содрогается от удовольствия, но голос вдали резко окликает его. — Генерал Чон! Вы скоро? — кричит Сокджин, запрягая свою лошадь. — Уезжаете? — недовольный, чересчур озлобленный тон Чимина вмиг снимает с него вдруг нахлынувшее возбуждение, и он слабо хмурит тёмные подчёркнутые брови. — Я прибуду вечером. — Останьтесь со мной, — приказывает Пак, дрожащими руками подтягивая Чонгука к себе и желая их близостью хотя бы немного снять напряжение, накопившееся за всё это время. — Не могу, — Чонгук смирно держит руки за спиной, вдруг замечая, как их чересчур странное поведение привлекает внимание любопытной Чеён. — Позвольте помочь Вам, — он оставляет короля одного и подходит к дико раздражающей его девушке, чтобы немного отвлечь её. Ладонь, которую вынужденно откинул от себя генерал, Чимин твёрдо сжимает в кулак и, ничего не говоря, уходит во дворец, растягивая после себя шлейф бушующего негодования. Чеён вопросительно смотрит на Чона сонным, будто опустошённым, взглядом и, дождавшись, когда родители уйдут, внезапно останавливает его, несмотря на спешку. — Вы ведь близки с королём, да? — вспыльчиво выдаёт она, чуть завистливо поджимая губы. Чонгук надменно молчит и недоверчиво прищуривается, с ухмылкой подмечая для себя неподдельный интерес к Его Величеству. Чеён настырно просит его ответить, и мягкий взор её сменяется на рассерженный. — Вы знаете, как зовут его любовницу? — не отступает она, всеми способами выпытывая правду. — Любовницу? — Чонгук приподнимает бровь в недоумении, сдерживая улыбку. — Он сказал, что у него есть кто-то, — Чеён приходится печально отпустить генерала, услышав, как вновь прокричали его имя. — Мой отец тоже ничего не знает. — Думаю, Вам не стоит лезть в это, — Чонгук недовольно уходит, стараясь не нагружать себя думами о том, что могло произойти за эти несколько дней.***
Несмотря на свою постоянную молчаливость, Ли Чживон легко нашла общий язык с брошенной девочкой. С прибытием Джису жизнь в поместье забурлила, все слуги были счастливы уделить время жизнерадостному ребёнку и наконец увидеть, как смягчается госпожа. Она стала чаще улыбаться, больше времени проводить на природе и не запираться в своих покоях порой на целые сутки. Джису резвилась, вихрем проносилась по дому, иногда нечаянно сталкивая вещи, и с удовольствием наблюдала за госпожой, всё больше узнавая в ней черты своей матери. Правда, Чживон всё ещё казалась ей чересчур строгой и требовательной, что в первое время заставляло девочку сторониться лишних разговоров с ней. Когда госпожа занята, Джису считала, будто весь мир умолкает из-за страха случайно потревожить её. Отдельная комната девочки, до этого много лет пустовавшая, являлась тёплой, уютной и большой — здесь было достаточно места для её бойких игр. Но Джису практически не проводила там время и целым днями кружила вокруг отзывчивой и простодушной служанки по имени Сонхи. Часто хватаясь за подол её фартука, она щенячьим взглядом упрашивала девушку выйти с ней на улицу. Сонхи, к сожалению, чаще всего была занята домашними делами, а обращаться с подобной просьбой к Чживон Джису не решалась. Госпожа, по натуре своей довольно спокойная и гордая, лично никогда не подходила к ребёнку, предлагая поиграть во что-либо, и упорно не брала её с собой в различные поездки, где приходилось лечить больных и раненых. Редки были те вечера, когда Чживон разрешала девочке заплетать её длинные ухоженные волосы, с любопытством заглядывать в старинные переплёты книг и одаривать госпожу милыми детскими объятиями. — А можно спросить? — однажды проговорила Джису, усевшись в кресло и поджав под себя замёрзшие ноги. — Когда мы поедем в гости к Соён? Она ужасно скучала по своей подруге, скучала по Чонгуку и по королю, который поистине проникся историей её жизни. В памяти ещё остались свежие и трепетные воспоминания о том, как Чонгук шутливо подыгрывал девочке, интересуясь её увлечениями, и через секунду улыбка генерала по-настоящему наполнялась таким неописуемым даже для самого виртуозного поэта счастьем, потому что Пак Чимин, удивительно привлекательный, тихо подходил со спины и бережно укладывал руку на его плечо. Он ни в коем случае не пытался помешать им, но когда Джису вдруг переставала разговаривать и восхищённо принималась обводить глазами растянутые в улыбке губы и нежные, ласковые руки, Чонгук невольно поворачивался к прервавшему их игру господину. Казалось, от внезапно наступившей тишины ему становилось неловко, и, уже готовясь отойти, Чимин в извинительном жесте кивал девочке, резко останавливаясь Чонгуком, что так же сильно был очарован им. — Не уходите, Ваше Величество, — Чон крепко хватал ладонь со своего плеча и любовно согревал жарким звучным поцелуем. Пак краснел в эту же минуту, заставляя обоих перед ним слабо смеяться. — Ваше Величество, Вы такой стеснительный! — визжала Джису, не видя в жестах Чонгука ни пошлости, ни дерзости, ни чего-то аморального. Она видела немеркнущую, глубочайшую любовь во всём, что связывает их. А когда Чимин в ответ на это был готов упасть в объятия Чонгука и, наверное, разрушить время, чтобы навечно в этих объятиях застыть, Джису не могла поверить, что когда-нибудь нечто способно сломить их чувства. Пак любящим взглядом одаривает Чонгука, и генерал тонет под ним, словно в омуте, ощущая, как Чимин плавно проходит лезвием по его груди и рывком выхватывает бьющееся в агонии сердце, что навеки полюбило его. — Не знаю, Джису, — отвечает Чживон, слегка встрепенувшись от её вопроса. — Если хочешь, я попрошу Сонхи отвезти тебя. — Я думала, Вы поедете со мной, — огорчённо вздыхает девочка, опуская голову и задумчиво теребя расшитый кружевами рукав. — Посмотрим, — заключает госпожа, на этом обрывая их разговор. Мысли о генерале уже не тревожили её так, как раньше. Однако письмо Намджуна, в котором мимолётно упоминалось о том, что Чонгук и Чимин чрезмерно часто начали проводить время вместе, неминуемо ждала злая участь. Чживон, бросив бумагу в горящий камин, старалась не поддаваться своей слабости, но даже привычное для неё равнодушие в такие моменты нисколько не желало спасти её от разочарования. Горькие слёзы не стекали по её щекам, тягостный холод не врывался в душу, но нестерпимая тоска пропитывала кожу, проникая в органы. В огромном богатом поместье не было ни одного лекарства, которое смогло бы помочь утратившей себя госпоже.***
Природа Северного Королевства никогда не отличалась особой яркостью красок, ослепительными цветами, чистыми, блестящими на солнце водами. Здесь не щебетали птицы, не укрывали землю мягкие молодые травы, не качалась под напором ветра редкая опадающая листва и дикая жизнь не кипела в каждом затаённом лесном уголке. Север называли мёртвым пристанищем. Но Чимин с детства знал, что зима — единственная властительница этих земель — не безжизненна. Она по-своему изумительна и милосердна. И особенно нравилось ему наблюдать за прекрасным природным явлением — северным сиянием. Оно, как полотно, громадным своим светом падало на удивлённое лицо застывшего мальчика, который выбежал на улицу посреди ночи, ничего не сказав родителям. Невообразимо сильно Чимину хотелось дотронуться рукой до этой красоты. Хотелось высоко-высоко подпрыгнуть на месте и через собственное тело пропустить морозный воздух, пронзительные, светлым дождём льющиеся лучи, что бесследно растягивались на многие километры. В такие вечера Чимин обожал стоять у открытого окна, будто смотря в вечность, которую ему никогда не суждено достичь и перед которой ощущаешь себя поистине ничтожным. Люди — мельчайшая, беспомощная частица этого необъятного, не выражающегося в единицах измерения мира. Те, чья жизнь для Вселенной служит коротким, почти секундным моментом, — лишь ненужное к ней дополнение. В покоях Чимина послушно ждал подарок от генерала. К его приезду он тщательно подобрал чудный, очень редкий для холодных мест букет, надеясь порадовать того, кто все предыдущие дни так страстно мечтал вернуться на Родину, наконец решив проблемы с Советом, мучающие его уже на протяжении двух месяцев. Пак, не сдержав улыбки, приложил кончик носа к одному из бутонов, и чувство лёгкости будто воодушевило его, напомнив о самом главном — о том, что судьба его в один день свела с человеком по имени Чонгук, с которым жить захотелось иначе, избавляя своё прежнее существование от беспросветного мрака и тумана нескончаемого одиночества. Поздним вечером вернувшись во дворец, генерал не застал на улице ни слуг, ни бегающих детей. Решив не медлить, он в предвкушении поднялся на верхний этаж, тёплым дыханием согревая красные от мороза ладони. Увидев, как Чимин, облокачиваясь на широкий подоконник, беспокойным взором изучает безлюдные улицы, растаявший от радости генерал осторожно коснулся чужой худой талии, пальцами сжимая нежную, пропитавшуюся его лаской кожу. — Чонгук? — вздрогнув от неожиданности, Пак не поспешил оборачиваться и плавно наклонил голову, вытягивая шею для долгожданного поцелуя. — Наконец-то ты приехал. — Простите, Ваше Величество, мой друг попросил меня вместе съездить к его родителям, — Чон, закрыв глаза, тёплым языком проходился по невзрачным линиям вен и с дрожью слушал, как Чимин сладко выдыхает, держа руки, что заботливо гладят его живот. — Хорошо, что сейчас никого нет рядом, — не успев дойти до мягких губ, генерал мимолётно оставил мокрый след на розовой щеке. — Тебя так волнует, чтобы нас никто не видел? — король вырывается, и его беспредельно долго скрываемое раздражение бешеным зверем набрасывается на Чонгука, казалось бы, никак к нему не причастного. — Что случилось, Чимин? — взволнованно изгибая брови, генерал в полной растерянности стоит на месте, только что будучи брезгливо оттолкнут в сторону. — Ничего, — прячется от объяснений Пак, отводя взгляд. — Я не знал, что это обидит тебя, — Чонгук пытается подойти, испуганно смотря на чужую спину, но отчаянно боится сделать только хуже. — Прости, пожалуйста. — Ты не виноват, — слабо шепчет Чимин и через секунду ощущает, как сильные руки плотно обхватывают его в объятиях. — Просто я устал скрываться. Генерал вновь накрывает своей любовью озабоченного проблемами Пака и сразу вспоминает случайный разговор, произошедший пару минут назад. Безутешная тишина встретила Чонгука с распростёртыми объятиями и верно сопровождала ровно до того момента, пока навстречу к нему не направился встревоженный Ким Намджун. — Здравствуйте, генерал Чон. Мне нужно поговорить с Вами, — обернувшись по сторонам, десница повёл мужчину за собой, стараясь не замёрзнуть от прохлады, которая ещё не испарилась с его мокрой от снега одежды. — Что-то случилось? — испуганно прошептал Чонгук. — Нет, это лично мой интерес, — Намджун ещё раз проверил, не слышат ли их посторонние. — Я думаю, Вы знакомы с Шин Чеён. — Да, — имя её, как мощный раздражитель, действовало на генерала. — Она всерьёз попросила своего отца устроить их свадьбу с королём. Чеён на данный момент лучшая претендентка на это, — Ким дёрнул за локоть уже собравшегося уходить Чонгука. — Постойте! Дослушайте же меня! — Что Вы хотите? Чтобы я помог Вам со свадьбой? — грубо проговаривает он, отдёргивая свою руку. — Нет! Думаете, я поверю в то, что Его Величество променяет Вас на неё?! — яро возмущался Ким, вовсе не зная, как выбираться из этой ситуации. — Я просто пытаюсь донести, что Вам не удастся слишком долго умалчивать о ваших отношениях! Рано или поздно мир узнает об этом! Сейчас же Чонгук молчал. Всё сильнее сдавливало его чувство того, что отныне каждый требует от генерала ответственных и серьёзных шагов. — Хорошо, я услышал тебя, Чимин, — вздыхает он и, прижимая Пака к себе, несмело целует мочку украшенного длинной серьгой уха. — Чонгук~и... — вдруг нежно шепчет тот, но перебивается вдруг выскользнувшей улыбкой. — Так забавно, когда ты называешь меня Чонгук~и, — игриво треплет Чон густые волосы, ощущая в уголках глаз выступающие слёзы благодарности. Чимин, как бы странно это ни звучало, — первый в его жизни человек, позволивший Чонгуку хотя бы на пару секунд представить себя слабым, наивным ребёнком. Его имя, которое с неизмеримой любовью вылетает из уст Пака, кажется невосполнимой частью лишённого детства. Чонгук не может поверить в то, что кто-то впервые так безумно его обожает и смело готов сжечь дотла все прошлые гниющие, как запущенная рана, обиды. Пак обхватывает его лицо, с неугасающей дрожью смотрит на засыхающие остатки того, что у Чонгука чересчур долго хранилось в покалеченной душе, и, смущённо приоткрывая рот, разрешает генералу напористо впиться своим языком. Волной возбуждения омывая внутренности друг друга, Чонгук зажимает Чимина в непробиваемую ловушку, жадно исследует его тело, пытаясь выучить его так же хорошо, как собственное. — Тебе понравился мой сюрприз? — на выдохе нашёптывает Чонгук и вновь сплетает их языки, стремясь почувствовать сладкий вкус чужих губ. — Конечно, — улыбается Чимин, пока без единого угрызения совести генерал цепкими ладонями сползает к ягодицам, грубовато сминая ткань удлинённого халата. — Спасибо тебе. Чонгук ярко улыбается в ответ и настойчиво тянет Чимина за собой в его покои, где их всё ожидало для проведения совместного вечера. Генерал, будто впервые приглашённый на свидание, радостно открыл бутылку вина, восхищаясь такой, оказывается, безнадёжной романтичностью Его Величества. — Я не знал, какое вино ты любишь, поэтому пришлось спрашивать у генерала Хвана, — держа наполненный бокал, Пак всё ещё опасается бессмысленности всех своих стараний. — Генерал не соврал тебе, — вмиг подбадривает его Чон и, внутри умирая от столь резко обрушившегося счастья, выпивает всё залпом, находясь под пристальным разглядыванием короля. Он ласково обнимает Пака одной рукой, прижимаясь щекой к его макушке, пока тлеющий в углу комнаты камин освещает их сверкающие влюблённые глаза. — Расскажешь мне, как всё прошло в Совете? — решает поинтересоваться Чонгук после недолгого разговора и, облизывая влажные от алкоголя губы, не спеша проводит рукой по чужому бедру. — Ничего особенного, — удручающего отвечает Чимин, с раздражением вспоминая бесконечную суету гостей Аврама. — На общем голосовании победил Луи Рэйдзэй и ещё шесть членов Совета были переизбраны, — он резко хватается за своё ноющее от лёгкой боли плечо. — По пути пришлось спать в неудобной каюте. — Хочешь, сделаю тебе массаж? — минуя тему о Шин Чеён, которая после приезда, по правде, беспокоила его больше всего, Чонгук не стал дожидаться согласия и трепетно уложил озадаченного Чимина на постель. — Хочу, — обворожительно улыбается Пак и закусывает губы, замечая, как вся одежда настырно стягивается с него, и генерал без какого-либо стыда исследует голое тело заинтересованным взглядом. Он переворачивает податливого Чимина на живот, прикладывая ладонь к его талии и с трудом притворяясь, что не замечает столь соблазняющих жестов в виде прогибающейся во всю силу спины. Чимин чересчур возбуждённо выдыхает в подушку и крепко сжимает в кулак чистую простынь, пока Чонгук аккуратно накрывает его одеялом до поясницы. Загрубевшие от многочисленных боёв руки ложатся на расслабленного Пака предельно ласково, словно на ранимый цветок, и начинают в полной тишине растирать нежную кожу, делая круговые движения. — Так хорошо, — наконец произносит обмякший от удовольствия Чимин, подбородком упираясь в сложенные перед собой руки. — Часто делаешь массаж кому-то? — с ревнивой ухмылкой выпытывает он, ощущая, как приятно тяжёлые бёдра давят на его мягкие ягодицы. Чонгук молчит сосредоточенно, не понимая, к чему Пак задаёт этот вопрос. — Нет. Только тебе, — уверенно заявляет он, слыша довольное мычание. — Мм, неужели? — начав входить в постепенное опьянение, Чимин более откровенно и прямолинейно беседует с генералом, всеми клетками чувствуя тепло от его тела. — Много возлюбленных у тебя было? — Зачем ты спрашиваешь это? — Чонгук останавливается и губами нервно прилегает к выпирающему шейному позвонку, плавно спускаясь по всей длине покрасневшей спины. — Знаю, что много, — уже давно предполагая ответ, Чимин грустно зарывается лицом в подушку, стараясь перебороть ревность. — Можешь ничего не говорить. Возможно, если бы не проклятое заклинание, король, как и полагается, держал бы в своём дворце кучу фаворитов, покорно и опытно ублажающих его каждую ночь. Он не испытывал бы недостатка страсти, не влюблялся бы так сильно, уже привыкнув ко всяким интригам, и позволял бы себе абсолютно всё, имея безграничную власть. Но ничего из этого не произошло. Чимин встретил Чонгука и теперь даже не смеет думать о связи с кем-то другим. — Чимин, если в твоём понятии секс — это любовь, то да, — целуя крохотные ямочки на пояснице, Чонгук чувствует, как глупая обида изъедает его. — Если не любовь, то что? — Развлечение, — генерал полной грудью выдыхает в смуглую кожу, и Чимин в восхищении приподнимает голову, слабо постанывая. — Со мной ты тоже хотел только развлечься? — краем губ Пак вяло улыбается, коленом скользя по постели. — Ты сейчас издеваешься надо мной? — Чонгук, прекратив поцелуи, рассерженно выжидает ответа, всем телом нависая над обнажённым ухмыляющимся юношей. — Однако согласись, что спать с королём намного круче, чем с кем-то ещё, — одиноко смеётся Чимин, заливаясь румянцем и не присущей ему развязностью. — Я знаю, что ты любишь меня, Чонгук. Прости, если мои вопросы тебя разозлили. — Когда ты пьяный, ты совершенно не следишь за своим языком, — проговаривает генерал грозным тоном и, будто в злости, стягивает тонкое одеяло. — Возможно, — насмешливо проговаривает Пак, жалостливо содрогаясь от нескрываемого возбуждения. — Обидишься, если я скажу, что порой мне нравится выводить тебя? — он опирается на локти, кидая многозначительный взгляд на пальцы Чонгука, что небрежно зачёсывают волосы, собирая в тугой хвост. — Ты — король, и тебе всё дозволено, — с ползучей ухмылкой Чонгук начинает раздеваться, откидывая вещи в сторону, и наблюдает, как Чимин искренне довольствуется его ответом. — Тогда исполнишь мой приказ? — Чимин, не сводя глаз с великолепного мускулистого тела, с восторгом улыбается и сквозь приятный озноб от приближающегося оргазма дотягивается до головы Чонгука, нагло притягивая его лицо к приподнятым ягодицам. — Покажи, как ты любишь меня. — С удовольствием. И, словно погружаясь в экстаз, генерал уверенно проталкивается горячим языком в сжатое кольцо мышц. Чимин отпускает чужие волосы, отчаянно хватается за прохладную простынь и часто дышит, теряя связь с окружающей реальностью. Ощущение влажности внизу живота и тот неописуемый словами трепет, что умоляюще просит наконец заполучить любимое тело, кружат голову разгорячённому, утопающему в Чимине Чонгуку. Взбудораженная молодая кровь бурлит, от неизмеримого напора разрывает сосуды, и, приподнимаясь на трясущихся коленях, Пак помогает Чонгуку углубиться и одним лишь кончиком языка заставить его изнутри расколоться на миллионы частей. — Пожалуйста...— пытается, но не может договорить Чимин, когда чужие слюни обволакивают его, будто насквозь. — Продолжай, — упираясь локтями, Пак просяще и грациозно выгибается, с замиранием слушая звук отстёгивающего ремня. — Ваше Величество, Вы так мило стонете подо мной, — пошло тянет Чонгук и средним пальцем проводит между чужих ягодиц, оставляя кусающий поцелуй на вспотевшей шее. — Генерал Чон, — подыгрывает ему Чимин и в предвкушении закрывает глаза, когда крепкий мужественный торс медленно накрывает его сверху, — Вы — лучшее, что когда-либо случалось со мной.