холодные руки

Они познакомились в кафе. Достаточно прозаично — никто не спрыгивал с качелей и не угрожал сожрать, и песни на ночной улице тоже не голосил, Лили просто подсела к нему за столик — такая милая и хрупкая, во всем теле будто только две краски — белая кожа и темный антрацит глаз и длинных волос. Она улыбалась так, как будто Хёнджин — лучший человек на земле, а он был очарован и не сразу понял, какая она на самом деле- — …ёбнутая, — тоном, не подразумевающим возражений, резюмировал он, когда она предложила встретиться в «их» кафе и поговорить «как в старые добрые времена». — Лили, ты абсолютно и окончательно ёбнутая. Ты налетела на меня со своими амбалами и угрожала моему парню. Гнала нас еще до дома, как абсолютнейшая психопатка. То, что я вообще трубку взял, можешь считать подарком на новый год. Голос в трубке становится совсем сахарным. Хёнджин придерживает глазные яблоки, чтобы они окончательно не закатились вглубь черепа. — Один разговор, хорошо? Мы встретимся один раз, и тогда я отстану от тебя. Даже не трону твою птичку, хотя, должна признать, он достаточно аппетитно выглядит, — ласково мурлычет она, но получает в ответ такое рассерженное шипение, как будто на проводе не бывший парень, а клубок змей, и представление сворачивает. — В общем, жду тебя завтра в обед в центре. Не опаздывай, зайчик, пока я жду, могу скушать случайного прохожего. Хёнджин раздраженно фыркает на ее заливистый смех и кладет трубку, с трудом удержавшись от того, чтобы запустить ей куда-то в стену. От выпитого без закуски начинает крутить живот и неплохо так шатать. — Чертова Лили. Чертов вечер. Чертов высокоморальный Феликс. Он ужинает в тишине, бездумно рассматривая ночное небо и размытый сумерками пейзаж за окном. «Это что, тот самый момент, когда ты пытаешься понять — а стоит ли оно вообще того? И что за отношения, в которых главное чувство — отвращение?» — Жаль, Феликс ушел, — невесело смеется Хёнджин. — Он же умняшка. Пофилософствовал бы на тему «совсем не вегетарианские бургеры и как с ними бороться». Или он может справедливо рассуждать, только если справедливость не затрагивает его собственные интересы? Я серьезно так ошибся в человеке? *** — …я не знаю, что делать, хён, — тихо жалуется мобильнику Феликс. — Он не виноват в том, кто он есть. Но ведь и погибшие люди тоже были не виноваты. Они разумные существа, которые хотели жить. Заслуживают ли они умереть за то, чтобы выжил парень, который мне очень нравится? И как тут вообще можно рассуждать, чье право важнее? Чанбин глубоко вздыхает, очевидно несколько ошарашенный свалившейся на него информацией. Он уже попенял Феликсу претензиями «как ты мог мне не сказать» и «ты же мог погибнуть», но обоим было ясно, что сейчас главные проблемы в его жизни, все-таки, скорее романтического плана, чем криминального. — Смотри, солнце, — начинает он, но его (несомненно мудрая и ценная) воспитательная беседа прерывается монструозным зевком. — Ой, хён, ты со смены что ли? Ну я и свинья, свалил на тебя свои проблемы, а сам даже как дела не спросил! — Да не волнуйся. Я все равно не собирался спать ближайшие… — небольшая пауза, пока Чанбин смотрит на часы, -…минуты четыре? — Так, все, я отваливаю, а ты иди спать и в следующий раз, пожалуйста, скажи мне, если я тебя из кровати выдергиваю, хорошо? — строго говорит ему Феликс. — Обещаю, — тихонько смеется Чанбин. Даже не видя лица несложно представить его теплую улыбку и искорки в глазах, превратившихся в веселые полумесяцы. — Но и просто так тебя бросить не могу наедине с твоей кусачей проблемой. Давай встретимся завтра в центре? Я к полудню как раз уже сумею раскачаться и с удовольствием проведу с тобой время. Как ты на это смотришь? — Слипающимися глазами. Наверное, мне тоже пора уже в кровать, потому что лицо после всего этого нервяка абсолютно чмонческое. — Какое-какое? — из трубки снова слышно хихиканье. — Чмонячье. Чморчяньское. Чмоняфье, — исправно перечисляет Феликс и косится на свое отражение в темном экране телевизора. Припухшие глаза, красный нос и след от подушки, в которую он лежал, уткнувшись, последние часа полтора, подтверждают все вышеперечисленное. — С нетерпением ожидаю словарную статью у Ожегова, — фыркает Чанбин, и снова зевает. — В любом случае, до завтра и спокойной ночи. Я буду рад тебя видеть с лицом в любом состоянии. — Спасибо, хён, — Феликс шмыгает носом и даже находит в себе силы улыбнуться. — Ты лучший. — Факт, — довольно отвечает ему трубка и разговор обрывается заставкой главного экрана — хён ушел спать. На заставке — Monsta X, во всем великолепии, готовые петь очередную песню про то, что препятствия не помеха на пути их любви. — Хорошо вам, — бурчит недовольно Феликс, сует телефон в приоткрытый ящик тумбочки и закрывает глаза. Он отказывается и дальше ждать сообщения. *** Чанбин-хён ему рад, и это взаимно — они действительно давно не виделись, дурацкие взрослые проблемы, когда вы постоянно говорите друг другу «надо бы встретиться», а потом пытаетесь сопоставить графики выходных, пока кто-то один не умрет. Но сейчас они, наконец, крепко обнимаются (объятия хёна не из слабых, свои бицепсы он явно не гелием надул) и немножко просто смотрят друг на друга, оценивая возможные изменения и о чем нужно расспросить в первую очередь. — Я, конечно, не против постоять тут с тобой еще часа полтора, ты знаешь, — в глазах Чанбина снова эти хитрые искорки. — Но я проснулся час назад и еще не завтракал, поэтому если ты хочешь чтобы мир потерял ни одного из моих драгоценных килограммов, советую вести меня кормиться как можно скорее. Феликс качает головой притворно негодующе, но смотрит все равно со смесью веселья и непомерного обожания. — Ты, хён, бесстыжий и пренебрегаешь пищей духовной. — Да помню я, что ты кашам предпочитаешь Кафку, но народная мудрость говорит, что соловья баснями не кормят, — назидательно поднимает палец Чанбин. — А я ведь побольше соловья. Так, шуточно переругиваясь, они продвигаются привычным маршрутом из центра на прилегающую узкую улочку, заполненную самыми разнообразными ресторанчиками и забегаловками — сегодня они решили навестить свое любимое суши-кафе. Феликс, привычно сунув ладошку под руку Чанбину — несмотря на небольшой рост, ходит хён быстро, поэтому приходится или придерживать, или бежать за ним почти вприпрыжку — слушает рассказ о последнем казусе на его работе и глазеет по сторонам — в обед улица становится весьма оживленной и кафешки принимают гостей. — А давно здесь это кафе? — недоуменно хмурится он, делая жест рукой в сторону приткнувшегося в уголке здания небольшого уютного ресторанчика с большими, светлыми окнами. — Это? Да вроде не меньше года тут, но я там не был никогда. А что, хочешь зайти? — Да нет, — отмахивается Феликс, — просто оформление понравилось. Хотя с такими окнами никакой личной жизни, того и гляди… Он замирает на полуслове и останавливается, заставляя Чанбина тоже притормозить и оглянуться. — Ты чего? Увидел знакомого? — Да… Знакомого… *** Хёнджин выдерживает целых пятнадцать минут этой навязанной «по старой памяти» встречи, прежде чем прерывает возбужденное щебетание своей бывшей и так вежливо, как только может разговаривать с девушкой, которая испортила ему потенциально идеальное свидание, интересуется, какого же, собственно, ляда она его сюда притащила. Лили только глазами хлопает. — Скучала. — У тебя раздвоение личности? Или может расстройство поведения какое? — закипает он. — Ты нас убить была готова. — Ну, допустим, не вас, а только его… — невинно тянет она, как будто устранять конкурентов за сердце бывшего парня убийством — это самая нормальная вещь на свете, — но он сам виноват. Ты видел, как он меня ударил? — Ты бы ему лицо распорола. — Распорола бы… А может и не распорола бы… Сослагательное наклонение я предпочитаю не учитывать, — морщит нос она. — И вообще, что есть у него, чего нет у меня? Мне казалось, что уж один-то конкретный аспект наших отношений тебя вполне-таки устраивал… «Проблема не в постели, а в том, что ты, мягко сказать, слегка неадекватная» Хёнджин уже собирается выдать все, что он думает на этот счёт, но что-то вроде интуиции дергает его повернуть голову. На улице, в паре метров от огромного окна стоит Феликс, под руку с каким-то обеспокоенным парнем, и вся его фигура источает такое возмущение, что кажется, секунда — и воздух вокруг него начнет трещать как перед грозой. Их взгляды встречаются через мгновение — и в этот самый момент Лили соединяет их руки. В кафе играет приятная музыка, что-то ненавязчивое про «let me love you», но Хёнджину, кажется, такого уже точно не позволят.