Танец на осколках

      Я заглянула в очередное купе, но так и не нашла знакомых лиц. Хотелось бы найти пустое, но увы, такой роскоши мне не видать. Подхожу к очередному купе, и сквозь стекло мне улыбается и машет какой-то смутно знакомый мальчик с Когтеврана. Улыбаюсь в ответ, хотя, наверняка, моя улыбка похожа на, привычный моему кругу общения, оскал. Но парнишку это нисколько не смущает; его улыбка становится только шире.       — Завязывай строить глазки полукровкам, Амано, — раздаётся знакомый голос совсем близко, а горячее дыхание обжигает ухо. Мерлин всемогущий, а он то, как здесь оказался? Да ещё так близко, наверняка согнулся в три погибели, с его-то немаленьким ростом. — Что на это скажет твой дорогой дядя?       Разворачиваюсь, чтобы ответь что-нибудь колкое и едкое, но неожиданно попадаю в кольцо крепких мужских рук. Не помню, когда разрешала меня обнимать, но поддавшись порыву обнимаю наглого парня в ответ. Всё-таки мы не виделись с середины июня. Хотя где-то глубоко в душе я надеялась, что после сдачи СОВ он покинет Хогвартс.       — Мой дядя закроет глаза на любую мою выходку, пока я слепа и глуха относительно его транжирства наследства отца, — кривлю губы в надменной усмешке, наконец-то разрывая непривычный телесный контакт. Странно, ведь он никогда не переходил границы дозволенного. — Рада тебя видеть, Ойкава.       — Неужели? — шатен лукаво улыбается, протянув мне свою ладонь. В карих глазах такой знакомый шальной блеск, что не ответить на него — настоящий грех. Что же, по моему мнению, Ойкава Тоору является настоящим слизеринцем. Хитрый, решительный, амбициозный, а ещё жадный до власти и признания; последнее, как по мне, совсем не обязательно: Тоору является чистокровным выходцем древнего рода и уж чего, а власти и признания ему должно было хватать с лихвой. — Тогда может ты присоединишься к нам? Кое-кто успел соскучиться по тебе.       Вкладываю свою ладонь, такую крохотную по сравнению с чужой, в ладонь Ойкавы и позволяю старшекурснику вести себя вперед. Со стороны мы, наверное, выглядим как парочка, и от такой славы, пожалуй, стоит отказаться. Совершенно не хочется прослыть очередной пассией Ойкавы Тоору: самого большого бабника всех факультетов. Но чуть позже. Ойкава ведёт меня дальше, в другой вагон, где наверняка сидели почти все студенты с нашего факультета, и в крохотном тамбуре случайно врезаюсь в высокого гриффиндорца. Чёртовы красно-золотые галстуки.       — О, какие люди, Тобио, — голос Ойкавы вырывает из оцепенения. Наверное, я так бы и стояла, уткнувшись парню носом в грудь, если бы шатен не потянул меня за руку, прижимая спиной к своей широкой груди. Вообще-то, не особо понимаю, с каких пор Ойкава решил, что ему позволены такие жесты, но разговор «по душам» стоит отложить до купе; выяснять отношения перед Кагеямой самое настоящие унижение. Последние два года мы только и делаем, что портим друг другу драгоценную чистую кровь. Даже странно, что Кагеяма сцепился с Ойкавой, а не со мной. — Готовы вновь проиграть нам?       — Этого больше не повторится, Ойкава, — гриффиндорец хмурится, в очередной раз реагируя на провокацию злейшего врага.       — Неужели?       Хмурюсь, прекрасно понимая, что эта перепалка может длиться ещё очень и очень долго: Ойкава и Кагеяма не могут терпеть друг друга с тех самых пор, как Гриффиндор одержал первую победу над Слизерином, ещё три года назад; как раз, когда Кагеяма попал в команду. У наших факультетов и без этого, противостояние было в крови, так ещё и эта чёртова игра, подпитывающая нашу взаимную ненависть.       — Может вы прекратите? — приподнимаю брови, наконец-то выпутываясь из объятий Ойкавы. Было неприятно осознавать, что всё это время, он держал меня так, будто имел на это право. Стараюсь прожечь обоих парней суровым взглядом: сначала зачинщика спора, а затем и невольного участника. Вновь смотрю на зачинщика и даже не могу найти ему достойное оправдание. Подростковые обиды — это ведь не оправдание? — Ты обещал отвести меня в купе, а вместо этого устраиваешь перепалку. Кто из нас староста факультета, Ойкава?       — Готов поспорить ты будешь отвратительной старостой, Амано, — усмехается в ответ на мой суровый взгляд и вновь протягивает свою ладонь. Мол, пойдём. Хмурюсь, но всё же, принимаю сомнительную и, в какой-то степени, бесполезную помощь. Вряд ли в этом поезде можно потеряться. — До встречи, Тобио.       Ойкава тянет меня за собой и дойдя до середины следующего вагона, останавливается. Галантно открывает дверь купе, пропуская вперёд. Внутри оказываются все знакомые лица: Тсукишима, Сугавара и Куроо. Всех, кроме первого, я не видела после сдачи СОВ. Тсукишима же появился в моём поместье несколько недель назад и то, потому что старший брат доконал.       — Почему так долго, Тоору? — брюнет хмурится, протягивая мне ладонь для рукопожатия. — Ты что, собрал по дороге юбки со всех факультетов?       Прыскаю, садясь рядом с Тсукишимой, оправдывая это тем, что хотела сесть около окна, а не потому, что чувствую себя немного не уютно среди парней со старших курсов. Ойкава на это замечание только закатил глаза, садясь на единственное свободное место: слева от Тсукишимы.       — Не юбки, Куро, — отвечаю на рукопожатие Сугавары, лишь на секунду оторвав взгляд от брюнета. — Он всего-то встретил Кагеяму по дороге сюда.       — Мерлин, Тоору! — Куроо засмеялся, запрокинув голову назад и едва не схлопотал удар кулаком в плечо, лишь вовремя успев поймать чужое запястье. — Ты как маленький!       — Замолчи, пока я не наложил на тебя Силенцио.       — Какой ты грозный, Ойкава, — Тсукишима фыркнул, скосив надменный взгляд на старшекурсника, — Может ещё защекочешь его Риктусемпрой?       Слушаю их перепалку краем уха и меня совершенно не волнует, чем закончится это и последующие препирания. Мы ведь даже от Лондона не успели отъехать, а эта троица уже успела навести шума. Здесь только Футакучи не хватает для полного комплекта.       — Как прошли каникулы, Амано? — Сугавара приветливо улыбнулся и сдвинулся чуть в сторону, чтобы сесть напротив. Сколько себя помню, я всегда немного побаивалась его, потому что непонятно, что именно творится в голове этого хитрого лиса. Всегда молчаливый и внимательный, Сугавара подмечает всё вокруг и анализирует. Возможно, в его голове уже давно есть сотни досье на каждого в Хогвартсе. Пускай это не смертельно, но точно не приятно.       — Неплохо, — усмехаюсь, вспоминая о небольшой колдографии во внутреннем кармане пиджака. Лето и правда выдалось интересным; по крайней мере за последние четыре года точно. Достаю снимок и протягиваю его старшекурснику, во взгляде которого так явно читается интерес. — Мы с дядей были на Чемпионате мира по квиддичу.       — Ты ужинала с Крамом, серьёзно? — Куроо облокотился на плечо сокурсника, жадно рассматривая соприкосновение бокалов на колдографии. Виктор был привычно хмурый, с грубой царапиной на припухшей переносице, но при всей своей серьёзности казался немного неуверенным, возможно, потому что вне воздуха он чувствовал себя оторванным от чего-то важного. Даже проиграв Ирландцам он вышел на поле с высокого поднятой головой; он проиграл матч красиво, так, что теперь в мире нет ни одной команды, которая не хотела бы к себе такого ловца. — Сколько сотен галеонов это стоило?       — Не знаю, счёт оплатил мистер Крам, — пожимаю плечами и почти вырываю снимок из рук старшекурсников, хотя вовсе не боюсь его лишиться. Ведь куда интереснее снимка наблюдать за тем, как удивление на лицах друзей сменяет непонимание и растерянность, но знавший немного о моей семье Тсукушима, быстро рушит момент.       — Её дядя и отец Крама вместе учились в Дурмстранге.       — Ну и сволочь ты, —усмехаюсь, пихнув блондина в плечо, быстро переключаю внимание на друзей. — А что насчёт вас? Как прошли ваши каникулы?       Ойкава рассказывает, как они летом с Куро ездили в его поместье в Испании, и судя по их довольным мордашкам, время они коротали не за волшебными шахматами. Сугавара многозначительно разводит руками, мол, ничего нового, всё, как и всегда; а это значит учеба, работа с отцом и тренировки. Очень много тренировок по квиддичу. Тсукишиме рассказывать нечего, всё лето он провёл в родовом поместье и сбежал оттуда, когда старший брат довёл до точки кипения. Мне тоже, рассказывать нечего; помимо поездки на Чемпионат мира и встречи с Крамом, всё было привычно. Дядя уезжал в Болгарию «по делам» со своей новой любовницей, транжирил деньги и пел серенады о том, как ему жаль, что он не может проводить время со мной и племянником, мои братом.       Чуть позже в купе всё-таки влетает Футакучи, громко ругая своего сокурсника, который не захотел присоединиться к нам. Хотя вряд ли бы он поместился, купе ведь не расширяется с приходом нового пассажира. А мы и так сидим слишком близко друг к другу.       Мальчики начинают обсуждать квиддич, периодически перескакивая на тему учебы и экзаменов, но всё равно возвращаются к теме квиддича. У них там какие-то свои проблемы, до которых мне дела нет. Раскрываю учебник по Чарам, не желая участвовать в их разговоре.       Как оказалось у Куроо и Ойкавы совершенно другие планы, как и у Футакучи. Иногда мне кажется, что квиддич для них не просто игра и способ скоротать время, а смысл жизни.       —Амано, ты ведь хорошо летаешь? — аккуратно спрашивает Футакучи, будто прощупывает почву; пытаясь понять, где границы дозволенного. Мне нравится эта черта в пятикурснике: он вроде наглый и беспардонный, но на неизведанной территории ведёт себя предельно аккуратно. Это тебе не Ойкава, у которого наглости хватит на все курсы и факультеты.       Откладываю книгу, внимательно осматривая всех присутствующих. Сугавара привычно улыбается, даже глаза не выдают его истинных эмоций, Ойкава и Куро смотрят выжидающе, словно от моего ответа зависит что-то важное. Тсукишиме вообще всё равно. Футакучи хмурится, немного нервно, ожидая ответа.       — Допустим, — киваю, пытаясь понять, к чему этот вопрос. Хотя стоит предположить, что ничем хорошим для меня это не закончиться. — К чему вопрос?       — Нам нужен запасной ловец, — подхватывает Ойкава, улыбаясь именно той улыбкой, от которой без ума прекрасная половина Хогвартса. Хитрый жук. — А Кей как-то рассказывал, что ты обогнала Кагеяму.       — Это было в начале первого курса и ещё до того, как он с лёгкостью выписывал мёртвую петлю, просто повторяя твои движения.       — Это значит: «нет»? — деловито спрашивает Куро, разочарованно поджав губы. Усмехаюсь, понимая, какой ответ они хотят услышать. Мальчишки, что с них возьмёшь. Открываю рот, чтобы ответить на вопрос, но меня вновь опережает Тсукишима. Всё-то он знает, мелкий поганец.       — Это значит: «да, но я повыделываюсь». —Тсукишима усмехается, в очередной раз лишая меня занятного представления. Вот как с ним общаться после этого?       — Ещё раз так сделаешь, и я превращу тебя в жабу, — произношу это обманчиво ласково, но рука уже нащупала палочку в кармане брюк. Тсукишима знает, я вполне могу исполнить своё обещание.       — Попробуй.       Выхватываю палочку быстрее, чем успевает понять, что произошло. Кончик упирается ему в горло и это совсем не похоже на безобидное обещание. В купе мгновенно устанавливается гробовая тишина, но это кажется правильным. Иногда нужно показать, что твои обещания не голословны. Впрочем, обращать Тсукишиму в жабу я не собираюсь.       «Колорум» — произношу мысленно, представляя как блондинистые пряди становятся зелёными, как герб нашего факультета. Удостоверившись, что трюк сработал, убираю палочку от шеи уже «не блондина», и купе тут же взрывается оглушительным хохотом. Тсукишима непонимающе моргает, на что Сугавара любезно наколдовывает ему зеркало; большое такое, чтобы можно было разглядеть себя со всех сторон.       —Амано!       Затихшие на несколько секунд парни вновь заливаются хохотом, да таким, будто на них наслали проклятие щекотки. Так и не скажешь, что в купе все до единого аристократы до мозга костей.       — Будет тебе уроком, Кей, — отсмеявшись произносит Сугавара и поднимает свою палочку, произнося контрзаклинание. Зелёные пряди вновь становятся светлыми, что немного огорчает. Если бы он ходил так весь день, было бы куда забавнее. — Никогда не зли ведьму, даже юную.       Парни понимающе усмехаются и, кажется, совершенно забывают про недавние разговор о квиддиче. Оно и к лучшему.

***

      Эти поганцы всё-таки смогли уговорить меня сходить на одну тренировку. И, возможно, это была самая волнующая ситуация за все четыре года. В одной руке я сжимала свою метлу, а другой нервно теребила собранные в косу волосы. Куроо, стоявший рядом, положил свою большую ладонь мне на плечо в каком-то покровительственном жесте и от этого стало вдвойне неловко. Как будто показывает всем: смотрите, она под нашей защитой. Так, в прочем, и было. Ещё с первого курса: Куроо и Тсукишима всегда вставали за меня горой, стоило кому-то рот открыть в мою сторону. А таких «умников» было не мало, особенно гриффиндорцев, чья храбрость граничила с тупостью. Всё же, мои родители были не святыми, но кому какое дело, особенно детям, что я — не они.       — Так, внимание! — непривычно видеть Куроо таким серьёзным и собранным; даже сейчас, на обычной тренировке, он словно становится другим человек. Кажется намного взрослее, чем есть на самом деле. А может это я, привыкшая к его дурачествам, забывала прописную истину: он все ещё чистокровный аристократ. — С сегодняшнего дня к сборной присоединяется Амано в качестве запасного ловца!       — Она хоть летать то умеет? — вполне резонный вопрос от неизвестного мне парня. Кажется, он однокурсник Футакучи. Странно: учиться на одном факультете и не знать даже фамилии. А нет, кажется, его фамилия: Сайто. Именно этот игрок постоянно выбивает из игры из-за падений. И зачем только его в команде держат.       — Этот вопрос стоит задать тебе, если ты чаще всех бываешь у мадам Помфри, — усмехаюсь, в очередной раз коря себя за длинный язык. Но почему-то собственная язвительность придаёт сил. На удивление другие игроки не только не выразили негодование, но ещё и одобрительно «заулюлюкали».       — А девчонке палец в рот не клади, — одобрительно кивает один из старшекурсников. Смотрит так, будто оценивает товар на витрине. Противное чувство, но ничего поделать нельзя. — Если она летает так же хорошо, как острит, то я только «за» её участие в матчах.       Хочется ответить и этому наглецу в той же манере, но на горизонте появляется Ойкава и стайка его поклонниц. Вся команда закатывает глаза, а мне просто становиться интересно: каково это, терпеть этих визжащих куриц ещё и на тренировке.       —Тоору, сегодня ты с Амано будете ловить снитч, как в настоящем матче, —Куроо хлопает друга по плечу и подмигнув мне, выпускает золотой шарик. Ойкава меняется в мгновение ока: лицо становиться серьёзным, а сам он садится на метлу и отрывается от земли. Усмехаюсь, почти так же быстро отрываюсь от земли, уже видя около одного из колец золотое пятнышко. Ойкава тоже замечает его и я даже понять не успеваю в какой момент мы оба рванули в сторону колец.       Чувство соперничества и азарт кружат голову. Кровь стучит в висках, а в ушах свистит ветер. Золотой чёрт, мечется по полю, как проклятый, заставляя нас с Ойкавой накручивать мертвые петли одну за другой. Мне даже пришлось спикировать вниз, и взлететь вверх почти у самой земли, заметив золотой шарик около одной из трибун. Ойкава не рискнул, хотя на матчах, бывало, проворачивал финты куда опаснее.       Замечаю снитч около головы Ойкавы, но мой сегодняшний соперник оборачивается на шум, который издают маленькие крылышки. Парень резко разворачивается, но снитч буквально вылетает у него из рук и теряется среди кружащий по полю игроков.       Замечаю снитч около самой земли; странно, что с такой высоты вообще заметила. Направляю метлу вниз, и едва не оставляю свой дух в воздухе, когда осознаю, что лечу практически перпендикулярно земле. Если ошибусь: не один костерост не поможет. Вытягиваю руку, совершенно не замечая ничего вокруг, кроме своей цели. Маленькой и проворной, но такой желанной.       Мгновение. Сжимаю кулак, надежно заключив золотой шарик в клетке пальцев.       Всего секунда требуется на то, чтобы направить свою метлу вверх и развернуться в воздухе на двенадцать часов. В голове набатом стучит осознание: до земли было меньше метра. Я едва не разбилась. Ещё несколько секунд требуется чтобы набрать высоту и замерев в воздухе, показать Ойкаве — или всё-таки Куроо — снитч в руке.       Странные и пугающие ощущения заполняют всё тело: жар и в тоже время озноб, руки дрожат, а в горле невероятно сладкий привкус победы. Кажется, адреналин так затуманил мой разум, что осознание всё ещё не настигло меня. А хотя нет, кажется, настигло.       Я могла разбиться; как минимум трижды. А сколько раз я могла напортачить и свалиться с метлы во время исполнения мертвой петли. А этот последний, безумный даже по моим меркам, разворот. Осечка и моё тщедушное тельце отскребали бы от земли.       — Да ты просто чокнутая, Амано! — не своим голосом орёт Куроо, подлетев ко мне почти с противоположной части поля. Его губы сжаты в тонкую линию, в глазах искрятся молнии, а руки дрожат, скорее всего от гнева. Никогда не видела его таким. Кажется, квиддич открывает мне новые стороны друзей. Занятно. А к врагам это тоже относится? — Ты хоть понимаешь, сколько раз могла разбиться?!       — Я насчитала три, — взгляд Куроо ничего хорошего не обещает. Впрочем, мальчишки сами виноваты. Никто не заставлял их звать меня в сборную. Я и не хотела, собственно, пускай и наследственность располагала: моя мать была игроком, мой отец был игроком. Более того, мой отец в своё время принёс сборной Слизерина значок лучшего ловца. Но кому какое до этого дело; какая разница, каким он был много лет назад, если на остаток лет его наградили клеймом убийцы.       — Шесть, Амано! —Куроо чертовски зол, даже гадать не нужно почему. Он ведь и правда не догадывался, что я такая «чокнутая». — Даже Ойкава, будь он неладен, думает головой! Куда подевалось твоё благоразумие?       Пожимаю плечами, не имея не малейшего понятия, что можно на это ответить. Он сказал поймать снитч, я это сделала, какая разница, сколько мертвых петель для этого пришлось накрутить. Куроо краснеет от злости, но не находит достойного ответа. Просит лишь посидеть на трибунах немного и дать Ойкаве восстановить своё самолюбие. Охотно киваю, заметно утомившись от криков друга и погони. Уже и не помню, когда последний раз так уставала. Возможно летом, когда кружила вокруг особняка, а может много лет назад, когда отец только посадил меня на метлу и показал, как делать «петлю».       «Посиди немного» — превратилось в ожидание конца тренировки. Благо, она была первой и Куроо довольно быстро всех отпустил, включая и меня. Он все ещё негодовал над моей безрассудностью во время соревнования с Ойкавой, но уже просто молча хмурился и поджимал губы. Иногда мне кажется, что если бы у меня был старший брат, то он был бы похож на Куро. Потому что Куро больше остальных печётся обо мне и моём здоровье, следит, чтобы некоторые «умники» держали язык за зубами, да и просто вытаскивает из всяких проблем. Он был первый в Хогвартсе, кто протянул мне руку, совершенно не обращая внимания на заметно подпорченную репутацию фамилии.       Идём до подземелий в абсолютной тишине. Меня это забавляет и умиляет, ведь Куроо такой милый, когда пытается быть строгим и заботливым. Думаю, его будущей жене очень повезёт. О таком человеке можно только мечтать. Если забыть о характере, разумеется.       — Прости, что накричал, — нехотя говорит Куроо, когда мы попадаем в гостиную факультета. Его настроение всё ещё оставляет желать лучшего, но он все же готов идти на мировую. — Я просто…       — Волновался. Я знаю, — поднимаю руки в примирительном жесте и Куро облегчённо вздыхает, кажется, больше всего он боялся, что я его не пойму. — Куро, меня всё мучает вопрос. Если у меня когда-нибудь появится парень, ты ему сразу по лицу съездишь или подождешь пока он напортачит?       — Сразу конечно!       Оба прыскаем, а потом начинаем смеяться до боли в животе. Куроо мне и правда, как надоедливый, но заботливый старший брат. И иногда, находясь в обществе своих друзей, я почти забываю прописную истину.       «Никому нельзя доверять»

***

      Первый урок в понедельник: зельеварение. Сдвоенное с Гриффиндором. Адская смесь. Мало того, что проснуться в понедельник в принципе тяжело, так ещё и нужно заставить свою голову работать, чтобы не взорвать кабинет или своего соседа.       В этом году Снейп превзошёл самого себя: сделал пары из студентов разных факультетов. Тсукишиме достался Ямагучи, Куними поставили с Киндаичи; Мерлин и Моргана, да это же оказались самые удачные пары за все года обучения. Но на мне Снейп отыгрался на славу и поэтому поставил мне в пару Кагеяму; мол давай Акира, тяни этого лентяя и бездаря.       Да я до сих пор боюсь его одного у котла оставить, вдруг что-то случиться. Это же Кагеяма: от него всё можно ожидать. В прошлом году он перепутал ингредиенты и вместо того, чтобы уменьшить токсичность одного из ингредиентов, он, наоборот, её увеличил, и его котёл просто расплавился. Сколько шуму тогда было; удивительно, что пострадал только котёл и один из столов. Впервые тогда видела своего декана таким злым.       Вот и сейчас, стоило мне отвлечься на вопрос Куними, как гриффиндорец уже потянулся за огненным семенем, хотя пока оно не нужно. Реагирую мгновенно: бью брюнета по пальцам и забираю ингредиент. Кагеяма шикает, закатывает глаза и почти демонстративно отодвигается от котла, давая полную свободу действий.       Накидываю простенькое зелье, напевая незатейливую песенку, в тайне надеясь, что Снейп не снизит оценку из-за индивидуальной работы. Спустя некоторое время, необходимое для того, чтобы зелье настоялось, поднимаю руку, чтобы привлечь преподавателя, но тот и без этого жеста направлялся в нашу сторону.       — Профессор, мы закончили.       — Хм, — профессор внимательно рассматривает содержимое котла, кривится, будто увидел что-то не то, но не так, как бывает с неудачными зельями. Значит, заметил-таки. — Прекрасная работа, мисс Амано, мистер Кагеяма. Ваше зелье достойно оценки «Превосходно».       — Спасибо, профессор. — ещё бы оно не было достойно этой оценки. Эта же программа третьего курса, а сейчас Снейп, не иначе как от скуки, решил проверить наши знания; весьма неплохая задумка: выдать ингредиенты для зелья, а дальше думайте сами, как их использовать.       — Ах да, мистер Кагеяма, — какой знакомый тон, кажется, сейчас мы лишимся «нашей» оценки. Пикси за ногу, этого Кагеяму. — Почему нельзя добавлять все огненные семена сразу?       Отвратительный вопрос. Лёгкий и именно поэтому почти никто не помнит, почему нельзя так делать. Нам говорят, как нельзя поступать, но очень редко объясняют почему именно так делать не стоит.       — Потому что зелье нагреется и расплавит котёл, — немного неуверенно отвечает брюнет. Причём правильно к большому удивлению профессора. Да и к моему тоже. Открываю рот и понимаю, что сказать мне нечего. Да и что тут скажешь.       — Всё так, — профессор Снейп кивает, очевидно, больше не находя того, к чему можно придраться. Облегчённо вздыхаю, поняв, что всё обошлось. — По десять баллов обоим факультетам. Можете быть свободны на сегодня.       Быстро убираю рабочее место и, скинув все свои пергаменты в сумку, покидаю кабинет. Нам повезло с зельем, хотя бы потому что его приготовление не занимает много времени и до следующего урока есть достаточно времени. Что же мне сделать? Сходить до спальни и вытащить из сумки ненужные вещи или сходить до библиотеки?       Моим грандиозным планам было не суждено сбыться. На выходе из подземелий встречаю двух пятикурсников с Гриффиндора: Нишиною и Танаку. Вратарь Гриффиндора заметив меня, приветливо машет руками и останавливается, дожидаясь, когда я к ним подойду. Уже много раз корила себя за то, что на первом курсе завязала с ними что-то вроде приятельских отношений, но раз уж начала эту игру, то прекращать её не намерена. Никогда не знаешь, что может пригодиться в жизни.       — Амано, давно не виделись! — сразу начинает гриффиндорец, активно жестикулируя руками. Мы и правда не пересекались ещё с мая прошлого года. Хвала Мерлину за это! — Видел, как ты на прошлой неделе уделала Ойкаву на тренировке! Это было потрясающе! Особенно тот разворот в конце, у меня чуть сердце не остановилось!       От сплошного потока информации начинает болеть голова, а Нишиноя всё продолжает говорить, да так много, что успеваю уловить лишь последний вопрос. Да и то, не его, а подкравшегося со спины Кагеямы:       — Не знал, что ты в команде. Новый ловец?       — Запасной, — отвечаю на удивление легко. Самый длинный наш разговор за последние, наверное, года два точно. После той перепалки на втором курсе, когда он словил Иммобулюс, он меня особенно сторонится. Кажется, профессор МакГонагалл назначила ему отработки на весь следующий месяц. Снейп же не наказал меня вообще. Оно и понятно, гриффиндорец тогда заслужил нечто похуже замораживающего заклинания.       — О, Кагеяма! — тут оживает лучший друг Нишонои. Танака щурится, будто задумал какую-то подлость, а может так и было. — Я слышал, что Амано обогнала тебя, когда вы были на первом курсе.       —Танака, это было так давно, — действительно, столько воды утекло с тех пор. — Тем более, не стоит надеяться, что я буду участвовать в матчах. Ойкава откажется от игры, только если словит Непростительное.       — Эх… Жаль, я бы хотел с тобой сыграть.       — Да, немного грустно.       И плевать, что мне нет никакого дела до чертовых матчей по квиддичу.       Только спустя четверть часа умудряюсь улизнуть от трёх гриффиндорцев, сказав, что мне жизненно необходимо в библиотеку. Так оно и было; мне было жизненно необходимо отделаться от них. Хотя бы потому что заметь меня кто-то из студентов Слизерина и плакала моя должность «слизеринской принцессы». Мне, конечно, плевать, что там обо мне говорят, но это всяко лучше прошлых моих прозвищ.       Оказавшись на четвёртом этаже, понимаю, что Кагеяма все ещё следует за мной. Что странно, ведь я никогда не видела его в библиотеке. Неужели у него проснулась тяга к знаниям? Этот день точно должен войти в историю.       Нахожу интересующую меня книгу по Чарам и сажусь на своё любимое место: самый дальний стол. Здесь немного пыльно и не особо много света, зато никто не мешает. Успеваю пролистать оглавление и найти нужный раздел, как чья-то не маленькая фигура загораживает свет.       — Что тебе от меня нужно, Кагеяма? — даже не отрываюсь от книги, бегая глазами по строчкам. — И отойди в сторону, свет загораживаешь.       Не знаю, что он от меня хочет, но мы никогда не были даже близки к «знакомым». Просто поступили в один год в Хогвартс. Иногда цепляли друг друга, но это не более, чем привычный обмен оскорблениями. Мы скорее враги, нежели знакомые. Хотя враги — это люди, к которым ты испытываешь жгучую ненависть. А Кагеяма Тобио не тот человек, которого я смогла бы ненавидеть. Не за что, по факту. Ненависть слишком сильное чувство, не стоит разбрасываться им понапрасну.       Кагеяма молчит, так и не ответив на мой вопрос. Решаю, что тема закрыта и возвращаюсь к чтению учебника. Чары куда интереснее разговоров с этим гриффиндорцем.       Спустя какое-то время понимаю, что парень ещё рядом, молча наблюдает, словно скрывшийся в тени богарт. Только Кагеяма не похож на самый большой кошмар, так, небольшое недоразумение и проблема, от которой хочется избавиться как можно скорее.       — Мерлин, да что тебе от меня нужно?! — спокойно Акира, он того не стоит. Хотя с губ в противовес сорвалось почти змеиное шипение; пропитанное желчью и злобой.       — Эм, у меня есть к тебе странная просьба, — мямлит, нервно кусает губы и отводит взгляд; совсем не тот дерзкий и наглый гриффиндорец, которого все привыкли видеть. Откидываю учебник на стол и вопросительно выгибаю брови. Давай, удиви меня. — Ты не могла бы подтянуть меня по зельеварению?       Ладно. Хорошо. Десять баллов Гриффиндору. Он не просто удивил. Ввёл в гребаный ступор. Даже слов нет, чтобы описать всё то, что происходит в моей голове. Хотя нет. Вакуум. Чёртова пустота: не мыслей, не слов. Слишком неожиданной оказалась просьба.       — Почему я? — единственный приличный ответ, который возник в моей голове. Действительно, почему я? Не Даичи или Киндаичи? Да Ямагучи на худой конец. — Разве на Гриффиндоре мало умных студентов? Почему ты просишь помощи у меня: «дочери мерзких убийц»? Уже забыл, как приписывал мне их деяния?       Огорошен. Открывает рот и смотрит на меня таким пустым взглядом, словно ему только что прилетело по голове бладжером. Удивлён? Не удивляйся, Кагеяма, я помню абсолютно всё.       — Ты помнишь…       — Конечно, помню, — усмехаюсь, словно кот, своровавший с кухни сметану. Нагло и самодовольно до ужаса. — У меня хорошая память, Кагеяма.       Вижу, как борются внутри его природная упертость и ещё что-то, совсем непонятное. Возможно, это вина? Или совесть?       — Я был ребёнком.       Какое детское и неправдоподобное оправдание. Слабовато. Попробуй ещё.       — Это было всего два года назад.       — Ладно. Хорошо… — кажется, кто-то сейчас наступит на горло пресловутой гриффиндорской гордости. Мерлинова борода, прямо-таки рождение нового чуда. — Я был не прав.       — Разве? — поднимаюсь на ноги и почти вплотную подхожу к брюнету; с горечью осознаю, что парень на голову выше меня и прошипеть следующие слова прямо в лицо не получиться. Злость на него и других идиотов давно исчезла, но неприятный осадок остался. Задетое самолюбие, гордость и привычное высокомерие требуют мести. — Я и правда дочь убийц.       — Но ты, не они! — выходит намного громче, чем он планировал. Кажется, его голос эхом разносится по пустой библиотеке. Сам не верит, что сказал эти слова. Но от них неожиданно становится легче. Неожиданно приятно слышать, что даже этот гриффиндорец дошёл до таких умозаключений.       — Хорошо, что ты это понимаешь, — запал на ссору пропадает. Сажусь обратно за стол и возвращаюсь к книге, словно и не было недавней вспышки злости.       — Так, ты поможешь мне?       — Помогу, — киваю, не отрывая глаз от страницы. — Я дам тебе знать, когда у меня будет время.       — Спасибо.       Уходит, получив то, зачем пришёл. Как это не по гриффиндорски. И пускай он извинился за свои слова, сделал он из-за личной выгоды. Так похоже на поступок чистокровного слизеринца. Как интересно. Почему же ты попал на Гриффиндор, Кагеяма? С такой-то родословной. Наверняка, твой отец-слизеринец был очень огорчён? Родителей не выбирают, но и мнение так важно, не так ли, Кагеяма?       Мои родители не были святыми. Они были чистокровными волшебниками из древних родов, что издавна почитали чистую кровь и презирали полукровок и маглорождённых. И да, они были убийцами: были помешаны на чистоте крови; но они были моими родителями. Разве мне есть разница, кем они были? Для меня они остались теми, кто подарил мне счастливое детство.       Я не видела крови на их руках. Я не видела, как они вырезали семьи. Я видела добрые глаза отца, когда у меня получалось что-то, видела его гордость и радость. Улыбку матери, когда в вазе в её комнате появлялись букеты её любимых лилий. И, наверное, было сложнее всего принять факт того, что появление авроров на пороге дома, было не ошибкой. Как и слушания Визенгамота, длившиеся больше года и закончившиеся за две недели, до моего первого отбытия в Хогвартс. Визенгамот был привычно суров: отец получил пожизненное заключение, а мать пять лет в Азкабане, где она и умерла весной прошлого года. Слабые легкие не выдержали холода и сырости темницы.       Родителей не выбирают, но это никого не волнует.