Весна 1968 года. Хогвартс
Ветер теребит короткие золотые пряди и постоянно распахивает ярко-зеленую мантию. Рита уже не пытается придерживать ее, равнодушно глядя на раскинувшиеся вдалеке верхушки деревьев. Благодаря тому, что на Астрономической башне очень холодно, тут нет людей. Видеть кого-то у нее не было никакого желания. Рита выпускала клубы дыма, изредка заходясь в кашле. Дешевые маггловские сигареты, которые она достала несколько недель назад, трансгрессируя из Хогсмида, неприятно жгли язык. Горькие и невкусные. Такие сигареты и врагу не пожелаешь. Но она старалась не обращать на это внимания, сжимая пальцами пустую пачку. Огонек последней сигареты тлел у нее в другой руке. Рите всего месяц назад исполнилось семнадцать лет. Красочные семнадцать, своей яркостью похожие на действие наркотика, бурлящего в крови вместе с адреналином. У нее впереди еще вся жизнь, полная загадочных свершений и начинаний. Но ей плевать. Ей в последнее время плевать абсолютно на все, будь то уроки у профессоров, отработки в подземельях, прогулка в Хогсмид или ледяной дождь, падающий ей на щеки с неба, покрытого серыми облаками. Разве что, она иногда общалась с однокурсницей Амбридж, которая носила на себе слишком много розового. Долорес сама была розовым олицетворением молодости и жизни, счастья, искрящегося в глазах миллионами искр, чувств на максимум, потери пульса от редких прикосновений или неумелых поцелуев. Рите она казалась очень наивной. Она сама такой была еще несколько месяцев назад. Хохотала в подземельях, собирала школьные сплетни и писала статьи для лично организованной школьной газеты. Она потушила сигарету о плитку рядом и тяжело вздохнула. Мелкие капли дождя терялись в ее волосах, а вдалеке раздавался ропот Запретного леса. Здесь было даже красиво. И пусто. Ей поэтому нравилось тут сидеть. Дверь сзади с тихим хлопком закрылась. Рита даже не вздрогнула, крепче сжимая помятую пачку. — Как вы проходите в школу? Ладно один раз, ладно два, но это уже четвертый, — голос звучит хрипло и тихо, так, что может сложиться ощущение, что она боится. — Не зачастили ли вы сюда, мистер Долохов? — Вовсе нет, золотце. Растяни эти разы на целый год и пойми, что бываю я здесь не так часто. Долохов ей не нравится. Слишком самоуверенный, не разговорчивый и постоянно таскающий в карманах полную пачку дорогих сигарет, в то время как ее дешевые постоянно заканчивались. — Профессора что-нибудь сделают, — себе под нос шепчет она. Это уже далеко не сотый раз такой попытки убедить себя в этом. Каждую ночь, каждое утро и день она повторяет себе это, как мантру. Но профессора почему-то никогда не приходят, а чтобы самой вылавливать их на разговор, нужно желание, которого нет. Долохов усмехается и садится рядом. Рите хочется разбить ему лицо. — Ты меня боишься? — спрашивает он это как само собой разумеющееся и запускает руку в карман кожаной куртки. Рукав немного приподнимается, и Рита замечает длинный шрам, идущий вверх по кисти. — А смысл? Пачка сильнее мнется в ее руках, длинные ноги впиваются в белую кожу рук. Долохов достает свою сигарету и поджигает ее пальцами. Пахнут они так же ужасно, как и ее. — Поэтому ты мне и нравишься, золотце, — он усмехается и проводит пальцами по ее намокшим волосам. — Тихая, спокойная, но палочку тебе лучше не оставлять. — Значит, вы меня боитесь? — она переводит на него равнодушный взгляд и еще крепче сжимает картон, до боли в костяшках, но ни одна черточка ее лица не дергается. — Просто не люблю опускать людей ниже себя. Кто знает, какие планы вырисовываются в таких прекрасных головках. Он стискивает ее волосы на затылке и тянет вниз. Рита не сопротивляется ни одному его движению. Ей давно на все плевать, а вновь испытывать на себе гнев Долохова — не хочется. Злой, жестокий и самоуверенный. Как же ей хочется убить его. — Хочешь, я дам тебе нормальные сигареты? — Хотите, я разорву вам горло? Он усмехается, а Рита вновь сдерживает желание вцепиться ногтями ему в лицо.***
1971 год.
У Астрид жутко болит голова, а тело налито свинцом. Ее душат воспоминания. Человек, которого ты любишь, становится монстром на твоих глазах. Как она могла не увидеть этого раньше, не остановить, позволить ему превратиться в существо, наслаждающееся чужой болью. Она не видела, потому что этот монстр скрывался за добродушной маской. За ней ухаживал ангел, она была уверена, что бросает брата и сбегает из школы с ангелом, свято веровала, что живет с ангелом. А потом оказалось, что она ошибалась во всем. Августус был прав, она всего лишь глупая и бесхарактерная девочка, решившая, что уже выросла. Она самоуверенно кинулась на шею Тому в их третью встречу — он приходил в Шармбатон поговорить с мадам Максим, а потом проводил лекцию о защите от темных искусств, рассказывая о своих путешествиях и препятствиях, через которые прошел. Он был очень красивым, высоким, с острыми скулами и чуть прищуренными глазами. Астрид думала, что это правильно, что она ему тоже нравится. Только Том не забрал ее из школы. Сказал, что она сама вправе распоряжаться своей судьбой только с семнадцати лет. Сказал и одел ей на шею кулон. Не было и дня, когда, дожидаясь своего совершеннолетия, она не размышляла о том, что будет, и правильно ли она поступает. Только всегда приходила к выводу, что так и должно быть, он — ее судьба, и она не имеет права препятствовать их воссоединению. Это были чертовски глупые мысли. Она носила розовые очки и верила в сказку, которую придумала для себя сама. Ее не смутило даже то, что после всего двух встреч, он позвал ее с собой, так что на совершеннолетие, собрав небольшую сумку, она воспользовалась порталом, встроенным в кулон. Астрид не отправила брату и записки. Она не подумала о единственном родном человеке, воспитавшим ее и сделавшим все для ее хорошей жизни. В тот день она просто плюнула на его чувства, сбегая из школы. Наверное, Августус и сейчас ее ненавидит за тот проступок. Ни разу за то время, которое она жила с Томом, ездила с ним, преданно ждала у окна с рейдов и заданий, она не подумала о брате. Наряжалась для Тома, смеялась с Томом, обнимала и целовала Тома. Не думала ни о ком, кроме ангела, снизошедшего до нее. А потом он рассказал, что ее брат согласился встать на его сторону и принял метку. Он и до этого рассказывал ей о метках. Они привязывали, подчиняли и медленно убивали каждого, кто согласился «заклеймить» себя. Том понемногу получал силу своих людей, хоть и в малом количестве, но это все равно была огромная подпитка. Он мог убить человека, только коснувшись своей метки. В тот момент розовые очки, которые она сама на себя нацепила, покосились. Но в ее глупенькой голове не мелькнуло и мысли о побеге или встрече с братом. Всего лишь пальцы, заплетающие косу на ночь, сжались сильнее на мягких прядях. А потом кожа ангела слетела, обнажая душу самого дьявола. Розовые очки разбились на мелкие осколки, затерявшись в земле, а умирающая Астрид попала к странным девушкам, согласившимся ее принять. Сейчас она не могла точно вспомнить момент, где именно свернула не туда. Она громко вздохнула, приподнимаясь. Диван был твердый и неудобный, но она даже не подумала о жалобе и недовольстве. Слишком сильная благодарность к девушкам заполнила ее внутренности. — Как спалось, немочка, в обычном английском доме? — Рита, зашедшая в гостиную с огромной кружкой в руках, прищурилась и плюхнулась в кресло напротив. От ее прожигающего взгляда Астрид стало не по себе и, поежившись, она облокотилась о кожаную спинку. — Почему вы мне помогаете? — хрипло прошептала, сжимая пальцами одеяло. Рита склонила голову к плечу, не моргая и глядя на нее. Она точно была странной. — Захотелось. Правильно я говорю, Йорик, когда хочется, нужно помогать? — она опустила взгляд на ковер у камина, обращаясь к нему так, как к живому существу. — Согласна, она на самом деле милашка. Ой, дружок, хорошо, что она тебе понравилась. Астрид перевела взгляд с девушки на ковер, потом снова на девушку, затем на ковер, осознавая, что совсем скоро сама будет говорить с вещами. Рита вздернула подбородок, оглядывая ее цепким взглядом, будто пробираясь в самую душу, а потом медленно отпила из кружки. Пар кружился перед ее очками, затуманивая их. — Тебя пугает жизнь в этом доме? — Меня пугает кошмар той ночи. Астрид опустила взгляд на ковер, разглядывая высокие ворсинки. Значит, Йорик. Ей стоит научиться принимать правила этого дома. — Здесь твой мистер Реддл тебя не найдет. Можешь оставаться ровно столько, сколько захочешь, — Рита замолчала, обдумывая что-то, а потом хмыкнула и сделала еще несколько глотков. Казалось, ее прожигающий взгляд забирается Астрид в мозг.***
Зима 1970 года.
— Не думала о том, кем хочешь стать в будущем? — Том оторвал взгляд от книги, переводя его на Астрид, устроившуюся у его ног на полу. Она вздернула тонкие брови, а руки тут же безвольно упали на колени, позволяя сложной прическе на голове, над которой она работала, расплестись. — Я ведь не закончила школу. — Это не помеха, тем более, экзамены за пятый курс у тебя сданы, — он склоняет голову к плечу, внимательно ее разглядывая. Астрид не моргает, стараясь выдержать этот взгляд. Тяжелый, изучающий, пригвождающий к месту. — И куда ты хочешь меня отправить? Том усмехается и откидывается на спинку кресла, прерывая короткий зрительный контакт. Астрид вздыхает и проводит пальцами по волосам, разделяя их на несколько прядей, чтобы сплести в сложную конструкцию заново. — Разве ты не должна сама решить это? — он вопросительно смотрит на нее и с тихим хлопком закрывает книгу. Это значит, что разговора больше не избежать, что увиливать от ответа она больше не сможет. — У тебя есть какая-то мечта? — Моя единственная мечта уже исполнилась и сидит передо мной, — она быстро заморгала и отвернулась, закусывая губу, чтобы сдержать непроизвольную улыбку. Что она точно не хотела обсуждать, так это будущую профессию. Наверняка Том поднял бы насмех ее мечту о собственной маленькой кофейне. Августус говорил, что если она с отличием закончит школу, то он поможет организовать свой бизнес. Брат в нее верил и гордился всеми успехами, о которых она с гордостью рассказывала. А Том во всем искал выгоду. В отправлении ее куда-то тоже была выгода, которую она пока не могла различить. На кофейню ему плевать. Астрид давно запомнила, что как бы сильно она не хотела чего-то, если ему это не понравится, он или выгонит, или перестанет слышать и видеть какие-то попытки прийти к компромиссу. Том был собственник во всем понимании этого слова, а она его любила. До безумия сильно, как кислород, без которого не смогла бы дышать, как свою частичку. Она была уверена, что они две половинки. Иначе зачем судьбе сводить их? Она бы ни сказала и слова, если он убил человека на ее глазах, пытал совсем рядом, приходил домой, заляпанный кровью. Она понимала, что здесь ее мнение неважно. Так зачем зря сотрясать воздух, если можно молча любоваться им и наслаждаться вниманием? Том громко втянул воздух, но ничего на это не ответил. — А если серьезно, — все еще избегая его взгляда, продолжила девушка. — Я стану тем, кем ты захочешь меня сделать. — Неужели ты сделаешь все, что я скажу? Она резко поворачивается к нему и смотрит кристально чистым взором. В прозрачных глазах отражается его самодовольная улыбка, и Астрид кивает, завороженно глядя на красные огоньки, заполняющие его черные глаза. — Тогда подойди сюда.***
1971 год.
Астрид подскакивает, тяжело дыша. Руки непроизвольно тянутся к шее, на которой красуется длинный уродливый шрам. Его отпечаток на ее теле на всю жизнь, от которого не избавиться даже с помощью сотни заклинаний. Несколько дней ее мучает одно и то же воспоминание. Она проклинает этот вечер, когда он завел разговор о профессии, непонятным для нее образом перешедший на тему ее преданности. Оставляя на нежной коже глубокий шрам, Том с наслаждением слушал ее хрип. Спрашивал, останется ли она с ним после такого, а потом смеялся, слыша утвердительный ответ. Она была ужасно глупой. Почему даже тогда не задумалась о побеге и ненормальности таких наклонностей? Почему поверила в его слова, топя себя в обволакивающем тембре голоса? Она опустила ноги на пол, сжимая рубашку у себя на шее. Сердце бешено колотилось о ребра, а на лбу выступили капельки пота. Она до чертиков боялась своих воспоминаний, шрама и силуэта, преследовавших ее постоянно, будь то сон или явь. Долорес, застав ее прошлой ночью в таком состояние, сказала, что она похожа на зависимую. И это было правдой в какой-то степени. Астрид изнывала, когда Тома не было рядом. Даже сейчас она жутко хотела к нему вернуться, упасть в ноги и попросить прощения за свои необдуманные действия. И плевать, если она была обычным развлечением, если с помощью нее он заманивал Августуса, который теперь работал шпионом в немецком Министерстве. Ей просто нужно увидеть его хотя бы раз. Даже не дотронуться, просто запомнить каждую черточку лица. — Спишь? — Долорес, потирая веки руками, медленно зашла в комнату и, быстро оглядевшись, уселась прямо на ковер. Она была в розовом халате, ярком-ярком, будто горящие свечи необычного оттенка. Такой оттенок был прямо пропорционален огромным синякам под глазами и впалым щекам. Видно, что-то волновало ее настолько сильно, что сказывалось на внешнем виде, за которым девушка старалась следить. Она хлопнула рукой рядом с собой, молчаливо приглашая Астрид. — Не сплю, — сползая, та сбросила волосы на правое плечо, старая прикрыть уродливый шрам. Долорес сверкнула глазами, но промолчала, подавляя зевок. — Заметно. Скажи спасибо, что Рита долго готовила статью, потому что иначе слушали бы мы излияния Йорика об ужасной жизни ковра. Астрид слабо улыбнулась, опуская взгляд на дрожащие руки. Девушка тоже замолчала, уставившись в стену. Долорес не смогла сомкнуть глаз этой ночью. Ей постоянно чудилось, что возле их дома кто-то ходит, что кто-то пробирается и шагает по скрипящим ступенькам. Ей в принципе это чудиться стало после равнодушного рассказа Риты, почему та потащила ее в такое заброшенное место. Рита сбегала от Долохова, а Долорес была «проверенным» человеком, не задавшим лишних вопросов. Она знала, что именно поэтому никакого продвижения по карьерной лестнице ее не ждало, а когда-нибудь этот Пожиратель точно заявится сюда, да и кто знает, что сделает в порыве гнева? Только вот, Долорес ни разу за все время не сказала и слова. Отворачивалась, запиралась в своей комнате и молчала, пережевывая в себе плохие предчувствия. А после появления Астрид и ее сбивчивого рассказа, стало намного хуже. Кажется, Долорес была готова молить, чтобы их быстрее нашли и все закончилось. Но она не могла, ей оставалось только кусать губы и топить в себе желания и мечты. В тот вечер, взяв руку Риты, которая позвала ее снять дом вместе, она решила свою дальнейшую судьбу и не имела права больше сопротивляться. — Ты никогда не думала, что один выбор, вроде безобидный на первый взгляд, такой, как пойти не обычной дорогой, а более длинной, влияет на твою жизнь? — Астрид перевела на нее затуманенный взгляд и поджала губы. Долорес захотела рассмеяться. Эта девочка была слишком наивной, из-за чего сейчас держалась на грани истерики. — Ты ведь привела в пример свой? Астрид широко распахнула веки, нервно облизывая пересохшие губы, а потом медленно кивнула. — После этого и встретилась со своим мистером Реддлом? — Долорес насмешливо вздернула брови и посмотрела на ковер. — Смотри, Йорик, нам пора открывать дом брошенных судьбой девушек. Глядишь, еще кому-то поможем. — Смеешься? — Как утопающий перед смертью. В ту же секунду натянутая улыбка спала с ее губ, и Долорес прикрыла глаза. Один выбор, влияющий на жизнь. Она чувствовала, что совсем скоро ей вновь придется выбирать на очередной развилке. Астрид медленно перевела взгляд на стену перед собой. Причудливые тени складывались в мужской силуэт.