Звенья изумрудной цепи

      Стоит сказать о том, что пока Олли и Элли искали свой жизненный путь во время взросления. Рос деревенский мальчишка совсем в другой части Аморсии. Был он вполне обычным, ничем не примечательным. Таким же, как и все другие. Во время тяжелой работы в поле не забывал сгонять птиц. В хорошую погоду с утра бегал с другими детьми за грибами и ягодами, очень ему нравились лесные земляника и малина. Любил он мамино варенье зимой из этих ягод. Любил он и деревенские игры, которые вырезал ему его дядя. Любил он и головоломки, и загадки. Был он, в общем, обычным мальчишкой, который с детства знал, кем ему быть, как ему жить и что ему делать. Его жизнь не была обременена выбором. Даже что есть на завтрак он не выбирал, за него выбирали родители. Да и выбор у них был невелик. Каша в первый недельный день или в третий, всегда была пшеничной. Другой в этих краях и не было. Иногда года были неурожайными, да и край их пострадал от Великой войны королевств. Мальчишка был ещё совсем маленьким, когда уходили последние эльфийские войска, оставляя Аморсию истинному королю. Сейчас ему шла семнадцатая весна, он успешно усвоился в деревенском быте и любил наведываться на сеновал, да в таверну с отцом. Ещё крепкого ему не наливали, но раздобревший отец иногда позволял вина или медовухи налить и сыну.       Мальчика пытались научить науке, но тот не был добросовестным учеником и много времени прогуливал жреческие уроки, за что был ни раз бит. Если Олли познал розг однажды, тот этот юноша за свои проступки, да и за неимением других воспитательных рычагов родителей, был много раз наказан ивовым прутом, вымоченным в соли. Иногда это был даже отцовский дубовый посох, с которым мужчина уходил на ярмарки торговать пшеном, да овечьей шерстью. Что помнил мальчишка об этих уроках, что они были совсем скучны и оторваны от его реальности. Зачем ему было знать о жизни в столице, так рассуждал он. Он всегда проведет свою жизнь здесь, ему достанется дом, найдёт он себе прекрасную девушку в соседней деревне на ярмарке и даже заведет себе коня. На что он будет его кормить? Это было последнее, о чем он думал. Близилась осенняя ярмарка, и сын в первый раз должен был поехать с отцом — учиться торговому делу. И единственное, что интересовало его из наук — это арифметика. Он быстро научился умножать и делить. Писать же он не любил.       С таким вот обычным мальчиком могла произойти только самый необычный случай, повернувший всю жизнь юноши. Тогда год клонился к осени, ещё не начался сбор урожая, но солнце стало чаще прятаться за тучи. Дни стали короче и холоднее. Дождь шёл часто и превращался в ливень и подолгу он размывал дороги. Казалось, не будет даже теплого осеннего времени, когда лес становился ярким от разнообразия цветов. Мальчик не любил это время, любимые ягоды пропадали, а мать ещё не давала варенья. Было много работы по дому, да и в поле. Отец и сын готовили дом к зиме, крыли крышу, укрепляли и утепляли стены дома. Скоро им будет некогда этим заниматься. Время заберёт поле, да помощь матери по кухне. Запасы сами себя не сделают, а дочери у его родителей так и не родилось. Нет, он мог бы, как и его сосед, наплевательски отнестись к материнскому труду, сказать, что он «не баба, чтобы харчи на кухне делать», но был не этому научен отцом.       Было дождливо. Юноша ранним утром рыбачил. Улов шёл скверно. Он поймал только двух мелких чехонь. Он смотрел на водную гладь и долго думал о чём-то своём. Если дожди продолжаться, то дорогу размоет и не увезти им на старом быке столько, сколько отец планировал продать. Не доедут они до ближайшего города на ярмарку, да и в дождь господа не захотят ездить, отправят слуг, а те и не понимают, им бы лишь подешевле, а разницу в карман. Так говорил его отец. Слабо ворчали утренние птицы, ещё не улетевшие в эльфийские земли, где всегда было лето, если того хотел эльфийский народ. Осень начинала своё владение паршиво, он помнил и те сезоны, когда он и другие мальчишки ещё купались в реке в это время. Теперь с улицы хотелось забежать в баню, прогреться. Холодало, рыбы забивались в донные ямы и меньше выплывали на поверхность. Клюнуло. Потом ещё и ещё. Натяжение вощеной нитки. Юноша вздёрнул удочку наверх, чтобы вытащить рыбу. Она не шла. Тяжелая, может быть… сом? Понадеялся мальчишка, и, правда, скоро вытащил упитанную толстую рыбу. Его сильные крепкие загорелые руки напряглись, сам он встал, выпрямился. Немного прогнулся в спине и сделал шаг назад. Резкое движение рукой и сом уже был на берегу, чуть не поломав удочку. Он был на 6 фунтов. Мать будет довольная. Посчитав, что на сегодня он закончил, он бросил сома в ведро с водой. Сома можно было закоптить, запечь… и всё это было бы очень вкусным. Мальчик ещё не успел позавтракать с утра.       Он шёл быстрым, весёлым шагом по тракту, ведущему от озера к деревне. В районе холма, за которым открывался прекрасный вид на его деревню, проезжая дорога резко поворачивала влево, обходя холм. Она шла извилисто по этой земле, в тени старых деревьев, росших здесь ещё до рождения его отца. Ещё его тогда ещё живой дед рассказывал, как бегал среди этих деревьев маленьким. После этого перелеска дорога уходила крутым поворотом направо, к развязке, что утыкалась прямо в холм. Одна из дорог шла в «Серые поля», соседнюю деревеньку, куда мальчишка бегал на танцы и уже бывал на сеновале с одной из молодых вдовушек. А его дорога шла дальше вниз. «Серые поля» назывались так из-за того, что там производили хлопок. Один из владельцев этой земли, граф, не сильно различающий цвета, принял белый хлопковый цвет за серый и назвал так эту деревеньку. Его же деревня была названа «Серебряный овраг». Тот граф явно любил серые оттенки, или не различал других. Находилась деревня в низине и дорога была соответствующая. Уходила под уклоном, извилисто шла мимо перелесков.       Один благородный лорд ещё до рождения мальчика, рассказывал ему отец, решил погнать лошадь по этой дороге от самого города. На спор это было или от опасности — мальчик не помнил. Помнил, что поездка того лорда закончилась скверно. Извилистая дорога, лёгкая лошадь и не слишком тучный всадник на скользком, мокром от дождя покрытии, не лучшее, что могло случиться по дороге в «Серебряный овраг». Сломал бедняге шею. Юноша давно понял, что будь у него лошадь — здесь он не будет её гонять. На отцовской телеге двигаться медленно не всегда безопасно, если дорога была влажной. А тут на конской мощи породистого жеребца… Юнец хотел купить коня. Да денег на крупную скотину у его семьи не хватало, был лишь бык. Да и дарят лошадей на свадьбу. А юноша ещё не хотел брать на себя ответственность за жену. Он был ещё слишком молод, как он считал. Взять невесту в жёны он ещё успеет, поле есть, дом есть, бык, хоть и старый, но еще лет пять протянет на хорошем корму. А там и жеребца подарят.       Возвращаясь к дороге, можно было сказать, что пускать коней во весь опор здесь было опасно. Холмистая местность севернее уходила в Ресмарские горы. Там теперь было хорошо и спокойно. С ярмарки отец привёз гномий топор, намного лучше сделанный, чем человеческий. Такого у соседних ребят не было. Долго ещё юноша хвастался среди деревенских мальчишек отцовской покупкой. Те ему завидовали той завистью, которая была у мальчиков в их возрасте. У кого-то была лучше рогатка, у кого-то топор, а кому-то отец подарил свой меч. И тот становился во главе маленькой деревенской компании. Юноша был долго во главе ребят, пока его соседу не привезли коня. Коней у мальчишек не было. Мысль его уходила всё дальше и дальше, не думал он совершенно о том, что мог увидеть на этой дороге. Всем было известно, что здесь нельзя нестись, быстро ездить, особенно осенью. И когда юноша увидел перед своими глазами разбитую кибитку, он был сильно удивлен. Лошадей поблизости не было. Явно, угнались в паре вниз по дороге, нагонит он их позже.       Мальчик долго смотрел, не решаясь подойти и увидеть трупы. Всюду были разломаны щепки, полотно было сброшено с повозки и на нём растекалось что-то красное. Он нашёл в себе всё мужское и смелое, что пытался отец воспитать в нём. И решился подойти. Терзало любопытство, естественное и привычное, но под ложечкой сосало от страха. Казалось, страх забился в груди. Нет, он видел смерть — дед и бабка, родители отца уходили друг за другом. Он слушал жреца о смерти, да и сын кузнеца во время их игр около быстрой речки, ударился об камень и потонул на его глазах. Казалось, смерть нечто естественное, но сейчас что-то останавливало паренька. Он с трудом решился спуститься к дороге, чтобы разобраться.       На пожелтевшей дороге лежали две фигуры, женская и мужская. Юноша не знал, как выглядят травмы от падения. Он мог предположить, что ломаются кости, выворачивается шея, но… чтобы из тела вырывали куски мяса, словно это сделали дикие звери? Юноша не помнил, чтобы тут были волки. Иногда, с гор спускались медведи, но и те были очень аккуратны, не нападали на людей. Юноша подошёл ближе. Он решил наклониться к одному из путников, чтобы разглядеть его раны. Мальчишка узнал в этом мужчине старого Илли, торговца, заезжающего в «Серебряный овраг». Он покупал дешево вещи у деревенских и за дорого продавал на ярмарке. Голова перекупщика была почти отсечена от тела, но не было видно трахеи. Не то, чтобы юноша разбирался в человеческой анатомии, но прекрасно понимал — такая травма может быть, если горло было кем-то вырвано. Руки были раскинуты, а глаза с застывшими болью и страхом смотрели в небо. Пышнотелая дама рядом пострадала больше. Она была точно выпотрошена стаей диких зверей. Её тело было рассечено, кишечник и желудок лежали рядом с её телом. Юноша нервно сглотнул и сделал шаг назад, представляя, как клыки впивались глубоко в кожу ещё живых людей. Кто умер первым? Илли? Его жена?       Он огляделся. Неужто здесь, в его привычном большом лесу, завелось чудовище? Но как? В это мирное время? Кто мог наслать эту напасть? Неужто нечисть спустилась с гор? Это зверь с пустоши? Не мог же это сделать медведь. Он забыл про ведро с рыбой и понесся бегом к деревне. Неужто что-то могло уничтожить с такой жестокостью людей и не съесть, выпотрошить, ради удовольствия? А если… оно ещё тут?       Вдалеке он увидел двух лошадей. Одна из них полулежала, а второй пытался удержаться на ногах. Юноша понял, что та, что уже почти была на земле, или серьезно ранена или совсем мертва. Вздохнув, он понял, что нужно было сделать. Поравнявшись с животными, он осмотрел их. Гнедой жеребец с пятном на морде стоял и уставши смотрел на юнца. Другой мерин, явно постарше, тяжело дышал. На его боку сочилась кровь от тяжелой и глубокой раны. Другая рана рассекала бедро и из-за нее конь не мог сделать новые шаги. Оставить его здесь в таком положении, умирать от боли… юноша не мог. Он хотел убраться отсюда побыстрее, но разве он мог позволить живому существу страдать без причины? Юноша достал кинжал и резким движением оборвал старческую жизнь. Стоявший в упряжи гнедой конь нервно дёрнулся, но парнишка его придержал. Он знал, что это было страшно для коня.       Освободив коня, он забрался на его спину. Он ездил уже на соседском коне. Пустив его средним ходом до деревни, чтобы самому не разбиться на извилистой дороге. Чем ближе он подъезжал, тем тяжелее ему становилось. Чувствовался запах гари, чёрные птицы слетались к деревенскому кругу. Вновь страх забился в груди, и мальчик увидел чёрный дым. Неужто пожар? Открывшийся вид поразил его до глубины души. На месте привычных домов он увидел горящие здания. Он погнал коня на холм, чтобы посмотреть, что происходит. Чёрные твари в плащах, явно не люди, не гномы… они не были похожи на орков с детских книжек. Чёрные твари сгоняли людей к храму. Юноша принял решения не спускаться к ним. Отец и мать должны были быть в поле. Должны быть в безопасности. Его обуял настоящий человеческий страх перед неизвестным.       Миг. Загнанные в храм люди закричали. Этот крик останется в памяти мальчика навечно. Свечкой вспыхнул богатый деревенский храм урожая. Люди пытались выбраться, но их убивали, вскрывая горло. Теперь юноша хотел броситься в деревню, помочь… он уже напрягся, а конь под ним завелся для забега вперёд, но перед ним возник всадник. — Пропадёшь, дурак! Пошёл! — он заставил паренька отступить, — Твои родители по пути в «Сову», я предупредил их, — всадник еще не представился, но заставил мальчишку своим властным голосом повиноваться, — Пошёл!