(не)обычности

Флер снова следит взглядом издалека, а с губ неосознанно срываются так уже приевшиеся ядовитыми иголками слова. Она почти кричит, снова называет ту, что далеко и не видит/не слышит, «блондиночкой», снова хочет увидеть злость на её милом, не омраченном ещё старостью и жестокостью, кукольном личике. Флер снова немного хочется быть рядом, но она всего лишь смотрит издалека. Смотрит куда-то сквозь неё, пытаясь найти там душу, человеческую и добрую. Флер хочется быть рядом с Люси, Флер хочется быть рядом с Люси такой же, как она: человечной. Флер понимает, что её никто не услышит, но всё-таки снова выплёвывает уже ставшие почти ненавистными слова, наполненные оболочкой яда, презрения и насмешки, аккуратно заложив внутрь маленький мешочек преданности. Флер почти зачарована, но эта сказка быстро смывается — Люси заходит за поворот и пропадает. Вот просто так. Исчезает. Конечно, не из её жизни, но механический, неправильный и глупый орган Флер всё же предательски постукивает, пропуская два удара в секунду. Флер бы растворилась в рассвете, словно рыба в свете луны ночью, огненно-красной любовью пролилась бы с небес в глаза той, которая оказалась слишком светлой для её ярко-умершего мирка, но закат совсем не красный; он синевато-мрачный, холодный и неприступный, он запер красный в далекой-далекой комнате за востоком. Не выпустит. Флер знает: красный есть в ней, красный есть в каждом человеке. Флер прижимается ледяной щекой к такому же ледяному фонарю и досадно закусывает губу — ей мало. Мало, кажется, целой жизни, чтобы наглядеться, чтобы насладиться, чтобы умереть за кого-то. Флер ходит по могилам былого с простреленной ровно в десятку грудной клеткой, в которой незримой отравой залегли жестокость прошедшего и многочисленные человеческие глаза — именно они каждую ночь стучат в её двери, распахивают окна и гремят стульями, именно они тушат и так уже почти не_горящий камин, задувают за шиворот проклятья, селят к ней болезни и хвори. Флер называют ведьмой за глаза, ничего не боясь, ведь все же понимают — не такая. Флер меняется. Плавно и быстро, словно острым ножом режет податливое масло, расслаивается и собирается в новую «Флер», в новую-новую, только_что_купленную, не ходящую по краю и пытающуюся быть счастливой. Флер собирает себя по каждому болтику, но у неё дрожат руки — если сейчас что-то пойдет не так и она ошибётся, «Флер» совсем не получится. От «неё» останется лишь сломанный, незавершённый, неидеальный механизм, который, конечно, не понравится никому, даже Люси. Флер зажмуривается, и на нее вновь накатывает волна безумия, сегодняшняя чума кусает за шею, грозясь перегрызть её полностью, тупой пилой по волосам проезжается жизнь. Флер хранит в голове инструкцию по сборке и надеется увидеть рассвет. Вот уж он-то должен быть красным — Флер сможет. С рассветом Люси вновь покажется из-за поворота, а волосы Флер вновь оживут, уложатся гладкими спящими змеями в правильные косы, свяжут чувства — ненадолго, наверное, много не протянут — и у нее, у безумной женщины, считающей себя солнцем, проснется решимость. Флер подойдет — как тогда, в бассейне. И поздоровается. Пожалуй, её незавершённый и ещё несовершенный механизм хочет именно этого.