***
Предыдущим днём Будучи наполненным непревзойдёнными частичками счастья и радости, СССР почти летел домой с тем, что получил. Он получил даже больше. Пусть эти припасы и ненадолго, но всё же гораздо лучше, чем ничего. На первое время они протянут, пока хватит, а потом снова подумают, что можно сделать. Вроде бы, отец его показался добрым. Жаль, что это не навсегда, а так, временная обёртка. Он просто двуличный, только и всего. Сегодня он такой солнечный Дедушка Мороз, который всем дарит мешки с подарками, а завтра – злой Кощей Бессмертный, что убивает всех, кто ступит на его земли. Когда же мужчина становился ближе к своему дому, его охватывало ощущение переворота в нутре. Он ведь оставил маленького мальчика наедине с этим балбесом, а буквально пару дней назад у них случился конфликт, который посеял семена раздора между ними. Хоть бы дома всё было спокойно и хорошо. Крепко зажимая в кулаке мешок, он тихо постучал в дверь, прислушиваясь к слишком подозрительному молчанию за занавесами. Никто не пришёл и не открыл. Это странно, ведь домик маленький, разрушенный, не услышать такие стуки очень сложно. Набрав воздуха в лёгкие, сквозь которых постукивало ускоренное сердцебиение, он постучался ещё раз, прождал целую минуту, но тщётно. В мыслях представляя, каким способом он будет убивать Александра, Союз отодвинул от себя дверь, и та с лёгкостью открылась. Они не закрыли за собой дверь? Должны были. Очень опасно. Он же предупредил, наказал закрыть двери, а они ослушались его наставления. - Эй, кто дома? - стараясь держать такой же энергичный вид, Совет резко зашёл в дом, чтобы на всякий случай отпугнуть всех возможных врагов. Никто не откликнулся. В здании свои владения раскинула абсолютная тишина и какое-то шуршание в главной комнате. Захлопнув двери, перекинув мешок через плечи, коммунист прошёл в комнату и увидел вполне себе чудную картину: Казахстан сидит за столом и увлечённо рисует на бумаге, а старший громко храпит, лёжа на диване. Нормально получилось. Ребёнку впихнул первые попавшиеся предметы, а сам завалился дрыхнуть. Но это прекрасно. Самое важное – ничего криминального не случилось. Всё мирно и уютно. - Эй, привет, - Советский наклонился над казахом и поздоровался с ним. Второй вздрогнул от неожиданности и отпрянув на стуле назад, мгновенно обернулся, поглазев на взрослого ошалелыми от испуга глазами и с одышкой. Видимо, он ушёл в своё дело с головой так, что ничего не замечал. - Прости, что напугал, - неловко улыбнулся Союз, выдвинув стул и сев рядом с мальчиком. Тот расслабленно улыбнулся в ответ. Всё хорошо. Всё отлично. - А этот оболтус чё? Дрыхнет? Каз утвердительно кивнул. - Давно? - Я не сплю! - только казах хотел кивнуть повторно, как какими-то магическими силами Александр резво поднимается с кровати, чуть не подавившись от своего храпа и с первой же секунды принялся яростно опровергать ранее сказанные слова. - Я совсем не сплю! Я вообще даже не ложился! - Ну да, верю, - рассмеялся коммунист, расположив мешок у себя на коленях. - Этот балбес тебя ничем не спаивал? Каз отрицательно мотнул головой, выглядев очень даже счастливым. Любопытные яркие глазки горят, выражение лица нормальное, не умирающее. Значит, у них и вправду была идиллия. - Ну так, раз уж все в сборе, то я к вам с хорошими новостями. Для начала, - мужчина залез в мешок и стал поочерёдно вынимать оттуда чуть ли не тонну самой различной еды и ложить её на стол. - Нам передали паёк. Все в приятном шоке. Казахстан так и впал в океан радости, не веря своим глазам, что наконец-то он заполнит сверлящую пустоту в желудке полноценной пищей, а Александр откинул одеяло и стал скороспешно поправлять очки, так же и вставая с дивана. - Вот тебе!.. Это у Вас всё откуда?! - Отец мой передал, - Совет продолжал выкладывать еду. Стол начал ломиться. - Дай Бог Вашему отцу здоровья и долгой жизни! Какой же он благородный! - Александр подбежал к столу и рассмотрев парочку контейнеров, снова охнул от изумления. - Господи, тут всё свежее! Как будто бы только сегодня испекли! Какое счастье! Дай Бог этому мудрому правителю всего самого лучшего! Мы спасены! - Ну, в этом плане он помог норм так, - противоречиво хмыкнул Советский, заканчивая свою демонстрацию. Стол действительно пестрил едой, продуктами, и девать всё это было уже некуда. Оно и отлично. Пока Александр чах над едой и боготворил своего господина, СССР приступил к самому главному. - А теперь – гвоздь программы, - он вытащил из мешка стопку детской одежды, разложив у себя на коленях. Каз заинтересованно посмотрел на эти вещи, ещё не разглядев их. - Малыш, встань передо мной. Одна очень хорошая, милая и добрая женщина передала тебе одежду. Смотри, какая она чистая и красивая! Казахстан начал присматриваться к цвету, строению и пошиву одежды гораздо тщательнее и внимательнее. До боли знакомое. Где-то он это уже видел, или, возможно даже, носил, но только его внезапные догадки странные и наврядли правдивые. - Смотри. Детская одежда, - коммунист взял одну кофточку и взмахнул ею в сторону, вытрясая пыль, а потом развернул полностью и показал мальчишке. - Ну-ка, примерь на себя. Так тебе не будет холодно. Внезапно Каз почувствовал, как что-то с трепетом и волнением заколотилось в левой части грудной клетки. Пальцы рук почему-то окоченели, словно превратились в костяшки голого скелета, хотя на улице тепло, и он не мёрзнет. Ещё такое мимолётное ощущение, будто бы потолок давит на стенки черепа и сдавливает мозг, как податливый пластилин. - И штаны какие-то, - показал русский другой элемент. Онемение в ногах растеклось по всему телу. Казахстан придвинулся поближе и прикоснулся к мягкой ткани своих же собственных вещей. Одежда. Которая была сшита. Которую он носил когда-то. В которой бегал и слонялся по... Степям, полям и лугам. Которую не раз чистила и стирала одна очень добрая женщина, а после ругала за баловство и хулиганство. Эта одежда его согревала в... Тёмные зимние ночи. Он помнит, как... Надевал её? И кто-то шила всё это для него, вкладывая в каждый шов капельку любви, вместо нитей используя артерии, по которым передавался горячий страстный кровоток. Эта одежда не была куплена на городских рынках. Она была сделана вручную и передана лично. На неё было затрачено такое огромное количество энергии, пролито бессчитанное множество чаш эмоциональных ресурсов. Кто-то не спала ночами, напрягая зрение и пальцы в темноте, чтобы ему не было холодно и страшно. Кто-то не просто сшила вещи, а в каждую пуговку закладывала себя, наполняла своей материнской энергией. И эта кто-то... - Мама! - неожиданно вскрикнул мальчик на весь дом, как только по фалангам маленьких пальчиков он испытал быстрый ток старых воспоминаний, какой-то информации. Вместе с ними по верёвочкам и швам пульсировали самые тёплые, белые, невинные чувства любви. - Это моя мама! Я вспомнил! Это мамины вещи! - Ч-чего?! - потолок ошеломления и давления обрушился именно на Советского Союза. Он только что услышал, как некогда немой мальчик заговорил. И не просто произнёс какую-то букву, а выкрикнул несколько полных, логичных предложений. Или ему показалось? Что вообще сейчас происходит? Коммунист побледнел. Он от шока подпрыгнул со стула и поднялся на ноги, не в силах переварить вихрь этой информации, от ступора рефлекторно вцепившись ребёнку в плечи, заглядывая в его глаза. Александр, что втихаря «хомячил», от голода спешно поедая огурец, так и подавился, стал кашлять. Будто ему прямо в уши накричали что-то с микрофона и оглушили. Всех-всех в комнате кинуло в море огорошения. Все оторопели от такого крутого поворота сюжета, что вертикальной скользкой горкой повёл их строго вниз, в болотную яму. - Господи! Что это было!? - следом вскрикнул Александр, схватившись за сердце и облокотившись о стену возле окна, еле переводя дух. - Саня, ты это слышал? Или мне одному показалось? - коммунист продолжал бурить скважину в безвинных очах маленького дитя, словно желал пробраться в самую глубь его подсознания, не обрывая визуального контакта. - Я слышал! Слышал!!! - Ты что-то сейчас сказал?! - Союз присел на колени, всё ещё не отпуская мальчика из своей хватки. Второй лупал своими глазами так, как будто бы ничего такого не произошло, всё обыденно. - Я слышал! Ты что-то сейчас сказал! Я же прав? - обратился он к своему товарищу. - Я же не чокнулся? Он же чё-то реально сказал! Он сейчас чё-то произнёс! - Он что-то сказал про маму! - дрожащим тембром голоса жалко промямлил мужчина, у которого запотели очки от переполненных эмоций. - Погоди! Эй, ну-ка повтори! Я же не ошибся, он наконец-то чё-то сказал, спустя вечность, Санька, ты понимаешь!? Он же сказал своё первое слово, мы дождались, он сказал! Эй, малыш, пожалуйста, скажи ещё раз, - к счастью, от первых секунд неадекватного аффекта Совет отошёл весьма быстро и безболезненно, так что перенаправил своё усиленное перевозбуждённое внимание на данную ситуацию. - Пожалуйста, скажи то, что ты сейчас говорил. - Мама, - промолвил Каз, в натуженности нахмурившись. - Мама. Ма-ма... - он вновь начал переживать трудности с речью. Какая-то невидимая сила сковала всё то, что было во рту, одолела язык, орган речи, связала цепями и более не позволяла двигаться, укротила, как огнедышащего дракона. От этого казах топнул ногой до грохота в доме и тихонечко захныкал от внутреннего зуда раздражения. Его почему-то бесит такой расклад дел. Он пытается сказать, открыть рот, что-то произнести, но туго получается. Какой-то зажим не даёт ему расти. - О, Господи! О, Боже правый! Бог ты мой! Святая Дева Мария! - Александр так и «подыхал», не способный отойти от этой апогеи, перечисляя всех Святых, что всплыли в мыслях. - Ты же научился разговаривать, - русский не знал, что ещё сказать, кроме как повествовать о случившемся. - Ты только что чё-то сказал. Ну же, скажи ещё раз, давай! Пожалуйста, только не психуй и не капризничай, не плачь, скажи ещё раз. Почему ты молчишь? Что с тобой?! Говори! - Не могу, - робко пролепетал он, схватившись за вспотевший холодный лоб трясущейся ладонью. - Что значит «не можешь»? Ты сказал первое слово, поэтому поговори со мной, я так долго этого ждал! Я должен убедиться в том, что ты здоров! Сань, почему он молчит? Скажи, почему он молчит? Почему замолчал? - Он не может говорить! - Да ладно! - наигранно удивился СССР. - А то я прямо сам не знал! И без тебя вижу! Чё делать-то?! Малыш, не молчи! Поговори со мной! - Нужно срочно нанять врача! - Я знаю маму... - Да врача привести нужно! - Да помолчи ты, он что-то опять сказал, а я прослушал из-за тебя! - психанул Советский Союз, постепенно подключая хладный разум. - Повтори ещё раз. Что ты сейчас сказал? Произнеси то, что произнёс. Пожалуйста, прошу! Каз старался. Честное слово, он прикладывал максимальные усилия, выкладывался на полную, но что-то сковало его прямо изнутри. Это безумно действовало на нервы и убивало нервные клетки. - Погоди, давай без паники, - подуспокоил всех коммунист. - Ты что-то сказал про маму, а значит, она у тебя есть. Ты сказал, что вспомнил, значит, ты потерял память? Или же, ты просто разучился говорить? Или, ты всегда был таким? Скажи. Ты что-то вспомнил? - Да, - донельзя милым, сладким голоском пробормотало это чадо, вытирая крупные слёзки с щёк. - Ты вспомнил родителей? - Угу, - всё, на что он был способен в данный момент. - А как тебя зовут? Кто ты? Казахстан напружинился, собрался, силясь вспомнить своё имя как будущей страны. Но как раз здесь и произошёл коллапс. Он не помнит своего имени. Соответственно, не может вспомнить и имя своей матери. Всё же, упав с такой высоты на такое опасное дно, он лишился части своей памяти, ведь ударился головой. Союз это приметил. Он помнит это. - Ты не помнишь, как тебя зовут? Казах отрицательно промычал в отчаянии. - И что же делать? - немного отрезвел Александр, усаживаясь на стул, наблюдая за этой сценой. - Я не знаю. Малыш, пожалуйста, ты только не плачь. Я вижу, как тебе плохо, ты пытаешься что-то сказать, но не можешь, да? Младший снова покорно кивнул. На душе стало легче от того, что окружающие начинают понимать его, одаривать осознанием, что не бросили на плаву течения, а обеспечили поддержкой и заботой. Такая опора послужила заживляющей мазью. - Ну вот. Что и требовалось доказать. А раньше, до инцидента ты умел разговаривать? - ответом на вопрос был очередной неуверенный кивок. - Ну вот. Всё стало ясно. Я думаю, что наверное, этот мальчик не может говорить не потому, что он немой или какой-то отсталый, а... Я не знаю, какой-то зажим получил. И не может раскрепоститься. Думаю, это травма. - Ничего себе! Как Вы это предположили? Теория-то может быть истиной. Как Вы так? - А вот так, - Союз одобрительно погладил ребёнка по макушке, получая в ответ милую улыбку. - Думаю, нужно нанять врача. - Правда? Вы же всего боитесь. - На свой страх и риск. Я найму хорошего доктора, который поможет вылечить тебя до конца. Не переживай, малыш, всё будет хорошо. Я буду с тобой, лады? - Да, - из последних ресурсов выдавил из себя Каз, всё равно стараясь разминать мышцы во рту, чтобы научиться заново, по-человечески разговаривать. - Основная база у тебя уже есть, это клёво. Завтра начнём разбираться, а сейчас предлагаю хорошо покушать. Почти все присутствующие согласились с данным предложением, а Казахстан продолжил прижимать к себе заветную кофточку, суетливо сжимая её ткань пальчиками. Воспоминания детства не прошли. Незримая мощь так же конвульсивно стискивала неугомонное, взволнованное детское сердечко, и небрежно сорванные обрывки памяти парили где-то совсем рядом.***
Ночь Страшенное, роковое время, когда ханшу терзало, морило, казнило от бешеной паники, и разъедала дьявольская бессонница. Она настолько успела привыкнуть к этим успокоительным, что из-за их отсутствия тело одолела зловещая ломка. Как будто это были не просто таблетки, а самые настоящие наркотики. Муторно, тошнило, хотелось бесконечно рыдать и ронять жемчужные бусины своих слёз. Она не могла спокойно лежать в постели, она металась по всей комнате так, будто волевой тигр в тесной клетке. Хотелось истошно вопить подстреленным чудовищем, лезть на потолок от кислоты в горле. Она чувствовала себя так, будто над ней проводят обряд экзорцизма, из неё изгоняют дьявола. Но она не шумела, не буянила, а просто металась по комнате в раздумьях туда-сюда, дожидаясь рассвета, словно бы он мог что-то изменить. Ей было холодно и жарко одновременно. Ткань платья на спине обмокла от пота, кожа стала липкой, но её трясло. Она неконтролируемо дрожала, обнимала себя за плечи, садилась в углу, максимально примыкая к стене в своём излюбленном положении: согнув ноги в коленях, обхватив их руками. Это её зона комфорта, из которой не хочется вылазить, как из тёплой уютной постельки в тёмную, холодную зимнюю рань в пять утра. Она не знала, что ей делать. Ей до смерти обидно на этот мир за то, что он привык отбирать у неё последнее и бросать в котловину мучений и ада. Она дрожала, словно в зимний буран, и винила Россию во всём. В частности из-за того, что он отобрал у неё эти лекарства и сжёг заживо в печи. Сам-то он имеет право заглушить боль, напиться в хлам и радоваться, а она? Она что, не имеет таких прав? Ей тоже хочется сотворить что-нибудь эдакое и забыться. Почему он следит за ней, шпионит? Какая ему разница? Когда ей было плохо, ему было без разницы на неё. Стоило ей расслабиться и найти способ преодоления препятствий, так он как из-под земли вырос: тут же появился и всё крушит и ломает. Ещё и врёт, что мол, это забота, я переживаю, я не могу смотреть на твои страдания... Где же ты был раньше? Поздно. РИ тоже не спит. Пора бы привыкнуть, что эти двое никогда не спят. Одна – из-за своих переживаний, другой – из-за неё. Он просто лежит в кровати, накрытый одеялом и прекрасно слышит каждый её шаг. Как она мечется по всему периметру, точно бабочка, пытающаяся вырваться из паучьей сетки. Как она что-то шепчет себе, разговаривает сама с собой, иногда громко топает от нервозности и закатывается в тихом рыдании. Сон всё никак не идёт к ней, а Морфей закрыл двери своего царства. Как же сильно она страдает. Как же ей плохо. Уж бессмысленно говорить что-то про боли в сердце: они должны были сломать все рёбра, разорвать лёгкие, разрезать всё тело и вырваться наружу. Из-за этих звериных, хлёстких толчков грудь ощущается невыносимо тяжёлой, а всё её тело – неподъёмным, от того она, наверное, и падает часто вниз. Она была готова ворваться в комнату к русскому прямо сейчас, пасть на колени перед ним и заумолять о пощаде, что есть мочи, что есть сил, сорвать голос от своей мольбы. Она не знает, почему ей так уютно чувствовать себя жертвой и добиваться целей путём унижений. Это странно. Или же, она готова ворваться к нему и убить? Она запуталась. Известно только одно – ей хочется к нему. Ей хочется быть с ним. Это ещё более удивительно и каламбурно. Зависимость от человека – вещь похуже алко- и наркозависимости. - Как мне уснуть? - она схватилась за голову, невменяемо-маниакальным взглядом всматриваясь в мрачную пустоту комнаты. Выглядела она и правда как псих, сбежавший с дурки. Как бы некрасиво это ни звучало, но факт остаётся фактом. - Как уснуть? Что делать? Что помогает уснуть? Что мне поможет? Империалист мог бы и зайти к ней в комнату, но боится приближаться к ней. Так ей станет хуже. Лучше не травмировать её. Тем более, если он придёт с пустыми пакетами и не принесёт с собой эффективное решение проблемы, лучше вообще не соваться. Может, он зря так поступил с ней? Может, не надо было поступать так радикально? Но что ему оставалось? С улыбкой дурака смотреть на то, как она, ослеплённая, горстями жрёт препарат, воздействующий на психику? Оба варианта кошмарны, но есть ли другие? Жаль, что Агна спит. Он бы тогда спросил у неё совета, как успокоить свою бедную подругу. Хоть Агна и подчинённая служанка, но почему-то будить её не хочется. Она и так целыми днями устаёт. Интересно, но в последнее время русский стал слишком мягким, как пластилин на солнце. Перестал держать своих слуг и солдат в страхе, разнежился, жалеет их чего-то иногда. Да и, те распустились немножко, творят, что хотят из-за этого. Хорошо ли это, или плохо? Казахское ханство долго и рассудительно смотрела на балкон. На его плоские квадратные перила. На мгновение перед ней предстала картина, что она становится на самую крышу этого хаоса и летит вниз, разбиваясь насмерть. Такой мысли она чутка испугалась и перевела внимание на другое. В голове вновь электричеством вспыхнул вид успокоительных. Вот, ей опять показалось, что она опустошает банки ядовитых таблеток, заглатывает их полностью и спустя время умирает от передоза. Господи. Что за суицидальные мысли? Дабы отвлечь себя от их преследований, кочевница резко посмотрела на высокий потолок. Воображение разыгралось, и она начала фантазировать о том, как влезает в петлю, отпинывает ногой табуретку... Какой кошмар. Нельзя о таком думать. Это грех! Она зашла чересчур далеко. Внезапно она ненароком вспомнила о своей фобии – боязнь больших глубин и утонуть. В течение наносекунды, но вполне ярко и отчётливо, как искра, промелькнула сцена, как она топится в каком-нибудь озере ночью. А что насчёт вскрытия вен? Как багровая кровь будет обильно и густо течь, струиться, по кусочкам забирая с собой и жизнь, высасывая энергию, стремительно истощая организм. - Господи, о чём это я? - она отвернулась от всей комнаты, тупым взором смотря в угол. Суицидальные мысли. Первые, настойчивые, навязчивые, настырные суицидальные мысли. Не это ли первый звоночек? Неизвестно. Ей хочется затупить острый угол боли. Хочется помочь себе избавиться от груза. Как же уснуть?***
Позднее утро развеяло ночной туман. Парочка сидела в гостиной и завтракала вдвоём. Наконец-то Казахское ханство проголодалась и решила поесть. Но то, что она сидела вместе с Россией в такой господней идиллии, не значит, что они помирились. Просто ни у кого нет иного выбора. Уснула она только лишь к утру, когда устала ходить туда-сюда, просто изнурилась и легла в постель, проспав два часа. И проснулась разбитой, не выспавшейся. Когда она принимала тот чудесный препарат, ей было лучше, она просыпалась бодрой, спала, как младенец, а пустая дыра в душе играла светлую сторону добра. И ничего не глодало её. Но Россия же всё испортил. Даже если она и успела выпить таблетки перед этим, они почему-то дали сбой. - С добрым утром, - в гостиную, как птичка, влетела Агна с подносом горячего, только что приготовленного супа. - Как у Вас здоровье, госпожа? - обратилась она к ханше, раскладывая тарелки на столе. Та не отреагировала, мёртво пялившись в одну точку на столе. Вела себя так, как ничего не слышала, или временно потеряла связь с внешним миром, словно компьютер отключили от питания. Спустя некоторые доли секунды она медленно перевела взгляд на немку, будто бы только что до неё дошли все звуки. - Я? - переспросила она, смотря безумными глазами сквозь чужие пространства. - Да. Я к Вам обращалась. Как чувствуете себя? - Я? Я... Нормально, - до безобразия железным тоном промямлила казашка, невзначай взглянув на русского, который удивлённо смотрел на неё в ответ. - Только ночью я уснуть не могла. Меня мучала бессонница. - Вы совсем не спали? Кочевница опять не услышала, продолжая зудить, сжигать дыру в мужчине, телепатически убивая его и предъявляя претензии. Ему стало очень страшно. Так страшно ему ещё никогда в жизни не было. Даже когда раньше его терзали реалистичные ночные кошмары, галлюцинации, потусторонние иллюзии, такое ощущение он не испытывал никогда. - Простите, госпожа? - робко откликнулась Агна, замечая кое-что чрезвычайно ненормальное в отстранённом поведении и заторможенных реакциях этой женщины. И делала свои медицинские выводы. - А? Что ты сказала? - вздрогнула азиатка, на основе рефлекса взяв ложку, выхватив её с середины стола. И через секунду отложила обратно, не понимая, к чему было совершено недавнее действие. - Вы спали ночью? Хоть немного? - А я не помню, - невинно улыбнулась она, и из глаз вновь потекли слёзы. - А сколько время? - Сейчас полдень. - А, да? Понятно. Скромно кивнув, Агна забрала пустой поднос и тихо удалилась из гостиной, будучи ещё больше обеспокоенной этим положением. - Ты будешь что-то кушать? - спросил монархист, кротко посмотря на пустую тарелку девушки. - Я? - только азиатская страна хотела что-то ответить, как почувствовала, будто какой-то колючий, волосатый ком подкатил к горлу, а в животе всё закрутило немыслимой силой. Она сразу зажала рот ладонью, подавливая рвотный рефлекс. Понимая, что так просто этот позыв не пройдёт, и ей срочно нужно в уборную, ханша с грохотом встала с места и поспешила на выход. - Что с тобой? - насторожился, даже испугался РИ, но в ответ на него махнули рукой, показывая, что ходить следом не нужно. Так он и остался на своём месте, пытаясь справиться с внезапной атакой отравляющих рассуждений. А женщина быстро убежала с трапезы. Главная причина, по которой она не может есть – это тошнота и рвотные позывы. От одного вида еды её тошнит, а стоило ей сегодня довольно плотно позавтракать, как организм оттолкнул пищу. Раньше подобных изменений она не замечала. Только во время беременности такое было, а так – нет. У неё, в принципе, хороший и здоровый аппетит. Из-за стука кулака России по столу чуть не треснула хрупкая декоративная тарелка. - Ответь мне, пожалуйста, что с тобой происходит в последнее время? - империалист прильнул к поверхности двери в комнату ханши и пытался наладить контакт сквозь разделяющую стену. Час прошёл. Он думал, что она сразу вернётся, спустится вниз, а её только и видели. Последняя, после того, как справила рвоту в туалете, прополоскала рот и выпила воды, закрыла дверь в свою комнату на ключ, сев на кровать в своей признанной, любимой позе, которая не нуждается в излишнем напоминании. Ей просто так уютно. На вопрос мужчины она медленно покачала головой в стороны пару раз, думая, что он увидит её жест сквозь стену. - Я не слышу ответа. - Нет, - прошептала Казахское ханство, не способная ответить вслух. Голос осип и пропал, будто воспалилась гнойная ангина. - Ты мне ответишь, или нет? Ты же знаешь меня, я не отстану. - Да, - так же неслышно пролепетала женщина, закрыв глаза от стального гнёта. - О, Господи, - сердито взвыл Россия, так и не слыша столь необходимых ответов. - Слушай, давай я найму тебе хорошего врача? Лично для тебя, частного доктора? - Не надо, - более громко проговорила та на одном выдохе. Губы дрожали в лихорадке, и из них рваным выдохом вылетали тяжёлые стоны. Как будто она сильно мёрзла, находясь в арктическом полюсе, когда во Дворце тепло, даже жарко. Физические импульсы поражали ткани организма неизлечимым вирусом. - А как ты будешь? У тебя здоровье катится на дно. К тому же, не только здоровье, а ещё и душевное состояние. Ты ведёшь себя странно. - Аа, хочешь сказать, что я сумасшедшая? - усмехнулась кочевница, чувствуя себя сломленной, удручённой, раздавленной. Вдобавок грязной и неадекватной. - Не говори так! - отрёкся славянин, не желая и слышать таких смертоносных слов. - Открой дверь. Давай поговорим, пожалуйста? Открой мне дверь. - Уходи. - Откуда я знаю, что ты там делаешь? Может, ты там себе вены вскрываешь? Или вешаться полезла? - от своей же собственной накрученности в сознание полезли различного рода паранормальные мысли. Сам сказал, сам нафантазировал, сам испугался. - Нет. - Пожалуйста, открой дверь! - Уйди. - Ну открой! - Да что ты привязался? Отдохнуть спокойно не даёшь! - она неподвижно лежала на постели бездыханной, одеревенелой тушей, бездумно смотря в «потолок» королевской кровати. Силы мгновенно покидали её тело, выходя, как горячие пары из супа, постепенно делая его холодным и невкусным. Так обычно выкачивается бензин. - Просто открой дверь. Пожалуйста. - Мне лень вставать. Я удобно лежу. Российская империя тяжко проскулил от слабонервности. Ну неугомонная особа! Упряма, как бык, даже хуже. Несмотря на всю её сломленность, хандру, прострацию, она не перестаёт капризничать, вредничать и доносить дискомфорт своей бойкостью. Хоть и вяло, лениво, устало, но всё же ещё делает, выносливо настаивая на своём. Также она думала, к какому же методу ей прибежать, чтобы погасить ментальную боль. От безвыходности она стала подмечать крайне беспечные и греховные мыслишки, но пока успешно отгоняла их от защитного сундука своих железных принципов и приоритетов. Но эмоции человека всегда сильнее разума, сердце берёт верх над мозгом, так что не долго ей осталось держаться над пропастью.***
Вечерело. За окном так красиво, так волшебно и чудесно. Сказка, а не погода. Казахстан тоскливо смотрел сквозь окно на то, как дети играют на улице друг с другом. В основном, вечернюю дрёму улиц сотрясали озорные мальчишки, а девочки сидели на скамейках и скромно разговаривали между собой, томимые в оковах общественных предрассудков, с жадной, унылой завистью смотрели на резвые, весёлые детские игры ребят. Каз очень хотел выйти и поиграть с ними. Познакомиться и так же раствориться в угарном огне счастливого детства. К несчастью, ему нельзя показываться на улице. Особенно сейчас, когда его могут заметить чужие дети. От того младший кочевник и вздыхал. Отобрали у него и свободу, и независимость, раздавливая природную натуру и волевое рвение к естественности. Пища остывала на столе. Был выпит только сок. А сладости, переданные от неизвестно кого, были очень вкусными. Но их Союз не ставил на всеобщее обозрение, желая, чтобы мальчик сначала доел суп, и только потом получил награду с чаем. Одет он как раз был в свои же собственные вещи. От них приятно пахло, аромат был знакомым и каким-то своим, родным, любимым. Точно, это его одежда. Остался последний вопрос: что же с его мамой, и где её найти? Ну, ещё и остальные побочные недоумения: как его зовут, как зовут его мать, кто он такой, и как научиться нормально разговаривать. - Завтра я обращусь куда-нибудь и отыщу тебе хорошего доктора, - Совет с гулким дребезжанием поставил на стол свою порцию ужина, сев на противоположной стороне от ребёнка. Тот пригорюнился и отодвинуся от оконной рамы, с мягкими требованиями взглянув на взрослого. - Ага, суп ты так и не доел? Ну всё, конфеты не получишь. - Можно..? - еле как выдавил из себя казах, сортируя набор слов в лексиконе и пытаясь расшевелить окоченелый от травматического шока, полученного давным-давно, язык. - Что? Так и не сумев ничего более процитировать, мальчик указал на улицу через запачканное в разводах оконное стекло. - Малыш, мне жалко тебя расстраивать, но нельзя, - коммунист вооружился ложкой и стал мять куски картофеля в курином бульоне. - Почему? - Каз склонил голову, сведя брови к центральной точке лба. Честно, было бы у него умение разговаривать, как здравомыслящий человек, он бы отвоевал своё базовое право на передвижение. Опять же, не зная, почему и откуда, но он был своеобразным, юным специалистом в области начинающей юриспруденции. Бог пойми откуда в мозгах по полочкам разложились знания его гражданских прав и какое-то неописуемое желание начать качать свои права. А также сопровождающее чувство необоснованной обиды и угнетения, когда его права и личные границы несправедливо дискриминируются. Любопытно, откуда он всё это знает? - Ну, нельзя. На улице опасно. Нас могут поймать и схватить, - после своего однобокого ответа СССР взнегодовал, не в силах спокойно есть под пристальным взглядом маленького мальчика, который тыкал иглами в самые поджилки. Убийственный взор. - Хватит на меня так зырить своими глазницами. Ты чё делаешь? Казах не оставил свои попытки, так же зорко, немигающе таращился на старшего. В таком тесном помещении при такой накалённой обстановке под тоталитарностью ребёнка стало неловко. - Ты чё смотришь? - и куска еды в горло не лезло. - Если ты таким образом просишься на улицу, то зря стараешься, щегол. Казахстан недовольно промычал, оставив попытки бойкота. Дети, лохматые, расстёгнутые, кричали, баловались, играли с какими-то инструментами, игрушками, лезли на забор, на дерево, срывали ветви, и ни на секунду не закрывали рты. - Вот балбесы, - с юмором усмехнулся Советский, продолжая раздавливать эту картошку в супе, буквально превращая её в пюре. Взглянув на Каза, его одолело чувство вины. Он так наивно скрывается от чего-то неизведанного, сам до конца не выяснил, чего боится, вывел предположения, основанные на его личной неприязни, а страдает от этого ребёнок. Союз-то пару раз выходил в город, прогуливался, а этот малец? С этим обязательно нужно что-то делать. Не оставлять же его потухать здесь, как забытое яйцо в холодильнике?***
Ночь. Сутки пролетают так, что и глазом не успеешь моргнуть, и след не успевает простыть. Утро, день, вечер, ночь, всё одно и то же, никакой разносторонностью, или насыщенностью не славится. Та же самая атмосфера, те же самые слои проницают воздух, те же самые ассоциации и воспоминания возникают в памяти. Ничего нового. Монотонная рутина, застывшая линия статистики, замершая линия кардиограммы. Ночь – самое опасное время суток для Казахского ханства. Именно тогда происходило всё самое кошмарное, дьявольское и страшное, и эта регулярность, эта геометрическая закономерность и зарубились на носу, записались в подкорку головного мозга как «ночью случается плохое». Поэтому она боится ночи. И не может уснуть. Потому что когда она засыпает и не может ничего контролировать, когда теряет бдительность, с ней и происходит всякая чертовщина. Но как не хочется отдаваться моральным болям вновь и гореть в агонии. Как же эта колюще-режуще-ноюще-пронзительно-тупая боль достала, надоела. Она же не болванчик, чтобы терпеть её изо дня в день, каждую грёбанную минуту своей жизни. От этого нужно всенепременно как-то избавиться. Российской империи на горизонте нет. Именно это ей и необходимо. Чтобы он перестал шпионить за ней, отслеживать каждый шаг и допрашивать после каждого «неправильного» вдоха. Ханшу вскружили невероятные, отнюдь не свойственные ей качества. Несравнимое желание, страстная мечта, перевозбуждённая «хотелка» немедленно смягчить боль и затеряться во временной линии оседлали её верхом и затмили все её личностные принципы. Она с незаметным трудом спустилась с лестницы и пошла на заветный склад России. Открыв массивную деревянную дверь и не включая свет, дабы не привлекать лишнего внимания, женщина зашла вовнутрь. Помещение украшали ящики с алкогольными напитками. Она недоверчиво смотрела на ящик с вином средней крепкости, и голос Российской империи застрял, заел пластинкой в её голове, и всё гласил и гласил что-то вроде «таким образом мне легче», «так я пытаюсь заглушить боль», «так я забываю свои проблемы и ухожу в божье небытие». Когда они состояли в отношениях, она не раз спрашивала РИ, неужели, эта гадость приносит ему радость, и каждый ответ был утвердительным. Мол, так легко становится на душе. Казашка опустилась на колени, взяла одну тёмную бутылку и с неподдельным влечением осмотрела её всю. Достаточно тяжёлая на вес, плотная бутылка. С одной стороны, она прекрасно осознавала, на какую дикость идёт. Она же всегда была горой за здоровый образ жизни, так проклинала алкоголь, считала её изобретением дьявола, худшим открытием человечества, так оскверняла безнадёжных пьяниц, а сейчас что? Добровольно идёт на это? Но с другой стороны, её нужно понять. Все мы знаем, что к непроглядному алкоголизму люди прибегают далеко не от хорошей и счастливой жизни. Это нужно до такой крайней степени довести человека, чтобы он задумывался о непоправимом? О том, чтобы он кучками глотал таблетки, размышлял о самоубийстве, подталкивал себя на такие шаги, прибегал к различного рода зависимостям? Это говорит о высшей грани разбитости, когда красная жидкость термометра кипит, бурлит, шипит, клокочет во всю, изливаясь из сосуда раскалёнными брызгами. Пожалуйста, поймите её. Она просто чудовищно замучилась. - Господи, что я делаю? Как я до такого опустилась? - взмолила она, втянув запах открытого вина. Но всё же, может быть, стоит попробовать? Хотя бы пригубить, смаковать глоточек? Разве от одной капли станет плохо? «Так легко становится», «я к этому всегда прибегаю, когда мне плохо». - Зачем я это делаю? - она прикоснулась губами к горлышку бутылки, остановившись на полпути к свершению. Нет. Так поступать нельзя. Это безумие! Это сумасшествие! Только она хотела бросить всё и уйти к себе, как задумалась: а как ей быть? Снова бессмысленно убивать ночные часы и отдать себя на растерзание свирепой бессонницы? А это хорошо? Хочется бежать от этого без оглядки. Но разве алкоголь – лучше? Разве это не крайняя мера? Нет. Она вновь сняла крышку с бутыля, решив хоть один разочек попробовать. Она ведь думала об этом долгое время. Ни с того ни с сего пришла, от скуки, авось, да весело, по приколу, нет, она размышляла долгое время. И внутренний голос продолжал усиленно твердить о том, что боль пройдёт. - Нет, так нельзя, - горестно выпустила она дух, садясь на пол, прижимая к себе бутылку. Но если не попробовать... Как быть дальше?! (час спустя) - Святая Богородица, ну ты посмотри на неё, она уже столько крови выпила с меня! Вампирша! - Российская империя опять бегал по всем этажам в поисках неусидчивой барышни. В комнате её нет, в уборной тоже, в гостиной нет, в столовой нет, в других комнатах тоже, даже на улицу выходил – как сквозь землю провалилась. И злился он, между прочим, исходя не из настоящей ярости. Это он так скрывает свои переживания и волнения. Защитный механизм. - Казахское ханство!!! Ты можешь просто откликнуться на мой зов?! Если ты хоть слово произнесёшь, тогда я точно от тебя отстану на сегодня, клянусь!!! - от нечего делать, он прокричал это на весь первый этаж, стоя у лестницы. Голос громовым эхом отразился от гладких, сапфировых, золотых стен, уходя в трубу. Должна услышать, если здесь. Он около часа крутится повсюду, где только можно. Не могла же она убежать отсюда. Тишина. С угла послышался звонкий треск бутылок друг от друга. Точно. Вот до одного из складов он пока не добрался. Перекрестившись и надеясь на что-нибудь хорошее, он поспешил к источнику этого звука. Вот, виднеется комната, приоткрыта дверь, какое-то шевеление в темноте. Там кто-то есть. Дивно, что он ранее не заметил такого, но просто не всё обследовал. - Кто здесь? - дойдя до пункта назначения, тихонько расшиперив дверь, спросил Россия в пустоту, смотря вперёд. Но дыхание с правой стороны на полу заставило его перевести взгляд именно в ту сторону. Хоть в складе и властвовала абсолютная темнота без единой полосочки света, увидеть сидящую на полу женщину он смог. - Это ты? Что ты здесь делаешь? Ты чего сидишь на полу? Спряталась от меня, да? - Д-да, - каким-то не своим возгласом согласилась она, и звон стеклянных бутылок раздался вновь. Ещё не понимая, в чём, собственно, дело, монархист нащупал выключатель на стене и включил яркий свет. - Ой, не-е... н-надо!.. - азиатка автоматически прикрыла лицо локтями, что есть мощи зажмурив глаза. - Извини. Слушай, я, конечно, понимаю, что ты устала от меня, но знаешь, негоже находиться в складе, - мужчина встал впереди девушки и присел на колени. - Давай-ка я сейчас отведу тебя в комнату, и ты... - РИ увидел, как в одной руке казахская страна держит пустую бутылку вина. Опустошённую. Всю. Привыкнув к свету, та стала помаленьку опускать свою боевую позицию, оголяя своё выражение лица. Помутнённый взор. Расширенные зрачки. Вообще нарушенная координация глаз. Бутылка алкоголя. Запах вина. Натянутый голос, заплетающийся язык. - Погоди, - славянин перенял бутылку к себе и потряс на свету. Там остались две капли на дне. Вдобавок, рядом валялась ещё одна бутылка, но целой от неё была лишь половина. - Погоди. Это что такое? - офонарел русский, заглянув казашке в размытые очи. - М? Чт-то? - ненатурально, наигранно возмутилась она, шатаясь в сидячем положении, облокачиваясь о стену сзади. - Подожди, пожалуйста. Только не говори мне, что ты... - а смысл питать себя ложными иллюзиями? Казахское ханство пьяная, и точка. Она напилась, самостоятельно, причём в первый раз и так сильно, так много для вступления. Полторы бутылки выдула. Как?! Зачем?! - Бог ты мой, - глыбы осколков и зимних льдинок воткнулись в кожу, заставляя её покрыться мурашками. В кровяных жилах ощутилось поражение тока, как будто в кровь влили горячий кипяток. - Ты что, пьяная? - он сам не мог поверить в то, что произнёс эти слова, что они адресованы ей, именно ей, всегда трезвой девушке. Он даже не знал, какую реакцию продемонстрировать. Ему было и смешно, и непонятно одновременно. Вот, он сжал свои губы, еле как держась от того, чтобы не разразить комнату своим разоблачённым, злодейским, заливистым хохотом, но осознав, что, по правде говоря, причин и поводов для смеха и состроения весёлых шуток совершенно нет, запричитал от досады. - Ты что, выпила?! - Ну да. И что? - Это невозможно. Нет, ты, должно быть, шутишь надо мной, да? Ты не пила, это всё не так, это просто шутка, это не настоящее. Ты не могла напиться. Ты бы такого никогда не сделала. Никогда. Я же знаю тебя. Ты не способна на такое! Ханша, выслушивая всё это, в отличие от русского, стервозно засмеялась от смешанной каши эмоций. Ей почему-то было очень забавно наблюдать за мужчиной и созерцать за его самонадеянностью и стопроцентной уверенностью в том, что он знает её на отлично. Монарху такая реакция была чужда. Она реально сходит с ума. - Россия, - томно ахнула она, еле как успокаиваясь от смеха. - Ты меня н-не знаешь. Если я сказала, что найду способ заглушить свою боль, я... Найду способ заглуш-шить свою боль, - она луково, как-то экзотично ухмыльнулась, стараясь наладить равновесие, и села на коленки, склонив голову в бок. Выглядела такой довольной, улыбалась вовсю. Весело ей было. Как же она пришла к этому? Очень просто: сперва долго металась она от одного решения к другому, то выбирая сделать это, то придерживаться себя, потом психанула на всё и сделала пару глотков. Пьянеющая жидкость свернулась клубочком в горле и растеклась по организму вниз горячим веществом. В голову ударило повышенное давление, нос защипал от разреженности напитка, и всё закружилось приятным белым кружевом. Ощущение, кстати, неплохое. Но очень горький препарат, невкусный, отвратительный, мерзкий, его сразу захотелось вырвать, выплюнуть из себя, но было аппетитным само последствие – её окружил воздушный, пенистый розовый туман. Ей захотелось ещё раз. Она сделала глоток побольше – так же гадко и невыносимо, но волокнистый шёлк своим прикосновением так будоражил нутро, что она ненароком и втянулась. А потом совсем потеряла рассудок. И вот. - Господи, - РИ схватил ханшу за плечи и прижал к стене, неразрывно пялившись своими глазами в чужие, глупые и несоображающие. - Боже, - он склонил голову в отчаянии. - Как ты могла? Ты хоть знаешь, что натворила? Это на тебя совсем не похоже. Ты хоть понимаешь, какая алкоголь – отрава? Это яд, это очень вредное вещество, ничего полезного там нет, эту падаль даже нюхать нельзя! - стал ругаться он, смотря на неё. - Это очень опасно! Алкоголь – зло, из-за чего происходят грехи и всё плохое! Нельзя это пить! Это ужас! - Ну, ну Россия... - жалобно промурлыкала девушка, показавшись, что едва заплачет. - Ну пожалуйста... Ну, не ругай меня, ну... Ну... Ну... - И чего ты заладила?! Ты знаешь, что ты дура!? - Ну, пожалуйста, ну... Не оскорбляй меня. Ну, не ругайся... - Буду ругать! - Вино, кстати, вкусное. - Вкусное, значит? - славянин многозначительно напрягся каждой частичкой тела, мысленно впечатывая свою подругу в стену за содеянное. - Ну что ж, прелестно. Сейчас я тебе такое вкусное вино покажу, мало не покажется! - с этой громкой фразой он поднялся на ноги, и кочевница мигом потеряла опору. - Т-ты куда?.. - Вставай, - протянул он открытую ладонь вниз. Более-менее наладив очертания контура, она сквозь размыленность нашла эту «руку помощи» и схватившись за неё, начала, было, подниматься, как сильно и криво отшатнулась в сторону, потянув за собой и РИ. Тот равновесие сохранил, но данная ситуация настолько вывела его из себя, что он наклонился и самолично поднял девушку на ноги, действуя немного грубо и остервенело. Она его жутко разозлила своими выходками. - Идём. Сейчас я тебе покажу очень вкусное вино, - разбрасывался он угрозами. - Куда мы? - Ты будешь трезветь. - К-как?.. - Отправишься спать, а утром я тебе такую взбучку устрою, что к алкоголи и близко не притронешься. Что, алкоголичкой стать решила, да? - Тууф, это скучно... - А я сделаю так, что будет очень весело. Идём за мной, - Россия потянул Казахское ханство за собой, но та, в силу мощнейшего опьянения, крышесносного головокружения и потока давления вновь отшатнулась и чуть не упала назад. РИ поймал её, и та полностью «легла» на его руки, как в танго. - Ой. Я. Упала. - Ты не упала. Вставай. Да веди себя нормально! - не зная, куда выстрельнуть своей злостью, желая поставить пьяницу в уравновешанное положение, он переборщил, почти толкнул её, и та начала падать вперёд, но опять же, оказалась в надёжной защите мужчины. - Ой. Опять упала. - Хватит провоцировать меня, - наконец-таки помог он ей встать. - На что? - Идём. Не задавай лишних вопросов. Они вышли из склада. Хотя, как «вышли»? С непосильным трудом. Несмотря на агитирование кочевницы за авторитарный режим ЗОЖ, пьяное состояние стало для неё открытием. Она никогда не думала, что будучи пьяной, так сложно контролировать себя и отвечать за передвижение. Вот, оказывается, какое воздействие обрушает алкоголь на тело и разум. Не так уж это и легко, оказывается, а пьяные люди, всё-таки, не притворяются, а реально не могут вести себя адекватно. Это физически невозможно. Провозившись с этой взрослой непоседой достаточное количество времени, преодолев самый главный барьер – лестницу, Российская империя кое-как дотащил Казахское ханство до её комнаты. Весь путь она молчала, не болтала по пустякам, как это обычно характерно для русского. Видимо, ей было не совсем забавно от всей этой ситуации, и трезвый голосочек остался в самых недрах головного мозга, трещал, звонил и винил за этот проступок, но к счастью, был не шибко влиятельным. И шаталась она, соответственно. Это вне всякого вопроса. Падала, спотыкалась, ничего не видела, а монархист ей помогал, служил самым ценным каркасом, фундаментом для неё. Так они и дошли до второго этажа. Ханша отошла от русского на приличное расстояние. - Россия, а знаешь?.. - беззаботно спросила она. Повернув голову в сторону, она не смогла удержаться на ногах и отшатнувшись в сторону, чуть не упала, прильнув к стене. На этот раз РИ спасать её не стал, а смотрел угрюмым взглядом, каким обычно смотрят строгие родители на своего проказного ребёнка. - Слушай, а... Давай вместе выпьем? - Дура, ты спятила! - рассердился Россия, подойдя ближе. Правда, совесть потеряла, чувства стыда лишилась, никакого приличия не осталось. - Нет, ну а что? - вопросительно возражала она, пока славянин, открыв дверь в её покои, стал заводить её вовнутрь. Благо, что хоть прикосновениям не сопротивлялась. - Напиток вкусный, ничего такой, а ты... - А я против алкоголя, - соврал он, усаживая её на кровать. Если бы не политический накал и личные ссоры между странами, то честное слово, РИ так бы и лопнул со смеху от события и ещё долгое время напоминал азиатке об этом, не уставал шутить и насмехаться, но при данном стечении обстоятельств, такое исключено. - Ложись отдыхать, а завтра мы с тобой очень серьёзно поговорим, - империалист сам прямо-таки и уложил кочевницу на постель, заботливо, но грозно поправляя подушку, укрывая одеялком, прежде снимая сапоги с её ног. Казахскому ханству ничего более не осталось делать, и почуяв одолевание силой гравитации её ресурсов, закрыла слипающиеся глаза, постепенно проваливаясь в сон. Спать было не очень приятно, ведь стоило ей закрыть глаза, как ощущение аттракционного головокружения и тошноты будило её, все жидкости плескались в организме, процессы сбивались и буянили, но спустя момент она привыкла к этому и уж точно уснула. Россия дождался этого. Он сидел на стульчике в другом конце комнаты и наблюдал. Вроде спит, ничего не предвещает опасности. Взяв опустошённый стеклянный кувшин с её тумбы, он спустился в кухню, набрал воды и принёс ей в комнату. Постояв с секунду, он решил даже налить её в стакан. Проснётся же, всё-таки, после пьянки, обезвоживание будет целенаправленно убивать, пить будет хотеться люто. Это он знает. Сам проходил. «Значит, она пытается заглушить боль?» - озадачился русский, вспоминая всё произошедшее. Он прекрасно понимает её. Уж кто-кто, но конкретно он понимает всю эту ношу. Но к сожалению, в этом плане ханша глупа и наивна, скорее легка на подъём и любознательна, а Россия – опытный, мудрый. Алкоголь, на самом деле, не помогает притупить боль или согреть. Она лишь создаёт фальшивую иллюзию, вызывает привыкание и обрекает на зависимость. Но счастья не приносит.