ID работы: 9218819

Возможность полюбить тебя

Гет
R
В процессе
406
автор
Размер:
планируется Макси, написано 215 страниц, 31 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Поделиться:
Награды от читателей:
406 Нравится 671 Отзывы 124 В сборник Скачать

2 курс. 23 глава. Каникулы

Настройки текста

***

      — Сегодня у нас, как вы помните, важный день, — взволнованно пропел Гриша, суетливо сворачивая в трубочку свежую газету и кладя её в выдвижной шкафчик.       Микаса и Эрен переглянулись, после чего вопросительно посмотрели на главу семейства, явно не догадываясь, о чём конкретно идёт речь и почему этот день хоть чуть-чуть отличается от вчерашнего.       — Мы опять куда-то едем? — поинтересовался Эрен с набитым ртом, отчего разобрать этот вопрос смогла только Аккерман и Армин, сидящие рядом. Микаса уверена, что он надеется на отрицательный ответ — было видно по бровям, что поползли вверх, и недоверчиво сверкающему взгляду, невзначай брошенному в сторону Гриши. Всю дорогу назад он ныл, словно капризная девица, которой не купили сахарную вату или миленькую шляпку, что ему сполна хватило последней поездки в Уилтшир ещё на несколько месяцев вперёд.       Отец вопросительно посмотрел на сына, и Армин поспешил ответить за него, чуть не поперхнувшись яичницей, на скорую руку приготовленной Карлой.       — Дело в том, что сегодня намечается встреча с семьей волшебников, которые могли бы помочь деньгами для закупки нового оборудования в клинику, — он покраснел, делая глоток сока, после чего опустил голову. Видимо, это было связано с быстрой, но тихой манерой говорить. Он боялся, что его могли не услышать или неправильно понять.       Удивившись, что даже Арлерт в курсе дел, Микаса хмыкнула и нахмурилась. Всё-таки Армин действительно долгое время проводил с Гришей и помогал ему с бумагами, пока Аккерман сидела в своей комнате, переживая чувство одиночества попутно с хворью.       — А что за семья? — поинтересовалась Микаса, намазывая на ломтик хлеба сливочный сыр.       — Кирштайн, — ответил Гриша, выпивая зеленый чай не самого, по правде говоря, лучшего сорта.       — Кирштайн! — воскликнули одновременно Микаса и Эрен, скривившись.       — Какая бурная реакция, — растерялся от неожиданности отец, но это было секундное помутнее, и вот он уже равнодушно смотрит на них. — Кстати, сын Джозева Кирштайна тоже будет здесь, — добавил он. — Кажется, Жан зовут, — задумался он, после чего перевёл взгляд на дочь. — Микаса, ты должна быть с ним знакома…. Он учится на факультете Слизерин в Хогвартсе.       — К моему сожалению, — ответила, сконфузившись Аккерман. Она не переваривала Жана за его выходки. Мало того в последнее время он был слишком надоедлив и несносен, прося позаниматься с ним, и сколько бы она не отговаривалась, что сама ничего не знает, он всё равно оставался с ней и просил провести время вместе под предлогом того, что ему всё равно нужна компания. Она находила его надутым вралем, до крайности флюгерным и непривлекательным в плане общения человеком. На него не полюбуешься, не прикоснёшься и не позавидуешь, он, как солнце — также высоко и только глаза щиплет.       В такие моменты Микаса задавалась нехитрым вопросом: «А кто же тогда мой идеал?». Она не находила ответа, хотя у неё и были на хорошем счету несколько человек. Первым из них был Эрвин. Очень воспитанный, умный и правильный во всех смыслах юноша, в которого можно было действительно в тайне влюбиться и гордиться этим, рассказывая своим подружкам о терзаниях молодого сердца. Он был не испорчен, хоть и являлся в какой-то степени педантом, был по-настоящему красивым человеком, несмотря на грубые черты лица, и, вероятно, казался добрым и наделённым состраданием мальчиком. Очень редко, когда воспитанники чистокровных семей проявляют себя с настолько положительной стороны, что в них виднеются одни плюсы, однако на их фоне чувствуешь себя букашкой и меркнешь в их тени, пока они ярко светятся. Аккерман симпатизировала Смиту, но не больше. Она считала его отличной партией для неугомонной Хитч. Хотя, если бы Эрвин в будущем пригласил бы её потанцевать с ним на том же балу, Микаса бы с охотой согласилась.       Вторым был, как нестранно, Армин. Очень заботливый, внимательный к чужим проблемам и словам милый парень, который точно будет любить тебя в ответ, если узнает о твоих чувствах к нему. Временами он, конечно, напоминал ей белокурую девицу, но это лишь больше подчеркивало то, что у него нежные и изящные черты лица, приближенные чуть ли не к ангельским (над головой только нимба не хватало). Проблема была только в том, что Арлерт излишне застенчивый и скромный, ему словно не хватало напористости и даже в какой-то мере наглости. Такие люди чаще всего до последнего скрывают свою любовную привязанность к предмету воздыхания под предлогом того, что их не поймут или вовсе откажут. Наверное, он бы ни за что не позволил себе поцеловать ту же девушку в щеку первым или же приобнять её за талию — это противоречило его робкой натуре. Микаса тоже была наделена скромностью, поэтому даже если бы испытывала чувства — ни за что не позволила себе признаться первой. И так можно было бы мучиться до конца жизни. Он был идеальный, да, но не совсем её тип.       И третий… Микаса бы ни за что не признала, что испытывает симпатию или что-то большее по отношению к Леви Аккерману, хотя изредка ловит себя на мысли или желании увидеть его, однако тут же отрезает их под корень. Чёрта с два она заглянет ещё раз в альбом, чтобы посмотреть на него. Нахальный, грубый, но целеустремлённый нарцисс с чертовски смазливой и привлекательной внешностью отталкивает её своей сложной и противоречивой природой, несмотря на то, что именно этот характер и придаёт ему особый шарм. Гнев, раздражение, разочарование, удивление — любая эмоция на его лице поистине пленительна и надолго заседает где-то в голове. В таких людей быстро влюбляешься и даже спустя несколько лет не можешь забыть про их существо, но они отвратны и словно свечи притягивают к себе мотыльков, чтобы заживо сжечь их. В итоге Леви идеальный вариант, если хочешь сполна потрепать себе нервы.       «А влюбляются ли такие люди? — задалась вопросом Микаса, облизнув пересохшие губы. — Надо будет спросить».       — Наш дом не стойло, чтобы приглашать сюда лошадей, — выдал недовольно Эрен, сморщив лоб и скривив губы.       — А, значит, вы всё-таки знаете его, — с толикой облегчения протянул Гриша.       — Послушайте, вам нужно быть сегодня сдержаннее с сыном Джозефа, — подошла сзади Карла и нарочито схватила своих детей за уши. — От этого зависит наша репутация и работа клиники, — строго проговорила она.       — Ну-у, ма-а-а-м, — ныл Эрен, пытаясь высвободиться из хватки матери. — От него так воняет, словно он годами не моется, зато, сколько важности! — воскликнул с досадой Йегер, настаивая на своём.       — Гриша, поговори ты с ним, — устало проговорила Карла, с надеждой уставившись на мужа.       — Никакого магазина «Всё для квиддича», — услышав просьбу жены, с прохладой в голосе протянул мужчина, после чего посмотрел на сына так, словно уже победил в этом «пари».       — А-а ка-ак… — только и успел выкатить глаза Эрен, поумерив свой пыл от удивления. — Согласен, — недолго поразмыслив, с огромным нежеланием принял условия он, а в конце прошипел. — Чёртов Жан, помойное ведёрко.       — А ты, Микаса? — спросила Карла без обиняков, чопорно посмотрев на дочь.       — Я всё поняла, — скромно ответила Аккерман.       — Умница, — улыбнулась женщина, поцеловав её по-доброму в макушку. Хоть кого-то не пришлось уговаривать. Однако как же быстро менялось настроение Карлы, когда всё шло по её плану и без лишних пререканий. Она расцветала прямо на глазах не хуже крокусов, обильно политых водой и припеченных солнцем.       — Хоть сделала бы вид, что тебя это не устраивает, — с упрёком произнёс Эрен, косо поглядывая на сестру.       — А смысл? — бросила Микаса, обращая внимание на слегка пренебрежительный тон брата. — Словно это отсрочит их приход.       Эрен лишь хмыкнул на слова Аккерман и зажевал агрессивно гренку с сыром.       — Это будет самая выгодная сделка за все последние пять лет, — предполагал Гриша, мечтая словить на крючок золотую рыбку в лице Кирштайнов, а, точнее, их денежное спонсорство. В этом плане он никогда не обладал особой интуицией и чаще всего не знал, за какие именно ниточки нужно тянуть. И это при том, что мистер Йегер самое узнаваемое лицо всего Волшебного мира. Может, он располагает к себе людей своей харизмой или излишне наивным взглядом, но точно не умением где-то говорить мягко, а где-то надавить напористостью на больные места. Но как говорится: «Тихие воды глубокие». Простодушие нередко принимают за глупость, но Гришу сложно назвать человеком несообразно смыслящим. Как правило, он добивается своих целей.       — Значит, будет дан званый ужин? — поинтересовалась Микаса у матери, примерно уже зная, чем будет занята до самого вечера: нудной готовкой.       — Да, милая, — ответила Карла. — Ты же мне поможешь? — именно этот вопрос и ожидала её дочь.       — Конечно, мама, — без особого энтузиазма дала ответ Аккерман, уткнувшись хмурым взглядом в тарелку. Готовить для семьи Кирштайн не самое из приятных событий на сегодняшний день, а уж тем более терпеть их сына на протяжении всего вечера — это вгоняло Микасу в тоску.

***

             Стук в дверь, и вот Аккерман с подрагивающим от нетерпения Гришей устало плетётся в своём синем платье к двери, где она должна будет дружелюбно встретить и отвесить практически поклон успевшей за столь короткий срок пресытится ей семье. Помнится, несколькими часами раннее именно её заставили перемывать все окна в доме, постригать и поливать розовые кусты, выдраивать кухню в то время когда Эрен занимался тем, что просиживал штаны и ныл от безделья, а теперь она ещё и лично встречает гостей из-за его некоммуникабельности.       Первой, с кем удалось познакомиться Микасе, была госпожа Кирштайн. На вид пухлая, но наверняка добрая женщина, позволяющая своему сыну делать всё то, что его капризной душе вздумается. Её каштановые волосы были завязаны в косу, причудливая челка обрамляла толстые щеки, мелкие черты лица неказисто смотрелись в вечернее время, а одета она в бурое платье с корсетом. В руках она держала корзину, наполненную доверху угощениями, которую тут же протянула Грише, мягко улыбнувшись.       — Миссис Кирштайн, позвольте взять ваше пальто, — любезно начала Аккерман, явно лицемеря перед женщиной, не внушавшей ей никакой симпатии или доверия.       — Да, спасибо, — отозвалась она, давая возможность девчушке подхватить одежду и повесить её на плечики. — Микаса Аккерман — я правильно понимаю? — поинтересовалась она.       — Да, — кивнула Микаса.       — Жан много о тебе рассказывал, — добавила женщина, отчего глаза её загорелись тёплым материнским огоньком. — Он был настолько впечатлен, что даже пытался нарисовать твой портрет, — рассмеялась она.       От этой новости Аккерман не было ни горячо, ни холодно, однако что-то всё же заставило её поёжиться и прикусить язык, чтобы не выпустить колкость в отношении её приставучего сына. Кирштайн определенно нравился ей всё меньше и меньше.       Хочется подметить, что Жан своим длинным вытянутым лицом и ростом точно пошёл в отца, который возвышался сейчас над ними всеми. В какой-то момент Аккерман даже показалось, что господин Кирштайн на несколько сантиметров выше её отца, но это было не так, а обманчивое впечатление создавалось благодаря фетровой шляпе порк-пай. На нём был выглаженный чёрный костюм с серым жилетом. Эта одежда практически ничем не отличалась от той, что красовалась на Жане. Скорее всего, они одевались в одном магазине.       От их семейства приятно пахло марципаном. Микаса была приятно удивлена, когда узнала, что они держали собственную кондитерскую фабрику в центре Лондона. Именно она обеспечивала добрую часть Великобритании и Европы своими сладкими изделиями.       Жан, как истинный джентльмен, попросил руку Аккерман, чем заставил ту сконфужено улыбнуться, и припал тёплыми губами к ней, не желая отпускать до тех пор, пока она сама не разорвала контакт между ними, силясь менее резко выдернуть руку, чем хотелось. Такие жесты внимания жутко смущали молодую особу, что раньше никого кроме Армина из юношей не принимала дома, но при этом она не желала показаться заносчивой ханжой перед гостями. Жан подхватил под локоть Микасу, не забыв перед этим кинуть на неё оценочный взгляд, отчего та поморщилась, и они оба налегке проследовали в гостиную, пока Гриша учтиво приглашал провести в столовую его родителей.       Кирштайн же, напротив, обрадовался после долгой разлуки тому, что именно Аккерман приставлена к нему в качестве человека, сопровождающего и развлекавшего его на протяжении вечера. На его лице расцвела яркая прозорливая улыбка, а сам он еле сдерживался, чтобы не пританцовывать от выпавшего счастья на его голову. И даже тогда, когда он встретился с кислой мордой Эрена Йегера, его главным врагом и соперником, без конца семенящего на втором этаже, всё равно оставался в хорошем расположении духа. Казалось, что ничто не может испортить этот вечер.       — Микаса, ты умеешь играть на инструментах? — поинтересовался Жан, присаживаясь по-хозяйски за фортепиано, отражающее в глянце лучи солнца и избито стоящее в углу гостиной. Хотя Карла и сохраняла его в чистоте, но никто уже давно не подходил к нему в целях насладиться мелодией. Гриша даже как-то раз заикнулся перед женой выкинуть его по причине того, что оно занимает много места и без того в небольшом доме, но Карла отговорила его, ссылаясь на то, что дети подрастут и будут уже с ответственностью относится к занятиям музыкой.       — Немного на флейте, — отстранено ответила Микаса, хватаясь за плечо и легонько поглаживая его, после чего решила добавить, чтобы отвести внимание от своей персоны. — Эрен умеет на клавишных.       В своё время родители позаботились о сыне и обучили его в музыкальной школе за приемлемую сумму, только вот нудным урокам он часто предпочитал прогулки с одноклассниками по светлым улочкам Великобритании, поэтому кроме нотной грамоты ничего не знал, хотя играл достаточно приемлемо. У него действительно были все предпосылки стать талантливым пианистом, да и пальцы у него намного длиннее, чем у кого-либо.       — Не верится, — выдал с недоверием Жан. — Чтоб этот да играл на…., — остановился он на полуслове, когда увидел грустное выражение лица подруги. — Прости, — слегка покраснел он.       — Ничего, — ответила она. — Раньше мой брат был другим. Воспоминания бывалых дней, когда они часто улыбались друг другу и просто разговаривали о насущном, с головой накрыли её тельце, отчего та присела на край дивана.       — Люди не меняются, наверное, он просто показал свою настоящую сущность, — предположил Жан, не веря, что за столь короткий срок Эрен разительно изменился в поведении. Да, по правде говоря, он в нём вообще ничего хорошего не замечал и не видел.       — Люди такие, какие есть до того момента, пока мы верим в их качества, — протянула Микаса, не особо заинтересованная в продолжение беседы о брате и его нынешней сущности.       — А я вот умею играть на фортепиано, — поспешил прервать затянувшуюся неловкую паузу Жан, задрав гордо нос и демонстрируя Аккерман своё превосходство.       Он открыл крышку музыкального инструмента, провёл рукой по гладким клавишам, и поставил ноты перед собой, название которым: «Сицилиана». Сложная и одновременно красивая музыка будоражила Микасу до мурашек каждый раз, когда ей удавалось услышать её в исполнении Эрена, и это несмотря на то, что первоначально предназначалась она для исполнения на флейте, но в будущем была переписана.       И когда Жан начал играть, видимо, толком не ориентируясь в клавишах, иначе этому ужасу нельзя было найти другого объяснения, то Микасу передернуло, а зубы её заскрежетали от искаженной и опороченной таким грязным и небрежным исполнением песни. Кирштайн, подобно обезьяне, посаженной за незнакомый до этого объект, просто бил невпопад по нему, а тот так и грозился развалиться под этим натиском. В такие моменты Аккерман посещали навязчивые мысли, что даже она не настолько бездарна и неспособна. И при этом неимение должного музыкального образования ничуть не мешало ей слышать каждую криво выраженную и не вовремя взятую ноту.       — Оно расстроено? — поинтересовался Киршайн, кажется, совершенно не замечая неоднозначной реакции Аккерман.       «Слух твой расстроен, — хотела уже выпалить Микаса, но сдержалась, покачав отрицательно головой».       — Странно, — нахмурил брови Кирштайн. — Попросите мастера проверить его.       — Но оно не расстроено, — настаивала Аккерман, поднявшись с места и специально нажав на ноту первой октавы под названием Ля. — Звук ровный, слышишь?       — А здесь неровный, — упрямо нажал Жан на следующую клавишу.       — Ровный, — сквозь зубы сказала Микаса, начиная звереть.       — Неровный, — твердил своё Жан.       И вот когда Аккерман потянулась вновь показать, что фортепиано отлично играет, то по своей неосторожности Кирштайн задел крышку, которая с грохотом и размахом приземлилась прямо на пальцы Микасы, которая из последних сил подавила себя, чтобы не завопить на весь дом, а уж тем более не схватиться за горло Жана и не придушить его прямо здесь.       — Прости, — спохватился он, чуть не падая со стула.       «Бесит».       Правый глаз Аккерман практически задергался. Она точно чувствовала это.       — Вот вы где, — с облегчением протянула Карла, появившаяся из-за угла. На ней красовалось коралловое вечернее платье до колена с оборками на шее. Кажется, она была рада, что ничего дурного всё ещё не произошло, однако от её внимательных материнских глаз не скрылось настроение Микасы. — Твои родители, Жан, хотят, чтобы ты держался рядом с ними.       — Да, сейчас, — протянул он, кинув в последний раз взгляд на мрачнеющую с каждой секундой Аккерман, и направился в столовую.       — Смотри мне, — ущипнула за руку дочь Карла, подталкивая её вперёд.       — Я всё знаю, мама, — процедила раздраженно Микаса, ускоряя шаг и хватаясь за горячие от прилива крови пальцы.       Когда она вошла, то в комнате уже сидели Эрен и Армин, что с нескрываемой досадой поглядывали на Кирштайнов, а те в ответ недобро приглядывались к сыну Карлы и Гриши. Мальчики были одеты в смокинги, а на их шеях виднелись туго затянутые галстуки, которые Йегер в шутку успел прозвать удавками для собак. Как и ожидалось, Аккерман оставили место рядом с Жаном по той причине, что рядом с ним сидеть никто из мальчишек не желал.       Посреди праздничного стола возвышался пудинг с горой взбитых сливок, а рядом дымчато разрумянивался только с печи поджаристый свиной окорок, от которого у всех должны были потечь слюнки, как сказал Гриша. В качестве напитков взрослым было предложено сливочное пиво, а детям чай. Спустя какое-то время они начали обсуждать условия сделки и перспективы развития, в которых Микаса на пару со всеми остальными ребятами ничего не соображали.       — Дрянь, а не еда, — тихо выругался Жан, привыкший ужинать лучшими по качеству продуктами, а не «пересушенным», по его мнению, мясом, и совершенно несладким десертом.       К сожалению, несдержанная реплика добралась и до ушей Эрена, который тут же под столом нащупал ногой чью-то щиколотку и со всей силы пнул по ней. Микаса громко взвизгнула от испуга, выкинув вилку с тарелки, и неожиданной боли, растёкшейся от голени до стопы. Точно будет синяк. Все взгляды теперь были обращены к юной Аккерман (в том числе и совестный со стороны брата), которая сама не совсем понимала, что произошло несколькими секундами раннее, однако, вовремя смекнув, она поспешила отговориться, что увидела жирного паука, ползущего по ней.       — У вас есть пауки дома? — скривился Жан, осознавая в очередной раз, что этот дом совершенно запушенный.       — У всех нормальных людей есть пауки дома, — холодно отозвалась Микаса, уткнувшись пустым взглядом в тарелку.       — И тараканы есть? — перекосило Кирштайна.       — Нет, — ответила она, лишившись напрочь аппетита.       — А я одного вижу, — сказал он, посмотрев на Эрена, прорезающего в нём дырку.       — Закройся, понял? — угрожающе начал Йегер.       — Вы не должны так себя вести, — подал голос Армин.       — Он меня тараканом назвал! — слишком громко сказал Эрен, пытаясь найти оправдание своим выпадам, отчего на него все обернулись, а Карла с Гришей осуждающе посмотрели, и только после этого он полностью затих. В этот момент Аккерман хотелось провалиться сквозь землю или ударить себя по лбу до красной отметины.       Спустя пятнадцать минут Армин и Эрен с позволения взрослых удалились в его комнату, откуда планировали не высовываться до конца вечера, чтобы ещё больше не позорить и без того краснеющую за своих детей Карлу.       — Я отлучусь в уборную, — прокашлялся в кулак Кирштайн, воспользовавшись ситуацией, и поспешил встать из-за стола. На самом же деле ни в какую уборную он не собирался.       — Тебя проводить? — осведомилась Микаса, понимая, что он может заблудиться в незнакомом доме.       — Не нужно, — жестом открытой ладони он указал уже подорвавшейся Аккерман оставаться на месте, а сам, держась за перила, несмело направился на второй этаж.       Открыв несколько дверей, ведущих не то в чулан, не то в гардеробную, он наткнулся на комнату Йегера. Как раз то, что было нужно ему.       — Тебе что ли стучать не учили? — скривился Эрен, обернувшись на скрип и увидев в дверном проёме знакомое лицо.       — Эрен, а где комната Микасы? — поинтересовался Жан, сглотнув вязкую слюну со всем желанием уничтожить гриффиндорца. Под короткой, только отрастающей челкой начали закладываться капельки пота, отчего пахнуть от него стало только дурнее. Он бы ни за что не стал и не нашел бы в себе нужной гордости обращаться настолько вежливо к воспитаннику Йегеров, если бы не Аккерман, в лице которой Жан не спешил становиться последним болваном, впрочем, причина была не только в этом. Кирштайн не мог отказать себе в бессовестном желании заглянуть в комнату возлюбленной и в очередной раз убедиться, в каких же «ужасных» условиях она проживает на данный момент времени.       — А ты-то что там забыл? — остервенело выдал Эрен, недоверчиво посмотрев на него.       — Некрасиво без сопровождения Микасы заходить к ней в комнату, — подал тихий голос Армин, найдя в себе смелость указать на невежливое поведение слизеринца.       — Но твоя сестра сама меня попросила, — не растерялся он, после чего, уловив на себе вопросительный взгляд, он пояснил.- Ей нужна бумага и перо. Мы хотели сыграть в шарады.       — Шарады? — переспросил Эрен, покосившись на Кирштайна как на умалишённого, отчего тот чуть ли не фыркнул. Жана знатно достали расспросы и дикие взгляды гриффиндорцев. Он еле сдерживал себя, чтобы не сказать им какую-нибудь гадость, оперившись для устойчивости на косяк двери так, словно они могли выбить его из равновесия своими выпученными глазами. — Я думал, она ненавидит эту игру, — тихо добавил он, нахмурив брови. — А почему она сама не сходит? — с нотами пренебрежения произнёс Йегер.       — У неё болит нога, — ответил Жан, что первое пришло в голову. Он понемногу сам начинал верить в сочиненную на коленке историю. — Видимо, потянула, пока спускалась по лестнице, — неловко улыбнулся он. — Они у вас ужасно дряхлые и скользкие, я сам чуть не упал, пока поднимался, — не сдержался он, чтобы не пустить издевку в адрес семьи Йегеров по поводу их финансового положения.       — Да лучше бы ты своей мордой прокатился по ней, — прошипел Эрен, сжимая кулаки.       — Ты что-то сказал, Эрен? — переспросил Жан, демонстративно приложив ладонь к уху. — Повто-о-о-ри-и, не слы-ышу-у, — дразнил он его.       — Прямо по коридору и налево, — ответил мальчик, вовремя вспоминания наказ матери с отцом и недовольно цокнув.       — Вы не знаете, но на нашем факультете мы являемся хорошими друзьями с Микасой, — понесло Жана в желании разозлить этого воображалу. — И она доверяет мне такие вещи.       Словив на себе сердитый взгляд гриффиндорцев чуть ли не с пеной у рта, Кирштайн был более чем доволен собой и своими методами.       — Никогда не видел вас вместе, — проронил Армин, сомневаясь в словах Жана.       — Эй, ты, квазимодо, — протянул, рассердившись, Йегер, — неужели удумал приударить за ней?       От такого неуважительного обращения к себе Жана передернуло, а его челюсть до боли сомкнулась, зубами придавив язык и часть щеки. Он вот-вот был готов взорваться в браной лексике, которую когда-то давно подчеркнул от старшекурсников.       — И что с того? — разозлился Жан, скулы которого начали опухать от желваков. — Тебе-то какое до этого дело, пернатый?       — Ты, конечно, не знаешь… — начала издалека Йегер, на ходу соображая, как ему лучше соврать. — Но Микаса помолвлена с другим, — сквозь зубы произнёс Эрен, не найдя иного способа как отвадить ухажера от сестры. Она ему ещё спасибо скажет. Наверное.       Армин вопросительно посмотрел на друга, но решил промолчать, уткнувшись носом в колени.       — Как помолвлена? — выкатил глаза Жан так, что сейчас они напоминали два блюдца. Он схватился за голову, не веря собственным ушам. — Не может быть… — неразборчиво промямлил он. Не в силах стоять ровно на ногах, он медленно припал коленями к полу. — С кем? Кто? Кто это? — он потянулся к Эрену и начал тормошить того за плечи.       Усмехнувшись от реакции Кирштайна, Йегер больно сжал руки собеседника и грубо откинул их себя.       — Подумай сам, тупая башка, — съязвил Эрен, задрав нос.       — Это Эрвин? — Жан действительно замечал и не раз, что Смит заботится о Микасе, особенно это было заметно на квиддиче или когда они говорили о письмах с конфетами, чтобы выдвинуть такое смелое предположение, да и сложно было найти более богатую и авторитетную семью помимо Аккерманов, чем эта. Этот брак бы очень выгоден с финансовой стороны для Гриши и Карлы, тем более, когда клиника находится в упадке. Жан сразу раскусил эту недурную схему, навещав заранее обидных ярлыков на этих людей касаемо корыстной борьбы за выгоду. — Эрвин Смит?       — Д-да, — куда-то растерял свой пыл Йегер, только сейчас понимая какую ошибку он совершает. Переглянувшись с Армином, он пожал плечами.       — Конечно же, — раздосадовано начал Жан, словно он был актёр драматического театра. — Как я сразу не догадался? Это было очевидно, а я-то надеялся, дурак, что через три-четыре года мы сможем обвенчаться, и моя бы семья забрала её из этого корыта, которое вы называете домом.       — Э-эй, будь сдержаннее, пока не отхватил! — возмутился Эрен, оскорбившись словами Жана. — И, может, ты не будешь посвящать нас в свои планы? — недовольно протянул он. — Проваливай уже.       Перед тем как подняться, Кирштайн раздраженно цокнул и отряхнул одежду от пыли, в последний раз кинув полный ненависти взгляд на Йегера, в котором так и читалось: «В школе поговорим». Однако Жан так и не планировал отказываться от своей цели посетить комнату Микасы, наоборот, он загорелся ещё большей уверенностью, чем раньше, желая больше узнать об этой девчушке (которую ещё можно успеть в себя влюбить), к примеру, найдя какую-нибудь розового цвета книжонку под подушкой, куда она могла записывать свои мечты или мысли. Он был уверен, что все молодые особы делают именно так. Только вот раньше у него не было возможности заглянуть в женское крыло спален и посмотреть, так как там постоянно присутствовали девушки, а теперь он не мог упустить представившегося шанса, с азартом дергая за ручку двери, тем самым открывая её и заходя вовнутрь. Знал ли он, что это неправильно? Знал, но всё равно шёл на поводу своих эмоций, делая вещи, за которые в будущем может сполна поплатиться.       В нос ударил запах апельсина, а через какое-то время он заметил, что на столе стояла баночка, на которой было написано: «Освежитель для воздуха». Он впервые встречал такую вещь. Стоило сделать несколько шагов вперёд, и дощатый пол свирепо затрещал под ногами, отчего тот поморщился, вспоминая, где он находится. Её кровать была застелена цветастым одеялом, на котором невооруженным глазом можно разглядеть заплатку, на подоконнике синели разросшиеся мясистые гиацинты, в дальнем углу на полке виднеются фотографии, на которых Микаса на пару с Эреном широко улыбаются. Особенно Кирштайну понравилась та, где Аккерман была одета в длинное бальное платье, её голову украшала диадема, длинные волосы изящно струились и спадали на плечи, а глаза ярко сверкали озорством, видимо, она выпускалась из младших классов магловской школы. Так он простоял ещё несколько минут, но, сполна налюбовавшись, продолжил дальше изучать комнату. Здесь было уютно, хотя спальня и не была большая по сравнению с его собственной. Здесь не было роскоши и вкуса, но было то, что притягивало внимание Жана не меньше, чем сама Микаса. Увидев на туалетном столике духи Аккерман, он набрызгал ими пространство и расплылся в мечтательной улыбке и это несмотря на то, что они были дешевыми.       Заглянув под подушку, Кирштайн не нашел ничего, что могло напоминать девчачий дневник, но нашел странную заколку, на которой не стал акцентировать своё внимание, положив ту на место. Однако он был точно готов поспорить, что стоит эта вещичка недешево, и где могла достать её Аккерман — непонятно.       — Может, под кроватью что-то есть? — предположил, задумавшись, он. Жан всегда знал, что его возлюбленная далеко необычная особа, чтобы хранить такие вещи у всех на виду.       Посмотрев туда, к своему удивлению, он действительно обнаружил книгу, только вот не ту, на которую первоначально рассчитывал. Это был альбом. Семейный альбом Аккерманов. Усевшись по-хозяйски на кровать, он сразу же открыл его на том месте, где была сделана закладка в виде карандаша самой Микасой.       — Но почему? — сморщил лоб Кирштайн, увидев в развороте фотографию Леви Аккермана. — Бред какой-то, — усмехнулся вяло он, пытаясь отогнать наводящие мысли. — Они же ненавидят друг друга, — утешал себя Жан, прыснув горьким смехом. И если со Смитом он мог ещё тягаться, так как они не были по рукам и ногам связаны взаимными обязательствами и их влияние, статус и положение развивались параллельно друг другу, то с Аккерманами обстояло всё намного сложнее, чем казалось на первый взгляд. В таких моменты их семья напоминала ему жирного паука, который плетёт повсюду сети, только вот охотился он не на комаров, бабочек и случайных дрозофил, а выхватывает семьи волшебников, которые сами по своей глупости кидаются в этот капкан. Потенциальные жертвы — не более, которых в будущем можно сожрать.       «А нужно ли мне это? — не на шутку струсив, задался вопросом Жан, а ведь он до последнего считал себя по натуре и по жизни человеком, умеющим добиваться своих целей и успеха, при этом выходя чаще всего сухим из воды».       Однако он понимал, что Микаса тоже наделена этой треклятой фамилией, значит, с ней будут считаться, какое бы несуразное решение эта девчонка не приняла…. Так ведь? Кирштайн с охотой хотел в это верить, несмотря на неутешительные подсказки разума. В конечном итоге он сошелся на решении, что лучше обойти стороной внутренние противоречия и перестать трястись, подобно пугливой мыши перед кошкой.       Нездоровая бледность залегла на его и без того помятом лице, когда он встретился с властным взглядом наследника семьи Аккерман. Несмотря на свой рост, Леви всё равно смотрел на Жана, как и на всех остальных, сверху вниз, словно это была до идеала оточенная техника повиновения, заставляющая чувствовать себя как минимум неуютно, а как максимум тараканом. На этой секунде Жан поспешил закончить рассматривать дьявольскую фотографию, вызвавшую кучу парадоксальных эмоций, задвинув альбом под кровать и поклявшись себе, что больше никогда не прикоснётся к нему.       Услышав со стороны окна стук, Жан подорвался к нему. Не ожидая увидеть почтового филина, которого по началу принял за лишившуюся инстинкта самосохранения ворону, он встрепенулся, но открыл окошко. Кирштайн, особо не церемонясь, из любопытства попытался спешно отцепить от его лапки замотанный зеленой лентой сверток, но птица больно клюнула его в руку несколько раз и начала активно размахивать оперением, отчего тот ахнул и уже стал более грубо обходиться с ней, быстро хватая письмо и выпихивая, по его мнению, наглую птицу из комнаты Микасы на улицу. Довольный собой и своим «умением» прогонять филинов Жан отряхнул ладоши, после чего на скорую руку зашторил рывком окно и судорожно начал разворачивать свёрток. Жадно пробежавшись по аккуратно выведенным строчкам, он обомлел и потупил глаза.

«Прости, пожалуйста. Я сожалею.

Леви Аккерман»

.

      Кирштайн и представить не мог, каких усилий Леви стоило написать заветное извинение, наступив на горло собственной гордости в угоду кузине.       «Что же между ними такого произошло? — сдвинул брови к переносице он, теряясь в несмелых догадках».       Из ступора Жана вывели приближающиеся шаги. Не придумав ничего лучше, чем сунуть предварительно скомканную бумагу в карман, он ожидал сейчас, что по счастливой удаче в комнату должна пожаловать Микаса, но, видимо, это был Армин или Эрен, снующие по коридору и пугающих не хуже бывалых призраков в Хогвартсе.       Услышав прерывистое уханье филина и стук клювом по окошку, Жан вздрогнул и чуть не выругался вслух, в очередной раз убеждаясь, что Аккерманы и их животные — это зло, но после его осенила «гениальная идея», и он кинулся к столику, на котором находились чернильница и перо. Отрыв в одном из ящиков чистый пергамент, Кирштайн, захватывая тушь на наконечник, начал под неумолкающие звуки птицы торопливо выводить ответ от лица Микасы Леви, шепотом приговаривая: «Так ему и надо», после чего запечатал письмо, злосчастно глянув на духи Аккерман, брызгать которыми он ничего не собирался, только не для коротышки. Сейчас оставалось самое сложное — прицепить к филину сверток и дело с концом. И спустя несколько попыток ему удалось спровадить неугомонное животное.       — Жан, почему ты здесь?! — как гром среди ясного неба раздалось позади Жана, закрывающего шторы. Не ожидая настолько тихого появления Микасы, Кирштайн нервно сглотнул и натянул на лицо невинную улыбку, медленно поворачиваясь к девчушке, словно это не он несколькими минутами раннее нагло ворвался в личную жизнь Аккерман без её на то позволения и вывел своими собственными руками подлые слова.       — З-заблудился, — не моргнув глазом, соврал он. Кирштайн отлично умел прикидываться чистейшим по совести дурачком в таких ситуациях. — У вас так много комнат.       — Не настолько много, чтобы ты перепутал мою комнату с туалетом, — конечно, Микаса не поверила ему, видя в этих бессовестных глазах злой умысел. — А это что? — осведомилась она, увидев на полу чёрное перо.       «Чёрт….Тупая птица, — выругался про себя Жан, сжав губы в полоску».       — А-а-а это, — он поднял его и покрутил для наглядности в пальцах. — Это моё. На удачу ношу, — добавил он для достоверности. — Как-то раз моя….       — Не ври, — перебила его Микаса, не собираясь слушать бредовые выдуманные истории.       — Ладно, я признаюсь, — сделал вид, будто он оскорбленный словами подруги. — Я отгонял птицу. Она залетела в комнату и хотела нагадить тебе на подоконник и кровать.       — Я закрывала все окна, — Аккерман точно помнила эту деталь, так как это был наказ матери.       — Видимо, одно пропустила, — выдал Жан, пожав плечами. — Видишь ли, я ниоткуда не мог взять это перо.       — Что за птица была? — недолго думая, спросила Микаса.       — Ворона, — тут же ответил Кирштайн, прикусив язык на полуслове. — Большая жирная ворона, — хотел бы он сам в это верить. Будь на её месте, ни за что ни поверил бы.       Заметив небрежно лежащие вещи, а в частности помятое одеяло на кровати и наскоро кинутый под неё альбом, она покраснела от стыда и злости на Жана. Глаза её тут же увлажнились.       — Всё успел посмотреть, да? — сжала зубы она, делая несколько шагов к нему. В нос ей ударил запах собственных духов, и она чуть ли не выругалась вслух от развязного поведения Кирштайна. Вот же пригрели на груди змею. А она даже не планировала первоначально идти сюда, её просто отправили убедиться всё ли хорошо с Жаном, раз он так долго отсутствует. Не выстучав его в туалете, Микаса решила подождать его у мальчишек, и те сказали ей, что он направился в её комнату, потому что они якобы хотели поиграть в шарады…. Игру, которую она терпеть не может ещё с детства. — Уходи, — она указала ему на выход, еле сдерживая себя, чтобы не обругать его.       — Д-да, конечно, но… — он как минимум ожидал, что она сейчас возьмёт что-нибудь тяжёлое в руки и огреет его по голове, но этого, к счастью, не произошло, и это значит, что у него появился шанс заслужить прощения, который он ни за что не упустит.       — Жан и Микаса, спускайтесь вниз! — с первого этажа позвала их Карла из-за продолжительного отсутствия. — Вы даже толком не поели!       Когда они подходили к лестничному проёму, Кирштайн неожиданно схватил Аккерман за руку.       — Микаса, ты сильно злишься на меня? — тихо спросил он, щенячьими глазами посмотрев на неё. — Я правду сожалею о случившемся.       — Как можно сожалеть о том, что ты сделал намеренно несколько минут назад? — протянула строго она, чем поразила Жана, после чего рывком выдернула ладонь. До этого момента ему ещё не доводилось видеть людей, способных открыто высказать ему своё недовольство в такой грубой форме. Эта Микаса ему нравилась намного больше, чем та, что скромно молчит и пытается выдавить из себя улыбку. — Совсем меня за дуру держишь? — спросила она, скривив губ. — Людям годы требуются, чтобы осознать свою ошибку.       — Значит, всё-таки злишься, — замялся он, жутко покраснев. — Это даже хорошо, — уголки его губ приподнялись. — Это лучше безразличия.       — О чём ты? — только и успела собрать брови на переносице Аккерман, как вдруг она чувствует, как сухие губы Жана накрывают её щеку. Глаза Микасы широко раскрылись в ужасе, и она тут же в смущении и негодовании, схватившись за горевшую щеку, пятится назад, именно туда, где начинается крутой спуск вниз по лестнице, и Кирштайн это замечает.       — Постой, Микаса! — кричит он, пытаясь судорожно ухватиться за рукав одежды девчушки.       Увидев приближающего Жана, Аккерман тут же ныряет вниз и проскакивает мимо него в надежде, что он больше вообще к ней никогда не прикоснётся. Она не позволит. НИ-ЗА-ЧТО.       БУХ! БУХ! БУХ!       Кажется, этот звук будет ещё долго преследовать её в самых страшных кошмарах. Голова Кирштайна далеко не три раза встретилась лицом к лицу с деревянной лестницей, пока он кубарем стремительно скатывался с неё, тем самым создавая режущий слух скрип и поднимая сгустки пыли. Здесь не надо быть умным человеком, чтобы понять по его жалобным стонам, что он себе что-то, наверняка, сломал или здорово ушиб голову, когда в конце влетел в стену. Нет, она не хотела, чтобы он свернул себе по случайности шею, хотя и допускала подобные мысли.       На эти звуки столпились абсолютно все. Казалось, что вот-вот должны прибежать ещё соседи, чтобы посмотреть на разлегшегося в лестничном пролете Жана. Любящая своё чадо мать тут же кинулась к нему, пытаясь привести в чувство и справиться о здоровье единственного сына. Тот лишь вяло кивал на её домыслы, проронив, что не чувствует левой руки.       Осознание того, что сейчас именно Микаса по иронии судьбы занимает ключевую позицию в этом случайном происшествии, неожиданно настигло Аккерман, когда она встретилась с суровым и осуждающим взглядом матери, а Эрен пожал ей руку за предоставленное зрелище, о котором ещё долго будет рассказывать однокурсникам, слагая байки. Аккерман поняла, что её ожидает долгий и нудный разговор с родителями о правилах поведения с гостями.

***

Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.