холодные руки

У Феликса сложный день. Вернее, вечер. Вернее, жизнь, но сегодня она ощущается все тяжелее с каждым тиком старых часов на кухне, доставшихся от арендодателя. «Ты с ним виделся уже не раз, вы на прошлой неделе у тебя на диване мультики смотрели, чего ты так нервничаешь?», убеждает он сам себя, а затем в пятый раз открывает шкаф, чтобы окинуть взглядом не изменившийся набор одежды в миниатюре «вечер у пустого холодильника». Он отчаивается настолько, что отбивает в личку лучшему другу сообщение: «Допустим, один мой друг теоретически собирается гулять с гулем» — Нет, это какая-то тавтология получается. Или аллитерация? Господи, раз в жизни бы пригодилась литература, а я ее не учил. Сообщение стирается и уступает место на экране новому. «Допустим, один мой друг теоретически собирается на свидание с гулем» — Нет, Чанбин-хен не поймет, позвонит маман, и они меня вдвоем в асфальт закатают, — раздраженно вздыхает Феликс и закрывает окошко социальной сети в браузере. «Блин, надо заранее дома поесть, а то вдруг я проголодаюсь при нем? Будет как-то неудобно есть одному. А как мы вообще с ним планируем… общаться, если даже кушать друг с другом рядом не сможем? Твою мать, во что я ввязался, во что я ввязался…», переживает личностный кризис Феликс, пока раскапывает в стопке месяцами не глаженного белья черную рубашку, неохотно возит по ней утюгом и застегивает пуговицы — сверху-вниз, только пару у самого горла оставить раскрытыми. Хёнджин пишет в каток и обещает, что будет через пару минут, а поесть Феликс так и не успел. «Ну и ладно», мрачно думает он. «Отгрызу кусок от него». *** Когда он, чуть запыхавшись (лифт снова сломался, поэтому пришлось совершить легкий кросс с седьмого этажа) открывает дверь подъезда, Хёнджин уже неторопливо меряет шагами небольшую площадку перед домом и в своем любимом пальто выглядит ни дать, ни взять романтический герой (Подумал бы Феликс, если опять же, учил бы в школе литературу. Но он не учил, поэтому решает просто, что выглядит Хёнджин обалденно). — Привет, — он ощущает странную застенчивость, как будто они встречаются впервые. — Пойдем? Хёнджин, обернувшийся на писк домофона, встречает его яркой улыбкой и тянет руку за ладошкой Феликса. — Я уже почти решил, что ты передумал и забаррикадировался в квартире до следующей весны. — Ты мне написал две минуты назад. — Не две, а четыре. Хватило бы, чтобы до центра и обратно сбегать. — Если ты гуль? — …возможно. Они решают прогуляться до кинотеатра пешком — потому что погода слишком хороша и несмотря на вечер, совсем не похолодало, наоборот, сизые сумерки, как одеялом укутали нагретую землю. В ладони Хёнджина рука Феликса кажется совсем мелкой, но она прохладная, и приятно сводит на нет пожар, который сейчас устроился где-то под ребрами. Наверное, Хёнджину такое тоже кайфово, потому что он не особо парится над темой разговора, и он крутится в районе «Учеба-задолбала-погода-классная-интересный-фильм», пока резко не обрывается. Холодные пальцы уже не держат руку аккуратно, сжимают запястье как в тисках, а расслабленное выражение лица сменяется напряженным раздражением. Феликс хочет было поинтересоваться, что случилось, как позади раздается нежное: — Привет, сладкий. Совершаешь променад? Хёнджин шипит негромкое, но очень выразительное «С-с-сука» и разворачивается, делая незаметный шаг вперед, чтобы заслонить Феликса плечом от красочной компании, состоящей из двух громоздкого вида парней и девушки, такой бледной и тоненькой, будто переломится от неосторожного прикосновение. Однако, судя по реакции Хёнджина, на такое надеяться не стоило. — Ну зачем же так грубо? Я вот соскучилась. Разве ты не скучал по своей Лили? — изображает трогательную обиду она, но темные глаза без радужек остаются неподвижно-холодными. — Скучал настолько, что везде тебя заблокировал и слезно молил не доставать меня больше, — фыркает Хёнджин равнодушно, но выпрямленная жесткой струной спина выдает нервозность. — Что ты хотела? — Просто так. Поболтать, — пожимает плечами незнакомка, и делает пару небольших шажков вперед, переводя взгляд с Хёнджина на Феликса. — Познакомиться с твоим симпатичным другом, возможно? — Он не знакомится, — отрезает Хёнджин. — Говорить-то хоть может? Или ты теперь выбираешь куколок, неспособных возразить по очевидным причинам? — конец фразы она договаривает уже лицом к лицу с шокированным Феликсом, вихрем метнувшись сжать его шею острыми ногтями. Хёнджин рядом застывает напряженной статуей, боясь шевельнуться и спровоцировать нежелательную реакцию. — Отпусти его, Лили, — предлагает он с фальшивой непринужденностью. — Тебе он ни к чему, слишком высокие моральные ценности. — А тебе теперь, значит, нравится выгуливать еду перед употреблением? — нежный тон сменяется ледяным презрением. — Или все дело в мордашке? Так я облегчу тебе жизнь, — ледяная рука отпускает горло, и Феликс успевает краем глаза заметить удлинившиеся когти, направленные точно ему в лицо, как инстинкты, вбитые на уроках тхэквондо берут свое, и в следующее мгновение он уже твердо впечатывает подошву кроссовка ей в живот. Она сгибается пополам, а расширившиеся на секунду в изумлении глаза загораются яростью. Опешивший Хёнджин возвращает самообладание быстрее всех, хватает Феликса за руку, орет «Валим!» и вот они уже бегут по каким-то подворотням не в сторону дома Феликса и уж точно не к кинотеатру. «Куда мы?» хочется спросить Феликсу, но за спиной слышится грузный топот и визг, а в следующий миг Хёнджин резко тормозит, чтобы как куль с картошкой закинуть его к себе на спину, бросить короткое «держись крепко» и, оттолкнувшись ногой от жалобно лязгнувшего мусорного бака, перемахнуть двухметровый забор. «КАКОГО ХРЕНА» остается единственной мыслью в голове Феликса после того, как он чуть не приветствует головой асфальт, а потом и она улетучивается, потому что надо думать о том, как бы удержаться и при этом не задушить Хёнджина в нежной хватке утопающего. — Головы им обоим оторвите, уроды! — раздается крик совсем близко, но темный двор неожиданно заканчивается полоской света от фонаря перед подъездом, а Хёнджин впечатывает в домофон невесть откуда появившийся в руках магнитный ключ и влетает в подъезд, с грохотом захлопнув тяжелую стальную дверь. Несколько секунд спустя она содрогается от яростного пинка, а с улицы доносится злобный голос Лили: — Ну ты, Хван, и сука. Думаешь, просто так отделался? Я твою птичку просто так не оставлю, пусть ходит, оглядываясь. Феликс обессиленным мешком съезжает с хёнджиновой спины, а сквозь шок прорывается истерическое хихиканье. — Ты… как? — опасливо интересуется Хёнджин, но ответить Феликс не в состоянии, потому что усилившийся смех становится всхлипами, и он просто тыкается ему носом в грудь, позволяя себя обнять. Хёнджин успокаивающе гладит его по спине до тех пор, пока он не приходит в подобие спокойствия. Когда Феликс поднимает голову, глаза у него припухшие, а еще немножко красный нос. — Сходил, однако, на свидание. Так все время будет? Хёнджин, виновато было потупившийся, мгновенно поднимает взгляд. — А ты хочешь, чтобы со мной, ну… Все время? — Не знаю, — Феликс дергает плечом и упрямо надувается. — Я собирался посмотреть понравится ли мне, когда ты меня в кино поцелуешь, но в кино мы не попали, так что… Конец предложения повисает в воздухе, но снова улыбающийся Хёнджин уже услышал достаточно. — Проверить все еще можно. По крайней мере для науки. — Для науки, — кивает Феликс. Они целуются, пока пожилая сварливая соседка с первого этажа не выходит выгуливать свою дряхлую и не менее сварливую таксу, вынуждая их сменить дислокацию. — Тебе, наверное, сейчас лучше не ходить на улицу, — неуверенно говорит Хёнджин. — Может быть, останешься? Ничего такого, просто переночевать. Вместо ответа Феликс снова сует свою ладошку ему в руку и тянет вверх по лестнице.