***
В доме свои владения опустила странная тишина. Ранее она таковой не была. Уже с самого позднего утра в душу вселилось ощущение чего-то подозрительного. Ещё более дивным оказалось то, что мальчик встал раньше самого Советского Союза, постель его не заправлена, а вот кровать Александра в полном порядке. - Кто-нибудь дома? - громко спросил Совет, потягиваясь и идя по коридору. Никто не откликнулся, хотя обычно в такое время эти двое завтракают в абстрактной тишине. - Вы чё, на улицу вышли что ли? - ещё раз крикнул он, и его зов отозвался купольным эхом от домашних стен. - Или дома? Ну хоть чё-нибудь скажите, ёлки-палки! Походя по всему помещению, заглядывая во все комнаты и даже за их двери, коммунист уже подходил к выходу, чтобы выйти во двор, приятно политый ослепляющим солнечным светом, словно утренние блинчики с мёдом. - Э-эй! Кто здесь есть? Обогнув весь двор, в том числе и задний, но вместо нужных людей найдя лишь молчаливую тишину, мужчина вернулся в дом. Лишившись целей обыска, он медленным шагом шёл прям на кухню, мысленно гадая, куда эти двое могли уйти. Вернее, мальчик-то не виноват, вся ответственность лежит на взрослом. Жаль, что связаться с ним прямо сейчас, быстро и эффективно, не выходя из дома, никак нельзя. Александру ведь не очень полюбился этот ребёнок, всё время он относился к нему пренебрежительно, снисходительно и поверхностно. Не мог же он так заботливо повести его на прогулку? - Опана, чё это? - стукнув по столу, Совет нащупал шершавый листочек письма. Взяв его в руки, он принялся вчитываться в строчки, гласящие следующим образом: «Ушли на ярмарку. Прибудем к обеду». - Эмм, ну ладно... - недоверчиво покосился Союз, почесав в затылке, отложив письмо с какой-то кривой мимикой. - Странный ты однако, Сашка. Ребёнка-то куда поволок? Эхх, вот уж эти странные старшие люди и старики, как вздумается им на какую-то ярмарку в шесть утра на Кудыкину гору переться, так и не остановишь! Поставив чайник на новую газовую плиту, к которой народ старой закалки относится с недоверием, Совет огорчённо сел за стол, забыв даже достать сладости из шкафов, и начал думать, чем же ему заняться до обеда. Хоть времени и оставалось уже очень мало, и домашние скоро придут, но всё же, это опекаемое поведение со стороны взрослого оказалось слишком чудным. Как бы ничего с ребёнком не случилось. Мало ли, затеряется в толпе, отстанет от «проводника», испугается назойливых продавцов и продавщиц, да и затопчут бедолагу. От серьёзности этих доводов революционеру стало как-то не по себе. Сашке нельзя верить, он как увлечётся очередным гадальным шаром, картами или святой иконой, так навязчиво продвигаемых шарлатанами, так о ребёнке вспомнит примерно...никогда. - Вот же ж... Балда! - сам себе выругался русский, тревожно взглянув на дверь, что так манила его захлёстывающими волнами и звала наружу. Только вот, что он может сделать? Фактически, ничего такого. Город огромный, куда идти? Кто может подсказать ему дорогу или хотя бы место, в котором всегда проводятся особо крупные ярмарки? Кто в этом шарит? - Пруссия... - неожиданно осенило Союза. Это логичная догадка, как же сам предводитель народа и политик может не ведовать о таких вещах? Безусловно, он должен знать! - Точно! Ты мне поможешь! - спохватился Советский Союз, встал из-за стола и выбежал из дома, позабыв обо всём. Даже о чайнике на газовой плите. Имея прекрасное представление о том, где именно находится, или по крайней мере, может находиться королевство Пруссия, мужчина спешил туда со всех ног, искренне переживая за это милое дитя. Мальчик словно стал ему родным, как собственный сын. И это чувство, которое поселилось в его душе по отношению к чужому ребёнку, такое странное и удивительное. Оно заставляет его подлинными волнами тревожиться за него. Не только быть весёлым всё время и умиляться, наблюдая за детскими качествами и чертами лица, всё ещё оставшимися у подростка, но ещё и заботиться: всё ли с ним хорошо, как его самочувствие, не холодно ли ему, сыт ли он, не хочет ли пить? Если бы этот мальчик был его сыном, то неужели, это и значит – быть родителем, гордо называться отцом? Ответственным, отзывчивым, добрым, теплодушным, мягким и справедливым отцом. Неужто в этом и заключается вся суть родительства? Странно это – желать каждую минуту опекать этого малыша и укрывать крылом от всех бед и несчастий. Детей Совет, конечно, любит, считает их прелестными созданиями, но почему-то именно этот малый вызывает в нём нечто большее, нежели обычную симпатию и умиротворение*. На германской земле царила тёплая погода. Ни ветерок не дунет, ни деревцо не зашатается, ни капля дождя не упадёт – стабильная, стоячая солнечная погода. Только вот коммунист накрылся капюшоном, сжал плечи и скептически засунул руки в карманы, идя быстрой грубой походкой, ведя себя так, как будто сейчас не жаркий сезон, а суровая зима со своими безжалостными метелями. Будто бы не солнечный свет блещется отовсюду, а стеклянные пули бурана режут глазницы. Так он и летит спешно-спешно, на время даже вылетев из настоящего. К слову, периодами задумываясь о бесконечных хотелках и тоскливом нытье Александра по дому, русский нехотя, самому себе не признаваясь, в глубокой подкорке головного мозга соглашался с его мнением. В гостях хорошо, но а дома – лучше, каким бы он ни был. Думая это, мужчина имеет ввиду не тот дом, что под одной крышей совместно с отцом, а тот, что Родиной является. Хочется уже вернуться в свою зону комфорта, окунуться именно в русскую атмосферу, забыть об этих немецких приключениях с заграницей. Хочется в тёплый уютный дом. Но возвращаться он сильно боится, мало ли, там – самый разгар войны. Причём, не за себя он боится, а за этого ребёнка. Не было бы его, он бы, не раздумываясь, вернулся и спрятался где-нибудь. Пробегая мимо сквера, вовсю цветущего и пестрящего алыми красками, он нередко замечал бездомных, что сидели по углам и просили милостыню. Таких людей, не инвалидов, полностью дееспособных, Союз всегда презирал и всегда пропитывался к ним отвращением. Мысленно он называл их «тунеядцами» и думал, что была бы его воля, он бы их всех на работу отправил. А если бы отказывались и ворочали носом, то на каторги куда-нибудь, чтоб не повадно было обычных рабочих совращать. - Я свой, - пробубнил Совет сквозь воротник пальто охране, стоящей по бокам ворот огромного дворца, реально выглядив, как альбинос с Северного полюса. Те его не послушали и продолжили бесподвижно прикрывать вход своими «виллами». - Э, вы чё, по-русски не шарите что ли? Ну ладно, кхм-кхм, - прокашлился он, словно считая, что это поможет. - Я. Свой. Понимаете? Меня там ваш хозяин ждёт! У меня к нему разговор есть! Э, пустите, пока я не поднял тут массовую шумиху! Молчок. Тщётно, чужих не пускают. - Ну блин, ну... Ну чё вы молчите, ну? Ну пожалуйста, пустите, по-братски! У меня ребёнок потерялся, мне надо найти его, а где искать – хер знает! Вот я и хочу у него сейчас спросить... - чуть помолчав, шёпотом прошипел он последнюю фразу, сдерживая себя от насмешек. - Да пустите ж вы! - прикасаться к их стволам коммунист счёл ненужным, и на том спасибо огромное. Иначе, это может действительно привести к не очень радостным последствиям. - Да ёлки-палки, да меня тут знают! Я уже свой на районе, пустите! - Уходите, - сухо буркнул один из охранников, найдя единственное русское слово в своём немецком лексиконе, словно иголку в стоге сена. Или же, сено в стоге иголок. В общем, с трудом откопал в потёмках разума. - Ох ты, так ты шаришь по-русски! Короче, послушай, тут такое дело, мне очень надо... Эй! - не на шутку возмутился Союз, когда стража грозно оттолкнула его, применив физическую силу. - Да пустите ж меня! - ситуация повторилась. Стоило ему ещё раз «налететь» на измотанных охранников, так его снова оттолкнули. - Ребят, ну вы даёте... Да я ж щас уйду! Аа, чёрт, заколебали! Тьфу на вас, тунеядцы! - демонстративно плюнув одному из госслужащих на ботинок, Союз покорно поплёлся куда-то за особняк, огибая его неохватные километры. Для драки и словесного спора с этими бедолагами настроение было слишком хорошим, чтобы портить его, поэтому, русский решил прибегнуть к иному пути, как в старые добрые сказки. Да и, времени тратить впустую не хотелось, ведь он идёт к германскому королю не просто так, а за очень серьёзным делом. Обойдя чуть ли не весь город, добираясь до ворот заднего двора, где ему светит блестящая возможность добиться своего, Союз остановился перед вселяющей высотой этого «заборчика». Окинув его взглядом до самого верха, что как Вавилонская башня, упирался в верхушки поднебесья, коммунист почесал в затылке и взглотнул. М-да. Ворота русского дворца не такие... Перелезть их было – раз плюнуть, раз, и готово, а тут придётся изрядно попотеть. Но ничего, он сделает это. Пускай он покажется странным, ненормальным, больным, в этом окружении исполнять общественные ожидания он не считает нужным. Ну что поделать, если этот парень уже с самого детства был неугомонным непоседой? Если бы не тиранское отношение обезумевшего отца, то Союз, будучи мальчишкой, чувствовал бы ещё более свободную раскрепощённость в своих действиях и резвости, но к сожалению... И к счастью, жизненные трудности не потушили его бойкий огонёк. Просто поймите его и принимайте таким, какой он есть. Да, он странный, но в этом его индивидуальность. Как уже можно было догадаться, Прусское королевство уже как час сидел на том самом заднем дворе в мраморной беседке с бриллиантовыми камнями, попивая какой-то изысканный напиток, полагающийся лишь высшим социальным слоям. Параллельно он рассматривал свежий выпуск какого-то модного немецкого журнала. Передобеденное время, по расписанию у него аристократические посиделки в беседке и мирное времяпрепровождение в тишине и здравии. Мирная тишина. - Ой, бля! - о данном понятии, написанном выше, можно смело позабыть, если неподалёку бродит кое-кто под именем Советский Союз. Испугавшись этого русского мата, предварительно следовавшим за глухим треском о землю, словно ком чего-то тяжёлого, прусс чуть не подавился горячеватым чаем, рефлекторно отхлебнув больше глотков, чем полагается, которые ещё и, как говорится, «попали не в то горло». Горячие капли прыснули на свободную от перчатки кисть руки, обожгли её кипятком, также заляпав и нетронутые страницы журнала, заставив их промочиться и немного порваться из-за обилия густой жидкости. - Ой-ой-ой, извиняюсь... - прохрипел коммунист, перекатываясь с боку на бок по земле, ведь упасть с большой высоты – немудрено. Некоторые ушибы, синяки и ранения он, всё же, получил. У читающих, которые уже во второй раз наблюдают за этой аналогичной сценой, наверняка возник вопрос: интересно, а Союз всегда заходит в дома таким образом? Это у него такая традиция, ритуал? Без этого никак? На этот вопрос, милые, можно было бы и ответить, да только пишущая сее произведение сама запуталась с сюжетом, господа и дамы, не серчайте, прошу. - Что Вам надо? Я сейчас охрану вызову, - несколько продолжительных секунд германец сначала посидел в шоке, с ошеломлением смотря на столь назойливого гостя, реально не ведая, что же сказать на такое. Но данное поведение можно расценить как попытку антигосударственного акта со взломом. К сожалению, наехать на этого мальца Пруссия не имеет право, ведь как никак – будущая страна. - О, Вы тут! - воскликнул русский, потихонечку поднимаясь с колен на ноги, всё ещё державшись за пострадавшую поясницу и локоть. - Извините за то, что я так сюда зашёл, ну, а Вы сейчас не заняты? - Что Вам надо? - повторился немец, отсаживаясь подальше. - Что Вам надо? Я сейчас вызову охрану, честно. Хватит уже так делать! Это можно расценить в качестве преступления, знаете? - Стой, стой, погоди, я по делу, - кряхтя и загибаясь от боли, Совет стал подходить ближе к беседке, нацеливаясь на сиденье, тем самым вынуждая хозяина этой красоты отсаживаться всё дальше и дальше. - Ого, красивая беседка. Это чё, настоящий бриллиант? - Не смейте трогать, замараете! Я Вас сейчас выгоню отсюда! - Ладно-ладно, не трогаю. Я просто спросить хотел, где тут, в Берлине, вы обычно проводите крупные ярмарки? - Какие ярмарки? - Ну типа, где сегодня у вас тут какая-то ярмарка есть? В каком месте? Я думаю, Вы-то должны знать такие дела, да? Это ж всё-таки торговля, там, экономика, товарно-денежные отношения... Да? Ну типа, не только внутригражданская политика? - Я Вас не понимаю, - мужчина с такой опаской закрыл журнал, будто там хранится кодовый ключ от ядерной ракеты. - Ну... Да блин, сегодня есть какие-то ярмарки? - Нет у нас никаких ярмарок, чего пристали? - Как это – нет? - недоумённо приподнял бровь Советский. - В смысле? Чё, вообще что ли нет? - Сегодня, по крайней мере. Сегодня никаких ярмарок нигде у нас нет. Вы же видите, город почти пустой, нет никого? Выходной! Для всех! Сегодня ярмарки не проводятся, ей Богу, отстаньте, - он закатал белоснежную перчатку на другой руке и отсел ещё дальше, словно воспринимал Союза за что-то более низшее и недостойное, чувствуя к нему отвращение за его небрежный внешний вид и уличные манеры. Вернее, отсутствие галантности. - Как так?.. Может, Вы что-то путаете? - не на шутку взволновался русский. - Я ничего не путаю. Прекратите, Бога ради молю. - А вот знаете, один мой товарищ вместе с этим ребёнком, короче, их сегодня не было дома, когда я проснулся. А Сашка, то есть, Александр оставил записку, сказав, что ушёл на ярмарку вместе с ребёнком. - Не знаю я, что вы там творите, и что там у вас происходит, но сегодня все рынки и площади для ярмарок закрыты. - Как так?! - чуть ли не вскрикнул коммунист, ощутив внезапный резкий толчок сердцебиения, не сумев сдержать молчания. - Значит, не на ярмарку они пошли. Обманули Вас. - Они... Он... А куда? - Я почём должен знать? Пожалуйста, покиньте мою частную собственность и уйдите отсюда! Не занимайте моё время! Вы мне мешаете! Поникнув от негодования, гадая, что же могло случиться с этими двумя, больше всего переживая за младшего, Союз тихо и послушно поплёлся вместе с Пруссией к выходу. Второй решил лично выпроводить незванного гостя со своих покоев, для вида подбадривающе прикоснувшись к его плечу. Они огибали эти королевские хоромы с бессчитанными километрами и гектарами, проходя мимо шикарного огорода и сада. Девушки собирали урожай в корзину, всё это время громко распевая различные народные песни хором, не останавливаясь, чётким голосом, нагибаясь под ласково светящим солнцем. Хорошо, что не под палящим зноем. Совет скептично посмотрел на них и вспомнил о кое-чём своём. - А Вы как думаете? Куда они могли пойти? - с блеском надежды в глазах спросил он, прямо как маленький малыш жалобно спрашивает у своей мамы, где же могла потеряться его любимая игрушка. - Не понимаю Вашей тревоги совсем. Скоро вернутся, смысл так сильно переживать? Подумаешь, проблема, из-за которой нужно было меня так сильно отвлекать, - последние слова он произнёс намеренно громко и требовательно, создавая на них особый акцент. - Да нет, Вы не понимаете... Я волнуюсь. - Не волнуйтесь. Вот мой сын, например, спокойно ходит и бегает везде, познаёт мир и учится быть мужественным правителем, и я так сильно его не опекаю. И это, кстати, мой сын, - снова выделил он слово, только на этот раз, притяжательное местоимение. - А тот мальчик, которого Вы так сильно опекаете, чей? Посчитав это идеальным моментом для разведки политической тайны и удовлетворения своего любопытства, немец изо всех последних сил надеялся на то, что его собеседник даст ему ясный ответ на вопрос. Неспроста ведь это дитя появилось. Он же чей-то, а это не просто так. Ему очень нужно узнать все детали. - Ай, неважно, - наплевательски махнул коммунист, замечая неладное. Неспроста же этому чужаку нужно узнать о ребёнке, так? Очевидно, в его вопросах таится что-то загадочно-страшное. Король даже сбавил темп, ненавязчиво заставив и Союза сделать то же самое. - Ну как же – неважно? По мне, очень даже важно. Это же государственная тайна, я никому не скажу. Мы же с тобой друзья, да? - Нет. - Вот например, твой отец мне очень хороший друг, я его уважаю... - в мыслях невольно всплыл образ этой очаровательной Империи, что растопил сердце, словно восковую свечу. Даже язык запнулся, и голос дрогнул. - И для всех, кого он уважает, мои двери всегда открыты, и руки готовы для объятий! Если прусские двери для Союза и открыты, то явно для того, чтобы тот ушёл и больше никогда не вернулся. Но лесть приятно разминает уши и подкармливает в голодные времена. - Нет, меня он не уважает. Я не хочу об этом говорить. - Но как же? - они уже почти дошли до самых ворот. Занимательная беседа скоротала время и путь. - Вы же его сын, а значит, и мой тоже. Может быть, я знаю родителей этого ребёнка и помогу Вам, чем смогу? - Нет, спасибо, не надо, я сам справлюсь. Вообще, мне пора. Пойду, буду ждать их дома, может, вернутся. Совет подошёл ближе к воротам, желая открыть их и пойти домой. Нехило огорчился и пригорюнился, это видно. Переживает о чужом ребёнке, не всё равно на чужую судьбу, вот, что клокочет в его душе днями. Плотно задавив в себе удручённость и раздражённость от тупиковой ситуации, Пруссия сжал кулаки и нахмурился, но постарался отойти. Приказав открыть ворота и выпустить опечаленного отцовской заботой бедолагу на волю, германец крикнул напоследок прощальное: «Но Вы всегда можете обратиться ко мне за помощью и доверить самое ценное!», получив лишь неверующее молчание и полное игнорирование. Что ж, посмотрим, что же из этого выйдет.***
- Да всё, хватит уже! Голова болит от них! - не выдержав такой пытки более, отмахнулся Российская империя от бумаги с очередным рядом очередных скучных реформ, которые подавал ему генерал-губернатор. - Но господин, как же? - Да никак! Устал я от этих тупых реформ, понимаешь!? Устал! Уйди отсюда! Наверняка, все уже догадались, о каких реформах идёт речь. О реформах с требованиями, указами и законами к обескровленному казахскому народу. Основная часть войны завершилась, колонизация осуществилась успешно, план сработал на отлично, но с работой ещё не покончено. Осталось не менее важное, а скорее наоборот: самое значимое. Работы только прибавилось, порабощённой стране нужно знать о своих обязанностях. Только вот, суть в том, что дело не в усталости России. Далеко не в усталости. - Господин, как же?.. - боязливо пролепетал мужчина, вжимаясь в себя. - Я подписал сегодня уже сотню таких бумажек! Меня от них тошнит! Сколько ещё мне надо подписать, чтобы можно было просто отдохнуть?! Всё, завтра! В дверь внезапно раздались назойливые стуки. Не одинарные, а какие-то двойные, тройные толчки, будто бы целая рота изо всех сил желает вломиться в кабинет. - Входите! - озлобленно крикнул русский, силой сжав глаза, концентрируясь в точке очага невыносимой головной боли. - Господин, не вели казнить, вели помиловать! - в кабинет ворвались несколько взъерошенных солдат, чуть не попадали на пол, не уложившись друг на друга. - Вам что, воротники жмёт? - скрипя зубами, прорычал Россия в себя. Как же его всё достало, это не объяснить словами. - Что такое? - Народ на пограничной линии, кажись, хочет устроить восстание... - И ещё, они требуют переговоров! - Они хотят украсть Ваши о... - Они собирают какое-то собрание на... - Нет, это важно, они вызывают Вас! На перебой, один перебивая другого, как трещётки, как отбойные молотки или барабанная дробь затараторили исполняющие, еле как переводя одышку. - Господи, дай мне сил, - измученно промолвил РИ, падая головой на стол. Из-за громкого стука маленькая колба с чернилами подпрыгнула вверх и упала на бок; липкое грязное содержимое вылилось на некогда отполированный до блеска стол и белые документы. Голова раскалывалась титанической силой, кости черепа разрывались прямо изнутри, давление хлестало кровью во всю. - Господин, так, Вам оставить эти законы на рассмотрение? - тихо проропотал стоящий сбоку губернатор, пытаясь всунуть свои документы монархисту под локоть. - А с бушующим народом что прикажете делать? - Может, усилить охрану по пограничной линии? - Они хотели заглянуть в Вашу резиденцию, и ещё, хотят снести крепость, а и ещё... - Так, ну-ка все, разойдитесь быстро, срочное послание! - с коридора раздались ещё какие-то гулкие шаги. Стоящие на пороге раступились, разошлись в стороны, и в кабинет, прямо без разрешения и приглашения спешно забежали ещё двое людей, держащих две немаленьких стопки каких-то бумаг. Россия сквозь все силы притяжения поднял чугунную голову с полузакрытыми от задолбленности глазами. Весь вид спереди загородили эти самые две стопки, которые с грохотом были брошены на стол. Империалист почувствовал, что у него задёргалось веко правого глаза. В левом районе грудной клетки образовалась какая-то опухоль, что принялась душить, терзать и раздирать сердце в пух и прах. От царя всего этого хаоса раздался глубокий разгневанный вздох. - Вы подпишите, или... - Да погодите! - рявкнули двое только что прибежавших с этими самыми стопками. - У нас очень важные послания для господина! Вот, смотрите, тут есть письма от порабощённых, а тут их жалобы, а это для важных переговоров, а это грамотные жалобы... - Нет, а вот здесь написано, что некоторые из них присоединятся к Вам и разделят Вашу политику, если Вы наделите их убежищем, сейчас, минуту, я Вам их найду, это где-то здесь... - исполняющий принялся внимательно перебирать одну из стопок документов, дабы отыскать избранное и необходимое. - Господин, так вы подпишите? Подумайте хорошенько, может быть... - Да подпишет, подпишет он, давай сюда, оставь и уходи! - Господин, а с восстанием-то как?.. Подавить, или?.. - Нет, не надо! - уже не зная, на какую стенку лезть от бурлящего гвалта и головной боли, неожиданно вскрикнул Россия. Все присутствующие в миг замолкли от такого. Наконец-то их руководитель подал хоть какой-то признак живности, а то спрятался за пачкой бумаг так, что его даже видно не было. - Не надо подавлять никакие восстания! Пусть бушуют, можете даже меня бросить им, пусть разорвут на части! А зачем же нам себя оберегать? - Господин, подпишите вот тут вот, а то мои обязанности, понимаете... - Да мы ж сказали, оставь и уходи, он посмотрит! А я письмо ищу! - Да не пойду я никуда! Мне надо, чтобы господин прямо сейчас всё подписал, и я ушёл с уже заполненной бумажкой! - Это не только тебе надо! - Я – выше и старше вас по званию! Какое право вы имеете спорить со мной? - Но тут это не касается, ведь... - Я со срочным посланием для господина! - в двери нарисовался ещё один солдат. - Я тоже! Я вместе с ним, вообще-то! - Погодите, у нас свои дела! Не мешайте, уйдите! - Мы по поводу поиска пропавших! - Поиск пропавших?! - в миг оживился РИ, соскочив из-за стола, почуяв прилив крови ко всем онемевшим конечностям. На поиск Казахстана он подал уже предельно давно, и отряд всё ещё продолжает свою работу. Несмотря на то, что Россия уже потерял надежду, он всё ещё не приостановил поиски бедного ребёнка, которого сам же и угробил. Розыскивается не только он один. Казахское ханство тоже в розыске. Он объявил её в розыск сегодня утром, потому что... Так надо. Ему экстренно необходимо, чтобы эта женщина прибыла в особняк целой, живой и невредимой. И больше она никуда отсюда не денется. Но и не только эти двое в бегах. Джунгария тоже. У РИ с этим малым будет свой серьёзный разговор. - У вас есть какие-то новости? - изнывая от угасающего огонька веры, спросил Российская империя, слёзно умоляя Всевышнего о том, чтобы он даровал ему ещё один шанс. - Нет, просто отчёт! - Аа, просто отчёт... - разочарованно вздохнул славянин. Грудь невообразимо распирает в клочья. - Никого из пропавших ещё не нашли. Тела ребёнка нигде нет, а судя по проведённой экспертизе, создаётся такой результат, как будто кто-то утащил его. Мы склоняемся к мнению, что это сделали местные звери. От молниеносно оглушающей фразы Россия громко взглотнул, невзначай схватившись за ёкнувшее сердце. Он покачнулся на месте, едва сохранив баланс равновесия. Так он и думал. Его опасения подтвердились. Казахстан умер, и ничто уже не сможет его спасти. - Пропавшая женщина ещё является пропавшей, и нигде нет её следа. - Вы спрашиваете местных прохожих? - Мы спрашиваем местных прохожих, но все отвечают отказом и утверждают, что не замечали никого подобного. - Ясно... - С пропавшим мужчиной та же ситуация. Только РИ хотел озвучить старый указ, отправив разведовательный отряд на старые поиски, как другой солдат перебил рапорт первого. - На самом деле, некий след есть. У империалиста в очах проскочила мимолётная искра. Может, ещё не всё потеряно? - Сегодня утром мы спросили местных посетителей двухэтажного трактира на границе. Было сказано, что несколько дней господин Джунгария жил в этом трактире, разводя хаосы и беспорядки, нередко тревожа этим обычных горожан. - Вы взяли его след? - Нет, мы просто спросили, но не заходили. - Так чего ж вы тянете-то?! Господи, горе вы моё луковое, ну-ка быстро дуйте туда и за шиворот приведите мне его сюда! И поиски женщины и ребёнка продолжайте! И без новостей или этого чудака сюда не возвращайтесь! - Вас поняли, господин! - отдав честь вышестоящему, двое мужчин мгновенно выбежали из кабинета по направлению к выходу из дворца. В прохладном офисе, охлаждающимся холодным воздухом с открытого окна, несколько секунд повисела тишина. Русский смотрел убегающим солдатам вслед; с коридора доносились тихие звуки звенящих орденов и стуки каблуков. Он смотрел и вспоминал момент, когда грубо выгнал Казахское ханство на улицу в самую мрачную погоду в самое страшное ночное время. Он воспроизводит эту киноплёнку в мозгах чуть ли не каждый час на протяжении всего дня, а ночью, падая без задних ног, видит различные сны на эту тему. Даже в царстве Морфея чувствуется адская боль в сердце. Даже там буйные мысли не дают покоя и скребят когтями по черепушке. Зря он её прогнал. Очень зря. Теперь не может себе места найти. - Господин, а как же... - Так, всем стоп, - скомандовал РИ, только на этот раз, уже более спокойным и релаксирующим голосом. - Сейчас я всё сделаю. Вы! Идите и усмирите восставших, скажите им, что я сейчас выйду! - Будет сделано! - исполняющие отдали честь и убежали. Ясен пень, что Россия никуда не выйдет. - А вы! Идите и прикажите охране на приграничной линии удвоиться. Или утроиться! - Есть, господин! Народу с каждым приказом становилось всё меньше, а в помещении становилось всё спокойнее. Да и, головная боль ослабевала. - А вы идите и отнесите им дары, что приготовлены в подсобке. Скажите, что мирные переговоры состоятся... Скоро. - Как прикажете, господин! Нет. Не состоятся. Однозначно. - А вы скажите своим, что вопрос сотрудничества остаётся открытым и захватите вот этот вот документ на изучение. И сохраните вход в резиденцию, а жалобы по поводу военных крепостей не принимайте! - Благодарим, господин! - Вы! Распределите мне эти бумаги и отчёты и предоставьте письма через час, - голос звенел твёрдо, грозно и доминирующе. Всех сразу поставил на место, и всем дал задания. Командир с большой буквы. Кое-кто бы растаяла и превратилась в лужицу от этого пленяющего баса и острого умения улаживать конфликты. - Будет сделано, господин! - А вы... - вот, дело наконец-то дошло до самого навязчивого губернатора со своими реформами, что торчал тут изначально. - Подойдите ко мне через день. - Но господин, надо сейчас! - Молчать! Лучше загляните в шкаф и возьмите вон ту папку, да перепишите оттуда критерии оценивания! - Ладно, господин... - Вот и всё. Порядок! У всех есть задания, никто не обижен, никто без дела не сидит, всё замечательно. А если всё хорошо, то можно пойти и заслуженно отдохнуть. Выйдя из поместья, окунувшись в более рязряженную атмосферу естественной природы, не загромождённую бумажной рутинной работой, РИ потянулся, разминая затёкшие кости и нормализуя циркуляцию кровообращения. Физически, тело получило свою дозу питательных веществ и простого отдыха, но что касается эмоционально-психологического уровня, так на душу оседает ещё большее количество проблем. Дело не в гигантском объёме скучной и кропотливой работы, а в её предназначении. Уже как много времени он, сквозь мощнейшие усилия и отговорки, стиснув кулаки, признался сам себе в том, что чувствует вину за содеянное. Надо ж было так намертво влюбиться в одну женщину, чтобы это смазливое чувство мешало ему вести политику и быть Империей! Политическая жизнь стран отстранена от личной, это неоспоримый факт, который на чип записан в мозгах каждой родившейся страны и вбит в сознание, как меч-кладенец. Причём первая гораздо важнее второй, ведь именно данный критерий и определяет стран как стран, а не как обычных смертных. Но психология могущественнее науки и всякой разумности, поэтому противиться самим себе – вещь невозможная, из разряда фантастики. А если возможная, то невыносимая. А если выносимая, то убивающая. Невозможно сопротивляться тому, что является частью тебя самого, это нереально, это выходит за границы человеческого потенциала и улетает в другие галактики. Вот и Российская империя не смог. Он не слабак, а просто такой же продукт природы. Вроде бы он и корит себя за то, сколько вреда и бед причинил Казахскому ханству, её народу и её жизни, а сам ведь вести кровожадную политику продолжает. Хотя в глубине души совершенно не хочет, не желает. Но остановить весь этот процесс он не сможет ни за что в этом мире. Всё, маховик начал своё движение, произошла цепная реакция, провода никогда не сомкнутся. Любое действие, малейший вздох на вес золота. Невозможно предугадать события, или заглянуть наперёд, узнать последствия. Сделал – пошло-поехало, всё, поезд уехал. И яхты. И самолёты. Такая вот грязная и суровая игра в политику. Каждый документик, каждая новая реформа, адресованная казахскому народу напоминает ему о самой ханше и причиняет неумолимую боль. Он не хочет больше играть в эту жестокую игру. Но к сожалению, выйти из неё невозможно. Поставить на паузу, отдохнуть, закончить, сдаться – нельзя. Всё кипит и бурлит в бешеном темпе, не успеваешь за ним – успевай. Больше никаких советов тебе не полагается, привыкай. Такова жизнь. Кажется, это всё-таки действительно неутихшие чувства к женщине. Бабочки в животе почернели, заразились инфекцией и молят о помощи, о пощаде, перевариваясь в желудочном соку. Поверьте, Россия всё своё существование пытается сопротивляться этому поганому ощущению и переварить тупых бабочек, но у него не получается! Он делает всё, что в его силах, и делает он достаточно, но против природы не попрёшь, хоть разорви себя на части. Он любит Казахское ханство. Но одновременно и держится от неё на некой дистанции, поводом для которой есть обида. Смертельное торнадо обиды за её предательство, а после уже и замену другим. С её ребёнком, рождённым от кого-то другого он уже смирился с горем пополам, но нечто другое не позволяет его больному сердечку сделать пару вдохов свободы. Многим знакомо это чувство. Когда любишь и ненавидишь человека в одно время. Вроде, при первой же возможности вы готовы с воплями счастья кинуться ему на шею и никогда-никогда больше не расставаться, а вроде и желаете ему смерти. Это так паршиво и гадко. Тебя распирают на части две противоположности. Судьи нет. Как будто на дебатах две палаты яростно впиваются друг другу в глотку, рвут сцену, а холодной судьи нет. И такая война бушует в империалисте уже много-много десятилетий. Если не столетий. Он не помнит, когда произошла первая встреча с Казахским ханством, когда они расстались, все даты сбились и смешались. Поймите, насколько это выматывает и убивает изнутри. Это трудно, это непереносимо! Он устал бегать от одной стороны к другой, выматываясь, принимать решение на уставшую голову абы как, и на основе своего невежества, что ежеминутно сбадривается психологическим давлением, созерцать на негативность своих последствий и страдать. И так по кругу. Всю жизнь. Поэтому он решил просто пустить ситуацию на самотёк, не бегать по кругу как белка в колесе или электрический генератор, а действовать по зову своего сердца, какой бы каламбур это ни был. Признаться честно, такое рассеянное состояние русского похоже на какое-то психическое расстройство. То он раскаивается грешником в церкви, исповедаясь батюшке, замаливая ошибки, моля Господа о возвращении любимой в её гнёздышко и о том, чтобы с её сыном всё было хорошо, то ему снова всё нипочём, и он то и дело разбрасывается беспризорным «так ей и надо, её проблемы», когда вспоминает о казашке. Это странно, это говорит о душевных травмах и жутком психологическом потрясении. Он не может принять один жизненный принцип и придерживаться чего-то одного. У него всего час свободы. Скоро ему вновь предстоит с головой нырнуть в плодотворные дела на несколько нераздельных часов, уничтожая последние нервные клетки и гормоны счастья. И ведь опять же, сядет он за документы, взглянет на плоды своей теневой личности, так ему станет плохо, и его поглотит повышенная гипертония. Например, в эти моменты он готов быть паинькой и служить добру благородным рыцарем, а стоит отойти от солидности и взрыхлить почвы на старых обрывах воспоминаний, так он снова безжалостный правитель ада. Голова рвётся от размышлений.***
Воображая себя крутыми следователями, несколько служащих разведовательного отряда обошли тот самый двухэтажный трактир кругами, заглядывая в окна и двери, рассматривая потрёпанные углы еле стоящего здания, всё ещё не думая заходить. Зачем им приказали искать некую потеряшку под именем Джунгарское ханство, зачем им настолько точное описание его внешности и флага, они не знают, и не в свои дела не вмешиваются. Их единственные дела и обязанности – это просто найти потеряшку и привести его к РИ, только и всего. А так как он был замечен в этом помещении, то его след быстро взяли. Осталось лишь только зайти вовнутрь и попросить пройти во Дворец, в случае сопротивления применить физическую силу. Обойдя это внушающее здание на границе города кругами, будто здесь случилось громоздкое преступление, четверо солдат остановились возле входа, поправив свои фуражки, одарив друг друга многозначительными взглядами. Не очень-то приятно заходить в трактир с большим количеством пьяниц и наркоманов. Факт того, что у них есть полномочия и послания от самого господина смягчает обстоятельства и немного наделяет духом. - Ну что, ты первый? - крайний толкнул соседа в бок. Тот взглянул на него возмущённым и ошеломлённым взором. - Нет, а что сразу я? Вот он, старший, пускай идёт, - возразил он. - Вы как-то не мужественные какие-то! Ведёте себя как девицы. Надо просто взять и зайти, - гордо зычным тембром осёк всех более старший по возрасту из них, всё ещё стоя на месте, гипнотизируя трактир. Хотя все эти четверо и так молодые парнишки. - Ну так и покажи нам свою мужественность, - поймал его третий, улыбнувшись. - Ох, Боже, ладно, - подтянув ремень на брюках и прокашлявшись, солдат уверенно вошёл в трактир. Своим заразным движением он повлёк за собой остальных. - Всем добрый день, уважаемые господа и... Только господа, - учтиво поклонился перед всеми самый старший, приподняв деловую фуражку. В нос врезался резкий запах алкоголя и неприятные ароматы остальных прелюдий. От этого невольно задерживаешь дыхание, ибо вдыхать такое нетерпимо. К их счастью, за столом лежал лишь один бедный мужичок, и больше никого. Не пил, не ел, не пьяный, не трезвый, а какой-то депрессивный. Просто лежал и тупыми очами зырил сквозь воздух. Заметив посторонних в помещении, которые выглядели слишком ухоженно, он медленно поднялся, заскрипев костями и закряхтев. - Кто вы? Чего надобно? - строго спросил мужичок. К слову, выглядел он не так уж и страшно. Безопасный противник. Риск получения урона самый минимальный. Четверо исполняющих в миг возмужали, выпрямив осанки. - Мы с особым посланием от господина Российской империи, пришли сюда проверять помещение на чистоту и розыскивать некого господина Джунгарию, - самый старший продолжил свой диалог и сделал несколько шагов навстречу посетителю трактира. Остальные поплелись за ним, с интересом рассматривая всё кругом. - Слухи нам донесли, что он частенько почивал тута. Это правда? - Государственные служащие первым слухам верить не должны, - неверующе пробурчал мужик, закатив глаза. - Так или иначе, это приказ самого господина, оспорить его – грех. Поэтому мы должны проверить тут всё на чистоту и привести туда, где его ждут. - Ну... Желания батюшки очень имеют права. Мне всё равно, можете идти обыскивать. - Благодарим, - отряд прошёл далее и разделился перед лестницей. Один пошёл по ступеням вверх, второй решил осмотреть всевозможные углы первого этажа, а третий и четвёртый, не зная, куда себя деть, поровну дополнили своих первых двух товарищей, взявшись к ним в напарники. Одинокий мужичок от делать нечего наблюдал за всем этим процессом, скучно склонив голову на согнутую в локте руку, облокотившись о стол. Равнодушно отнёсся он к обыску на государственном уровне, ему как-то безразлично на то, что происходит в окружении. Его даже алкоголиком назвать нельзя. Это просто затухший от скуки уставший человек, что мается везде и всюду в поисках свежих эмоций и ярких впечатлений. Обыск закончился десять минут спустя. Хоть сам домик-то и не большой, а очень даже маленький, с узкими проходами и малым количеством комнатушек, отряд проверял всё тщательно и досконально, на несколько раз. Все комнаты были пусты. Никого нигде не было. Если бы шторы были открыты, и окна не склеены от слипшихся комочков грязи и пыли, то второй этаж наверняка-бы озарился оживлённым светом, пропитался лучами радостного солнца, а грязный пол с валяющимся мусором и кусками пыли прямо на виду, мог бы отдавать позолоченным блеском. Но трактир для пьяниц есть трактир для пьяниц, сами понимаете. Острая вонь застоялась в воздухе, став его неотделимой частью, нераздельным целым. В помещении нет никаких посторонних. Отряд дополнительно решил проверить ещё и балконы, выглянули из окон, обсмотрели землю снизу на нахождение каких-либо следов побега, но тщётно. Кажется, они упустили розыскиваемого. По лестницам умеренным тоном раздался стук сапогов и звоночек различных медалей: четверо парней спускались вниз, отчаявшись результатами. - Ну-с, что? - усмехнулся хозяин заведения, протирая рюмки белым платочком. - Как там? Нашли кого-то? Исполняющие подошли прямо к барной стойке, став в строй, с подозрениями посмотрев на мужичка. - Скажите своё имя, пожалуйста, - сказал один из них. - Когда мать родила, назвала меня Николаем. Но для своих я – Коляныч. - Значит так, Николай. Есть ли в здании какие-либо скрытые подсобные помещения, подвалы? - Нет, конечно. У нас даже на новые шторы денег нет, какие тут подвалы могут быть? - Розыскиваемая нами личность была замечена не только ночью, но ещё и сегодняшним утром. Куда он делся? Однозначно, он куда-то ушёл. Окажите услугу, пожалуйста, скажите, ведь Вы, наверное, видели! - О-о-ой, какие вы дотошные, щеглы, - помотал головой от озорничества этот самый Николай, прицокнув языком и оскалив улыбку. - Ну ладно-ладно, не буду мучить молодые души. В общем, ушёл он где-то после завтрака. - Ушёл? Куда? - Да я же почём знаю? Взял и ушёл. Только не один, а вот с дамой какой-то. - С дамой? - покосились те, играя в гляделки. - Я не знаю, ребят, сам только к утру пришёл. Я всегда тут был, только этой ночью у меня кое-какие дела возникли, меня и не было. Это мне только сегодня некие судари сказали, что стоило мне уйти на одну ночь, как произошло самое интересное! Женщина какая-то пришла, говорят, бывшая самого господина! Ну эта... Страна какая-то, которая сбежала-то годы назад, в общем. Пришла сюда ночью, а уйти сама не смогла. Ушла только сегодня с этим самым... Кого вы там розыскиваете? Вот он её и увёл отсюда, вместе они и ушли. Вот это я, кстати, сам лично и видел. А что ночью было, понятия не имею. - Дама? Женщина-страна? - с ещё более неподдельным изумлением переспросили служащие. - Парни, послушайте, - внезапно, самый старший приобнял своих товарищей за плечи и отвёл их в сторонку для минутного перешёптывания. - Это точно одна из пропавших стран, я вас уверяю, сомнений нет. Господин ведь нанял целых три отряда для троих розыскиваемых. И за каждого розыскиваемого он же сказал, что заплатит, да? Все утверждённо кивнули, прекрасно помня договор с Российской империей. - Так вот, а нам выпала редкая удача. Если мы найдём сразу двух розыскиваемых, то мы получим двойную оплату! - Немудрённое дело! - Стоит поторопиться! - Да, несомненно, ещё и наградит за честную воинскую службу! - остальные трое с воодушевлением подхватили и поняли мысли и доводы своего «предводителя». Переговорив друг с другом ещё пару секунд, точно всё высказав, они разомкнули свой круг узких переговоров и откряхтевшись, вальяжно подошли к постояльцу трактира, который уже читал какую-то газету, наслаждаясь блаженной тишиной и уютной обстановкой заведения. - Уважаемый, если Вы сейчас ответите нам на все вопросы честно и поможете, то сыграете большую службу в нашем непростом деле и получите свою долю богатства и личную благодарность от господина, - Николай скептично отвлёкся от чтения газеты. - Расскажите, пожалуйста, что вообще было с утра, и как уходили эти двое: мужчина и женщина? - Да как? Обычно. Как все обыкновенные люди уходят, так они взяли и ушли. Сначала они спустились по лестнице. Мужик вёл свою, или не свою, даму по лестнице. Подошли сюда, к стойке, тот попросил меня налить ему чай и спросил, где находится уборная. Когда он отошёл, то попросил меня закрыть выход и не выпускать женщину никуда, следить, чтобы никуда не убежала. Ну и потом он пришёл, выпил свой чай и вместе с ней ушёл, ничего такого. - Хм, интересно. А о чём они разговаривали? Может, они в разговоре упомянули, куда пойдут? - Они разговаривали не на русском языке. Да и, женщина выглядела как-то странно... Часто плакала, дрожала, боялась чего-то и всё время не отрывала от меня глаз. Нет, серьёзно, буквально пожрала своим пристальным взглядом! Как будто хотела что-то сказать, что ли... Самый старший парень нервно вздохнул, так и не получив явного ответа на свой вопрос за такое долгое время. - А да, кстати! Самое интересное забыл. Я же спросил у этого Джунгарии, как он... - Послушайте, сударь. Нам не интересно, что здесь было, кто на кого как смотрел, что говорил. Нам нужно лишь одно – куда эти двое направились? Понимаете, приказ сам себя не исполнит, а денежки долго своих хозяев не ждут. - Нет, я не знаю. Они просто вышли отсюда и пошли куда-то. А что было дальше, я уже не знаю, извините, братцы. - М-да... - разочаровался один из исполняющих, постучав пальцами по деревянной стойке. Денежное вознаграждение-то весьма внушительное и соблазняющее. Не хочется терять такую сумму. - Незадача. Они могли пойти куда угодно. - Если хотите, то останетесь здеся до вечера. Остальные сюда подойдут, они же были сегодня ночью, у них и спросите ещё побольше о том, что вам надо, - разумно предложил Николай, представляясь весьма дружелюбным человеком. Дружелюбным, но не отзывчивым. Или равнодушным к чужой проблеме. - Уверен, некоторые вам точно что-то, да расскажут. - Нет уж, благодарим, такое нам не подходит. Спасибо за то, что сыграли нам службу. Идёмте дальше, братцы, - отказавшись, предводитель отряда позвал за собой весь строй, и те поочереди, один за другим, стали выходить из душного жаркого трактира на широкую свежую улицу, отчаянно закрыв за собой шаткую дверь. - Ну и, что будем делать? - Как что? Доложим обстановку господину, чтобы знал, что мы вышли на след двоих. - Ага, сейчас! Не вздумай! - старший строго пригрозил самому младшему, подойдя к нему вплотную. - Он сказал без новостей или самого розыскиваемого не возвращаться! - Розыскиваемого нет, а ведь новости-то... - Не смей перечить мне! Иначе нас вообще с должности снимут! И денег не видать! И признаний тоже! Пока сами не найдём этого беглеца, не вернёмся никуда! И это моё последнее слово!