.onion

— Пожалуйста, Крис! — едва сдерживаюсь, чтобы не затрястись от гнева. Непреклонность Криса меня просто добивает, несмотря на то, что я прекрасно понимаю отсутствие желания помогать мне с чёртовым заданием из-за простого инстинкта самосохранения. Мы находились в гробовой тишине квартиры несколько минут, я буравлю его взглядом, а сосед задумчиво смотрит на стол, опершись носом на сложенные в замок пальцы. Затем его взгляд меняется и из уст вылетает: — Ладно, только знай, что ты меня заставил, — черт бы тебя побрал, Церулли, спасибо за новую волну чувства вины. Предварительно умывшись в ванной, иду к себе в комнату и понимаю, что эта чёртова игра не имеет окончания и даже начала, и насколько я стою в могиле известно только этому анониму. Вероятно, он готовит что-то грандиозное. Что-то, что попадёт в даркнет и выиграет первое место по рейтингам. Что-то, за что люди не побоятся потратить все биткоины, валюту, которая присуща этой сети. Протерев руками лицо и приблизительно проложив в своей голове маршрут короткого пути к окраине города, куда хочу соваться меньше всего, надеваю чёрную рубашку, которую привык называть «вещью на все случаи жизни». Возможно, мне придётся кого-то убить, поэтому в таком образе я буду смотреться очень даже выигрышно. Истерично хихикаю себе под нос. *** Огромные небоскрёбы, отражающие солнечные лучи, больно врезающиеся в глаза, из-за чего я надеваю тёмные очки. Нужно было с самого начала следовать за действиями Криса, а сейчас в глазах играют зайчики, вызывающие приступ очередной тошноты. Вскоре небоскрёбы, на которые смотришь лишь задирая голову к верху, стали встречаться значительно реже. Затем и красиво уложенные разноцветными плитами, украшенные яркими рекламными баннерами, многоэтажные дома сменили себя на кирпичные пятиэтажные постройки, на которых красками нарисованы половые органы, непонятные моему мозгу абстракции и огромными буквами никнеймы местных барыг, которые никто не закрашивает, ведь это никому не нужно. Ноги от большого количества ходьбы стали слегка пульсировать, когда мы остановились у самого последнего скопления многоквартирных домов, которые все предпочитают назвать «квадратом», или, как говорили в моём университете те, кто жил там «квадрат Шрёдингера». Причина названия проста: не знаешь, будешь ли ты жить там, как обычный человек, или тебя и твою личность уничтожат местные жильцы в виде целых семей алкоголиков, наркоманов-доходяг и бывших проституток. Именно в этом районе происходят все убийства, изнасилования и прочие конфликты, поэтому я отказался жить здесь напрочь, хотя моя мать меня заставляла из-за дешевизны жилплощади. Как только мы пересекли границу квадрата, в нос ударил до невозможности отвратительная смесь запахов алкоголя, рвоты и немытых тел, из-за чего я едва ли не поперхнулся воздухом, уж не был готов к столь резкому переходу. У одного из подъездов стояла осунувшаяся женщина в цветастом зелёном халате, её кожа была не в самом лучшем состоянии, в буквальном смысле обвисала с тела, будто она надела её на себя и та не подошла по размеру, так же усеянная пигментными пятнами. Лицо, опухшее от бесконечных доз алкоголя, а на ногах были заметны кривые варикозные вены и выделяющиеся на фоне желтоватой кожи розовые шрамы, будто с неё кусками вырывали кожу. Сразу заметив нас, она, прикуривая тонкую сигарету, вальяжно виляя костлявыми бёдрами, подошла и оценивающим взглядом принялась изучать нас. Затянувшись, та выдала: — Чего пришли? — в манере её голоса половина звуков просто проглатывалась, но я замечаю напряжение Криса. Так, Олсон, ты сам его сюда притащил, поэтому разгребай. — Нас позвали сюда разобраться с одним делом, — ровно, чётко и без лишних препирательств. Мужик! Женщина подозрительно прищурилась, а затем, наградив нас желтозубой улыбкой, смягчилась. — Так вы пришли Норта с дороги убрать! — рассмеялась она и я замечаю, что половина её зубов либо отсутствует, либо просто сгнила, — Спасибо, что пришли, а то он там скоро разлагаться начнёт, вот же непотребство будет. Увидев нашу невозмутимость, её выражение лица сменилось на более серьёзное с небольшой ноткой отвращения, и та скрылась в помещении. — Ты издеваешься, блять? — вдруг спросил Крис. — Я сам не знал! — стараясь не кричать слишком громко, оправдался я, а затем женщина вручила нам лопату с полу прогнившим держателем. Не удивлён, исходя из того, как выглядят дома в этом месте и как они ещё не обрушились или их не снесли. Главная проблема этого района в том, что сюда никто не хочет соваться и поэтому большинство людей, умирающих здесь, хоронятся прямо на выходе из квадрата у леса. В этом месте нет устоявшихся правил, здесь не живут люди, они — выживают. Или доживают, кто знает. Дом, стоявший горизонтально напротив, вывел нас в конец жилых районов, который нас встретил наполовину высохшим озером, над которым простелен давно покинутый пешеходный мост, на который не ступала нога живого человека, только суицидника. Под окнами самого нежилого многоквартирного дома (там жило от силы семей десять) располагался небольшой бетонный тротуар, который успел изжить себя, а рядом стоял огромный мусорный бак, накрытый тяжёлой крышкой, на которой мухи исследовали остатки чего-то, что мне пока что неизвестно. Запах усилился, и Крис прикрыл нос ладонью, а я решил стерпеть. Подойдя ближе, мы увидели за баком лежащий в неестественной позе труп молодого парня. Это мне сразу стало понятно по широким плечам, не смотря на то, что тело было плотно вдавлено в землю. Увидев его, Крис сразу же отвернулся, громко выругавшись, а я, впервые в жизни взяв всего себя в кулак, подошёл вплотную, предварительно посмотрев в окна квартир. Шторы на одном из них шелохнулись и, готов поклясться, я видел человека. Приложив огромные усилия, я смог его перевернуть, точнее, отлепить от земли, так как всё было полностью пропитано кровью, которая успела засохнуть. Увидев отсутствие половины лица полностью (да, там была сплошная грязь вперемешку с червями), весь пазл сложился воедино и непонятные остатки субстанции, почти съеденной мухами, было его лицо. Точнее, его часть. Остальное было полностью вдавлено внутрь и никак не подлежало опознанию. Чёрт возьми, Норт, что же тебя натолкнуло на этот поступок? Руки парня были серо-желтыми у изгибов, и ответ на вопрос тут же был найден: вероятно, он во время трипа возомнил из себя птицу и сиганул вниз лицом. Что ж, это был полёт в вечность. — Крис, — окликнул я соседа. — Блять, Рик, я полностью отказываюсь участвовать в этом дерьме! — он схватился за голову и был полностью растерян. Чувство, которое я испытываю сейчас, не охарактеризовали одним словом, это смесь стыда и ненависти к себе. Но вместо того, чтобы извиниться, я на секунду закатил глаза и выпалил. — Если ты мне, твою мать, не поможешь, таким же образом ты выносить будешь меня, а не его! — почти правда. — Да откуда ты знаешь, чем это закончится?! — да закрой ты рот, нас слышат. — Заткнись! — выпалил я, — Будто бы Вин сейчас отдыхает на Гавайях! Да я в жизни не поверю, чтобы он делал это без инстаграм-сториз с коктейлями и своей девчонкой, — начинаю говорить на тон ниже, а колючий ком боли и тошноты подошёл к горлу. Ведь из-за этого дурака я сейчас здесь. Наступила тишина, мы оба вдыхали трупный запах. Я отхожу на два шага от тела и сажусь на корточки, сняв очки с лица и протерев его кистью, пока Крис стоял спиной ко мне, скрестив руки на груди. Мне нечего сказать в своё оправдание, извиняться бессмысленно, мы как два обиженных маленьких мальчика, которые не поделили машину скорой помощи и пожарную. Спустя минуту плюхаюсь на асфальт и делаю самое абсурдное, что можно сделать в этой ситуации: закуриваю. Мысленно посмеявшись с этой ситуации, наблюдаю за Крисом, который будто застыл. Ситуация: цирк. Слабовольный я, обиженный Крис и безликий труп Норта, который, скорее всего, смотрит на нас с того света и беспросветно угорает. Внезапно, Церулли оборачивается ко мне, забирает сигарету и говорит: — Я делаю это, потому что ты мне небезразличен, ясно? — единственное, что мне оставалось это благодарно кивнуть, и мы взялись за дело. Всё это время за нами пристально наблюдал силуэт из окна пятого этажа, кажущийся мне безумно знакомым, но из-за приличного расстояния, понять было сложно, поэтому я перестал обращать на него столько внимания. Даркнет полон сюрпризов и загадок, но, тем не менее, он помогает показать мир наизнанку, который многие предпочитают скрывать за плотными шторами и поскорее забыть, но в это время кто-то вроде меня, или какой-нибудь закладчик, отгребает за не доплату, невнимательность или оплошность самую страшную цену в виде собственной жизни. Ребекка заплатила, скоро заплачу и я. Оттянув Норта за небольшую насыпь в лесопосадке, мы решили бросить его прямо туда. Там уже, на удивление, была вырыта яма. Возможно, даже для него, а затем просто сгребли лопатой на него землю. Осадок на душе плотно осел, я никогда не забуду это чувство, даже, если полностью сменю свою деятельность. Мне безумно стыдно перед Крисом, что я пользуюсь его чувствами ко мне, но вдруг это поможет мне прожить ещё один день. Когда мы вернулись домой, солнце давно село, а проснувшаяся ночная живность в виде комаров начала давать о себе знать. Никто из нас не мог проронить и слова, поэтому гудящая в голове тишина заставляла мою чувствительную душу трястись от вины. Включив свет в прихожей, Крис молча направился на кухню и, громко прогремев чайником, чиркнул спичкой. Как можно быстрее избавляюсь от одежды, полностью пропахшей мертвечиной, и встаю под душ, который пронзил моё тело своими холодными саблями. В голове было ровно ничего, а в носу стоял запах Норта и перегара. Я не хочу возвращаться туда, я не хочу вспоминать это, но то, свидетелем чего я стал сегодня, не исчезнет из копилки воспоминаний никогда. Едва не поскользнувшись об кафель, направляюсь в комнату. Тишина. Впервые она начинает глушить меня. Кажется, если она продлится ещё, то я просто не смогу слышать какой-либо шум. Надеваю футболку и избитые жизнью брюки и, игнорируя чувство стыда, выхожу на кухню. Сосед буравит чайник взглядом, поставив чашку на стол. Понимаю его, не каждый день будешь идти под статью о незаконных захоронениях. Подхожу сзади и обнимаю его, боясь, что он отвергнет. Но он даже не шелохнулся. Прижавшись лбом к его спине, говорю тихое и краткое: — Прости.