Перемены. Смена жизненного устоя, такого приевшегося, пускай и в лучшую сторону, всегда тяжела. Нововведения пугают только потому, что они являются нововведениями. Но не стоит бояться меняться. Только если эти перемены будут оправданы…
Осень 2003.
Слишком рано начинаются холода. Слишком рано выпадает снег. Воздух слишком холоден, чтобы дышать им.
Холодно. Как же холодно.
Кажется, во всём мире нет места теплу, кажется, что этот злой холод напрочь вытеснил любое проявление жара из этого мира. Кажется, будто кровь в жилах заледенела, а тело превратилось в мраморную статую. Иначе, почему же тогда в мире так…
Холодно. Как же холодно.
Леденеют стёкла окон от порывов морозных ветров. Ржавеет от бледных снежинок асфальт. И останавливаются сердца от дьявольских проказ этой зимы.
Холодно. Как же холодно.
Бедные руки с длинными синими пальцами нервно сжимают и крутят лист бумаги. В этой холодной комнате напряжение разливается подобно льду на лужах ранним морозным утром. Дыхание вырывается белыми облачками пара. Когда же включат отопление?
Холодно. Как же холодно.
Взгляд пронзительных карих глаз буравит рыжее небо. Голубые очи впиваются в проблески белых огней снежинок. Холодность между этими двумя пронзает морозный воздух. Их дружба сошла на нет, и только одно наречие может описать их взаимоотношения.
Холодно. Как же холодно.
Голос робко пробивает эту напряжённую холодность:
— Что нам делать? — голубые глаза отчаянно смотрят в отточенную бледность лица собеседника.
— Я не знаю, — как же устало звучит этот голос. Руки прикасаются к мраморным щекам, и тут же убираются.
Холодно. Как же холодно.
— Но ведь есть выход? — жалко, очень жалко бьются слова о холодную стенку отчаянности.
Карие глаза поднимаются и секунду смотрят в голубые.
— Есть, Андрей, есть. Он заключается в том, что мы разойдётся и никогда не будем друг друга вспоминать. Наша любовь — ошибка, — как же злобно и холодно звучат эти слова. Они царапают ледяными иглами душу того, кого назвали Андреем.
— Но почему, Миша, почему? — кажется, еще немного, и слёзы голубоглазого растопят эту холодность, которая витает в воздухе. Но снежная стенка слишком плотна. Её так просто не растопить.
Холодно. Как же холодно.
— Ты и сам это понимаешь, — голос не повышается ни на градус, — ты сам понимаешь, что нам нельзя быть вместе. Вот, нельзя. И всё тут.
— Но мы же…
— Любим друг друга? — какая же издевательская холодность звучит в этих словах. — Это далеко не так.
Лето 2005.
Опять идёт мерзкий весенний дождик. Опять льются на землю солёные капли, смешиваясь с терпким привкусом крови на искусанных губах. Солнца нет уже давно. Нет проблесков того света, какой несёт белое солнце жарким летом. Нет тепла в этом мире для Князя.
Парень часто задаётся вопросом, почему он так страдает. За что ему приходится терпеть то, что не может терпеться. За что ему приходится существовать, а не жить.
Но ответы на вопросы теряются в горьких слезах, а сами капли текут вниз, ничего не замечая.
Вечереет. Куски тумана опускаются на землю, покрывая чёрный асфальт белыми клочьями. Загораются жёлтым окна домов, и на улице становится еще более неуютнее.
Пищит домофон, открывается тяжёлая голубая дверь, впуская продрогшего до костей парня внутрь.
— Андрюха! Привет, — участники группы «Король и Шут» искренне улыбаются вокалисту, тепло пожимая ему руку.
Количество репетиций сократилось, и парни стали видеться намного реже. Да и смысла в репетициях сейчас не было, звучание песен без звучания скрипки не звучало совсем.
Андрей натягивает на лицо улыбку, протягивая всем руку. В дальнем углу комнаты стоят молодожёны, обнимаясь так крепко, будто они видятся последний раз в жизни. Князь подходит к счастливой паре и, вручая красивый конверт, поздравляет обоих. Что же, они заслужили счастья. Но чем Князь хуже их?
Почему он не заслужил это счастье?
Зима 2002.
Она кружится в танце, весело сверкая голубыми глазами. Задор и счастье светится в каждом её движении. Голубое платье развивается и кружится вслед за ней. Она знает, что за ней наблюдают. И это льстит ей.
Аплодисменты прорезают жар клуба, в котором сегодня она королева. В котором сегодня все взгляды обращены только на неё. Звучит новая мелодия, и она снова готова отдаться музыке. Но вместо сладостных ноток танцевальных композиций звучит какая-то странная, незнакомая песня.
Она недоумённо смотрит на своих надёжных товарищей за сценой, но они только пожимают плечами, мол, танцуй. Её движения лишены былой грации, когда она делает первый танцевальный шажок.
«Под такое нельзя танцевать», — с отвращением думает она, но танцует. Из колонок льётся музыка с редкими проблесками слов. Голос, исполняющий песню, сразу западает ей в сердце как самый ненавистный из всех голосов этого мира.
«Но сердце от любви горит, моя душа болит».
«Какой идиот писал это?» — думает она, но танцует. Танцует без желания, без грации, без эмоций. Танцует как впервые в жизни.
Осень 2003.
Выступление. Жарко и душно в горячем воздухе клуба. В горле пересохло, но голос отважно выдерживает пытку, лавируя в интервале нот. Она слышит знакомые строчки, и её глаза расширяются от презрения. Зачем она пришла сюда слушать эту ерунду под названием «Король и Шут»?
Музыка, которую она слышит, кажется ей однообразной и бесцветной. Парни, исполняющие песни, видятся каким-то наркоманами.
Ничего хорошего, короче, не видно.
***
Проходит вечер. Из-за адской духоты в концертном зале у неё кружится голова. Люди стремятся к сцене, жаждут, страждут, лелеют, но ей это чуждо. Ей плохо и душно. Душно и плохо. Темнеет в глазах. Взрываются лёгкие от недостатка воздуха. Она бегло оглядывает зал и, глубоко вдохнув в себя наждачный углекислый газ, медленно оседает на пол.
А потом темнота…
***
— Вы в порядке? — самый ненавистный для неё мужской голос звучит у неё над ухом.
Лето 2005.
Этано́л — одноатомный спирт, летучая, горючая, бесцветная прозрачная жидкость. Действующий компонент алкогольных напитков.
Чёртов спирт, который сам начал вливаться в кровь каждого на свадьбе. Точнее, на посиделках. Дорогой коньяк пропитан терпким запахом древесины, а густое красное вино разжижило кровь, сделав её похожей на себя. Князь пьёт, хотя он уже достаточно выпил. Он пьёт не потому, что все пьют. А потому, что хочет. И может.
— Княже, может, хватит? — осторожно спрашивает его Балу, жалостливо глядя на парня.
— Балу, может, ты заткнёшься? Я не пил уже… — говорит Князь, утыкаясь себе в бокал с вином. По щекам текут слёзы от пьяной жалости к себе. Он и, вправду, уже давно не пил, ибо алкоголь навевал его на воспоминания о нём. О том, кого он любит.
«Но сердце от любви горит, моя душа болит…» — «не уж-то я это про себя писал», — думает Андрей. И ему становится ещё хуже.
Но не одному ему плохо на этом вечере. Ни у одного него сердце пылает, будто кусок стекла под горячими лучами солнца. Две расколотые и соединённые вместе души чувствуют одно и то же. Они живут одинаково и дышат одним воздухом. Они принимают будущее таким, каким оно является, и они не боятся делать решительный шаг. Ведь это будущее для них одно. И вся тяжесть, поделённая на два, становится в два раза легче.
Миша пьёт стакан за стаканом, несмотря на злые взгляды Оли. Ему плевать на эту глупую блондинку, она раздражает его так же сильно, как и он любит Князя. Но на его любви поставили крест. Её порубили на куски, тем самым разрубив пополам сердце Михаила.
Но каждый глоток растворённой крови с привкусом этанола размывает границы.
Осень 2003.
Слово «педики» больно ранило влюблённых. Над ними стояла почти вся группа «Король и Шут», удивлённо глядя на двоих парней, стыдливо прикрывших свою наготу. За спинами ребят маячил директор, с откровенным презрением глядя на Горшка и Князя.
Потом потащились вереницы разговоров, душащих двух вокалистов. В контракт с директором приписали лишние нули, но то, что было сломано однажды, уже не починишь. Ребята из группы, все, кроме Балу, осуждающе смотрели на парней. А блондин, в свою очередь, вместо тысячи подколов, старался найти подходящую пару обоим парням, ибо прекрасно знал, что только женитьба обоих может решить все проблемы.
***
— Ты больше никогда не поцелуешь меня. Никогда не дотронешься до меня и никогда не почувствуешь к себе то отношение, которое я питал к тебе раньше. Между нами всё кончено. Раз. И навсегда! — больно и противно после этих слов.
Вся жизнь разбилась и потеряла смысл. Андрей остался один в этом мире. А против него стояли его страхи, плотным кольцом сомкнувшиеся вокруг него. Теперь он должен один бороться с ними в одиночку. Теперь он должен в одиночку терпеть это панковское будущее, которое было предназначено для двоих.
