холодные руки

Ветер трогает лицо прохладными ладонями и шуршит в волосах (шшух-шшух!), хулигански сбрасывая отросшую челку на лоб. Феликс смотрит на то, как очередная проходящая бабка останавливается, сердито хмурит седые кустистые брови и открывает рот совсем не в такт звучащим в наушниках Hurts. Ругается, наверное? Феликс наушники не снимает и с бабкой разговаривать не собирается, только отталкивается ногой от земли и дальше летит навстречу ветру, слушая это шшух-шшух, кажется, где-то под ребрами. Он занимает качели во дворе уже минут сорок, и хотя время, вроде бы, не особо людное — его потянуло сюда после пар — какая-то девочка уже пыталась пересидеть его на лавочке, но сдалась минут через двадцать. «Я плохой гражданин», — думает он. «Но мне слишком нравится кататься». Полуденное солнце, внезапно показавшееся из-за многоэтажки, слепит глаза, и он зажмуривается ненадолго, а когда осмеливается приоткрыть глаза, тут же вздрагивает и не орет, наверное, только благодаря чуть замедленной реакции. «Ну хоть где-то пригодилось, что тормоз», — скептически звенит голосок в голове. По правую руку от Феликса о столбик качелей опирается никто иной, как Хенджин собственной персоной, и разумеется, очевидно, что он не вампир, и не передвигается ночью по городу, а живет как все остальные… люди? Но видеть его, освещенного не фонарями, а дневным светилом, все равно ужасно странно. — Очередное эффектное появление? — вздыхает он, неохотно переставая раскачиваться и спуская одну ногу, чтобы затормозить. Подошва кроссовка без особой пользы скребет по земле, а потом качели перехватывает тонкая, но сильная рука, плавно останавливая почти на полном ходу. «Выпендрежник» — Соскучился, — просто отвечает Хёнджин. — Всю неделю был занят, решил повидаться. Что с лицом, умняшка? — Красота, — недовольно буркает в ответ Феликс, но тут же морщится сам на себя. — Ладно, на самом деле просто неделя началась как-то заебно и продолжается не лучше. А еще я с работы уволился. Теперь сижу вот, проветриваюсь, размышляю про формулу потенциала общей хуевости. — И как результаты? — Неутешительные, нам всем пиздец. — Вот это ты новатор, в жизни таких прогнозов не слышал, — беззлобно поддразнивает его Хёнджин. — Музыка под настроение, я так понимаю? — Таки Hurts, — соглашается Феликс. — Люблю их, красивая такая мелодрама, дорогая. — Согласен, мне особенно нравится та песня, где «she said her daddy was an alcoholic», мелодия класс, а жизненная какая… Феликс недоуменно хмурится, а гуль, с невеселым смешком, поясняет. — У меня отец тоже алкоголик был. — Был? — Теперь больше нет. — А… — Феликс ощутимо мнется, но решается все же спросить, — где? — Загрыз его в подворотне, — Хенджин смотрит куда-то в землю поначалу, а потом независимо дергает плечом и поднимает взгляд, смотрит будто с вызовом «Ну, и как отреагируешь?» Феликс не реагирует особенно, только кивает, мол, продолжай. — Он до чертей зеленых допился, встретил меня, когда я после гулянки шел, и принял за монстра какого-то, бутылку о стену разбил и попытался в череп мне всадить. Ну, и… — остаток фразы повисает в воздухе неловкой паузой. Под светом весеннего солнца тема кажется ужасно неуместной, как будто в полотно красивой тонкой ткани вплели бельевую веревку. — Мать поплакала вроде, но я думаю, чисто для приличия, он за столько лет успел всю семью заебать до крайности. Хотя черт ее разберет, если честно, — вздыхает Хенджин. — Я женщин понимаю чуть лучше кибернетики. — А как у тебя с кибернетикой? — Могу под диктовку это слово написать без словаря. Собственно, все, — категорично раздается в ответ. — Красноречиво. Хенджин смотрит в ответ непонимающе даже, как будто ждет, что Феликс сейчас вскочит и начнет орать, или бегать, как курица, которой голову (хи) отрубили. Но Феликс только фыркает и пихает его плечом в плечо сочувственно. Он чувствует себя ужасно усталым. — Хочешь, пойдем ко мне, посмотрим Финеса и Ферба? Такого Хёнджин, кажется, не ожидал, по крайней мере на лице у него написано чуть ли не изумление. — А не боишься? — Тебя или Ферба? — А кто из нас тебя может съесть на обед? — Хёнджин не прекращает этот само-саботаж, как будто снова тестирует воды, можно ли идти дальше? — Я сейчас сам тебя съем на обед, — Феликс легонько пинает его по кроссовку и решительно поднимается. — Не хочешь — так и скажи, я задолбался и собираюсь морально разгружаться и подпевать всем песням. — Да нет… Я хочу. — Ну и пошли тогда. Хёнджин идет и молчит нехарактерно послушно. Феликс незаметно смотрит на него через плечо, и чуть-чуть улыбается.