***
Время около двенадцати дня. Уже полдень. На кухне неспешно готовили ужин недавно нанятые поварихи. Ну как сказать, недавно? В начале весны. Только лишь одна-единственная новенькая здесь, которая поглощена в обыденную работу буквально пару дней назад. Она ещё толком даже не изучила ни дворец, ни кухню, ни место хранения продуктов. Господин Российская империя уехал как час назад и жалея о своём вчерашнем похождении и отсутствия достойного времени для приведения себя в порядок, наказал приготовить ему "что-нибудь более менее съедобное". Для освежения горла после такой горячей гонки. Если выразиться точнее, тот самый знаменитый рассол с сочными огурчиками, с которых течёт солёный сок с приправами. Удовольствие крышесносное. Слюнки текут только от одного упоминания подобного рая. А про помидоры даже говорить не стоит. - Где же у нас хранятся эти банки с засоленными овощами? - не сдержалась новенькая девушка под именем Анна, что уже долгое время гипнотизировала миску с замоченным рисом. Анна приехала сюда из деревни. И за это конечно же по горло утопала в косых взглядах дворовых рабочих, насмешках некоторых служанок и постоянного напоминания о своём "законном месте". Мол, простушка из какой-то болотной глуши; из грязи в князи; пыль, поднявшаяся до небес, и всё в том же духе. Хотя конечно, были и образованные, совестливые люди, которые общались с ней дружелюбно и не оскорбляли за место рождение. Как например, одна пожилая женщина, что любезно подсказала ей, что банки с овощами находятся в подвале. - А, так это тот подвал, который сложно найти? - отозвалась Анна, откинув прядь длинных до пояса волос золотистого цвета за спину. Да и, одета она тоже не по последнему писку моды: самое простое платье мышиного цвета, больше подходящее для ночной сорочки. Зато душа человечная. - Да, ты туда уже спускалась недавно, - откликнулась пожилая кухарка, добросердечно улыбнувшись, поправив платок на голове. - Хорошо, я поняла. Развернувшись спиной, она закатила глаза от услышанных насмешках позади себя. "Молчи. Пожалуйста, молчи. Ты и так слишком много споришь со всеми", - она сжала кисти рук в кулаки, задержала дыхание и посмотрела на потолок. Несмотря на то, что рождена в деревне, постоять за себя может ещё как. Но всё ж таки решила, что иногда нужно молчать. Вот старшую женщину, с которой только что осуществился разговор, она уважает, может мило побеседовать о чём-либо, поделиться. Анна вышла из столовой, заперев дверь и шумно выдохнув от раздражения. Делать было нечего. Приходится направляться к этому мрачному чулану, спускаться по лестнице в самый низ и искать заветную банку среди остального хламья. Маленькому Казахстану было уже как-то всё-равно на этих затаившихся монстров в тишине. Его мучает невыносимый озноб и дикий голод. В подвале сыро, холодно, мокро. К счастью, прежде чем скинуть его туда, русский бросил ему тёплый плед. Да, дырявый, колючий, но и на том спасибо. Уже несусветная щедрость. Он дрожал. Было и холодно, и жарко одновременно. Пылкий жар обжигал лоб, с которого градом лился тёплый пот. Закутаешься в плед - тепло, хорошо, раскроешься - холодно, морозно, обволакивает льдом. Липкая дрожь билась в крови колючими щепками. Горло пересохло, хотелось пить и есть. Да и, вдобавок было такое ощущение, будто бы он проглотил иголку. Короче говоря, болело горло. Глотки слюней отдавались отголосками оттягивающей болью. Желудок так вообще высох, сжёгся, все соки потерял. Два дня не есть такому ребёнку - так и помереть не долго. Температура, давление. Темно и ничего не видно. Но ему сказали сидеть здесь и не высовываться. Ах да, и ещё, чтобы этот маленький негодяй не бездельничал просто так, РИ успел натворить делов перед тем, как окончательно уйти в запой. Он взял жирное масло с полки и намеренно разлил его на полу, бросил ему в руки тряпку, приготовил ведро воды и наказал вылизать здесь пол до блеска. Вот ему и пришлось сделать это. Но тереть пол слабыми ручками, на пустой желудок, в непроглядной темноте... Вот он и заболел. Зноба порождала мурашки с кулак, чувство огненного жара и жажду в болящем горле. Суровый кашель усилял эффект и царапал глотку изнутри. Даже в висках нарастал звон от этого непрекращающегося кашля. Приходится закутываться в единственный плед сильнее. Голова раскалывалась, как скорлупа грецкого ореха, которую долбят железным молотком. Вдруг, снаружи донеслись приближающиеся шаги. Только не тяжёлых сапогов, а каких-то мягких туфель. Но всё-равно Казахстан испугался, поднялся на трясущиеся коленки, насторожился. Он нервно взглотнул, когда ключ начал проворачиваться, дверь открылась, и вовнутрь кто-то зашёл. - Где тут выключатель? - незнакомый женский голос. Российская империя грозно запретил ему показываться даже прислугам, и чуть что - сразу прятаться там, где не будет видно. Жестами... Но оно и так понятно. Казах поднялся места и быстренько побежал к углу стены, вдоль которой стояли полки с коробками и вещами. Он нагнулся и заполз в самый низ полки, спрятавшись за большими коробками, накрывшись пледом. Его самая главная задача сейчас - молчать. Не дышать. Иначе, ему влетит так, что мало не покажется. Включился свет, что ослепил глаза режущими лучами. - О, так вот же эти банки. Фу, ну и пылища тут, - фыркнула девушка Анна, проходя в даль кладовки, высматривая нужный ей ряд. Для Казахстана сейчас абсолютно все текущие события были нереальны в связи с его болезнью. Из-за головокружения, убивающего кашля, смертельного голода и ещё много чего, всё вокруг плыло. Он больше не может так сидеть. Это сложно. Посмотрит на пальцы - они странно раздваиваются, всё кружится, плывёт, вызывает тошноту. Хочется уснуть, но не получается. Тут холодно. - Но какой сорт выбрать? Это вроде не то, и это не то... Охх, я не понимаю! - топнула она ногой, расставив руки в бока. Малыш начал потихоньку выглядывать из-за коробок, из-за чистого любопытства желая посмотреть, кто там такая. Красивая и милая девушка. Ярко-голубые глаза, цвета бездонного моря. Шелковистые мягкие волосы. На вид кажется такой доброй. Он даже о своей мамочке вспомнил. Стоило мальчику наклониться, как предательский кашель дымом подступил к горлу, желая вырваться наружу. И вырвался... Не сдержался. - Ах, кто здесь?! Что это было?! - испугалась служанка, подпрыгнув на месте, и резко отскочила назад, схватившись ладонью за сердце. Вот просто представьте её огорошение в данный момент - ты знаешь, что точно находишься здесь одна, и тут, кто-то громко кашлянул. Казахстан, вдруг осознав, что натворил, сам не менее ошеломился, с опаской посмотря на изумлённую девушку, теснее прижимаясь к пространству за коробками и ящиками. Ну всё. Она сейчас со страху побежит, всем расскажет, и его найдут. И от мужчины ему точно несдобровать. Но Анна далеко не из пугливых и робких. Она решила самолично найти источник этого странного кашля. Будучи очень и очень аккуратной, притихнув, она стала тщательно всматриваться во все углы, медленно-медленно подходя всё ближе и ближе к младшему пленному, сама того не замечая. У второго глаза на лоб полезли. Он даже невольно раскрыл рот от металлического шока. Ужас происходящего застыл на лице окаменевшими эмоциями. Он хотел забиться к стене ещё дальше, но больше некуда. - Кто здесь? Кто тут спрятался? А ну... Неожиданно, её взгляд пал вниз, и приковался к самому ребёнку. И они вдвоём уставились друг на друга, как две совы, с округленными глазами и расширенными зрачками. - Ч-что это? Кто ты? Ребёнок?.. - данное открытие сразило её на повал. Буквально недавно пришла в этот дворец, такое клеймо на себе отпечатала, но вот детей в кладовке ещё не встречала. Это такая фишка? Это нормально? А если честно, то кто это такой вообще? Это естественное явление, или так быть не должно? - Ты кто?! Что ты здесь делаешь?! - не зная, что думать, и как действовать, на смену эмоциям Анне пришло возмущение. Маленький казах же подумал, что его ругают, на него кричат, вот он испугался ещё больше и вжался в плед, спрятав выражение лица. Повариха вдруг почувствовала за собой мгновенную вину. Это же ребёнок. Неважно, что с ним, это маленькое дитя, и ей следует быть более мягкой. Она постаралась лучезарно улыбнуться, хотя выражение её лица всё ещё выражало негодование. - Ох, прости, малыш, я не хотела тебя напугать, - тембр её голоса сменился на дружелюбный и ласковый. Казахстан, дрожа от приросшего озноба и страха последствий, выглянул из-за ткани. Анна подошла ближе и присела на колени, протянув к нему руку. Мальчик снова вздрогнул от такого "слишком резкого" действия и тихонечко заскулил. Мамочка, где же ты? Кто же поможет? У бедного, обезвоженного, изголодавшегося дитя не осталось больше никаких сил. Даже слёзки выкатывались из больших глазок с отдающей болью. Анна убрала свою руку. Кто ж так сильно запугал это бедное дитя? Почему он так себя ведёт? Неужто, это сам господин так?.. Да нет, этого не может быть. - Ты чего такой зашуганный? Тебе страшно? Прости, что накричала, - служанка милосердно улыбнулась, где-то далеко в мыслях подмечая, какой же этот мальчик хорошенький и миленький. Но только он так сильно дрожит и скулит, будто бы его всю жизнь держали в тёмном подвале, в плену, пытали самыми изощрёнными способами, проводили опыты и только недавно выпустили в свет. - Пойдём ко мне. Я обещаю тебе: я не дам тебя в обиду. Дай мне руку. Я больше не буду кричать и ругаться, хорошо? Этот нежный голос, пропитанный сочувствием и тоской убаюкал слух и прозвучал объятием сквозь сон, так что Казахстан медленным и всё ещё недоверчивым движением убрал плед с лица. - Так, ты расскажешь, кто ты такой? Как сюда попал? Что ты здесь делаешь? Ребёнок жался в угол. Силуэт мягкосердечной девушки начал расплываться перед зрением, заплыв мутной пеленой. Глаза полузакрылись от предобморочного состояния, но он ещё держался. Анна, решая испробовать свой второй шанс, осторожно протянула к нему свою раскрытую ладонь. - Пойдём ко мне, солнце. Я не обижу тебя, честное слово! Я просто хочу узнать, что ты здесь делаешь. Ты случайно сюда забежал? Почему сидишь здесь? Нет. Всё ещё не верит. Яркий свет бьёт в глаза напористым ключом. Дышать тяжело, будто бы он проглотил огромный камень, который застрял в груди. - Пойдём! Я не могу тебя здесь оставить одного. Тебе плохо? Почему ты молчишь? Хмм... - задумалась она вдруг, встав с колен, и раскинула руками. - Может, надо об этом кому-то сказать? Или же, это новый пленный нашего господина? Но как такое возможно? Он ведь ребёнок! Как ребёнка можно взять в плен? И довести до такого состояния. Хотя, может это вовсе не его вина? И судить я не могу. Ох Господи... Я не знаю, что мне делать! Она разговаривала сама с собой, активно высвечивая информацию и озвучивая мысли вслух. - Так, хорошо, ты подожди немного, ладно? Я принесу тебе воды, хорошо? Сиди здесь и никуда не выходи, я скоро вернусь, договорились? Она поспешила быстро удалиться из чулана, ловко взбираясь вверх по лестницам, оставив свет включённым. Надо поторапливаться. Дверь захлопнулась с шумным грохотом, от чего Казахстан сильно вздрогнул, выглядывая из-за огромных коробок наружу, с опаской смотря на дверь. Жар мучал до такой степени, что пот крупными каплями катился с лица, спины, ног, вообще со всего тела. Такое ощущение, будто он - и есть сам раскалённый уголь, который колыхает в яром пламени камина. Не чувствуя ни рук, ни ног, мальчик встал на четвереньки и выполз из-за полки, оказавшись на холодном полу. Эта девушка скоро сюда вернётся. Но кашель вернулся первым, поэтому казах вновь закатился в грубом припадке, вызывающим рвотный рефлекс. Он еле-еле поднялся на ноги, не бросая тёплый плед, закутываясь в него теснее и туже, безнадёжно пытаясь согреться. Оказавшись в сплошном кружившимся мессиво, он пошатнулся и облокотился спиной о полки, кое-как держа вес тела на дрожащих коленях, тяжело дыша сквозь рот. Все остальные в кухне повели носами от вида того, как их подружка, вся нервная и будто пчелой ужаленная, хватает кувшин с водой в одну руку, и стакан в другую, судорожно наливая напиток, быстро разворачивается и также на скоростях, как кипятком ошпаренная, вылетает из кухни с этим несчастным стаканом, разливая воду по пути. - Зачем ей эта вода? - Да свихнулась просто, вот и всё. Только лишь пожилая женщина оказалась единственной, кто всерьёз задумалась об этом. Зачем ей вода? Что случилось? Наверняка, это что-то означает. Её следует спросить об этом чуть позже. Служанка примчалась обратно в чулан, слетая по ступенькам вниз. Казахстан уже изнемогал от своей бушующей болезни, стоя на песочных ногах, как на тонкой нитке по центру края пропасти. Анна вовремя остановилась, встав на приличное расстояние от ребёнка, чтобы не запугать его ещё сильнее, чётко соблюдая его личное пространство. То, что он сам вылез из-за ящиков и поднялся на ноги, с доверием выйдя на середину - уже замечательно. - Вот, я пришла. И принесла тебе воды. На, хочешь попить? Тебе помочь? - она протянула ему стакан с водой, медленно подходя ближе к малышу, желая показать то, что в её жесте нет ничего зловредного. Второй даже не видел стакан с водой рядом. - Ну же? Ты как? Эй, почему молчишь? Малыш, ты чего? Всё. Поплыли виденья. Окончательно потеряв связь с реальностью, у мальчика закатились веки, и он, закрыв тяжёлые глаза, рухнул на пол без сознания. - И-и, о Боже! - вскрикнула кухарка от потрясения, чуть не взмахнув руками и не схватившись ими за голову, из-за чего несколько капель воды из стакана пролилось на пол. Довёл ребёнка до состояния обморока. Уж непонятно какого: голодного, или от болезни. Он же ещё совсем маленький, не может перенести такие мучения. - О Господи, малыш, что с тобой? - не зная, что делать, она буквально кинулась к нему, присев на колени и поставив стакан с водой рядом на пол. - Боже мой, ты весь горишь! У тебя жар! - запаниковала она, прикоснувшись к онемевшим плечам мальчика и разворачивая его на спину, подкладывая под голову руку. Тот еле как раскрыл глаза, находясь наполовину здесь, в реальности, и наполовину в бессознательном состоянии. Он не понимал совершенно ничего. Язык буквально отсох. Лоб такой мокрый, будто облитый жирным маслом, а кожа полыхает несусветным пылом. Кажется, ещё чуть-чуть, и от неё начнёт исходить пар, а сам ребёнок просто испарится в потоке воздуха. - Ты лучше выпей воды, давай, она поможет тебе, - Анна взяла в одну руку стакан воды, а другой чуть приподняла Казахстана за голову, бережными и нежными прикосновениями. Служанка, вся на нервах и в панике, поднесла к его высохшим губам стакан с водой. К счастью, казах стал немного приходить в себя и даже придерживать донышко стеклянного сосуда своими руками, жадно глотая такую драгоценную жидкость, с превеликим удовольствием освежая желудок. - Давай, попей ещё. Господи Боже мой, кто ж так оставил тебя здесь одного? Ну уж нет, так дело не пойдёт, ты здесь больше не останешься. Встать сможешь? Девушка отложила опустевший стакан в сторону, помогая молодой стране принять сидячее положение. Кашель вновь вырвался из груди сжатыми рывками, жёстко раздирая кожу изнутри. - Пойдём со мной. Мы будем с тобой лечиться. Вставай. Дай мне руку. Молодая женщина принялась помогать ребёнку подниматься на ноги, заодно вставая и сама. Его шатало, знобило, он весь бедный дрожал от ужаснейших чувств и болей мелкой дрожью, весь покрылся несколькими слоями мурашек. Анна прижимала трепечущее тельце к себе, приобнимая за спину, руки, горящее туловище, оказываясь самой главной опорой в данный момент. Таким образом, они и вышли из этого злосчастного чулана. Казахстан по пути ещё оглядывался назад, на своё прежнее место, где ему строго-настрого сказали сидеть, на оставленное одеяло, где-то далеко в закромках разума представляя, как ещё потрепает его Российская империя. Но от этих тяжких мыслей голова гудела ещё больше, так что он решил просто не думать и плыть по течению событий и обстоятельств.***
Дойдя до кухни, Анна объяснила всю ситуацию другим поварихам так, как оно было на самом деле. А что ей скрывать, и зачем? Она ведь сама по-прежнему мало что осознаёт. Казахстан стоял рядом с ней, приобнимая себя за локти и размытым взглядом тупо смотря сквозь белый пол. Как тряпичная кукла, или марионетка. - В общем, как я поняла, он плохо себя чувствует, ему нужна помощь. Мне кажется, он даже исхудал. Такой бледный на вид. И горит аж! Что мы можем сделать? Остальные присутствующие в кухне с глубоким негодованием пялились на это невинное дитя - звезду всех сегодняшних событий. Сказать, что они были в шоке - ничего не сказать. Многие из них, кто распускал нехорошие слухи об этой "простушке из деревни" конечно понимали, что их "коллега" глупая неудачница, но не до такой же степени, чтобы спуститься в чулан за огурцами, а прийти с ребёнком-страной! Это однозначно что-то новенькое. Вот и смотрели на малыша с опаской, а на Анну - как на колдунью. - Но мы здесь не причём, - в миг возразила другая девушка - Юлия. - Мы всего лишь слуги, низший сорт, как говорится. Мы не можем предпринимать какие-либо действия без ведома нашего господина. Сперва, надо его дождаться. - Вы с ума сошли!? - возмутилась от отсутствия сочувствия у окружающих Анна. - Ладно, вы сидите, поджав хвосты, ну а лично я не собираюсь бросать больного и голодного ребёнка! - Эй, ты нас всех бросаешь в огонь! На это, Анна уже ничего не ответила, а лишь только нахмурила брови и осторожно взяв малыша за руку, вывела из кухни. Она хочет отвести его в свою комнатку, уложить в свою постель и принести нужные средства для лечения: воду, сиропы, компоты, лекарства, травы. Ну и конечно же, первым делом накормить горячим супом. Именно этим она и займётся на ближайший срок времени, и ей совершенно всё равно на реакцию господина этого поместья. Здоровье ребёнка гораздо важнее, чем её страхи. Остальные пусть конечно дрожат и боятся по углам, ну она проходить мимо несправедливости и нуждающихся в помощи не собирается. Конечно же, ей на помощь подбежала старшая женщина, с которой у них наиболее солнечные и взаимопонимающие отношения. Будут вдвоём заботиться о маленьком ребёнке, рискуя буквально всей своей жизнью.***
С улицы доносится приятная и весёлая музыка, которая подходит как раз под настроение лучезарно улыбающейся Казахского ханства. Она находится в просторной и обширной кухне. С окна ласково светит летнее солнышко, изливаясь медовым ручьём насыщенного золота на город, заглядывая в окна, просачиваясь сквозь прозрачное стекло и осыпая всё в кухне серебристыми блёстками. Все шкафы, стола, комоды. Вдобавок, ещё расслабляющая мелодия с улицы успокаивает тёплую душу и заставляет улыбаться с радостным ликованием. Она сейчас стоит у стола и готовит покушать своему сыну. Одна только мысль о нём заставляет сердце петь голосистым звоном, как заливистая песня соловья. Как же это здорово. Он сейчас наверное сидит в комнате и ничего не подозревает, ничего не ждёт, а она возьмёт, и принесёт ему покушать с любовью и заботой. Потом, они отправятся на прогулку по солнечному городу, восхищаясь такой замечательной сказочной погодой снаружи и зелёной природой. Такое бесподобное настроение вскружило голову, что хочется только улыбаться и даже петь. Всё вокруг светло, в особняке царит неземная, мирная обстановка. Что может быть лучше? Вот он - момент самого настоящего счастья. Взяв в руки поднос с различными вкусностями, от вида которых желудок окутывало голодным туманом, она осторожно вышла из кухни, быстро и также бдительно поднимаясь по лестницам. Во дворце никого не было, он пустел. Везде было абсолютно пусто. Ни звука. Если бы не райская погода за окном, то такая таинственная атмосфера небось навеела бы неприятное ощущение и холодок страхов, но нет, не сейчас. Сейчас всё более, чем отлично! Приподнятое настроение эйфории, что может быть страшно? Никого в доме нет, кроме Казахстана и её самой. - Казахстан, я пришла, моё солнышко! - задорно улыбнулась она, отворив дверь в свою большую комнату, мысленно представляя себе, как же обрадуется её малыш этому сюрпризу. Зайдя вовнутрь помещения, она прошла к середине своей комнаты, взглянув на огромную и большую кровать. Заправленную кровать, с несколькими перинами и одеялами, богатыми подушками с вышитыми золотистыми краями, четырьмя колоннами, с которых свисали нежно-розовые ткани. Там никого не оказалось. Это как раз и заставило мать насторожиться и нахмуриться в недоумении. - Казахстан, ты где? - уже на нервах спросила ханша, разворачиваясь назад, но и там никого не оказалось. Ледяной испуг накатил на сознание бушующей волной. Пальцы задрожали, и она, чувствуя тяжкую одышку в груди, выронила из своих рук поднос. Металлическая картонка опрокинулась на пол, и все тарелки и кружки разбились вдребезги, а еда превратилась в смешанную лепёшку. Девушка, даже не заметив этого, схватилась за голову двумя руками, начиная медленно выходить из комнаты, учащённо дыша. - Казахстан! Ты куда пропал? - выкрикнула она, выйдя в коридор и в неистовом страхе осматриваясь кругами. Пустота. Мёртвая тишина. - Казахстан! - повторно окликнула Казахское ханство, ощущая кручинный водоворот грубых эмоций в груди, начиная просто бегать по коридору и силой раскрывать все подряд двери, заглядывая вовнутрь всех комнат и выкрикивая имя своего ребёнка. На лице застыла гримаса растерянного смятения и тревожной паники. - Казахстан, где же ты? Куда ты пропал?! - не унимаясь, кликала она, раскрыв уже порядком двенадцати комнат, где ни в одной из них никого не находилось. Солнце продолжало светить и питать особняк изнутри ослепительным ключом своих лучей. Никто не откликался. Ни звука не было, кроме её обеспокоенных шагов, шатающихся во все стороны и сбитого дыхания, которое отражалось от стен каким-то странным эхом. Неожиданно, раздался плач. Детский плач, будто бы кричит полугодовалый младенец, только что проснувшийся в своей колыбельке и не отыскавший рядом свою маму. Вздрогнув, она резко развернулась в сторону источника этого проницательного звука, разрушевшего загробное молчание всего дома. - К-казахстан?.. - всполошенно и оробело прошептала она, прожигая дыру в двери одной-единственной комнаты, стоящей в самом краю коридора. Именно оттуда и доносился плач и какой-то зов. И такое ощущение, будто бы косяки этой двери расплывались, как потревоженная водяная гладь. - Казахстан! - выкрикнула казашка, вытирая слёзы с лица. - Жди, я уже иду к тебе! Шатаясь и буквально падая во все стороны, она спешила к этой двери, но не могла достичь её. Она отдалялась от неё с каждым шагом её приближения. Прошло целых три минуты растягивающейся резины времени, но девушка даже не сдвинулась с места за все свои дикие попытки добежать до этой комнаты кошмаров. А плач всё никак не унимался, а только лишь нарастал и нарастал, звук увеличивался и увеличивался, оказывая неистово-дикое давление на стенки головного мозга и сдавливая бешеное сердце в груди. Это всё сводило с ума, забирало в свою пещеру отчуждённости и отвергнутости. - Казахстан! Птенчик мой... - азиатка начала буквально заливаться слезами, умываться ими, утопать в этой солёной жидкости, захлёбываться в глубине своих страданий и бьющейся тревоги. Ноги подкосились и не имея ни малейшей возможности даже сохранить равновесие самостоятельно, она упала на пол, встав на четвереньки и всё ещё продолжая тянуть свою дрожащую руку, с которой грубо выпирали кости и вены, к той двери. Детский плач не успокаивался. На заднем фоне вдруг начала слышаться какая-то мелодия колыбельной. Не песня со словами, а мелодичная музыка, но она лишь только усиляла страшный эффект ночного кошмара и оглушал сознание наравне с детским плачем. Она слышала то, как её зовут, кричат, ждут, разрываются в своих криков и рыданиях, а она может лишь только сидеть на полу и заливаясь в своих слезах, вытягивать руки в сторону отдаляющейся двери. Всё это оглушало. В голове творился ад. - Казахст-тан! П-прошу тебя! Откликом резкого пробуждения от невыносимого кошмара из скованных губ вышло лишь приглушённое мычание. Вокруг вновь было темно. Сухой, но мрачный подвал с кромешной темнотой. Она, как была прежде, так и сейчас остаётся обездвиженной, с завязанным ртом. Какое сейчас время суток за окном - чёрт его знает. Всё тело затекло и изнутри будто превратилось в сплошную массу колючих проволок или осколок стекловаты. Любое движение отдавалось адской болью и ломкой в костях. Ещё секунды две после резвого пробуждения в реальности было слышно эхо детского раздирающего плача, зова и той самой злодейской колыбели с жуткой мелодией. Всё это смешалось в одной колбе, как напитки, и сводило с ума, закручивало сознание и заставляло чувствовать себя подавленно. По лицу скатились горячие капли слёз, обжигающие кожу. "Қазақстан! Сен қайда? Менің ботақаным!", - так и хотелось вскрикнуть ей, раздирая горло в кровь, но всё выходило одним только раздельным мычанием в пустоту. Плохая мать. Казахское ханство начала дёргаться чуть ли не при инфаркте, пытаясь развязать свои руки и избавить их от верёвок. Она даже встала на ноги. Слабые и хрупкие колени предательски сгибались под весом отяжелевшего тела, но она с упорством сумела выстоять. Эти тугие верёвки просто так не порвать ни в коем случае. И даже если она захочет поискать какие-нибудь острые предметы, что-то вроде случайного ножа или заострённого угла - не получится. Тут слишком темно. И помещение кажется удлинённым, будто бы там, дальше, идёт углубление в какую-то пещеру или бездну. Она даже не знает, что здесь находится! И сил недостаточно для того, чтобы просто взять и одним махом разорвать эти проклятые узлы.***
- Скажи им, чтобы в следующий раз не смели мне там такие взбучки устраивать! - входная дверь открывается, и в особняк входит сам разгневанный хозяин, а позади него - его помощник, что внимательно слушает все недовольства и требования империалиста. - Ты посмотри на них, я впал в ошеломление, это что ещё за бред? Они что, не могли заранее договориться что ли, или же разуть очи и взглянуть на таблицу расписания? И стоило из-за этого аж напролом идти! - Да, вы совершенно правы! - охотно поддакивал Антип, искренне стараясь придерживаться поддерживающей и понимающей позиции. - Там же товары хрупкие! А если бы что-то случилось? Да они совсем не соображают! Что это за безобразие? Тупые идиоты, вот так вот! - на последнем предложении он развернулся к двери и угрожающе взмахнул кулаком, будто бы адресовывал эти оскорбления своим непутёвым слугам. - Я так и передам! - Я фигурально выражаюсь... Да что ты вообще поддакиваешь мне вечно? - вдруг взорвался РИ, как радиоактивная бомба. Да, сегодня он явно не в духе. Антип негодующе и слегка возмущённо нахмурился. - У тебя что, своего личного мнения что ли нет? - У меня?.. Я... - Так, иди долой с глаз моих. Не порть мне настроение, пока я ещё добрый, - резко передумал русский, на что мужчина нервно взглотнул, окрасившись белее извёстки, и мигом же вылетел из дворца. Рядом с аурой России мгновенно же воцарилась тишина, от чего он облегчённо вздохнул. Напряжённый был сегодня денёк. Все нервы изрядно потрепались от недалёкости ума простого населения. Но думать об этих моментах и нагонять на себя неприятные воспоминания совсем не хочется, потому что пока что всё уже позади. Всё, что ему сейчас хочется - это расслабиться, вкусно покушать, принять тёплую ванну или душ и лечь в мягкую кровать, чтобы уснуть после такого ажиотажа. Только он хотел раствориться в блаженной вечерней рутине, как вдруг вспомнил о своих пленных. Надо бы их проверить. Но что будет, если он навестит Казахское ханство? Она со стопроцентной вероятностью закатит "немой" скандал, будет пытаться вырваться наружу, а он так сильно измотался от всех этих дел, что просто не хочется... "Ай, да ладно", - пренебрежительно махнул он рукой в сторону двери под лестницей. Уверенность в том, что он прочно связал ей руки и запер на ключ была крепка, а тяга ко сну и усталось в разы мощнее, так что он решил просто пройти в кухню и узнать, как там обстоят дела с его заказом на ужин. Оставался лишь единственный вопрос. Её отпрыск. Где он? Угораздило же его в пьяном виде вчера закрыть этого малого неизвестно где, что даже понятия не имеет об этом скором событии. Но и на это он прыснул "ай, да ладно". Наверняка, где-нибудь в какой-нибудь кладовке или подвале, коих у него много. Завтра поищет. А сейчас ему нет дела ни до кого. Для начала, надо бы сначала пройти в свой кабинет, чтобы пометить проблему со стычкой в торговле решённой, иначе запутается. По пути ко второму этажу, он невольно задумался о происходящих сейчас событиях. В том числе, и о Казахском ханстве. В последнее время всё такое странное. Будто бы это всё - не реально, а он просто спит. Даже его пальцы на ощупь какие-то удивительные, они расплываются в воздушном мареве, это всё так... Необычно. И непривычно. Как будто бы всё это - просто сон. От которого он уже никогда не проснётся. Неужели, это снова всё из-за неё? Почему-то в последние два дня план о колонизации и власти не приносит никакого удовольствия, не зажигает искру страсти в глазах, не приободряет дух и не обливает ледяной водой, дабы освежить. Даже наоборот, какое-то серое уныние и тупое ощущение мутной печали нависает над и без того чёрной душой и будто бы избивает обмоченными розгами по голой коже. Он действительно хочет всей этой войны? Он на самом деле хочет прямо взять и сломить эту среднеазиатскую страну? Он правда будет счастлив после достижения своей цели? Это точно, вот депрессивное состояние прямо покинет его, камень спадёт с плеч, и он почувствует себя по-настоящему счастливым и радостным? Но, как мы знаем, у РИ есть две стороны, что беспрерывно противоречат друг другу неугомонными мыслями, превратившимися в неразборчивые и жужжащие голоса в голове: да, он определённо хочет этого, и никаких "но", никаких сомнений. Скорее всего, он просто устал, сейчас не соображает, и все дела. Но никакой неуверенности и робкости в его действиях быть не должно. К счастью, эта вторая сторона была в тысячи раз крепче и властнее, и поэтому, империалист сразу отключил свой разум и продолжил копошиться в своих документах далее. Быстро приходит в себя, ничего страшного. А всё-таки, не унималась его другая личность, напился ведь вчера русский неспроста... Дело в том, что вчера ещё вечером на Казахстана нахлынуло какое-то внезапное чувство тревоги и страха из-за страшного потемнения за окном. Вот он, позабыв обо всей репутации взрослого, задрожал, как кленовый лист во время грозы, заплакал и принялся беспрерывно повторять слова извинений, мольбы о жалости и просьб вернуть его к матери. Несмотря на сотни замечаний со стороны России, что никак не действовали на него, а лишь заглушали на пару минут, казах уже изнемогал от разлуки со своей матерью и умолял о том, чтобы его вернули. Спустя несколько неумолкающих мучительных минут, Российская империя сдался и стукнув кулаком по столу так, что документы разлетелись в разные стороны, упорными шагами буквально подбежал к этому шумному ребёнку, чтобы немного потрясти, накричать, наругать, запугать, и возможно даже где-нибудь закрыть. Но стоило ему заглянуть в эти детские наивные глаза, наполненные страхом и грустью, он увидел в них себя. Маленького себя, будучи ещё ребёнком. Как уже было сказано прежде, в детстве маленький русский каждый день становился свидетелем не только дискриминации личности по половому признаку, но и ежедневного насилия и издевательств над женщиной. Да не над чужой какой-нибудь, а над своей родной матерью, которая в прямом смысле слова пожертвовала своей жизнью ради него. Эти крики от несусветной боли, звуки избиения, издевательств, грозные рычания и оскорбления своего отца, множество крови, страшный вид, синяки, порезы настолько глубоко отпечатались в памяти маленького ребёнка, что жутко травмировали его психику и оставили нестираемый след в детском сознании. В маленьком Казахстане он увидел себя, дрожащего на полу с округлёнными, как тарелки, глазами, в тёмной комнате, сходящего с ума от этих воплей, изо всех последних сил желающего обнять свою родную мать. Такую нежную и добрую. Прямо как Казахское ханство. В ней он увидел свою мать. А в её ребёнке - себя. В тот вечер славянин ошеломился. Ему стало настолько плохо и кошмарно от напавших на него чувств и старых воспоминаний, что ему голову вскружило, и он чуть сознание не потерял. На сердце вновь что-то осело в виде липучего мусора, и грудь заныла в тревоге. Поэтому, чтобы хоть отдохнуть и прийти в себя, он решил запить своё горе и избавиться от этих эмоций. Иначе, он бы не выжил вчера. Ну да, и этому отпрыску никаких поблажек всё же не было, вот он и отвёл его куда-то, закрыл где-то. Где - неизвестно. Да и ладно, его это совсем не волнует.***
Непроглядная ночь опустилась на город, как пушистое облако. Тусклые звёзды мерцают на огромном шаре, подобно миллионной армии ночных светлячков, прячущихся среди листвы. Свободно гуляет вольный ветер, оглаживая своим прохладным потоком вдоль длины уже завявшие, сухие, и легко трескающиеся листья деревьев, будто бы гадает на них. Не за горами уже зима. А сейчас пока что поздняя осень. Уже как два часа Российская империя лежит в постели и спит. Ну, как сказать, спит? Пытается. Он думал, что после такого трудного и напыщенного дня будет дрыхнуть, как убитый, ведь глаза слипались, стягиваясь вниз тяжёлыми мешками с цементом, а сейчас сон отбило, как рукой сняло. Он о чём-то волнуется и переживает, но вот о чём - понятия не имеет. Но что-то всё-равно гложет под сердцем, словно кошки скребутся своими острыми когтями, расцарапывая обложку памяти до крови и срывая занавески с темницы воспоминаний из детства, что пробудились не на шутку. Да, может быть, он и правда не может провалиться в сонное царство из-за нагоняющих воспоминаний? Скорее всего, это так. Нужно просто насильно постараться закрыть глаза и лежать, ни шелохнувшись, тогда он точно падёт в небытие. Но нет, это время назло растягивается, как нескончаемая резина и кажется мучительной пыткой! Не может он уснуть, как бы ни старался. Это всё от беспокойства. Может, у него бессонница? Она частенько приходит к нему, когда эмоции переполняют с верхушкой и не дают сознанию утихомирить свой пыл. То к балкону отвернётся, созерцая на спокойную и уютную осеннюю ночь за окном, на полотне которой мигают звёзды, накрытые серебристой мантией луны, то к тёмной стене отвернётся, загнув руку под подушку, то на спину повернётся, пялясь в белый потолок. Не идёт сон к нему. Вот незадача. Ни один РИ не может расслабиться. И Казахское ханство тоже. Только в отличие от супер-комфортных условий, коими сейчас наслаждается мужчина, ей предстоит провести ночь в каком-то болотном подвале, в тотальной темноте, связанная, скованная, не имея возможности подать голос, всё в одном положении. Ей даже начинает казаться, что у неё сейчас просто возьмут, и отпадут руки. Наверняка, в кровеносных путях уж образовалась большая куча сгустков крови, тромбов, застывших клеток, которые закупопили все ткани. Нет поступления свежей крови. Всё настолько затекло, что она не чувствует свою телесную оболочку, будто бы она уже слилась с полом и стенами, превратившись вместе с ними в одно-единое целое, неразлучное, как безобразная кашица. С глаз безостановочно текут слёзы. И она не знает, почему. Как таковой, причины для её плача сейчас нет вообще. Но она не может прекратить этот безумный водопад. Будто бы у неё мозги вместе с глазными яблоками плавятся, вот вода и течёт. Ладно, что её хотя бы не цепями скрутили, а то было бы вообще потрясающее удовольствие. Она уже полтора дня ничего не ела. Даже воды не пила! Так ведь и умереть можно, от недостатка жизненной энергии. От обезвоживания и голода организм начал истощаться. Урчания, доходящие из кровожадного и опустошённого желудка, заполняли всю тишину этой злополучной ночи. Каждая конечность, каждая ниточка тела скулила и буквально выла от болевого онемения, голода, холода, жажды, ну и конечно же стресса. Стресса за жизнь своего ребёнка. Вот где он сейчас? Что с ним? От одной только мысли о нём слёзы усиливали свои ручьи, и обжигали кожу ещё сильнее. "Кешірші мені, құлыным менің", (прости меня, жеребёночек мой) - мысленно проговорила Казахское ханство, начиная чувствовать себя отделённой от этого мира, медленно оседая на пол, получив не малое количество ужаснейших травм. Глаза сомкнулись друг с другом, и она потеряла сознание, рухнув на пол. "Кешірші мені, анашым", (прости меня, мамочка), - лежащий в чужой комнате на более-менее мягкой кровати Казахстан, как раз в этот же момент думал о том, как поживает его любимая мама, что с ней, всё ли с ней в порядке, и простила ли она его. Дрожащие губы силились держаться накрепко сдержанными, чтобы не дай Бог всхлипы не потревожили молчание ночного отдыха и лежащей в другом углу комнаты, девушки, что бескорыстно позаботилась о чужом ребёнке. Слёзы текли с лица, увлажняя подушку и затуманивая весь вид перед глазами. По крайней мере, хотя бы физически он чувствует себя уже лучше, сыт, накормлен, в тепле, напоит лекарствами и нужными сиропами с уменьшающейся головной болью и болью в горле. Только вот душевная боль разрастается всё больше... Обе страны изнемогают от разлуки и незнания о судьбе друг друга, лишь только в одиночку проливая слёзы по ночам и молясь Всевышнему.