***
Домашняя атмосфера стала более разреженной и умиротворённой. Казахстан проснулся ранним утром, хило позавтракал, больше тянувшись за сладостями, и сейчас сидит у окна, смотря наружу. Сравнивал себя с кисломолочным продуктом, у которого истёк срок годности в богом забытой полке морозильной камеры. Так хочется на улицу, так хочется размять мышцы и косточки, побегать, повеселиться, попрыгать, подышать свежим воздухом, а не душным запахом. Но к сожалению, коммунист-тиран никуда никого не пускает. Он уже начал бредить своей параноей. Кто за ними следит? Кому они сдались? Будто у его отца нет других, более важных дел, будто он так сильно хочет следить за незаурядной троицей. Делать ему нечего. Как девица, умирающая в высокой башне, томно вздыхал подросток. Александру всё нипочём: сидит на диване целыми днями, кушает и читает газету. СССР решил убирать продукты, чтобы этот оглоед не сожрал всё раньше срока, а то как потом выкручиваться? Кстати, на последнего на фоне нескончаемых забот, хлопот и переживаний атакой напали головные боли. Признаться честно, он безумно устал, как он говорит, «заколебался» думать за семерых и болеть за десятерых. Дело не в ребёнке, это всего-то невинное дитя, но как быть со взрослым зрелым мужиком, который только и делает ежедневно, что лежит на печи, да ест калачи! Нужно выбираться из этого вязкого болота. Только Совет и осуществляет операцию по спасению. Он старался привлечь к раздумьям и Александра, но тому хоть бы хны. Не принимает никакого участия в бытовухе. Один коммунист всё тащит на своих плечах. Где им разместиться? Как вылезти из лона страшенной нищеты? Как заработать на продукты? Как не подвергнуть себя опасности? Что делать с ребёнком? Что делать с водопроводом, которого нет в доме? Что делать с отсутствием света и электричества? Где купить дом? Где взять продукты? Как быть незамеченным? Всё это бермудским треугольником кружит только молодое государство. В данный момент дома находились только двое. СССР ушёл за знакомым доктором в знакомое ему место. И сейчас они стали показываться через окно, подходят к калитке, открывают её, о чём-то по-товарищески разговаривают. Их увидел Каз. - Идут, - не своим голосом доложил обстановку взрослому младший и слез со стула. - Ага, - лениво зевнул Александр, перевернувшись на другой бок, почёсывая ногу. Ребёнок уныло вздохнул. Как-то не складно тут всё. Скучно, печально, пессимистически. Хочется каких-то ярких красок, больше адреналина, больше горячих эмоций и незабываемых приключений. Так, он пропускает лучшие годы своей жизни. Входная дверь открылась. - Всем привет! Я привёл сюда доктора, о котором говорил! Это мой друг, - громко оповестил всех мужчина, заводя гостя за порог. - Геннадий Ильич, заходите, не стесняйтесь, можете не снимать ботинки, сумку поставьте здесь. Александр уж и подавно захрапел, укрывшись пледом. Казах, приняв на себя все ответственности старшего, вышел в мизерную, наитеснейшую прихожую, встав перед мужчинами. - О! - с радостью воскликнул Геннадий, поправив очки. - Это и есть тот самый малыш? Неужто, совсем не говорит? - Да Геша, урывками только, урывками. Полноценно не может толковать ни о чём. Так называемый доктор Геннадий Ильич и впрямь выглядел, как настоящий учёный. Как какой-то ядерный физик, или заядлый химик. Недлинная жёсткая борода, поседевшие усы, старое скукоженное лицо, маленькие, добрые, но очень эрудированные и начитанные глаза, очки с круглой оправой. Лысина на затылке, которую окружают выпавшие седые волосы. Тёмные брюки, чёрные туфли, маленький чемоданчик. Казахстан хотел было поздороваться, но забыл все слова приветствия. Поэтому стоял и глазел на серьёзного дяденьку. - Геша, проходи туда. Только единственное, там на диване ещё один пень валяется, дрыхнет во всю, но ты его не бойся, он не кусается, - подшутил коммунист, услышав эхо храпа своего товарища. - Может только деньги украсть и ведьме какой-нибудь отдать, а так, ничем не опасен. Геннадий Ильич прошёл в главную комнату вместе с ребёнком. Сев на стул, на столе он разложил все свои врачебные реквизиты, достав бумажку и чернила. Союз своему товарищу всю ситуацию по дороге рассказал, так что в повторном изъяснении профессор не нуждается. - Мальчик, возьми стул и сядь рядом со мной, - попросил доктор. Советский Союз присел на краешек дивана, наблюдая за сценой. Мальчик поступил так, как ему сказали. Больно любопытно, что же с ним будут делать. - Итак, - Гена, кажется, сразу же приступил к лечению, вооружившись специальной пластмассовой ложечкой. - Малыш, открой ротик. Я хочу проверить, как там у тебя всё. Казахстан не брыкался, не спорил, а выполнял все рекомендации врача, как ему говорили. Процедуры безболезненные, неунизительные, так что можно вытерпеть. - Понятно. С зубами, языком, горлом всё нормально. Разговаривать он физически может. Значит, дело не в здоровье, а скорее всего, - мужчина мягко ткнул указательным пальцем в лоб своему маленькому пациенту. - Вот здесь. «Я что, больной?» - мгновенно подумал сам про себя Каз. Этот вопрос невольно зажёгся в его сознании. Это был его внутренний голос. Который, по всей видимости, обладает непоколебимой силой. - Как ты сказал? Мальчика нашёл у подножия обрыва? - Да. Думаю, он упал с обрыва. У него на теле было много ран и даже маленьких переломов, прикинь? - Прикидываю, - доктор потёр кончик своей шершавой бороды. - Что с его поведением вообще? - Поведение? Нормальное. Молчит, не перечит, старшим не грубит, не хамит, - СССР подумал, что его шутка получилась смешной. Когда на самом же деле, это оказалось ничто иное, как чёрный юмор. Сарказм. И такая шутка Казахстану уже с первой поры не понравилась. Недовольно нахмурившись, он повернулся к взрослому, одарив его возмущённым, негодующим взглядом. Щёки надулись от досады. «Ничего, дядя. Это пока что», - снова, как выстрелы в небе, прогремели эти протесты в голове у младшего. Советский заприметил эти фантастические глазки и смотрел на своего подопечного умилённо, заигрывающе, с какой-то отцовской любовью. Ему нравится наблюдать за тем, как Каз волнуется, злится, нервничает, обижается. Хоть это не педагогично. Геннадий так же в безмолвии наблюдал за этой натянутой тишиной. - Не замечали никаких отклонений в реакциях? Чего-то ненормального? - Нет. С ним всё хорошо. Он меня понимает, по-своему отвечает на вопросы. Не умственно-отсталый, всё осознаёт. И даже злится, когда не может что-то сказать. Думаю, это хорошо. - Да, это хорошо. Это очень хорошо, - доктор развернулся к себе и сделал две пометки на своей бумажке. - Я делаю следующие выводы. Скорее всего, мальчик получил какой-то удар по душевному состоянию. Что-то внутри сковывает его и не даёт раскрыться. Он сознательно хочет расти, хочет говорить, но организм не позволяет ему выйти из зажима. Это зажим, от которого нужно немедленно избавляться, который нужно срочно прорабатывать. Дело не в здоровье, а в голове и сердце. Сколько лет мальчику? - Не знаю, - пожал плечами младший русский, задумавшись над всеми сказанными словами врача. Организм хочет расти, но не может и сам не позволяет себе сделать этого. Какой-то зажим не даёт развиваться. Тело борется с самим собой на физиологическом уровне! Удивительно! - Но говорить должен. Он должен писать, читать, должен уметь складывать грамотные предложения, ходить в школу. Но всё это можно доработать, это не страшно. Итак, насчёт зажима. Здесь придётся немного поработать с мальчиком и помочь ему раскрыть себя. Я буду часто приходить сюда, если вы не против, и заниматься речевыми упражнениями с ним. Пока только так. И самое главное. Ребёнок должен не только учиться разговаривать и заниматься, но и вести себя, как ребёнок. Пусть больше гуляет на улице, изучает мир, бегает, изучает историю. Не стоит ограничивать его ни в чём. Ребёнок должен духовно тоже расти. Он должен знакомиться с детьми и учиться дружить с ними, это очень важно. Не ограничивайте его ни в чём. Действительно, но с малых лет, когда Каз жил с матерью на своих землях, у него не было друзей. Целыми днями он проводил «за женской юбкой», в окружении только старших людей, апа, ата, родной мамы. Он рос нелюдимым, диким. Ни с кем не знакомился, не умеет ни с кем контактировать. Казахское ханство при воспитании сына допустила критическую оплошность – непроизвольно ограничила его круг общения до нуля. Пускай это произошло случайно, незадуманно, но факт остаётся фактом: она не научила его коммуникационным навыкам, привязав к себе, как щенка. Теперь же, этим занимается Союз, но уже намеренно и осознанно. - Геша! Но ведь опасно на улице! - взвыл от отчаяния коммунист, сгрызая ногти. - Я прошу тебя, - рассмеялся от глупости доктор. - Какой опасно? На улице прекрасно! Дети целыми днями бегают и играют друг с другом! Что ты закрыл бедного мальчишку в этом сарае, как тиран? Подохнет же со скуки, как муха. Пускай сегодня же выйдет на улицу и отдохнёт. Учти, я спрошу у малыша, выпускал ли ты его, - Геннадий развеселился, с добротой и теплотой смотря на подростка. Тот смотрел на него в ответ с искренней благодарностью. - Пусть хорошо питается, - дополнил гость. - Ага, слышишь! - бодро подхватил эту мысль СССР, щёлкнув пальцами прямо под носом у казаха. - Слышал, что доктор сказал? Кушать надо хорошо! А не как ты, одними конфетами питаться! Казахстан недоумённо фыркнул, отвернувшись от взрослого. - Конфеты запрещать тоже нельзя. Сладкое полезно для ума. Пусть ест сладости. Настал звёздный час мести. - Ага! - точно так же, как и русский ранее, прокричал Каз, составив из пальцев правой руки фигурку пистолета, наведя эту «скульптуру» на обомлевшего от ступора Советского. Теперь от нервозности вздохнул и надулся последний. Счёт сравнялся. - Но главное – держать баланс. Конфеты только после еды, с чаем, - Геннадий сложил свои записки в чемодан, задвинул стул и подошёл к дверному проёму. Битва скосилась. Чаша весов склонилась в сторону старшего, который по-важному хмыкнул, настаивая на своём. Казахстан в рассерженности притопнул ножкой. По-настоящему он не злился, а просто расстроился. Ну не хочет он есть! Он хочет только сладкое, ведь оно очень вкусное! Обследование закончилось. Это было только вступление, дальше – больше, виднее и лучше. Щедро поблагодарив своего друга за оказанную услугу, хозяин дома стал провожать гостя, не переставая удивляться его профессионализму и неравнодушию. Союз ответственно возьмётся за лечение и обучение этого подкидыша. И сегодня кое-кто впервые за долгое время отправится на прогулку.***
Дни с молниеносной вспышкой летят друг за другом, как ярые соперники на марафонской битве, на соревновании за золотой приз, за медаль, за Нобелевскую премию. Буквально недавно Казахское ханство умывала лицо с утра, находясь в 1731 году, под подданством хозяина дома, когда всё было прекрасно и романтично, а сейчас минули столетия. Ещё вчера она славилась на весь мир своим громовым великолепием, неизгладимой доблестью; вести, легенды, былины, песни и сказания слагались о её непобедимой несокрушимости и гремели по всей Европе, Азии, ушли на Запад. Она была одним из самых сильных, мощных государств, могла бы с лёгкостью стать сверхдержавой наряду с другими Империями, но моргнув глазом, оказалась колонией. Всё может измениться до ужаса быстро. Правда, не стоит никогда зарекаться и кляться в завтрашнем дне. Сегодня ты живёшь, завтра – тебя нет. Она спустилась в гостиную. Там на диване сидел Российская империя. Заходя вовнутрь помещения, она ненароком столкнулась с каким-то слугой, или значимым посланником в офицерской форме, который скороспешно выходил. Видимо, занёс какое-то необходимое послание и убегал по делам. Так оно и было. Россия сидит на мягкой поверхности дивана и держит в руке свёрнутую в виде письма бумагу. Ханша остановилась в пару шагах от дверного косяка, невинно и задумчиво смотря на мужчину. Тот весьма озадачился, с нервным напряжением вчитываясь в содержимое письма. Выражение лица с каждой прочитанной строчкой окрашивалось в более солидный, серьёзный, даже сердитый облик. И почему-то женщина не могла оторвать своих завлечённых очей от этой обольстительной картины. - Вот же недоумок, - вслух высказался русский, качнув головой. - Ну что тебе неймётся? Чего тебе надобно от меня? Ой-ой, какой же ты неисправимый дурак. - Что случилось? - решила вмешаться азиатская страна, подойдя к столу. Там ей уже полагалась её порция завтрака с напитками. - Ты уже здесь? - империалист не оторвал своих глаз, после раздражительно прицокнув от раздосадованности, под дурным влиянием бумажного шантажа и манипуляций. - Всё хорошо? - как будто никому не преклонные дожди сыпались её учтивые слова внезапно приобретённой манерности. Женщина не понимала, зачем она завела такую милую беседу с мужчиной, почему задаёт детские вопросы, радушно спрашивает о его самочувствии. Почему-то в миг захотелось почтительного уважения, безобидного тепла. - Да я бы не сказал, - охотно разговаривал со своей подругой РИ. - Тут кое-кто мне не устаёт письма строчить и навязываться. - Кто? Славянин впал в негодование, оторвавшись от прусского письма, кинув на казашку вопросительный взгляд. - Пруссия. - Ничего себе, - ханша резко отвернулась, выдвинула стул и села за стол. «Дорогой мой Россиюшка! Что ж это Вы молчите который день? Уж второе письмо отправляю Вам, в надежде на взаимопонимание и Ваш визит. Имейте ввиду: моё терпение на исходе. Приезжайте, второй раз молю Вас, есть очень важный разговор», - бомбили услужливым почтением буквы, выведенные на послании. - Он хочет, чтобы я к нему приехал, - зачем-то выведал все государственные тайны наружу Россия, с полуулыбкой просверливая дырочки в полу. - Ты поедешь? - Казахское ханство подвинула стакан с апельсиновым соком, отодвинув тарелку с едой, от которой закрутило желудок в противной желчи. - Не хочу. - Но вдруг, это что-то важное? Русский усмехнулся, поднимаясь с дивана. - У него никогда ничего важного не бывает, о чём ты? Это просто провокация, на которую нельзя вестись, только и всего, - РИ пошёл по направлению к выходу, чтобы оставить собеседницу в одиночестве, столь необходимом для неё, но увидев её голодовку, остановился. - Почему ты ничего не ешь? - Не хочу. - Как? Ты целыми днями голодаешь! Чего это ты? - Я уже сказала. Меня тошнит от еды, - чем больше ей напоминали о еде, тем больше её тошнило. - Тошнит? Почему? - Откуда я знаю? - Может, ты что-то другое хочешь? - Нет, - натянуто прошипела кочевница, выходя из себя, отодвигаясь на стуле от мужчины дальше. Странно, но когда он находится далеко, ей хочется, чтобы он был рядом с ней. Когда он подходит к ней ближе, её это бесит. И так по кругу. По смертельной воронке муравьёв. - Извини. Больше не буду мешать, - на изумление, монархист отбросил свой принцип навязчивости и не задерживая свою милость в гостиной более, послушно ушёл. Ханша осталась одна в благодатном одиночестве, сладкой тишине. Только почему-то эта сладость за один волшебный «вжух» стала острой горчицей. Этот разговор с Россией, прошедший минуту назад, хоть и был ни о чём, не хвастался какой-то насыщенной гуашью, но словно вывел их отношения на новый уровень. Более адекватный и стабилизирующийся. Сытный завтрак действовал, подобно хищному зверю с животными инстинктами, которому нельзя смотреть в глаза, иначе велика вероятность нарваться на конфликт. И этот самый «конфликт» вызывал в девушке тягу рвотных масс, стоило ей просто посмотреть на продукты. Сколько себя помнит, никогда беспричинно сбившегося аппетита у неё не было, а сейчас такое. Попивая сок, закусывая его обычным хлебом с маслом, азиатка задумывалась об утреннем предложении РИ. Прогуляться по городу. Звучит заманчиво, интригующе. Трудно устоять перед этими шёлковыми речами. Любое крошечное, мирное взаимодействие с русским напоминало ей 1731 год, о котором казашка часто думала в последнее время. Жаль, что в условиях современных реалий нет места и гостеприимства для романтики. Но ей ежедневно хочется быть вместе с мужчиной. Хочется, чтобы он был рядом. Но почему-то, когда он рядом, она злится и нервничает, искренне жаждет о его отсутствии. Он уходит – ей тяжело. В груди рычаниями чудищ и монстрическими рокотаниями бушует внутренняя война. Сильно хочется сугубо противоположных вещей одновременно. Плюс притягивается к минусу – это приводит к кровопролитным сражениям. Плюс отходит от минуса – это приводит к могильному опустошению. Одним словом: Казахскому ханству не удаётся избавиться ни от пылающих чувств к Российской империи, ни от смертоносной обиды к нему. Громкие шаги с пронзительными топотами, активно приближающиеся к кабинету, слышимые всё тщётче, разносили вибрации по стенам Дворца, и по этим самым связям передавали жёсткие намерения и выдвигали какие-то требования. Так вообразил себе монарх, пишущий ответное письмо немцу. Но этот гул отвлёк его от дел. Дверь резко распахивается. - Россия, я подумала над твоим предложением. Ты прав, я устала, мне нужно отдохнуть. Пойдём гулять сегодня? - показывается напыженная ханша, которая в последнее время, если честно, не совсем дружит с головой, ведя себя неописуемо странно. - Серьёзно? Ты согласна? - Да. Мне надо развеяться. И тебе тоже не помешало бы. - Что ж, это хорошо, - свободно дыша, империалист убрал чернила обратно в предназначенное место. - А ты позавтракала? - О, нет. Прошу тебя, не напоминай мне об этом. Мне очень плохо от еды, - по-человечески вымолила девушка, чувствуя зажатый ком в горле. - Хорошо, извини. Когда отправимся на прогулку? - Когда тебе будет удобно? - Когда ты будешь готова? - Мне не к чему готовиться. - Мне всегда удобно. Они умолкли, негодующе глядя друг на друга, хлопая растопыренными глазами. - Под ужин. - Ночью, - хором выкрикнули страны, причём вторая реплика была сказана по инициативе мужчины. И снова замолчали в «непонятках». - Мы ещё никогда не гуляли ночью, - расслабился под неожиданным смягчением психологического гнёта РИ, с доброжелательной улыбкой посмотря на кочевницу. Последняя в миг вспомнила их короткий, но бурный роман в Том Самом Году. Как этот роман чуть не дошёл до самого личного. Воспоминания музыкальной вставкой закружились воздушным танго, весенним вальсом кругом. Женщине стало слишком жарко. - Вообще-то, гуляли, - она смущённо улыбнулась в ответ, забегая смятёнными очами по всему интерьеру «тёплого» кабинета. - Например, ходили на каток зимой. - Помню, - империалист томно вздохнул и сложив пальцы рук в замочек, прикрыл ими уста. Так он скрывал мечтательную улыбку. Тёмная ночь, озаряемая бриллиантовым свечением громадной царицы-луны. Лёд. Холодный лёд. Дремучий лес. Режущие звуки тонкой стали по ледяной корке. Чувство полёта и неимоверной опьянённости. Голоса и звонкий смех от ледниковых приключений, раздающийся эхом от деревьев. Их ночные свидания и поцелуи при полной луне. Северное сияние, украшающее любовную картину. Розовая романтика и пылкие страсти. Нежность и непринуждённость. Буквально вчера РИ наотрез отказывался вспоминать Тот Самый Год, а сейчас сидит и как дурак, улыбается во всю, стараясь скрываться от точно такой же женщины. - Ну, тогда... Я жду тебя. Встретимся у входа. - Хорошо. Собирались страны не долго. Чего им? Казахское ханство просто, так сказать, «припудрила носик» в уборной и встала у двери, ожидая своего кавалера на этот день. Последний тоже не рассиживался: закончил с письмом, «навёл марафет» и подошёл к девушке. - Ты готова? - Если бы я не была готовой, стояла бы я здесь, ожидая тебя? - Это трудный вопрос, - отмахнулся империалист. Когда они вдвоём подошли к входной двери, второй резко выскочил вперёд и открыв дверь, встал в галантной манере, учтиво пропуская леди вперёд себя. - Прошу. Только после Вас. Этот позитивный настрой мужчины расстроил женщину и задел её за живое. Он такой бодрый и энергичный. Он не скорбит по умершему ребёнку, не похоронил лучших друзей недавно, не скучает по родителям, не лишился государственности и международного авторитета, не подвёл предков, не поставил свой этнос под угрозу исчезновения, его не насиловали, как последнюю ничтожность. Чего ему переживать и метаться внутри себя? Так и застыла казахская ханша на месте, опустевшим взглядом смотря на тропинку улицы. Ласковый летний ветер усмирял огненный дух. РИ неловко прокашлялся. - Хорошо. Нет – значит нет, - и вышел. - Куда мы пойдём? - безлично полюбопытствовала она, идя на одной линии с Российской империей. - А куда ты хочешь? - Не знаю. Просто скучно сидеть. - Мы можем сходить в ресторан. Хочешь? - Ты специально издеваешься надо мной, да? - Почему это? - в недоумении переспросил Россия, легонько улыбаясь. - Я же сказала. Мне тошно от еды. Не напоминай! - она замкнулась в закрытой позе, отвернувшись от друга. - Но... Там будут лёгкие закуски и... Ай, ладно, не хочешь, как хочешь. Ну... Мы можем сходить в театр. - Нет. Это слишком долго. - Не обязательно сидеть до конца. - Я не хочу. - Хорошо, тогда мы туда не пойдём. Двое замолчали, растаптывая тропинку под ногами. Спустя время они размеренным шагом дойдут и до главных ворот. На улицах города свои владения раскинул настоящий летний сезон. Яркое солнце с прямыми лучами, перистые, кучевые, густые облака, как пенистое молоко. Колыбельное щебетание птиц разносится по всей опушке леса. Пернатые малыши прячутся в листве, на ветвях, в гнёздышках, дают бесподобный бесплатный концерт. - Коль мои идеи ты раскритиковала, может, предложишь свою альтернативу? - вернулся к старой, но актуальной дискуссии монархист, перед которым слуги вежливо открыли ворота. - Я не знаю. Мы не можем просто походить? - Просто походить? Это неинтересно. Знаешь, я думаю, этот вопрос мы решим по дороге. Спрашиваю чисто из любопытства. Зачем ты вчера напилась? - О, нет, - она сконфуженно почесала затылок, дистантируясь от русского больше. Но тому всё нипочём. - Что? Что «о, нет»? Ты же никогда не пила. Что стало мотивом? В первый раз, да так много выпить, это... Это впечатляет. - Откуда ты знаешь, пила я раньше, или нет? - Погоди, - славянин мгновенно остановился на одном месте. То, что он услышал сейчас, почти сбило его с ног. - Что? - В смысле? Ты что, раньше пила? - Нет, - нервозно прыснула она, приподнимая плечи в качестве защитной брони. - Ты же сказала. - Я просто сказала. Это было просто выражение. Но неправда. Хватит придираться к словам. Желая поскорее уйти, чтобы перестать вообще видеть царский Дворец, азиатка ускорила шаг и чуть ли не побежала прочь оттуда, где она сходит с ума. Россия последовал за ней, ибо ничего не осталось делать. Когда же русские заколонизировали казахов и вторглись на их территории, началось смешение народов, рас, национальностей и культур. Подавляющее большинство казахов испокон веков вели здоровый образ жизни, не следовали вредным привычкам, не страдали ни алкоголем, ни курением. Они были честными и праведными мусульманами. Но стоило русским, преданно следующим таким пагубным привычкам, заявить о себе, казахи начали повторять за ними. Они стали пить, курить, материться, превратились в каких-то похотливых извращенцев и, в общем-то, и втянулись в эту шайтанскую муть. Казахское ханство пала в отчаяние от такого поворота. Её любимый народ, и вот на такое дно лицом в грязь упал. Она держалась до последнего. До вчерашнего дня. Вчера в этот грязный омут прыгнула и сама главная казахская предводительница. Нынче жизнь не мила. Они в молчании вышли в город, огибая эти просторы. Вернее, РИ всё трещал о чём-то, как трещётка, не умолкая, активно и увлечённо пытаясь что-то объяснить казашке, которая витала где-то в абстрактном пространстве, в своём выдуманном уголке. Выпала из реальности. На центральной площади она вдруг что-то почувствовала. Ей показалось, будто кто-то сзади пристально наблюдает за ними. Она боязливо повернулась в ту сторону и стала тщательно обшаривать каждый уголок визуально, выискивая надуманную опасность. Но никого не было. Только навязчивое чувство слежки осталось тлеть в мозгах, как непотушённая сигарета. Она обняла себя за локти и развернулась обратно. Наверное, показалось. Померещилось. Но это не совсем так. Решая кинуться в новую атаку, она мгновенно повернулась во второй раз, всматриваясь в тот самый угол. Опять ничего. Ничего и никого. Но назойливое ощущение всё ещё сдавливает грудь, как нейронная звезда. - ...поэтому даже за бесплатно я не вижу смысла посещать столь неприятное место! Безобразие! Эй, что с тобой? Ты в порядке? - монархист помахал ладонью перед замыленным, затуманенным взором девушки. - Да, - окликнулась та. - Давай сходим в новый сквер? Он новый. Там красиво. Там природа. И полевые цветы. Пойдём? - «гид-экскурсовод» кинул рукой куда-то за площадь, в недостижимый объект. - Ладно. И они лениво поплелись туда. Русский продолжал молоть языком. Честно, он уже давно понял, каким идиотом оказался по отношению к ней. И «идиот» – это ещё нежно сказано. Так, комплимент в его случае. Ошибки помаленьку начали рефлексироваться, и психологическая работа над самоизменением запустила свой механизм. Поэтому в последнее время он откровенен и всегда готов для разговора с этой страной и услужливости ей. Кто знает, может, она постепенно вольётся в беседу и простит его? Простит войну. Ненормальную ревность и эгоцентризм. Убийство сына. Убийство семьи. Порабощение её народа. Колонизацию. Колониальный гнёт. Притеснения. Насмешки над её культурой и кочевым бытом. Кровопролитие. Лишение независимости. Предательство. Рабство. Простит? Казахское ханство по дороге всё время оборачивалась через каждые два шага. Либо она обезумела и свихнулась, схватив шизоидное расстройство. Либо за ними правда кто-то следит. Она ведь ощущает на себе это токсичное напряжение и уже начинает лихорадочно бояться. Вопиющее давление подталкивает её и заставляет бежать в никуда. Кто-то следит. Смотрит. Сбоку. Сзади. Снизу. Сверху. Из-под кустов. Из-под угла. Это непередаваемо страшно. Это неистовое давление, от которого можно только биться в панической атаке и задыхаться в тревожном приступе. - На что ты всё время оборачиваешься? - оборвал её Россия, встав перед ней. Он заприметил это странное поведение и озадачился им. - Просто город осматриваю. И на людей смотрю, - ловко выкрутилась казашка, отойдя назад. Сзади она опять почуяла чьё-то настырное присутствие из-за угла. Экстрасенсорные навыки обострились. Захотелось повернуться туда, но перед русским пока нельзя. - Мы уже пришли. Посмотрев вперёд себя, женщина-страна увидела, что они уже стоят возле арки. Мраморная арка с золотым навесом сверху. Выпуклости белоснежного мрамора украшают инкрустация и декоративные зелёные стебельки. Весь сквер окружает ажурный лист забора с утончёнными, изящными кружевами. Отсюда видны царская роскошь и неслыханные королевские богатства, простирающиеся «красной дорожкой» в глубь парка. Красиво, нечего сказать. Насчёт архитектуры РИ и вправду постарался. Он же и сам, своего рода, некий архитектор. Продумал всё до крошечных мелочей, вкус дизайнера у него сногшибательный. - Чего стоим? Может, зайдём? Или ты не хочешь? - монарх вновь пропускал барышню вперёд себя. Та отпрянула от него, озарив хмурым взглядом. Мужчина смиренно вздохнул. - Слушай. Тебе надо развеяться. Погулять, отдохнуть, подышать свежим воздухом. Это пойдёт тебе на пользу. - Да-да, конечно, - согласилась азиатка, быстро втискиваясь в проход. Россия до конца её не понял. То ли это было чистое согласие с перемирием, то ли стервозный сарказм с ехидством. В любом случае, он решил не задерживаться и зайти вместе с подругой. Которая ведёт себя слишком странно и отрешённо, как ей несвойственно, непривычно. Они вдвоём проходили по тщательно выкопанной, украшенной тропинке. Этот парк пестрил деревьями, усаженными по специальной схеме, по рядам и столбам, на одинаковом расстоянии, по солдатской стратегии. Чётко выстреженные, их листва уложена так же аккуратно, как и львиная грива. С них сыпется воздушная листва, опадая на землю, на гладкий строгий газон. Уборщики не успевают её убирать, но Российская империя и это продумал: выглядит восхитительно и романтично, когда листья сами по себе летят, как их подхватывает ветерок и разносит на дальние просторы, как цветут и опадают эти пластинки, кружась над головами. На душе, точно так же, как и эти листья, плавными, водянистыми движениями ложится блаженное умиротворение, расслабляющее спокойствие и тихая радость. Хочется дышать полной грудью, обогащать лёгкие цветочным кислородом с нежными ароматами, обеспечивать своё тело полезными витаминами. Казахское ханство начала задумываться: зачем она вообще согласилась на это мракобесие? Что ей даёт эта прогулка? Ничего. Только ещё больше действует на нервы и выводит из себя. Выходит, она напрасно потревожила себя, зря вытащила из работы и Россию, на которого мелкими урывками посматривала в оробелых жестах на протяжении всей их дороги. Поставила их двоих в неудобное положение, доставила максимальный дискомфорт. Стало настолько нелепо, будто они сидят на ежовых иголках. Стыд. Позор. Но русскому, по секрету говоря, втайне от всех, даже от самого себя, хочется проводить больше времени с девушкой. Он наивно верит в то, что это может что-то решить. Палочка сделает волшебное «абракадабра», и всё станет замечательно. Жалко. - Ты не устала? Давай сядем и отдохнём? - славянин указал на стоящую рядом скамейку, к которой они подошли секунду назад. Ханша остановилась, встала на одном месте и прежде, чем окончательно бросить взгляд на скамейку, осмотрелась кругами. - Как хочешь. Я посижу, - РИ беззаботно плюхнулся на сиденье, заранее отодвинувшись к углу. Он посмотрел на женщину, которая уже успела отойти на газон, вся сжатая, скованная, замкнутая, свёрнутая в себя, и панически оглядывалась кругами. Это его, с одной стороны, позабавило, но с другой, тоже напрягло. - Эй, чего ты крутишься там? Что осматриваешься в таком страхе? - Нет, ничего, - кочевница резко, почти прервав реплику русского, развернулась к нему, отрицательно мотнув головой. Ведёт себя так, будто скрывает секретную формулу смертельно-биологического оружия, который способен уничтожить всю Вселенную и все другие миры. - Что с тобой? - не на шутку обеспокоился русский, встав со скамьи. Та отошла от него ещё дальше. - Что ты такая..? Что с тобой? - Россия. Надо кое-что сказать, - наконец-таки отважилась на первый шаг воительная ханша. - Я слушаю, - славянин оказался донельзя близко к девушке, едва прижимая её к стволу дерева. - Тебе не кажется, что за нами кто-то следит? Россия повёл бровью, состроив в край удивлённую мимику. - Нет. А что? - Я весь путь это чувствую. Кто-то следит, - глаза её выглядели, как безумные, показывая всю душевную боль. Нелюдимые, запуганные, сумасшедшие, дикие. - Я такого не чувствую. Если бы так было, я бы заметил. С тобой всё в порядке? - он быстро переменил позу и хотел облокотиться рукой о ствол дерева. Но этот скачок перемены вызвал в казашке рефлекторную реакцию. Она краем ока увидела, что мужчина поднял руку вверх, и ей показалось, что он замахнулся для удара, что заставило её отпрыгнуть в сторону в автоматическом испуге. - Ты чего? Что не так? Казахское ханство осекла себя, еле переводя дух. Реакция. Уже инстинкты. Нужно отучаться от этого. И вообще, не мусолить эту тему сейчас. - Я же ясно чувствую, что кто-то следит! Я же не сумасшедшая! - повторилась она. - Эй, потише. Я и не говорил, что ты сумасшедшая. - Значит, ты так думал! - С чего ты взяла? Ты что, умеешь читать мысли? - Я же знаю, что ты обо мне думаешь, - успокоила и понизила она свой тембр голоса, подсознательно перейдя на более мирную и стабильную беседу, не желая конфликтовать более. Но так или иначе, вышесказанная дерзость очень взбудоражила всего Россию. Улыбаясь, или возмущаясь, будучи подзадоренным, или разгневанным, он резко отошёл от дерева, скрестив руки в таком же заблокированном доступе. - Ну, и? Ты сказала, что всё знаешь? Ну так, давай. - Чего давать? - Говори. Что я о тебе думаю? М? Что молчишь? Ты что, такая уверенная? Мне интересно узнать, чего ты там себе надумала о том, чего я думаю о тебе. Пока монарх пулялся этими бессмысленными словами в пустоту, явно нацеливаясь на раздор и скандал, казахская страна перевела своё внимание и обострившуюся интуицию на нечто более значимое. Она услышала активные шорохи и царапания где-то сзади, далече. Нервно взглатывая, она повернулась назад, пробурывая своими очами, как металлической мотыгой, стоящее следующее дерево. Все звуки для неё отодвинулись на второй план, даже занудные фразочки русского, который продолжал трещать и тараторить без умолку. Она не слышала его совершенно. Всё, что её сейчас привлекало и манило – подозрительное дерево. Наверное, этот шпион находится там. - И чего ты молчишь, я тебя спрашиваю? Чего отвернулась? Я с кем разговариваю? Что я думаю о тебе? Больше не осталось терпения. И ресурсов. - Не сейчас, - довольно вежливо отмахнулась азиатка и, покинув славянина, быстрым шагом ринулась к тому дереву. - Эй, ты куда пошла? Вернись! Господи Иисусе, что с тобой творится? Ты можешь мне объяснить? - Боже мой, - на половине пути вздохнула от сдавленного бешенства ханша. - Мужчина! - обратилась она к нему. - Научись. Пожалуйста. Молчать! Российская империя так же остановился, как вкопанный. Кочевница продолжила свой путь. Там. За деревом. Что-то угрожает ей. Она подошла к стволу. Не медля, она резко выглянула за него, желая разоблачить потенциальную угрозу. За деревом никого не оказалось. Пустота, тишина и безопасность. - И кого ты тут выискиваешь? - плутовато протянул империалист, находя картину мятежной от тревоги женщины довольно милой и смешной. - Но тут кто-то был! - она обежала весь ствол дерева в одну сторону, потом – в обратную. Ничего не понимала. Не может же её мозг сам себя путать намеренно? - Как видишь, здесь никого, кроме нас, нет, милая, - славянин стоял, облокотившись о тот самый дуб, вокруг которого бегала Казахское ханство. За время её «чистки» он уже успел сорвать с полянки цветочек, который крутил перед собой, рассматривая раскрывшиеся лепестки могущественного, плотного и многослойного, но нежного и благоухающего бутона. Вот, его колония, порабощённая страна выбежала вперёд него, в приступе хватаясь за голову. - Это Вам, Миледи, - ласково улыбнувшись, РИ протянул этот цветочек подруге. Та не обратила и малейшего внимания. Просто смерила это несчастное растение скупым взглядом, тихо вздохнула и проигнорировав, отошла на расстояние, вновь начиная пялиться на крону дерева. Чёрт. Кажется, она действительно не в себе. Не в порядке. - Не печалься, - он выкинул цветок назад, через плечо. Тот упал замертво, не нужный никому и сорванный напрасно, бесцельно. - Всё хорошо. Бывает. Скорее всего, тебе показалось, и ты запуталась. - Так-так-так, - она зажмурила глаза в напряжении и замотала головой. - Не надо меня путать! Не смей вселять в меня недоверие к себе. Я точно ориентируюсь на своё чутьё. - У меня и в мыслях не было тебя путать. Я понимаю, как тебе сложно. Но я пытаюсь тебе помочь. Казахское ханство промолчала. Но не от того, что ей было нечего сказать. Абсолютно наоборот. Ей нужно угомонить себя, оторвать от разгорячённого возбуждения мозговой работы и осечься. Возможно, ей и вправду взбрело в голову на фоне множества подобных ситуаций в жизни. Возможно, она очень боится того, что он на свободе и выслеживает её. Возможно, это просто злая шутка разума. Россия продолжал стоять. Внешне он, как и всегда в последнее время, и мышцей лица не дрогнул, и бровью не повёл. Но какие же диковинные, разрывные, невыносимые сокращения делает его сердце изнутри. Это нереально, невозможно объяснить. Он смотрит на эту девушку, метающуюся рядом, с неиссякаемым запасом нежной, нетронутой любви, страстной жаждой заботы, трепетной мечтой о тактильности и нежных прикосновениях, и так же со страхом из свинцового остатка. Не хотелось бы ему её потерять. Не в буквальном смысле, а в переносном. Потерять её как личность. Так и стоял он. Тут же, он ощутил, как кто-то маленький, но проворный и ловкий, цепко вцепился в ткань одежды на его плече, будто прилетев с неба. Уже боковым зрением он заприметил чью-то мордочку с глазами, носом, ушами. Что-то живое. Это было страшно и совершенно неожидаемо. - Господи, - он скороспешно отбежал вперёд, стремительно обернувшись к прежнему месту на основе рефлекторной реакции. На стволе дерева, прытко забираясь на ветку, прыгала белка. Просто маленькая белочка. Наверное, упала на мужское плечо случайно. Маленькая ещё. Или же, её привлекли блестящие золотые эполеты и медали, украшающие одеяния хозяина земель, которые отдавали колдующим бликом при свете солнца. - О, Боже. - Ничего себе, - улыбнулась казашка, наблюдая за этой сценой. - Это всего лишь белка. Какой кошмар, - отдышался РИ. - Она же могла меня убить! - Кто? Она?! Тебя?! - ханша подошла к невысокому дереву, смотря вверх, куда успел допрыгнуть хитрый зверёк. - А то. - Ты серьёзно? Маленькая белочка? И тебя убить? - Не иначе, как да. Знаешь, что это дикие грызуны? У них когти такие острые, они опасные. От такой абсурдности азиатская девушка не сдержалась и испытывая безудержный прилив адреналина в животе, звонко рассмеялась, закрывая уста ладонью, согнувшись пополам. РИ услышал её смех. Он показался ему каким-то соловьиным пением. Райским наслаждением, неописуемым удовольствием и сладостной игрой для ушей. Не только из-за самого звука и природного звучания, а из-за фактора существования этого смеха. Казахское ханство впервые засмеялась за долгое время. Чисто, искренне, хоть и от глупой шутки, но выплёскивая коктейль гормонов счастья. Всё же, у этой прогулки есть и свои преимущества. Россия был готов слушать это божественное звучание арфы целую вечность. Её смех – это отдельный, полноценный вид искусства. Учитывая то, что произошло недавно в истории политики, и что ещё происходит с ней, и причём не только как со страной, а как с человеком, слышать её смех – как слепому операция по возвращению зрения. Или слышать голос умершего человека на записи. Пробирает до мурашек, а потом – до самых костей, мышц, тканей, поджилок. - Ну, ты даёшь, - наконец-то очнулась девушка, слегка улыбаясь. - Ещё скажи, что комар тебя сожрёт, и что он опасен, как медведь. - Пф, естественно! - прыснул славянин наигранным тоном. И его голос исказился, получился настолько смешным, что это не могло не вызвать в кочевнице вторую волну эндорфинов и серотонина. На этот раз она, дабы облегчить свои страдания, упала на траву, сев под тенёк, который отбрасывала крона дерева. Не зная, почему, но русский тоже поддался искушённому развлечению и, смеясь в себя, не перебивая этим девушку, сел рядом с ней на землю. Настроение у двоих заметно улучшилось, взмыло до небес, поднялось со дна Марианской впадины и как лёгкие мыльные пузыри, завихрились в воздухе под кружевными воздействиями ветра. Спустя моменты казашка ни с того ни с сего опомнилась в том, что тот, с кем она сидит бок о бок и резвится, как бы сказать... “немножечко” устроил ей войну и “чуточку” заколонизировал. И внезапно замолчала. Жёстко умолкла. Её смех решительно и бойко оборвался, и она смерила всю обстановку убийственным взглядом, серьёзно нахмурившись. Не приходила в себя, не унималась на протяжении времени, а просто заткнулась. Это вновь послужило последствием трения и хлопком электрического разряда в отношениях. - Эй, ты чего замолчала? - РИ в шутку ткнул её локтём в рёбра. - Ай, - кратко ойкнула азиатка, съёжившись, вздрогнув от столь деликатного «тыка», и откачнулась. - Ты же смеялась. Что умолкла, красна девица грустна? - Потому что, - злобно прошипела она, глазея на соседа выдержанно, бесстрастно. Как он посмел рассмешить её, когда она грустит? - Это ни капли не смешно. Встряла натуженная минута молчания. У Казахского ханства от былого расслабления с весельем не осталось ни пылинки, и она в миг окрасилась в разъярённый цвет. Российская империя, услышав её объяснения, не знал, как отреагировать. Она секунду назад погибала от болей в животе из-за смеха. А сейчас вся надулась, разозлилась, огрубела и фыркнула, мол, не смешно. До безобразия чудная ситуация. Россия с трудом держался. Стискивал губы. Но всплески музыкальных нот пылкими букетами расцветали в груди. - Я не могу, - не выдерживая эту пытку, он закрыл лицо ладонями полностью и сам засмеялся, изо всех сил стараясь не сорваться во всю громкость. Какая же она удивительная личность. - И чего ты смеёшься?! По твоему мнению, это смешно?! - она толкнула его в плечо, стискивая улыбку. Ну смешно же! Но так свободно сдаваться не хочется. - Очень! - сдавленно прохрипел он. - Ничего смешного в этом не вижу! Ты дурак! - А ты дура. Мы – идеальная пара. - Чего?! - она встала на колени в боевую позицию, готовая рвать и метать от гнева. - Пара приятелей. А ты о чём подумала? - Хватит уже! - интонация голоса дрогнула, оборвалась, и чтобы принять защищённую позицию, она села на место, в свою фирменную, излюбленную позу, спрятав лицо. РИ вопросительно наклонил голову, кинув взор на девушку. Она мелко дрожала, как при низкой амплитуде землетрясения. - Ты плачешь? - задал он вопрос, по-озорному усмехаясь. Казахская страна молчала, хотя ответ был очевиден. Мужчина тогда выдумал гениальную тактику по разоблачению ответа. - Или... смеёшься? - после «закинутой удочки в реку» он, победоносно ухмыляясь, со всей скорости своих рук, напружиненными пальцами повторно ткнул её в бока, в межрёберное пространство, в самую «оголённую» на данный момент, открытую, беззащитную и чувствительную часть туловища. - Эй! - вскрикнула она, рассмеявшись сильнее. Это резкое и «приятно-неприятное» прикосновение заставило её ещё теснее укутаться в одежду, сжаться в себя, подобно улитке в своём панцире, прикрыть эти самые места от внешнего вторжения. И отползти от опасного врага на максимальное расстояние. - Аа, всё-таки, смеёшься, - он щёлкнул пальцами, продолжая обольстительно улыбаться. - Не надо так делать! - Я ничего не делал. - Поправочка: ничего хорошего. - Да ладно? - И почему к тебе тянутся все звери? - сразу перевела тему ханша, комфортно усаживаясь на мягкой, шуршащей, редеющей траве. А ведь она могла бы точно так же сидеть и у себя, на своих землях. Если бы они были целы и невредимы. - Ты о чём? Какие ещё звери? Никто ко мне не тянется. - Я же помню. То хорёк, или суслик какой-то не отставал от тебя, когда ты был у меня. То сам кот к тебе во Дворец пришёл во время дождя, просто так. Зевс его звали! Помню этого негодяя. То ещё что-то было... То сейчас эта белочка. А, ещё и конь! Причём, мой! РИ старался сидеть отвёрнутым от кочевницы, ненароком перебирая в памяти старые воспоминания, как запылившиеся, завалявшиеся документы в заклеенных полках старого, заброшенного дома. Воспоминания. Связанные с ней. Личные и не очень приличные. Сугубо деликатные и сокровенные. Тогда, когда главная участница этих событий находится в зоне досягаемости. Действительно. У зверей и животных какая-то своя, особая связь к своему господину. Они тянутся и стремятся к нему. Это верное наблюдение. - Ни разу из того, что ты сказала, не является правдой. - Является. Я всё помню. Меня не обманешь. - Ну... Может быть, это потому, что я... Не только просто царь. А ещё и царь зверей? - подшутил он, совращённо снизив ритм голоса, пропустив озёрные чары своих невероятных, голубых глаз сквозь всё тело женщины. - Ты? Царь зверей? Обезьяна, что ли? - В смысле?! - ошалел от такого заявления империалист, созерцая на то, как кочевница заливается в новом приступе смеха и приподнятого настроения. - Ну, да! - Во-первых, царь зверей – это лев! А во-вторых... Не надо так оскорблять меня. - Я и не оскорбляла. Сам вынудил. - Ага, ну-ну. Что-то больно весело тебе, как я погляжу. - Это плохо? - Что-то зачастила ты, смеясь надо мной. - Я должна плакать? - Пф, нет. «Я проронила уже достаточно слёз из-за тебя», - невольно переплелось с фрагментами памяти у неё мысленно. Разговор зашёл в тупик, и двое расстрогавшихся, некогда могущественных и ответственных государств сделали паузу. Что всё это было? Двое задавали этот риторический вопрос себе и размышляли. Сидя в тишине и спокойствии. Казахское ханство опомнилась от этой метеоритной доли пронзительного счастья. Она же только что расслабилась, показала все свои слабые места тому, кто пролил кровь её воинов и обычного народа на её землях. Кто предал её. Кто уничтожил её быт. Разорвал в пух и прах традиции и стиль жизни. Стёр её с лица планеты. Зачем она сдулась? Зачем сорвалась? Зачем подала себя в качестве невинной, маленькой девочки недалёкого ума? Почему пошла с ним на контакт? Он – её враг номер один. Он ненавидит её и желает смерти. И держит у себя во Дворце ради последующих целей. Каких, пока ещё не известно, но явно не для хороших. И эти цели могут быть любыми. Даже самыми-самыми маразматичными и бесовскими. Нельзя согревать отношения. Нельзя переходить эту грань. Нужно стоять на холодной дистанции и как можно больше отдаляться и отдаляться. А не радоваться, смеяться и шалить с ним, как будто они – лучшие друзья. Российская империя же ни о чём не жалел. Он даже немного утешился. Камень с души свалился от этого короткого, но всё же заряда позитива. Осталась надежда на то, что эта женщина окончательно не свихнулась и не затерялась в густых джунглях своих мрачных мыслей-самоубийц. Что она ещё не совсем потеряна, не заблудилась в мерклых, зыбких трущобах своего же сознания. Что она ещё жива, ещё не лишилась здравого ума и способна переживать человеческие чувства. Что он ещё не убил её. Эта прогулка оказалась жизненной возможностью, как шанс всплыть на поверхность и сделать глоток воздуха перед конечным потоплением. Оказалась тёплым шерстяным шарфом во времена суровых зимних сезонов, вьюг, буранов и метелей. Это пока только первый шаг, вступительная основа. Дальше – больше. Он не будет молчать. Когда её душевное состояние хоть на чуть-чуть улучшится, и наружный кокон зловещей ненависти треснет, когда она будет морально готова к связи, он обязательно поговорит с ней о том, что произошло между ними и принесёт свои извинения. Выскажет всё-всё-всё, что думает об этом. Обязательно. Он сделает это. Только не сейчас.***
Широкий воздух долгожданных простор. Сегодня Союз наконец-то выпустил бедного Казахстана на улицу. Сквозь болезненное сопротивление, изнемождённое нежелание, кипящий страх и опасения. Но переборол себя, победил своё зацикленное занудство и открыл двери. Впервые расшиперил «железный занавес». Выйдя наружу, Каз смог вдохнуть. Просто нормально вдохнуть, отведать полноценный воздух, вспомнить, каково это, чёрт возьми, быть вольным. Потрясающее чувство. Вступив на заломанную, ненасыщенную солнечным светом и витаминами травку, погрузившись с головой, каждой клеточкой тела в сияющую бесподобность природы, младший казах совсем раззабавился. Улыбнулся во всё лицо, даже кратко посмеялся от восторга и волнительной дрожи, переполняющих его всего, раскинул руки в стороны, тянувшись вверх, к слабому солнцу. И прикрыл глаза, дабы впитать в себя каждый необходимый, питательный, минеральный элемент. СССР видел всё это и сам улыбнулся. Ему очень захотелось обнять этого малыша, с любовью прижать к себе и извиниться за эмоциональный недуг, который пришлось пережить ребёнку из-за его мракобесия. Но к сожалению, коммунист не из тех, кому легко извиняться, вслух откровенничать и признавать свои ошибки. Ему проще заметать следы обиды несколько иными, косвенными методами, но на прямой контакт идти не в силах. Такой его характер. Всё ж таки являясь ребёнком, маленький кочевник подпрыгнул на месте и помчался вперёд. Двор не большой, разбега здесь особо нет, но и так сойдёт. Добежав до забора, он развернулся в обратную сторону и побежал на задний дворик, бегая медленно, но не глядя. Это непередаваемое чувство радужного экстаза – просто очутиться на улице, заветные мечты о которой бушевали каждую секунду. Не став блуждать в тёмных думах, решил расслабиться и сам Советский Союз. Он сбросил телесное напряжение и спешно подошёл к мальчику, который, ещё не успев выплеснуть во внешний уровень все брызги первостепенного счастья, бегал, прыгал, валялся на траве и наслаждался незабываемыми, драгоценными моментами. - Эй, малец, слушай, - инициативно предложил СССР, облокотившись о хрупкий забор. Казах, не думая и вылезать из своей безоблачной жажды, как обычно не хочется выходить из речки в жаркий летний зной, на время всё же отвлёкся. - У меня тут такая идейка появилась, - Совет оценивающе рассматривал скудный двор, стуча пальцами по забору, делая в своей голове кое-какие пометки. - Тебе здесь, наверное, скучно будет просто так ходить. Давай я сделаю тебе качели? Знаешь, что это такое? Будешь на них кататься. Весело будет. Казахстан наклонился в бок, активно вслушиваясь в предложения старшего. - Ты когда-нибудь катался на качелях? Могу соорудить. - Странные Вы, однако, - вдруг объявился Александр, выйдя на улицу с кружкой холодного пива, который царь всея земель тоже передал вместе с пайком. - О Хоспади, ты чё, с неба свалился что ли? Как ты здесь оказался? Тебя же не было. И почему это я странный? - Из какого материала Вы собираетесь сооружать качели, господин-товарищ? - мужчина отхлебнул ещё один большой глоток свежего, ледяного пива с кружки. - Ну... - Союз озадаченно завис в своих раздумьях. У них не было даже ни кусочка хлеба, а он тут собрался качели строить. Правда. - Ай, та это дело наживное. Житейское. Откуда-нибудь раздобуду, да и сделаю. Казахстан, перестав смотреть на взрослых, вновь занялся своими делами, срывая травинки с земли, собирая из них кучку, которую подбрасывал вверх и с восторженным ликованием ставил себя под этот «травопад». - Опять обратитесь к своему отцу? - Может и быть. - В обычные времена Вы его словом плохим поминаете, а когда что-то надо, то сразу к нему за помощью бежите. Двулично как-то, - угрюмо фыркнул Александр, сняв с себя запотевшие очки. СССР хотел было завести беседу, поднять дискуссию, начать спорить об этом, ругаться, желал выразить всю несправедливость родительского бытия и проблемы отцов и детей, но промолчал. Слишком много и долго можно рассуждать на эти вечные темы. Так что, лучше не поднимать их, пока нет ресурсов отстаивать свою точку зрения. - Ежели пойдёте к нему снова, то уж и мальчика этого возьмите-с, - надменно сказал Александр, точно так же облокачиваясь о забор. - Пускай познакомится с тем, кто его покровом обеспечил и принял. - Ага, щас-ка! - саркатистично и по-хамски вскрикнул коммунист. - Да ни за какие шиши! Во! - демонстративно плюнув в кулак, он показал его мужчине, дословно поясняя, что за эти фразочки можно и фингал схлопотать. - Хоть немного-то базар свой фильтруй, э! Да чтобы я? Да чтобы его? Да никогда! Психанув, он хотел было поставить жирную точку и уйти в дом, но вспомнил, что вообще-то, вышел на улицу ради ребёнка. Поэтому, забив на безнадёжного пропащего, Советский ушёл на другую сторону двора, решая провести время с мальчиком и «поболтать» с ним. А качели построить обязательно надо, иначе ему и двор наскучит, и он пойдёт исследовать сначала ближайшие окрестности, а потом и весь город, оказываясь на виду у всех горожан и горожанок. Каз подбежал к неподстриженному кустику, дотошно вглядываясь в каждый рисуночек листа, с наблюдением рассматривая чары природы. И увидел он, как что-то толстое, мохнатое, длинное, тёмно-зелёное ползёт по этому листу. Склизкое, неприятное, но забавное и интересное. Гусеница. Махонькая, масенькая, милая. Он вгляделся в это удивительное насекомое, с интересом созерцая на его мелкие передвижения, кольцеватое раздельное телосложение и полуоблик какой-то мордочки. Это вызвало в нём странные, более проницательные чувства. Где-то он это уже видел. Он стал слышать голоса. Не отсюда, не из настоящих реалий, а из прошлого. Эти голоса, отражающиеся гулким эхом, повторяющиеся звонкими отголосками, идут отсюда, где-то снаружи. Непонятно, откуда именно. Но летают бумажным ураганом рядом, окружая всюду. - Балам, (сынок) - как-то усмирённо и устало, но влюблённо протянула Казахское ханство, заходя в юрту. Только что она закончила сельские работы, которые начались ещё до рассвета солнца. - Ал, не істеп жатырсың? Оны неге осында әкелді? (ну, что ты делаешь? Зачем привёл её сюда?) - Бірақ анам, (но мама) - с надутыми щёчками возразил младший кочевник, сидя в юрте и играясь с гусеницей, которую завёл сюда и положил на подушку. - Ол сондай әдемі. Мен онымен ойнағым келеді. (но она такая красивая. Я хочу с ней поиграть) - Бәлкім, сен осында түйе әкелсін бе? (может, ты сюда ещё верблюда принесёшь?) - шутливо спросила казашка, пожав плечами и пройдя в юрту. - Не үшін? (зачем?) - рассмеялся её сын. - Не? Ол да әдемі. Онымен де ойнауға болады. (а что? Он тоже милый. С ним тоже можно поиграть) - Рас па? (правда?) - воодушевился Каз, подпрыгнув на месте. Верблюд в доме. Это же так здорово! - Жоқ, әрине, (нет, конечно) - в миг остановила его ханша. - Бірақ сен мүмкін деп айттың! (но ты же сказала!) - Әзіл! Егер сен менің үйіме, мен күн сайын тазалаймын, бір мал әкелсе, содан кейін сен мұнда енді өмір сүрмейсің. (шутка! И если ты в мой дом, который я чищу ежедневно, заведёшь хоть одну скотинку, то больше жить здесь не будешь) - улыбалась кочевница, подкалывая своего ребёнка. Это было одним из её самых любимых занятий. - Сен осы жерден шығасың. Онымен бірге таулардың етегінде көшесің. (вылетешь отсюда. Вместе с ним кочевать будешь у подножия гор) - Анам! (мама!) - казах всё воспринял серьёзно. Его мать даже смех не сдерживала, будучи без ума от того, насколько он хорошенький, когда злится. Она обожает шутить над ним. И делает это каждый день. - Мені үйден шығарасың ба? (ты выгоняешь меня из дома?) - Иә. Кел, осы құртты алып, осы жерден кет. Бұл менің киіз үйім. (да. Давай, бери этого червяка и прочь отсюда. Это – моя юрта) - Өзімнің киіз үйімді саламын! (я построю свою!) - Керемет, балам. Ақыры! Сен менен көшіп келесің! (замечательно, сын. Наконец-то! Ты съезжаешь от меня!) - Анам! (мама!) - после очередного его возмущения азиатка рассмеялась сильнее. - Бұл күлкілі емес! Сен мені жақсы көрмесің! (это не смешно! Ты меня не любишь!) Он вспомнил. В детстве он обожал следить за гусеницами. Он в принципе любил животных, как и его мама, но почему-то именно гусеницы из класса насекомых привлекали его больше всех. Вот все гусеницы в его округе боялись его и старались стремительно уползти в укрытие, стоит только этому юному насекомоведу появиться на улице. Но дело совершенно не в гусеницах. Его мама. Это снова она в его сознании. Она иногда вела себя, как будто сама являлась ребёнком, которому от всего весело и смешно. - Мені сендіруді тоқташ, (хватит уговаривать меня) - чуть строже, но так же ласково сказала ханша. Между ею и Казом произошла небольшая ссора. То есть, не совсем ссора, но маленькое недопонимание. Казахстан очень и очень сильно хотел поиграть в прятки, но та не горела желанием, потому что у неё было много других дел. Вот и отказывала, а малышу было всё нипочём, ведь он сильно хотел играть. - Бірақ мен ойнағым келеді! (но я хочу играть!) - Біреуді табу, ойнау, (кого-нибудь найди, играй) - они вдвоём прогуливались по приграничному аулу. Холодало. Была пасмурная осень. С выпадением первого снега им пора будет переезжать в город, в столицу. - Ал мен сенбен ойнағым келеді! (а я с тобой хочу!) - Жоқ айттым! (я сказала нет!) - так же спокойно, но чуть громче ответила кочевница, остановившись на одном месте. Она со сдержанной усмешкой смотрела на то, как Казахстан встал вместе с ней, обидчиво держа с ней визуальный контакт. Казахское ханство продолжала улыбаться, нежно трепала его по макушке, ерошила ткань мешковатой кофты. Она случайно взглянула в даль. Там, вдалеке проходил небольшой торговый караван с лошадьми, верблюдами, повозками, каретами. Купцы повезли продовольствия и необходимые предметы быта в другие страны. Казах тоже ненароком кинул туда свой взор. И держал ткань маминого платья, сжимал в детском кулачке, искренне надеясь на её согласие. - Сонда қарап көру. Керуенді көрдің бе? (смотри туда. Видишь, там караван?) - Көремін. (вижу) - Міне. Егер сен жаман болса, мен сенді осы ағаларға беремін, (вот. Если будешь плохо себя вести, я тебя отдам этим дядям) - решила вновь пошутить женщина, ожидая взрывной реакции своего малыша. - Әлі олар мұнда, қазір сені оларға беремін. (пока они здесь, сейчас тебя им отдам) - Анам! Жоқ! Керек емес! (мама! Нет! Не надо!) - припугнулся он, прижимаясь к матери теснее. У него поднялся страх, хотя на самом деле, он уже должен был и подавно привыкнуть к смелым «выкрутасам» своей мамы, психологический возраст которой – ребёнок. - Ал... Құлыным? (ну... 3айка?) - понимающим тоном переспросила ханша, присев на колени перед мальчиком. Бережно потянув его за щёку и похлопав по плечу, она обняла его, принимаясь успокаивать и утешать после конфликта. - Балам. Мен сені ешқашан ешкімге тегін бере алмаймын. (детка. Я тебя никогда и ни за что никому бесплатно не отдам) - изнеженно пролепетала она, гладя казаха по спинке. - Маған ақша керек. Сонымен, мен сені оларға сатамын. Ал тегін жаман болады. (мне же нужны деньги. Так что, я продам тебя им. А за бесплатно будет как-то не очень) - Не?! Анам! (что?! Мама!) - отцепился Каз, запаниковав мощнее былого. Кочевница рассмеялась во всю с реакции своего сына и встав с земли, лёгким бегом пустилась назад, отбегая от Казахстана, пока тот бежал за ней. Вот и играют. В догонялки. Вспомнив всё это, притихнув в высокой траве, Казахстан расплылся в трогательной улыбке. Он помнит эти, почти ежедневные шутки и добрые насмешки своей матери. Оно и понятно. Азиатка не была готова к материнству от слова совсем. Ребёнок получился у неё спонтанно, неожиданно, незапланированно. Про физическую подготовку, держу пари, говорить не стоит. Казахское ханство ментально не была готова к такой великой ответственности и гигантскому труду. Она по поведению с близкими людьми, которых очень любит и которыми дорожит всегда такая: открытая, юморная, смешная, прямолинейная, весёлая, активная. А так как и своё чадо она полюбила спустя несколько лет после его рождения, то можно уверенно судить о том, что к этому времени она не успела сознательно перевоплотиться в родительницу. Она вела себя с ним, как озорной ребёнок. Правда, будучи маленьким и несмышлённым малым, многие шутки и чересчур сложные для детского разума игры были далеки от него и принимались близко к сердцу, на свой счёт. Но сейчас, в данный момент, когда он стал более хладнокровным и зрелым, он бы всё отдал за эти драгоценные минуты. Снова слышать её смех, шутить в ответ, играть с ней. Казахское ханство, как все знают, является такой неординарной личностью, которая может умело и блистательно, причём не намеренно, совмещать в себе совершенно противоречивые и контрастные качества и черты характера, не создавая образ лицемерки. Временами она была для Казахстана самой нежной, самой хрупкой матерью на свете, а временами – в ней просыпалась гиперактивность, которая разбавляла серную тоску слезливых родительских признаний громом смеха и веселья. Такая у него крутая мама. Точно. Его мама. Она же должна быть живой! Она должна быть где-то... Где-то. Казахстан затих, присев на траву. Его улыбка резко исчезла с лица, а глаза на период потухли. Его мама. У него есть мама. Интересно, где она? Что с ней? Как он вообще сюда попал? Как он очутился здесь, с незнакомым молодым государством и странным человеком? Каким образом? Что означают все эти воспоминания? Где он жил тогда? Почему разговаривал на другом языке, а сейчас впитывает в себя абсолютно новую идентичность, прекрасно понимая русскую речь. Его мама. Самая лучшая мама на Земле. Так хочется найти её. Он обязан найти её.***
Российская империя с Казахским ханством вернулись во Дворец. Толком они и не гуляли более. Провели время в том парке, походили по скверу, бросили парочку поверхностных словечек на банальные, заезженные темы и приняли решение вернуться домой. Больше и делать нечего. Не на той они стадии отношений, чтобы сближаться друг с другом и распыляться в атмосфере высшей степени доверия. Пришли они под вечер. Хоть прогулка и не блистала лазурными искрами чего-то достойного, но время действительно пролетело незаметно. Стоило ханше вновь увидеть раскидистые башни Дворца, высвечивающиеся из леса, подойти к главным воротам, пройтись по тропинке в дом, ступая по траве, а потом и зайти в это самое помещение, ей стало плохо. Её начало опять воротить от давящих стен этого проклятого здания, и в воздухе, прямо над головой, газовым осадком осела свора тёмных воспоминаний и брезгливых моментов. Интересно, как же этот Дворец на неё влияет. Если ранее она была расслабленной, то сейчас снова напряглась и «потяжелела». Россия это заметил и сам расстроился. Так неприятно смотреть на неё, такую сломанную и неживую. Он так сильно скучает по ней, старой. Это словами не передать. Но он сам уничтожил её. - Что-нибудь будешь? - спросил он скромно, когда они вдвоём подошли к лестнице. - Что именно? - Ужин предлагать не буду. Может, тебе что-то другое надо? - Нет, не надо, - она отпрянула от него и резко побежала по лестнице вверх. Русский сначала потянулся к ней, мысленно останавливая и притягивая к себе, но в реальности же – позволяя уйти и всё больше отдаляться. Ему тоже нужно наверх. Поэтому, дабы избежать казусной ситуации и не нарваться на агрессию, он воспользовался соседней лестницей. Закрученной, завинченной, как молоко для блинов венчиком. Но там они снова встретились. Одновременно прошли расстояние и в один миг вступили на роскошь второго этажа. Их взгляды воссоединились. И резко оборвались по инициативе кочевницы, которая, не желая ничего в этой жизни, скрыла глаза и поспешила удалиться в комнату. Чтобы погибать от неизведанного там. РИ нервно вздохнул, изнемогая от душевных болей. Вот он чудак. Сначала напакостил, натворил делов грешных, а теперь страдает. Впрочем, судьба не заставила себя долго ждать и весёлой кармой бросила металлический бумеранг в Россиюшку. И этот бумеранг разрезает его тело ножевыми ранениями со всей скоростью, отлетает на далёкое расстояние, таская за собой полоску крови и опять к монарху. Опять ранение и отлёт, и так по кругу. Вот такой вот бумеранг смерти мучает его. Только не тело, а душу. А это, между прочим, больнее. Читая молитву за благополучие и мирный дом, славянин таким образом зашёл в кабинет и увидел лежащее на столе письмо от нежеланного Пруссии, о котором забыл. - Ох, Святая Богородица, - искривился он в раздражённости. - Надо бы ему ответ написать, а то не отвяжется. Постепенно погружаясь в цивилизованную, тихую, позднее вечернюю обстановку, он сел за стол, повторно перечитал письмо и принялся писать свой ответ. Он проникся этой атмосферой настолько глубоко, что и не услышал стремительные шаги с коридора, уходящие вниз. Письмо уже написано. Долговато он его сочинял. Часто отвлекался, задумывался о своём, прокрастинировал, зависал. Надо бы отправить его сейчас. Зачем тянуть до следующего дня? Он вышел из офиса, держа в руке свёрнутый конверт письма с приложенным адресом. Посмотрев на дверь в заветную комнату, подумав, что женщина, скорее всего, спит, РИ спустился по лестнице вниз, дабы выйти на улицу и отдать письмо охране, чтобы та доставила его в нужное отделение. В вестибюле свободно горел яркий свет, освещающий почти каждый кромешный уголок. И из эдакого уголка, как только империалист спустился, он почуял шорохи и грохот. Это вынудило его встать на место и повернуться в сторону первоисточника шума. - Казахское ханство? Что ты здесь делаешь? - впал в недоумение русский, увидев, как казашка, невинно пряча руки за спиной, мешкалась у гостиной, которую свет лампы не озарял. Просто стояла там и перекачивалась с пятки на носок. - Я? - переспросила она, не поднимая очей. Которые, кстати, были в тумане. - Я кушала. - Кушала? - монарх размеренной походкой подошёл к девушке. - Ты была голодной? Азиатка стояла в такой же оробелой, стеснительной позе, продолжая колебаться на месте, изо всех сил пряча мимику в полу. - Да. Но сейчас я нет. - А что ты кушала? - Я? - она резко вздёрнула головой вверх и споткнувшись о невидимое что-то, заплелась ногами и отпала вправо, придержавшись за стенку. - Я кушала... Бутерброды. С икрой. И томатом. - Почему ты шатаешься? - он подошёл к ней близко и бережно схватил за локти, чтобы та совсем не рухнула вниз. - Ты чего это? Эй? Ты что, пьяная?! - вскрикнул он от опухшего возмущения, всё осознав. - Нет-нет, ты что такое говоришь? - она опьянённым, малосоображающим, щенячьим взором посмотрела на него, практически полностью падая в его руках. - Я не пила. Вообще. - Ты с ума сошла? Ты пьяная! Опять! Да как так-то, а?! Что ты пила? Отвечай! Что ты пила? - Я чай пила. Честно. - Ну-ну, чай она пила! Да что ж с тобой такое творится? Ты мне можешь объяснить свои ночные похождения? Что за моду ты взяла пить? От кого научилась?! - От тебя, - правдиво созналась кочевница, обнадёженно вцепившись пальцами в мужские плечи. Тот стоял рядом и придерживал её, разрешая прикасаться к себе в ответ и облокачиваться так, как только хочется. Она прижималась всем телом. А ведь девушка не соврала. Здесь и не поспоришь. - Ох, Боже, дай мне сил. Когда... Погоди, когда ты вообще успела напиться? Как ты так? Когда ты успела? Ханша молчала, продолжая шататься, стоя на тряпичных ногах, то откидываясь к стене, то падая в мужские руки снова. И просверливала его своими пленительными глазами, явно ожидая чего-то большего, чего-то глобального. - Когда ты успела напиться? - Я никогда. Я не пила. Честно тебе говорю. Это просто чай. Тебе кажется. - Боже, как меня это всё достало, - терпение лопнуло, и русский, резко и неаккуратно вырвав себя из хватки женщины, отошёл от неё, напоследок бросив осуждающий, презирающий взгляд и развернувшись, пошёл к входной двери. - Эй, ты куда? - Ухожу. - Куда ты уходишь? - кочевница быстрым шагом поплелась за ним. Он всё уходил от неё, расплывался в чарующих волнах, мелькал многочисленными, выцветающими силуэтами, но она бежала за ним. Спотыкалась, падала, запиналась, шаталась, будто что-то неопознанное тянет её к себе. - Ухожу! От тебя подальше! - монарх сжал письмо крепче, создавая на нём вмятины. Отдаст письмо и придёт. Куда он пойдёт? Просто эту пьяницу нужно припугнуть и проучить, думал он. - Что?! Ты меня бросаешь? - шокировалась, запыхалась казахская страна, подбегая к двери. - Возвращайся к себе! Прямо сейчас! Иди к себе и не выходи никуда! - скомандовал он, будучи вне себя от злобы. - А ты никуда не уйдёшь? - Уйду. Я уже ухожу, - РИ в спешке вышел на улицу, с грохотом захлопнув дверь. Но спустя ровно пять секунд дверь с неосторожной резкостью расшиперилась опять, и ханша вышла на улицу. - Ну, почему ты уходишь от меня? Что я не то сделала? - она подбежала к славянину, но тот ускорил шаг, нервно оглядываясь на неё. - Зайди обратно. Не смей выходить на улицу, опасно. - Нет! Вернись! Пожалуйста. - Я ухожу. Моё терпение лопнуло. Не хочу с тобой жить. - Ну, не уходи! Когда ты уходишь, то приходит... Приходит... Ко мне приходит один очень нехороший. Кое-кто, - здесь была уже искренняя истина. Всегда так было. Стоило России уйти: из помещения, или из её жизни, как приходил Джунгария. Набрасывался и сотворял всё, что хотелось, прямо как на чужую вещь без хозяина, или освободившееся место. - Это твой бред. Отстань от меня. - Да нет же! Правда! Вот например, в темнице ещё такое было... Ты ушёл, а он... - Хватит! - не сдержался русский, добегая до ворот, даже не оборачиваясь. - Но... Ай! Ой... - ханша хотела что-то сказать, но споткнулась сапогом о какую-то преграду. Застряв носком обуви в образовавшейся тонкой щели, она запнулась об ноги и со всего размаху упала прямо на землю. На камни. Которые остриём вонзились в коленные чашки и ладони. И наступила тишина. Хотя до этого по всей улице верещанием трещали громкие звонкие возгласы и крики. Российская империя спиной услышал этот чересчур странный звук с подозрительным затишьем и остановился. Пальцы рук прочнее сжали несчастную бумагу. Так он пылал подавленной агрессией. - Ну что у тебя там случилось? - несколько подобрев, минимум – успокоившись, империалист повернулся и посмотрел на девушку. Казашка на четвереньках расположилась на земле, застыв в одной позе, опустив голову так, что скрывалось лицо. По прежнему стояла на коленях, упираясь поцарапанными ладонями в камни. - Одна беда за другой. У тебя всё не слава Богу. Поднимайся, - он подошёл к ней, дабы оказать помощь. - Нет, не стоит, со мной всё хорошо, - вежливо отмахнулась она, сменив положение, сев по-другому. Прямо в кожу ладони вонзился мелкий острый камешек, и стоило ей отдёрнуть руку от каменной тропы, он не сразу отцепился от неё. Отпал через несколько секунд. Хороший был удар. Нечего сказать. Так недалеко и колени на осколки разбить и ходить разучиться. - Боже мой, - РИ вздохнул, заключив мирный договор со своей участью. Письмо ещё было у него. Не даёт она ему покоя. - Сколько же ты мне доставляешь проблем своей вредностью. - Прости меня. - Вставай. - Да нет, я... Тут могу... Н-ну... Тут... Я... Это... Как... Я... - Да ты лыка не вяжешь! Я даже не понимаю, что ты сейчас пытаешься сказать! Всё, с меня хватит! Ты напросилась, и это моё царское слово! - наклонившись, он схватил её за локти и силой поднял, поставив в прямое положение. Та, разумеется, успела сотню раз отшатнуться, пошататься, чуть не упасть снова, но стойко встала на ноги. - Что у тебя? - на этот раз, действуя более нежно, Россия взял её повреждённые ладони и заключил в своих, рассматривая кожу. Та была ободрана в кровь, а сами шрамы по внешним краям окружала полоска из грязи, комочков земли и пыли. И рана открыта, и грязь залетает прямо вовнутрь. Так можно и заражение крови схлопотать. Казахское ханство затаила дыхание, со всполошенной окаменелостью осматривая серьёзное выражение лица мужчины, которое, казалось, за последние годы не отразило ни единой яркой эмоции, ни единого пышного чувства. Как будто он сам превратился в камень. - М-да. А с ногами что? - У меня всё в порядке, - отмахнулась казахская девушка, с одной стороны, желая вырваться из ласковых прикосновений русского, но с другой, желая их как можно больше, ближе, чувственнее, дольше. - Ну-ну. Кровь бежит, и всё в порядке. У тебя всегда так. Погоди меня здесь. Забота с искуплением вины заботой с искуплением вины, но а дела не ждут. Монархист отошёл к стражам у ворот, вручил им письмо со строгими указаниями и вернулся к своей подруге, которая стояла, не шевелившись, с каким-то потаённым, но не безобидным, скорее, безумным желанием смотря ему вслед. Которое она никогда в жизни не осмелится озвучить. Ни в каком состоянии. Слишком поздно. - Ты ходить можешь? - Господи. Ну естественно могу! Я же не... Это... Не с крыши упала, я же не ног лишилась, у меня всё хорошо, вот, смотри, - в целях приведения неопровержимых доказательств, она развернулась в сторону и сделала один шаг, который снова чуть не сбил её с ног. Но к счастью, у славянина быстрая реакция. Смотря по кризисному состоянию физического здоровья женщины, грузить свою спину и повреждать ноги в каком-либо роде ей совершенно нельзя. Мало того, что проблемы с поясницей и позвоночником мучают её предельно давно, так учитывая ещё и её фатальное падение с обрыва, можно и действительно калекой остаться. До конца дней прикованной к коляске или постели. Не очень светлая перспектива на будущее. - Значит, так. Мы сейчас с тобой идём в твою комнату, и тебе обработают все раны, - грозно диктовал свои рекомендации русский, ведя девушку по лестнице вверх. - Ой, тууф, только не это... - Я знаю, насколько сильно ты ненавидишь лечиться и соблюдать постельный режим. Я понимаю, что с врачами у тебя свои «романы», но знаешь, если ты ещё и инфекцию какую-нибудь подцепишь, то мне лишних побочек не надо, - притворялся равнодушным и эгоистичным наш герой, чтобы уж совсем не давать своей героине расслабиться в его доброте и чуткости. - Какую инфекцию? Ой, - азиатка откачнулась в сторону, с трудом наладив равновесие. - Я же ничего не делала. Такое ощущение, как будто это конкретно тебе надо. А мне это не надо. - Ты обещала, что не будешь пить, - раскрыв дверь в чужую комнату, нащупав выключатель на стене, Российская империя озарил светом всё помещение. - Да будет свет. Садись на кровать и жди. Усадив ханшу на постель самолично, хозяин Дворца спустился за помощью вниз. Но Агна спала в своём маленьком жилище, как убитая. А больше докторшей в данный момент в поместье нет. Будить молодую девчушку не очень хотелось. Особенно, если проблема сама по себе не огромная, а обычная царапинка. Стоит ли прерывать сон живого человека даже ночью? Тихо вздохнув, мужчина осторожно прикрыл дверь в комнатушку девушки. Действительно. Зачем ему беспокоить её? В конце концов, он что ли сам не справится с этим недоразумением? Не маленький, руки есть, мозги тоже. Уж такие ранения-то он имеет понятие, как обрабатывать. Захватив в кухне необходимые заживляющие и обеззараживающие препараты вместе с ваткой и тряпочкой, монарх пришёл к кочевнице, которая продолжала сидеть и покорно ждать, витая в облаках. - В общем, врачей сейчас нет, у всех сон-час. Но я, своего рода, тоже врач, знаешь ли, - объявился он, подойдя к кровати, встав впереди собеседницы. - Ты не врач. - Но руки есть. Показывай мне, - русский расположил необходимую аппаратуру на прикроватной тумбочке. - Чего показывать? - недоумённо переспросила азиатская страна, отклонившись торсом назад. РИ находился к ней чрезвычайно близко. - Ноги. - В смысле? А как? - Ну... Я думаю, что, скорее всего, чтобы обработать кожу, надо, наверное, снять свои вещи, да? Вроде бы да. Как-то логично всё сходится, не находишь? - лекарь на час обратился к своему фирменному сарказму, заглядывая женщине в удивлённые, офонарённые от всего, карамельно-янтарные очи. - Что на тебе надето, кстати? - На мне?.. Ну... - кочевница изрядно вспотела от столь личных бесед и неудобных вопросов. На ней надеты чулки. Которые закреплены специальным ремешочком под платьем, ближе к нижней части туловища. И чтобы оголить ушибленные колени, единственный вариант – только снять чулки и оставить свои ноги полностью оголёнными. А так как кровятся колени, и платье длинное, то закатывать и его подол. Ей придётся проделать чересчур неприличные вещи. Перед этим мужчиной. Это – верх бескультурия и отсутствия целомудрия. Оно ей надо? - Слушай, а... Давай лучше я сама всё сделаю? - Да ты не видишь, куда идёшь. У тебя же ничего не получится. Я справлюсь с этой задачей, а ты не в состоянии. - Нет-нет, я могу, вот, смотри, - чуток поторопившись с необдуманными движениями, казашка хотела взять бутыль с ваткой, но взмахнула рукой так, что всё уронила. К счастью, стеклянные бутылёчки остались в целости. - Господи, вот что ты можешь?! Это ты называешь «могу»? - взбесился Россия, складывая всё по местам и поднимая баночки. - Я сам всё сделаю. - Не-ет, ну пожалуйста! Ну зачем тебе нужна эта муть? Ну, может, не надо? Зачем? - Я знаю одну историю, как мужчине пришлось отрезать ногу, потому что он, такая же балда окаянная, как и ты, отказался от лечения, когда содрал с себя кожу. В организм попала инфекция, которую с трудом удалось остановить. Но ногу отрезали, представляешь! Ты хочешь так же, как и в этой истории? - Но удалось же остановить инфекцию. - Но с трудом же! - Но удалось же! - Но ноги у него больше нет! - Этого не может быть! Ты врёшь! - Больно мне это надо! Завтра у нас с тобой будет ещё один разговор! Раздевайся! - Чего?! - Снимай то, что надо, чем быстрее ты это сделаешь, тем скорее я уйду, - славянин вдавил глазницы пальцами от перенапряжения во лбу и медленно отошёл к противоположной стене, чтобы постоять там в ожидании. Последняя в бешенстве простонала от досады и недовольства, но всё же выполнять указы старого друга начала. Пока тот стоял, облокотившись спиной о стену, потирая височные доли, и не смотрел на неё. Казахское ханство пожала плечами. Ну, ладно, так и быть. Она встала с кровати и повернулась к ней. Кое-как наладила чашу равновесия, чтобы не плюхнуться ни в какую сторону. Потом левую ногу согнула в колене и в таком положении, опираясь ступней о постель, неохотно принялась к выполнению задачи. Закатала подол платья выше колена, обнажая полностью всю свою ногу, демонстрируя миру и заклёпку, что укрепляла тонкие, но весьма тёплые чулочки у основания ляжки. Российская империя мельком взглянул на неё и отвёл взор, ничего не поняв. Но осознав, что только что увидел, с изумлением покосился на неё. Она явилась перед ним в довольно нетактичной, некорректной позе. Согнула ногу и упёрлась ею в край кровати. Полностью задрала подол платья, закатав его очень высоко. Слегка наклонилась телом сама и, стройными, длинными, проворными пальцами отстегнув все заклёпки, стала стягивать чулок вниз. Потихоньку. Помаленьку. Сверху вниз. Раздеваясь ещё больше. Россия всколошился и громко взглотнул, чуть не поперхнувшись выделением обильной слюны. Едва задохнувшись, он облизнул губы и чутка приоткрыл их, хапая кислород, что стал неожиданно стремительно заканчиваться. Стоя вот так вот, проделывая такие вещи, она выглядела настолько изящной, настолько соблазнительной и миленькой. Он ненароком залюбовался этой прекрасной картиной, внимательно наблюдая за её пьяненькими, неуклюженькими действиями. Снимает чулок с себя. Дышит тяжело, что-то там пыхтит, вздыхает, говорит. Под покровом ночи. В одной комнате. Когда она шевелится, двигается, то видны волнистые изгибы её прекрасного женского тела. Это так эстетично. Странно, что она пока что ничего не замечает и не гневается от такого неуважения. РИ ощутил, как будто его язык отпал назад и опухолью застрял в глотке. Она носит чулки? Всё это время она расхаживала перед ним в таком виде, а он не замечал. Он продолжил смотреть на неё, на то, как она снимает с себя одежду. Такая вызывающая, не скромная, обворожительная. И по-прежнему милейшая. Мужчина почуял, как собственный воротник стал более узким, стал душить его и сдавливать. Аж самому захотелось избавиться от вредной одежды. По организму, по верху и изнутри пеклом пробежал пылкий жар необъяснимо откуда взявшейся страсти. Она наконец-то сняла с себя чулок и отложила его на кровать. Теперь нужно со второй ногой проделать такие вещи. Второй сеанс. Интересно. Хочется смотреть на это вечно. - Зачем смотришь? - империалист и не заметил, как секунду назад оказался под ударом смертельного взора азиатки. Она приостановила своё представление, только что увидев, как мужчина откровенно, не стесняясь, в открытую пялился на неё. Не удосужился даже оставить её одну на это время. - Я? - голос охрип, ведь во рту пересохло. Пришлось как следует прокашляться. Горло заныло о нехватке воды. - Тебя жду. - Можно ждать, не смотря на меня. Отвернись к стене. Сейчас же! - А, да, извини, пожалуйста, - монарху стало неловко, и он сразу же отвернулся к серой стене. Пришёл в себя. Что это была за магия ведьмы – не ясно. Зря он так поступил. Принёс ей дискомфорт, поставил в нелепое положение. Ей наверняка было неприятно сальное внимание. А он взял и так подло поступил. Нужно было сразу отвернуться, или вообще выйти из помещения. Нельзя было так поступать. Это коварно и отвратительно. Тем более, когда они друг другу никто, и эта барышня непрошенные знаки внимания ненавидит. Он обязан уважать её личные границы и не приносить никаких неудобств, даже визуально. Но, чёрт. Он невольно поймался на женские чары. Безусловно, господин Российская империя – не господин Российская империя, если не вставит свои пять копеек. - Следишь за модой? - промурчал он с ухмылкой, пялясь в стену. - А? - Я спрашиваю, за модой следишь? - В смысле? - За моей модой. Одеваешься более современно. Я давно это заметил. У тебя вкус в одежде хороший. - Но я же нормально одеваюсь. - Так я это и говорю. Казашка не то, чтобы реально одевалась по последнему писку моды. Ведь в моду входят мощные, пышные, многослойные платья, усыпанные бессчитанным количеством громадных украшений и блях, и эти платья выглядят похлеще воинской брони. Так воительница и руководительница государства не одевается. Поэтому она и носит нечто более практичное и лёгкое. - Я всё, - после этого предупреждения РИ услышал, как ханша буквально упала на кровать, вероятно, не совладав с пьяным туманом. - Отлично. Монархист, должно быть, позабыл о том, как выглядит тело девушки, поэтому, увидев её голые ноги, сплошь и всюду пестристые кровавыми шрамами, порезами и швами, по-свежему ужаснулся. Он забыл. Смочив ватку в специальном растворе, он опустился на пол перед, сидящей на койке, подругой, и хотел было сразу приступить к операции, как не удержался от того, чтобы не рассмотреть каждый ушиб. И тут, он заметил ещё кое-что. Огромнейшие, цветные синяки на её коленях. Когда он навещал её в темнице, рассматривая этот кошмар, то таких синяков не было. Нет, они были, но не такие. И когда он выпустил её из темницы, их по-прежнему не было. И до их разлуки и доставления во Дворец после падения с обрыва тоже не было. Он увидел их только что. Они огромные и вдавленные вовнутрь. Как будто бы её заставили коленями стоять на раскалённых углях с солью долгое время. Странно. Такого раньше не было, он точно помнит. Они будто новые, появились относительно недавно. - Что не так? - вспыхнула азиатка, ощущая желание просто врезать этому, как она считала, извращенцу и выгнать его из комнаты. Но второй был поражён всеми этими красотами. - Просто смотрю на то, насколько ты ранена, - выйдя из транса, русский повторно смочил ватку и прикоснулся ею к чужим коленям. Холодная, мокрая, влажная, неприятная поверхность. Столкновение с камнями только прибавило дополнительных царапин. Ноги чуть не разбились. Кровь текла, запачкала те самые чулки, запеклась на кожице, по ней распластались следы грязи. Точно надо лечить и дезинфецировать. - Для тебя это открытие? - несмотря на пьяное состояние, кочевница всё ещё помнит о насилии. И порезы Джунгария наносил из похоти. Ему нравилось не только долбить измученное, кипячённое от боли и изнеможения тело, но вдобавок ещё и кромсать его на части, создавая кровавый водопад. Она всё помнит. Это дикость. Казахской стране стало до невозможности тошно и паскудно. Она зажмурила глаза и отвернулась, чтобы не дать слезам выкатиться и показаться мужчине. Так мерзко. Больно. Жестоко. Сурово. Россия подглянул за ней и наконец-то принял во внимание её удручённую подавленность, продолжая безлично обрабатывать раны. Он тоже помнит то, что произошло в темнице: «Джунгария чуть не изнасиловал её». Он предпринял попытку сделать это, но русскому удалось всё оборвать и не дать преступлению случиться. Именно так. Именно так РИ и запомнил всё. Он не знает о том, что изнасилования происходили реально. Он думает, что это всё ещё была просто неудачная попытка. Прямо как с Пруссией и Австрией. И живёт дальше, благодарит Всевышнего за предотвращение ситуации и хвалит себя за сообразительность и чёткость. Если бы он знал истинную правду, но к сожалению... - Вот и всё, - слабо улыбнулся славянин, закончив маленькую операцию. Он встал и убрал медикаменты на тумбу. В принципе, эти нечеловеческие ранения можно было бы и замотать бинтом, но пациентка не согласится. Достаточно оказания обычной, первой медицинской помощи. - Россия, - сосредоточенно позвала его Казахское ханство. - Да? - А я знаю правду, - вяло протянула она заплетающимся языком. - Какую? - Я знаю, зачем ты хотел, чтобы я... Я жила с тобой в 1731. Российская империя нахмурился в печальной скорби. Она вспоминает о Том Самом Году? Зачем? И осмеливается озвучивать это вслух? Неужели, пьяное состояние придаёт ей храбрость? Зачем она сейчас говорит об этом? Монарх промолчал, пряча мимику и глаза. Стыдно как-то. - Пока я, такая глупая, была с тобой. Ты. Ты... Ты собирал информацию с моих земель. Потому что они тебе нужны были. И чтобы я не видела, что за «дипломатическая миссия» происходит у меня, что за странные русские, что за подкупы и коррупция... Ты специально так сделал. Чтобы оторвать меня от моего народа. Творить там свои дела тайком, пока я не вижу. Пока я нахожусь далеко, у тебя. Я давно это знала. - Казахское ханство... - Не называй меня так. Она умерла. Её больше нет. Теперь есть Никто, - кочевница сочетала в себе спектр самых различных эмоций. Её лицо отражало боль, обиду, скорбь, любовь, душевную слабость, страдания, вселенское горе и облегчение одновременно. Она поднимает настолько щепетильные темы. Значит ли это, что она обратилась к алкоголю уже из-за политических расстройств? - Послушай меня, пожалуйста, - русский вздохнул, укладывая уставшую и, не реагирующую ни на что, девушку в постель, укрывая её одеялом. Ей нужно отдохнуть. - Завтра ты проснёшься, и если ты будешь готова, то я тебе кое-что расскажу. А сейчас, пожалуйста, спи спокойно. Добрых снов. Забирая с собой все реквизиты, окончательно убеждаясь в том, что ханша закрыла глаза и постепенно засыпает, Россия выключил свет, направляясь к выходу. Как же сложно это всё. Сегодняшний день был до такой степени красочным, комбинировал в себе размах абсолютно не похожих, противоречивых друг другу чувств и эмоций. Его кидало из бездны в горы и обратно. Но в данный момент его интересует разговор о политике. Очевидно, что падшая страна всегда сожалеет о своём падении и неслыханно волнуется о будущем, если ей не безразлично на судьбу этого мира. А Казахское ханство переживает абсолютно за всё: за себя и свою утраченную государственность, отсутствие наследника, порабощение казахского народа, предательство предков. Предков, которые боролись за свою независимость, свои земли, свою идентичность, которые оставили такую огромную ответственность, эти самые земли в наследство потомкам, для неё, для Казахского ханства. А она всех подвела. Так легко и тупо, по щелчку пальца лишилась того, что её предки ещё до нашей эры охраняли и оберегали. Она подвела всю цивилизацию. Сокрушила такое великолепное наследие, отдала его на растерзание иноземцам, Империи. Продалась ему. Казахский этнос зародился давно и формировался очень долго и кропотливо. На ней он и исчезнет, померкнет в океанской бездне русификации и другого культурно-генетического кода. На ней и падёт казахский этноним. На ней закончатся вся эта национальность и историческая дань предков. Она всё отрежет. Уже отрезала. На ней вина. Когда она умрёт, на том свете ей воздастся от предков. Ей не было покоя в этом мире. Не будет и в том. Российская империя как раз об этом и хотел с ней поговорить, причём очень давно, просто не было возможностей. Но раз уж она подняла эту проблематику сегодня, раз уж это беспокоит её уже сейчас, то действовать нужно незамедлительно. Завтра он покажет ей то, что нужно было показать сразу.