«На рассвете они предали огню его тело; на закате дева лишила себя жизни, ибо не могла теперь длить ее…»
Дождь лил, не переставая всю ночь. Вода стекала по крышам, стволам деревьев, водосточным трубам, дорогам, соединялась ручейками и заполняла собой все пустые пространства. Казалось, вода была повсюду. Казалось, небо никогда раньше не было таким темным и тяжелым, грозящим рухнуть на головы траурной процессии. Ворота кладбища были открыты, и люди шли мимо ровного ряда могил и мраморных памятников, резных ангелов и печальных Дев Марий. Вода стекала по вымощенным дорожкам, барабанила по черным зонтам, срывалась тяжелыми каплями под ноги, затекала под воротник платья. Последнее убежище ждало своего ребенка. Сырая земля взывала к своему Господину, тянулась тонкими нитями тьмы, мечтая укрыть ото всех, забиралась под тяжелую крышку гроба, завязывала темные ленты на крупных букетах из печальных и алых роз. Юная богиня стояла бледна и тиха у погребального ложа, взмахи лопат делали его глубже, бросая под ноги рыхлую грязь. Последний взгляд, брошенный на обескровленное лицо, темные волосы, следы золота на скуле и возле виска. Рот наполнился кровью.- Камилла? Все хорошо? – голос Фрэнсиса раздавался словно издалека, словно из-под толщи воды. – Камилла? – он повторил вновь, - Я понимаю, что тебе нелегко. Смерть Генри оказалась для всех нас тяжел…- из телефонной трубки послышался шум и беспорядочные обрывки слов, в конце концов, прерванных очередью коротких гудков.
И тогда Камилла осталась совсем одна. Она разжала сомкнутые зубы и сглотнула кровь, хлынувшую вновь из прокусанной щеки. Гудки сливались в монотонную мелодию. Тишина сгущалась, клубилась вокруг, собирая тени воедино. Иногда она становилось невыносимой. Иногда она не давала дышать. Иногда она была такой громкой, что оглушала.
Артемида поднимала глаза к потолку и разглядывала пыльные хрустальные украшения на громоздкой люстре, подвешенной под облупившимся от времени потолком. Дом ее беззаботного детства уже не казался пристанищем безоблачных воспоминаний. То, что раньше казалось созвездиями, на деле повисло паутиной на стенах.
Она бежала первой, стремясь просить защиты у святых сводов, найти в них былой покой. Телефонная трубка была все так же прижата к уху, Камилла достала сигареты из смятой пачки с размытой, потертой эмблемой «Лаки Страйк». Горький, горячий дым заполнил легкие.
- Камилла? Ты слышишь меня?Ее зрачки расширились, и щеку полоснуло волной обжигающего холода. Дыхание сбилось. Тонкие ниточки темноты, словно паучьи лапки опутывали посеревшее, вдруг осунувшееся лицо. Светлые глаза подёрнулись дымкой.
- Почему ты не приезжала? Я так ждал тебя…Выдох сорвался с губ тихим хрипом, пепел с сигареты падал на любимый бабушкин ковер. Все вокруг словно заискрилось серебром, подобно инею. Камилла выронила телефонную трубку и прислонилась к спинке кожаного дивана. Дрожащие пальцы путались в волосах, зачесывая светлые пряди назад. Наваждение то рассеивалось, то подступало с новой силой, вызывая приступы тошноты, подкатывающей к горлу. Она снова осталась наедине с удушающей тишиной.
Девушка взяла пачку сигарет и вышла из гостиной, надела легкий плащ и направилась ко входной двери. Снаружи, под палящим солнцем стояла машина, сияющая и начищенная. Камилла знала марку и цвет почти что наизусть. Пальцы с новой сигаретой замерли около губ, когда дверца открылась, и с водительского места поднялся юноша, облаченный в черное и опирающийся на трость. Ричард. Он обернулся и помахал в знак приветствия.
Ниточки тьмы разорвались, чары были разрушены
- А ты хорошо прячешься, Маколей!
- Я не принимаю посетителей, - резко оборвала его Камилла. Время нежностей прошло. Откровенно говоря, жаль, что его не застрелили с концами. И когда Пэйпен, хромая спешил к ней по заросшему газону, пальцы девушки нервно дергались, словно нащупывая серебристую стрелу. Все снова искрилось.
- Я догадывался, но Фрэнсис говорил, что позвонит тебе, рассказать о Генри. Меня выписали, и я решил…
- Это Абернати тебе рассказал?
- Нет, Чарльз.
От упоминания брата скулы свело судорогой, невыраженной яростью. Конечно, Чарльз. От Ричарда разило золотом. Оно мерцало в его волосах. Камилла перевела взгляд на машину. Она наверняка вся была вымазана этим ненавистным блеском, ядовитая беспомощность прожигала вены.
- Он сказал, что ты вечно убегала сюда в детстве.
- Прошу, избавь меня от подробностей, я не принимаю гостей.
Ричард подошел ближе и коснулся ее плеча, в воздухе витало напряжение. Несколько шагов и его руки обвили плечи и талию, притягивая к себе. Камилла чувствовала, как горячее тепло его тела передавалось и ей, как солнце палило жарче, восходя выше на небосводе. Девушка подняла глаза и посмотрела на машину, марку и цвет которой наверняка знала. Дверца открылась и с водительского сидения поднялся юноша, облаченный в черное и обернулся.
Темные волосы были зачесаны назад, он поправил тонкую оправу очков и шел к ней по заросшему газону, едва заметно улыбался и поправлял воротник рубашки. Артемида почти чувствовала его запах, едва заметные нотки ветивера и мускуса кружились в голове дурманящим облаком. Темные глаза затянулись поволокой, разгорались ярче.
- Камилла…Шепот едва коснулся уха, они стояли друг напротив друга. Маколей дернулась, инстинктивно отталкивая Ричарда. Ниточки темноты снова наполняли все ее мысли.
- Уходи, Ричард, - не дав ему договорить Камилла вернулась в дом. Пэйпен стоял около ее двери и стучал, впустую выкрикивал какие-то слова с соболезнованиями, увещеваниями, просьбами. Девушка знала, что там, за его спиной стоит Винтер и улыбается. Но вскоре они оба исчезли, наполняя сумерками старый дом.
Пальцы, испачканные землей и комья падающие на крышку гроба. Вязкая тьма, заполнившая могилу и обволакивающая гроб. Туманный и далекий край на том берегу Стикс, так отчаянно скучавший по хозяину. Сила, заставляющая Богиню-Охотницу падать на колени, на край этой пропасти, вслед за натянутой между ними нитью. - Посмотри, я пришла к тебе, я пришла. Тьма отталкивает и не принимает. Новый Повелитель улыбается, пока небо выплескивает на мраморные плиты, дороги, крыши, деревья серебристый дождь. Нить натягивается сильнее и дрожит. Букеты связанных роз накрывают его новый дом, словно крышей.Одиночество могло быть самым желанным собеседником, оно могло принять любую форму, вид, тело и наблюдать за со стороны. Незримо, но неотступно следовало повсюду и наполняло пространство пустотой, в которой никому более не находилось места.
Волосы Камиллы отливали пеплом. Пальцы, небрежно порезанные в попытках вернуть себя в реальность были заклеены пожелтевшим от времени пластырем. Сколько времени прошло после похорон Винтера? Девушка вряд ли бы ответила, но казалось, что чертова вечность. Время от времени к ее дому подъезжала БМВ, иногда раздавались звонки от Фрэнсиса, иногда она находила золотые следы на пороге.
Иногда золото было везде. На ее чашке и простынях, на волосах и полу. И тогда невидимая нить звенела от отчаяния.
Руки сами тянулись к спасительной смятой пачке, и тогда тьма отвечала ей и заполняла всю комнату темнотой. Он был ее спасением, удушливый, самый жестокий Бог.
Садился напротив нее, наматывал нить на кончики пальцев и силой тянул на себя. Невыносимый. Взывающий к ней, желающий получить больше, чем могли бы отдать обычные смертные. Поцелуи, долгие, жадные, грубые; поцелуи, достойные положить конец долгой разлуке; холодные ладони, скользящие меж бёдер и кровь на кончике языка, напоминающая Генри кто из них все ещё живой. Струящаяся тьма, смешанная с серебром и хриплые, сдавленные стоны. Пальцы Камиллы, пахнущие никотином и сильным снотворным путаются в его волосах.Визг тормозов, БМВ подъезжающая к двери и золотые стрелы, выпущенные в воздух.
Раскрытые окна купали гостиную в солнечном свете, он разливался по стареньким шкафам, наполнял фигурные вазы, гранённые стаканы и трепетал меж страницами английских романов. Тишина сменилась тихими разговорами из столовых, в комнате для гостей играло фортепиано. Повсюду было золото, золото, золото. И оно мелкими частицами мерцало в воздухе, разъедая последние кусочки темноты, отступающей к своему хозяину. Ни его, ни стрел, приятно скользящих меж пальцев больше не было.
Серебро больше не отзывалось, она сама была золотом.
Нити не было тоже. Тёмный Бог замолчал.