Самоизоляция

— Сейчас мы и узнаем, Динь, насколько ты меняешься. — Света медлила с продолжением, а Арбенина хмурилась, не понимая, что она имеет в виду. — Есть ещё одно обстоятельство, почему я смогла тебя простить. Потому что и я не святая в этом плане. Мы обе с тобой не без греха... — Что ты имеешь в виду? — Ошарашенно смотрела на нее Диана. — А что тут можно иметь в виду, кроме моих измен? У тебя ещё есть какие-то варианты? — Пожала плечами Сурганова, по-прежнему внимательно глядя на Арбенину. — О каких изменах речь? — Севшим голосом спросила Диана. — О моих. О многочисленных. Об изменах, которые шли со мной практически все эти годы, рука об руку. — Либо у меня сейчас туго с головой. Либо со слухом. Ты можешь объяснить нормально, о чем ты говоришь? — Говорят, что до конца можно понять человека, только побывав в его шкуре. А я из твоей шкуры не вылезала начиная с момента нашего расставания. Ведь я всем изменяла с тобой. — Грустно улыбнулась Света. — Но, это совсем другое, Кузнечик, ты изменяла нелюбимым с любимой. А я-то наоборот. — Активно замотав головой, запротестовала Арбенина. — А есть ли разница, какие причины у измены, если это все равно измена? — Удивлённо подняла бровь Света. — Извини, но, как по мне — никакой. Можно сколь угодно приукрашать и оправдывать свои поступки, но суть остаётся сутью. — Нет, не остаётся. — Упрямо повысила голос Диана. — У всего есть свои мотивы. И от этих мотивов, меняется смысл. Можно убить человека, потому что просто хочешь его убить. Можно убить, потому что обороняешься. Можно казнить, потому что он преступник. А можно совершить эвтаназию и, тем самым освободить человека от мук. Исход везде будет один, а суть разная. — И исход один. И суть одна. — Покачала головой Света. — А все остальное — попытка договориться со своей совестью. В каждом примере, который описываешь ты, человек берет на себя миссию Бога. Не может один человек решать за другого, жить ему или нет. Убийство ради самообороны? Так у тебя есть выбор: умереть самому или убить. Казнь — это своеобразная месть. А если человек не виновен? Если следствие и судебная система, просто хуево поработали? Эвтаназия... Это тоже, взять на себя ответственность за жизнь человека. Причем неизвестно, кого ты больше хочешь избавить от мучений. Себя или этого человека. — Сурганова! — Начала злиться Диана. — Ты своими проповедями, кого угодно до убийства доведешь. И это будет жёсткая необходимость, причем совершенно оправданная. Я ещё раз тебе повторяю! Твои измены и изменами назвать невозможно. Ты любила меня, я любила тебя, просто у нас все было сложно. А остальное — это проблемы остальных! Аветисян, Леушиной, жёнушки твоей несчастной и прочих бесконечных баб. Сами виноваты! — Вот поэтому я и сказала, что сейчас будет видно, насколько ты меняешься! — Сверкнула глазами Света, меняя снисходительную улыбку, на улыбку, не предвещающую ничего хорошего. — Как можно настолько не замечать ничего дальше собственного я? С чего ты взяла, что я говорила о тебе? С чего ты взяла, что я пеклась о твоих чувствах? — Ну не только о моих, понятно. И о своих тоже. — Нервно заерзала по дивану Арбенина. — Вот, я и пытаюсь тебя успокоить, чтобы ты не винила себя. И доказать, что все неоднозначно. — А я себя виню, знаешь. Потому, что не перед тобой виновата. Ты получала удовольствие, Арбенина. Хотя абсолютно его не заслуживала. А какие душевные муки при этом прилагались, мне вообще плевать было, извини. А что получали они? Тоже, что получала я, пока мы были вместе! Я трахалась с тобой и шла в семейную постель. Ты думаешь они никто ничего не понимали? Отличало меня от тебя, только то, что я не лезла из кожи вон, отрицая это. Всегда признавалась. Только никто из них не виноват, что им досталась такая ебанутая я, со своей ненормальной любовью к тебе. — Блин, Сурганова! Не морочь мне голову. Я ещё раз тебе говорю, что это их проблемы! Они сами соглашались жить с человеком, который их не любит. И знали на что шли, понимая, что я буду всегда незримо присутствовать третьей. А иногда и очень даже зримо! — Вот знаешь, что меня в тебе всегда поражало? — Потерла переносицу Света, устало покачав головой. — Твоя слепая самоуверенность, а как следствие абсолютная глухота и слепота. Вернёмся к разговору, который у нас состоялся об Элле? Всех, с кем я была вместе, я по-своему любила. С каждой из них меня связывал быт, отношения, счастливые моменты, планы на будущее, а с Эллой ещё и брак. И ложась с тобой в постель, я предавала каждую из них, каждый раз. Знаешь, что делали они? Тоже самое, что в свое время делала и я! Когда ты изменяла мне, я старалась любить тебя сильнее, выискивая причину в себе. И они. Вместо того, чтобы послать меня, они старались стать лучше для меня. — Я не понимаю, к чему мне думать о твоих бабах? — Все больше хмурилась Арбенина, теряя нить и смысл разговора. — Вот это и самое важное в любых отношениях. Способность сострадать другому человеку! Пока ты будешь бесконечно сострадать только себе, ты и будешь совершать бесконечные ошибки. — Что ты хочешь от меня, Сурганова? Чтобы я жалела твоих фавориток из-за того, что ты изменяла им со мной? Мне им всем открытки с извинениями послать? Ты сильно жалела тех, с кем трахалась я? — Удивишься, но жалела. И себя и их. Каждая из нас хотела быть с тобой. Но не каждая из нас понимала, что ты не хочешь быть ни с кем, а удовлетворяешь лишь свои желания и потребности. А больше всего мне было жалко Асет. Ведь ей точно пришлось пережить все то, что когда-то мне. — Да срать я хотела на Асет! И на остальных баб: и твоих, и моих! Пусть каждый думает за себя! — А на меня? Тоже срать? Мне тоже начать думать только за себя? — Ну ты себя с другими-то не сравнивай! Тебя я люблю. И всегда любила! Света шумно выдохнула. Разговор начал напоминать хождение по кругу. Каждый раз делая оборот на 360°, они возвращались в конечную точку. Эта же точка служила и отправной для очередного круга. Сурганова молчала, оказавшись перед тяжёлым выбором. Либо надо было сойти с этой карусели и стащить с нее же Диану. Либо оставить все как есть, и принять, как данность, что она не изменится никогда. Сердце колотилсь, воздуха жутко не хватало, а рот пересох так, как если бы она пробежала марафон по Сахаре. При этом голова оставалась на удивление ясной и холодной. И, решившись, она задала главный вопрос: — Какой смысл нам с тобой продолжать эту игру, если ты по-прежнему переживаешь только за себя? Какой смысл нам вообще продолжать отношения? — Ты хочешь сказать, что нет смысла продолжать наши отношения, из-за того, что мне не жалко тех, кому ты изменяла со мной? И кому я изменяла с тобой? — Не поверила своим ушам Диана. — Я хочу сказать, что нет смысла продолжать наши отношения, пока ты собственные обиды, будешь ставить превыше остального. Ничего не меняется. К чему твои раскаянья, если ты даже свои ошибки признаешь только через призму того, как было больно тебе? — Я меняюсь! Я пытаюсь меняться! — Закричала Арбенина. — Прости, не все такие святые, как ты! Я и сейчас промолчала, хотя мне было больно слышать то, что ты переживала о своих бабах, изменяя им со мной! А не обо мне, изменяя мне с ними! Света молча смотрела на экран, скрестив руки на груди. И очередной раз не спешила с ответом. Наконец она встала, взяв телефон в руки и произнесла: — Запомни свою последнюю и фразу и соотнеси ее со всем, что я тебе говорила. Пока ты не поймёшь в чем кардинальная разница между нашими взглядами на жизнь, разговаривать нам не о чем. — Ты что, бросаешь меня? — Только и смогла выдавить Арбенина. — Понимай, как хочешь. Либо, как привыкла. Я все сказала. Экран телефона отобразил заставку. Очередной ночной эфир был окончен.