***
Ослепляющие солнечные лучи проникли сквозь шанырак и осветили залившиеся слезами подрагивающие глаза, как хрустальное солёное море. Сквозь сон поморщившись от "бриллиантового" свечения, осыпающегося на её лицо танцующими каминными угольками, Казахское ханство рефлекторно отвернулась к стене и пришла в себя, разомкнув напряжённые очи. Потревожив скопившиеся капельки слёз в глазах, одна скатилась по лицу вниз, - затем уже другая, обмочив подушку. Научившись сразу же сопостовлять сон с реальностью и прекрасно воспользовавшись своим умением, она развернулась на спину. Одну руку непринуждённо расположила на животе, другую напротив своей головы, намеренно "спрятав" свои глаза в углу, которые не достают назойливые лучи. Не вырывая из своего разума витающие обрывки тоскливого сна, что вольно раздирали её сердце на куски без всякого сопротивления, она глубоко вздохнула, на секунду прикрыв веки, из которых снова скатились слёзы. Кожа лица стала влажной и липкой одновременно из-за солёной жидкости. - Анам, әкем, (мама, папа) - нежно прошептала она, никак не забывая любимые и родные образы всю свою жизнь после их смерти. - Маған сендерді қатты жетіспейді. (мне вас очень сильно не хватает) Переодевшись в свою повседневную одежду, она заправила постель, не имея возможности даже по привычке посмотреться в зеркало перед выходом в люди. Потому что его не было. Открыв двери, она с равнодушием выглянула наружу, чуть не упав прямо на светлую траву из-за слабости в теле и ноющих костей позвоночника. В юрте у неё всегда было темно, даже мрачно. Люди или верхушки жуза, навещающие её дом, даже пугались, застывая на пороге. Шанырак еле как пропускал солнечный свет, и то хозяйка вечно занавешивала его, чтобы сохранить максимальную мглу внутри дома. Хотя раньше Казахское ханство максимально хлопотала по дому, стараясь впустить как можно больше света в кибитку, а сейчас... Уже целых несколько лет света человеческого не видела. И сама по себе тоже стала какой-то странной, вся покрытой мраком, как самый тёмный запылившийся угол с паутиной. Полная темень в юрте, особенно по вечерам и ночам. Солнце она видит только на улице. Многие женщины, апатайки, енешки старались мягко поговорить со своей руководительницей, но у той один и тот же взгляд на все случаи жизни - как у барашки, грубо говоря. Где-то далеко-далеко, у дороги опять остановилась какая-то карета, что присутствует здесь уже целую неделю с какими-то непонятными целями "перекочёвывает" с места на место. Тут же, за деревом казашка вновь увидела какое-то тёмное шевеление. Да... Как обычно. Она уже догадалась, кто это такой там прячется, и чего хочет. Придумал новые пытки? Новые издевательства? Новые унижения? Однозначно. Побоясь выходить на улицу, она как-то нервно улыбнулась уголком губ, расширив глаза и понурив потяжелевший взор. За прозрачными глазами гулко отразилась цепочка жутких воспоминаний прошлого, бросающих в бездну. На лице застыла гримаса кошмара и обомления. Но перед тем, как опять скрыться за дверями, страна вспомнила об обещанных самой себе вчера (или сегодня) ночью, словах. Она будет мстить. Нет, месть не для слабых духом, а для храбрых, ведь это очень серьёзный поступок. Она обязана отомстить Джунгарии за то, как он относился к ней на протяжении всех этих лет. Он не покидал её ни на один день. Ежедневно он закреплял за собой всю мощь и силу, свою власть и жестокость самыми отвратительными способами, существующими в его фантазиях и чокнутой голове вообще. Каждый день наполнен болезненным шоком и страхом. Это невозможно забыть. Ещё немного - произойдёт разрыв сердца, и она умрёт от душевной боли. Как же ей хочется иметь каменное сердце, вместо слишком чувствительного. Каждый её день сопровождался навязчивыми преследованиями, не перестающейся слежкой и крупными ударами. Как будто бы у него своих дел нет. Как будто ему на себя наплевать. Как будто свести своего врага в гроб - это его предназначение. Как будто бы свести её с ума и превратить в настоящего шизофреника - это его цель. И этот ад будет длиться вечно. Умываясь холодной речной водой, обрызгивая ею своё уставшее лицо, сидя на коленях на траве, она открыла прежде зажмуренные глаза. И вдруг, в отражении спокойной водяной глади чуть левее она увидела посторонний, одновременно ухмыляющийся и хмурящийся силуэт. И снова её всю окутало ледяным порывом ветра, а всё внутри задрожало от потрясения. Это он. - Кетші бар! (уходи!) - она резко повернулась лицом к нему, согнув руки в локтях и выставив их вперёд в знак самозащиты, закрыв напряжённые глаза ещё сильнее. Но почему-то, никакого удара, толчка, выстрела, хлеста, звука - ничего не последовало. Это оказалось очень странно. Этого не может быть. - Н-не... (что...) - прошептала та, оглядевшись кругом. Как оказалось, никого рядом не было. Ей просто померещилось. Случайно. Да, она однозначно бредит и сходит с ума. Каждый новый день у неё ассоцируется с новыми пытками и ещё некоторым количеством шагов на пути к смерти. Страшно не то, что засыпать и просыпаться, а дышать. Потому что он может оказаться везде и в любую минуту, нанося очередной удар и демонстрируя своё чёрное влияние. Когда-нибудь, это сведёт её в могилу. Она прикоснулась рукой к пульсирующему от бешеного сердцебиения лбу. Какой-то высокий звон нарастал в ушах с каждой минутой, создавая эффект призрачного головокружения и конкретно сводя с ума. Она обязана отомстить ему. Пусть и проиграет, но... Хотя нет. Проигрывать нельзя. Она обязана победить и заслуженно расквитаться со своим обидчиком раз, и навсегда. Но прежде, ей надо закончить одно дело, связанное с её многозначительным сном.***
Дальняя поляна. Тёмного цвета зелёная трава. Подальше от всего аула. На небо натянулась серая плёнка непогоды. Веет прохладный ветерок, освежая оголённую кожу лица и рук. Есть прекрасная возможность наконец-то вдохнуть в себя мятный воздух полной грудью, очистить свои загрязнившиеся лёгкие ароматом прохлады и свежести. Неохватных просторов степь, необъятной величины поле. Здесь можно хоть ещё один аул основать, да хоть два - места предостаточно. Если приглядеться вперёд, то можно увидеть едва-едва заметные невооружённым глазом тёмно-синие силуэты величавых гор, издалека кажущихся мелкой точкой. И так идеально и ровно сливающихся с оттенком хмурого неба. Ярко акцентированные контуры выделяются ещё точнее и яснее. Чувствуя проветривание подола платья, и как развиваются голубые края от воздушных порывов ветра, Казахское ханство медленно подошла к двум серым каменным плитам. Надгробным плитам. Стоящими ровно вертикально с выскабленными надписями на них. Зарытыми высушенной многолетней землёй. В которой захоронены её самые дорогие люди. Она остановилась прямо перед этими могилами, встав лицом к ветру, опустив поникший взгляд изнеможения. В миг, на её падшее сознание нахлынула ледяная волна острых воспоминаний, как в холодную погоду на берегу моря. Эти киноленты воспоминаний избивали и изрезали её сердце, как шепчущие волны разбиваются о прибрежные скалы и растворяются белоснежной пеленой, распадающейся где-то далеко. Тихо всхлипнув, на время оглохнув от гулов, раздающихся в её памяти из самого детства и гложащих расшатанное состояние в данный момент, она дала волю своим чувствам. По телу пробежался целый табун мурашек, и липкий холод ободрал кожу спины. Перед глазами вновь всё расплылось головокружительными прядями волн, и потеряв равновесие, она пала на колени перед могилами своих родителей, прикрыв изнурённые глаза, с которых уже беспрерывно скатывались ручьи солёных слёз. - Сендерсіз... Маған мүмкін емес, (без вас... Мне невозможно) - проговорила она вслух ничуть не сломившимся голосом, пряча целую бурю эмоций где-то за тёмными кулисами своей души. В груди кипела такая мощная горечь. Все эти года, все эти девять-десять лет, по возвращению, её вдруг застало всё это - и не даёт ей покоя ни на минуту. Она боится даже жить дальше, потому что все дни для неё превратились в бесконечную резину скуки и хандры, что только растягивается и растягивается. Да, всё это конечно грустно, но очень жалко, что порой, она забывает, что рано или поздно, но эта резинка порвётся. И всё встанет на свои места. Но очень глупо надееться на это ежедневно. Траур и скорбь накрыли её светлое сознание мрачной мглой. Ей некуда деться от этого. Ветер усилялся. Его свист раздавался эхом и гулом от могущественных гор и отдавался завывающей песней печали. Потеряв счёт времени и пространства, слегка дрогнув на ласковом ветру, она открыла свои влажные глаза. Она опустилась на колени, притронувшись дрожащими пальцами к сухим и застывшим комочкам земли. Прикрыв напряжённые веки, с них скатилась пара слёз, что пали на почву и увлажнив её, впитались в самые недры. Как же бешено она скучает по всем двоим. Бедняга сильно страдает. Вот бы сейчас они все вдвоём восстали из могилы, улыбнулись и заключили в свои объятия, по которым у Казахского ханства уже ноет и ломит всё тело. Как какое-то проклятие. Тогда бы, все её проблемы в миг решились. Они бы помогли. Ей стало бы гораздо легче. Чувствуя натуженность каждой ниточкой тела и своё несчастье, она всхлипнула во второй раз, сжав пальцы вместе и собирая ногтями грязь с земли.***
Настрадавшись на том маленьком кладбище вполне и надорвав свою глотку, приобнимая себя за локти, она медленно и устало убегала оттуда, оборачиваясь назад на каждом втором шагу. Вот, она уже входит в свой аул. Здесь трава более светлая, насыщенная и жизнерадостная. Её здесь снова ждёт работа, потому что никто не отдыхает. Все люди трудятся, ни у кого нет перерывов. Наврядли даже народ и слышал о таком слове. Да какие могут быть перерывы, если сейчас такое тяжёлое время, что нельзя всё откладывать на потом? Засохшие травинки ломаются с характерным треском под тяжёлыми шагами девушки, что места себе не находит от болей целыми днями. Непригодная для житья степь. И другую тоже найти не сможешь даже, потому что на это время данная степь является самой лучшей, и надо довольствоваться тем, что имеешь, пока не потеряешь. Вроде уже подуспокоив свой пыл, она остановилась на одном месте, расставив руки по швам и постаравшись дышать как можно глубже и раствориться в нотках ноющего ветра. Она не знает, что ей делать, куда идти. Её жутко тревожит её будущее, что с ней станет? Неужели, всё так и будет всю её жизнь? Нет, этого не должно быть. Всё должно быть по-другому. На минуту забыв обо всём, попридержав своё огненное пламя, она расслабилась, растаяв в приятном потоке воздушного ветерка. Рана на сердце открывается, живая плоть разрезается ножом, медленно и аккуратно. Да, процесс болезненный, но можно и потерпеть, ведь потом станет легче, это для её же блага. Надо просто раскрыть свой шрам, выпустить оттуда горячие пары своих давних обид и гнева, и зашить обратно. Тогда, ей станет легче. Шрам растянулся, надрез сделан, рана открыта. Оттуда вывалилась вся жёлтая и мерзкая гниль. Наконец-то. Она вышла с её сердца, вывалилась и очистила лёгкие, как чёрная смута. Вязкая и тянущаяся, как цемент, вылезла на волю. Теперь же, её надо аккуратно впитать и выбросить в помойку, то есть, отпустить и забыть. Пусть эта боль улетучится, как порывы пара и навсегда покинет её тело. Когда же вся эта мерзость оставила её душу, Казахскому ханству почудилось, что даже дышать стало легче. Лицо расслабилось. Прежде, оно всегда было напряжённым из-за чрезмерной задумчивости, тяжелейшего багажа мыслей в разуме, непрекращающихся истерик и слёз - теперь же, она наконец-то расслабилась. Потрескавшиеся в кровь губы даже растянулись в едва заметной, лёгкой улыбке, которая не появлялась в течение долгих десяти лет, ни на минуту. И вот сейчас же - всё стало лучше некуда. Ветер освежал уставшее грязное тело и продувал, сдувая все мысли с головы и унося их в поднебесную даль, разрывая в пыль. Неужели, теперь всё станет хорошо? И она сможет мыслить разумно! Стоя с закрытыми глазами, почти полностью погрузившись в эту приятную атмосферу морального очищения, она даже не услышала приближающиеся и подавно знакомые шаги сзади, ломающие ветви... - Юу вэ? Амрах? Надаас, магадгүй?(что? Отдыхаешь? От меня, наверное?) - донёсся грубый голос со спины. И знакомый акцент привычного монгольского языка, который казашка отрепетировала за все эти года на идеально. И владеет на высоком уровне. Услышав этот, вводящий в шок и навевающий кошмарные воспоминания, тембр голоса, она вздрогнула, резко открыв глаза, снова спустившись с облаков на землю. Нет, хорошо уже никогда не станет. Она в миг вспомнила все те вещи, что проделывал с ней Джун, какие противные слова ей говорил, обращался, как к самой последней скотине на земле, заставлял пить из лужи, добивался умоляющих воплей и душераздирающих мольб о пощаде, пинал, ронял в грязь... И снова весь этот осадок скопился на душе и вошёл в открытую, ещё не зашитую рану. Смысла не было возобновлять своё мышление, если всё опять начнётся по-новой. На сколько хватило ей этого состояния? На минуту. За все десять лет. Одна минутка - моральный перерыв. Спасибо. - Гэж төсөөлөөд үз дээ, харин миний хариулт Тийм юм, (представь себе, но мой ответ положительный) - непринуждённо ответила кочевница, развернувшись лицом к своему самому главному и единственному источнику проблем и страданий в жизни. - Хэрэв хайж байна? (нарываешься?) - прорычал Джунгария от вспыхнувшей, словно спичка, ярости. Да как это низшее существо смеет спорить с ним?! - Ганцаараа намайг орхи. Би таны хувийн өмч биш л дээ, (отстань от меня. Я не твоя частная собственность) - храбро ответила девушка, еле как державшись на месте. Если что, у её ног лежит тяжёлый камень, который она заранее подметила. Но тот факт, что она боится Джунгарию и его диких действий, как огня - стоит принять и перестать отвергать его. - Та бохир амьтан шүү дээ! (ты - грязное животное) - мужчина снова задел свою неприятельницу самыми оскорбительными словами. Но Казахское ханство уже устала это терпеть... К горлу огромным комом подкатывала невероятно зудящая злоба. Она пообещала себе, что отомстит ему. Она обязана отомстить, потому что никто не имеет право нарушать её личное пространство. - Над шиг битгий ярь! (не смей так со мной разговаривать!) - громко выкрикнула она, сорвавшись на истерику, быстро наклонившись, свирепо схватив камень у себя под ногами и накинувшись на монгола. Всё, что ею двигает сейчас - эта накопившаяся с годами раздражённость и ненависть. Это сейчас и является главным механизмом и мотором её мощных ощущений. Но Джунгарское ханство тоже не с заторможенной реакцией и успел вовремя отразить атаку, хоть и получив по лбу малейший удар острым ребром этого камня, что чуть-чуть разбил его кожу в кровь. - Та Гичий! - нецензурно выругался Джун, ловко выхватив опасный предмет из рук женщины и откидывая его на землю, вспомнив о кое-чём и засунув руку в карман своих штанов. - Надаас хол авах! (отойди от меня!) - в эту минуту, кочевница даже пожалела о том, что была безоружной, и не имела в своём арсенале даже стального меча. Ей что, с голыми руками нападать? Ну да, выходит, что так, именно этим она сейчас и занимается, вновь стараясь подобрать камень с земли и нанести финальный удар в голову. А почему это она не имеет право на самозащиту!? Она собиралась отомстить - она должна выстроить свои личные границы и показать своё гордое "Я". - Би одоо та нарт хэлье... (я тебе сейчас...) - только азиатка замахнулась камнем, как вдруг, почувствовала резкий удар в бок чем-то острым и обомлела на месте в одной позе. Они оба остановились в одну секунду, одарив друг друга застывшими и удивлёнными взглядами. Камень выпал из ослабевших пальцев и свалился на землю с глухим ударом. Джунгария, сам не понимая, какую глупость совершил, посмотрел вниз. Лезвие его миниатюрного ножа было прочно воткнуто в чужое тело. С краёв текла багровая кровь. И Казахское ханство даже не закричала, не оттолкнулась - видимо, шок парализовал её внутренние органы и затмил всю физическую боль, задев жизненно важные органы. Чуток придя в себя, джунгар совершил следующую ошибку - спокойно вынул нож из её бока, усугубив ситуацию. Заострённое лезвие оказалось абсолютно всё обляпано кровью, не оставив ни одного серебряного просвета. Всё же, несмотря на немое ошеломление и ужас, застывший на её лице, страна медленно и боязненно опустила свой взор вниз, посмотрев на огромную растекающуюся лужу крови со своего живота, обильно залившую всю зелёную землю под собой. Она даже боли не чувствовала. Все звуки исчезли и пропали, сама она выпала из пространства, совершенно не понимая, что происходит. Приоткрыв губы, из них вылетел тяжёлый и охрипший звук непонимания. На основе рефлекса она прикоснулась левой рукой к своей ране, надавив на неё ещё сильнее, тем самым, вызывая раздражение и густое кровотечение. Джунгария смотрел на замолкшее ханство с неким недоразумением и озадаченностью в глазах. Он конечно хотел причинить ей боль, но не убить... Не сейчас. Не самый лучший момент для смерти. - Хөөе, Хөөе, Хөөе... Та юу хийж байна? Та үхэх зүрхлэх үү! (эй, эй, эй... Ты чего? Не смей умирать!) - вдруг закопошился Джун, когда же девушка, постепенно теряя сознание, начала опускаться на колени, закатывая очи. А после - совсем лишаясь равновесия, мягко оседая на траву. В правой руке он ещё держал окровавленный нож, опасливо озираясь по сторонам. Всё, что его волнует в данный момент - это чтобы его преступление никто не видел. И к его счастью, всё оказалось чисто. Никого по близости не было. - Та сонсож байна уу? (ты слышишь меня?) - он опустился на колени и начал неаккуратно трясти женщину за плечи, дабы привести в сознание, но та уже... Всё. Поздно. - Та дүр эсгэх болохгүй! (не смей притворяться!) Он убил её. И на этот раз, уже не морально. Всё-таки, добился своего. Нет, он своих врагов конечно ненавидит, хочет стереть с лица земли, но над Казахским ханством ему хочется поиздеваться подольше. Желательно, вечно, так как она является просто его любимицей и кладовой удовлетворения. Всё-таки, их объединяет гораздо больше, чем политические отношения или война. И эта связь как раз и приносит ему утончённую, особенную сладость. Кровавая плёнка закупорила зрение. Не зная, как скрыть улики своего преступления, Джун раскрыл ещё тёплые пальцы страны и вложил туда нож, инсценируя самоубийство или случайную неосторожность.