***
Тоши боязливо жмётся ко мне, а не к нашему дяде, что, несомненно, радует. Иначе злость на этого человека была бы куда больше. Хотя кажется злиться сильнее просто невозможно. Редкостная мразь и лицемер. Отдаю свою палочку одному из авроров и, слава Салазару, что Тоши всего девять и ему ничего не грозит. Дядя ждёт нас по другую сторону решётки, потому что авроры и так проявили милосердие, позволив нам вдвоём пройти в комнату для посещений. Неприятно скрипит тяжелая железная дверь. Отец сидит за столом и его едва ли можно узнать. Бледный, осунувшийся и почти неживой. Глаза его пустые, словно всю жизнь из него высосали. — Папа? — удивленно тянет Тоши, и тут же отбрасывает мою руку в сторону, хотя до этого держал так, словно важнее нет ничего на свете, и подбегает к отцу. Едва знакомый мужчина вскидывает голову, как будто не верит в происходящее. — Папа! Папочка! — Тоши? — отец каменеет, но мгновением позже улыбается, прижимая младшего ребёнка к себе. Так крепко, что хочется заплакать. Их первая встреча за много лет может оказаться последней. Отец поднимает голову и в его глазах я вижу тоску и осознание. Узнал. Сложно не узнать своего ребёнка. — Акира? Неужели это и правда вы? — Конечно, — улыбаюсь почти через силу, стараясь запихнуть боль и сожаление как можно дальше. Потом. Всё потом. Первый шаг отдаётся дрожью в коленях и мне едва удаётся побороть себя. Подхожу к отцу и впервые осознаю, как сильно соскучилась по нему. Казалось, что смогла пережить всю вылитую на него грязь и забыть, как страшный сон. Но нет. Он мой отец, которого я люблю, несмотря не на что. — Я скучала. — Прискорбно, что мы встретились при таких обстоятельствах, — жду, когда Тоши наконец-то отпустит отца и позволит и мне хоть на мгновение вспомнить и запомнить, какого это, когда тебя обнимает твой родитель. Отец мягко отстраняется от своего младшего чада и протягивает руки ко мне, цепи на его запястьях неприятно звенят, но мне всё равно. Его руки обнимают меня так крепко, что тоску и боль можно ощутить даже через эти прикосновения. Мерлин, дай мне сил. — Моя девочка, как же ты выросла… Глаза жжет, как будто под веки забился песок. Сердце стучит в клетке рёбер как ошалелое. Да, папа, ты даже не представляешь, насколько я выросла. И я даже представить не могу, как ты отреагируешь на то, что я сделала. — Я кое-что сделала, папа, — осторожно начинаю, разорвав объятия, в которые сразу же нырнул Тоши. Отец выгибает брови, как бы прося продолжить. — Не знаю, понравиться тебе или нет, но я должна была хоть что-то сделать. — Акира? О чём ты? — Я подала апелляцию на решение Визенгамота, — выпаливаю на одном дыхание, как будто это поможет перебороть собственный страх. — Точнее, заставила Масао. — Зачем? — чувствую, волну неверия и негодования. Отец уже давно смирился, но я нет. Не когда я узнала правду. И будь мой дядя менее меркантильным, отец был бы на свободе. — Ничего уже изменить нельзя. — Это как посмотреть, — отодвигаю жуткий кованый стул и присаживаюсь на самый край. Железные ножки с неприятным скрежетом елозят по полу, и от звука почему-то начинает мутить. — Мне удалось встреться с одним из авроров, занимавшимся вашим делом. И он поведал мне несколько вещей, исходя из которых мы подали апелляцию сразу на два решения Визенгамота. — Расскажи мне. И я рассказываю. Как два дня назад попросила Нишиною связаться с отцом. Уж слишком хорошо помнила один из разговоров с гриффиндорцем, когда он упоминал о том, как редко стал видеть отца из-за работы. Как встретилась с аврором в отставке в обед следующего дня в одном из баров в Косом переулке и попросила рассказать всё, что он знает о деле моих родителей. И мне повезло: мистер Нишиноя четыре года назад был одним из тех, кто курировал это дело. Дальше дело оставалось за малым: прижать Масао к стенке и буквально заставить подать документы на пересмотр дела. А отец всё слушает и не может подобрать слов. Он едва способен принять всё то, что я сказала. Да и я сама, едва понимаю, как умудрилась провернуть всё сказанное за два дня. Смотрю на отца и понимаю, что завтра мы узнаем, согласиться ли Визенгамот пересмотреть дело или уже завтра вечером мне придётся смотреть, как отец примет высшую меру наказания: поцелуй дементора. В прочем, я вижу, как светлеют глаза отца. Я подарила ему надежду. Надежду на жизнь, свободу и право растить своих детей. То, чего не сделал для него родной брат. Мразь, что посмела называть себя братом моего отца. Он ещё ответит за всё, что успел совершить. Слишком сильно расслабился. Возможно, и правда поверил, что мне плевать на всё происходящее. Зря. Видит Салазар, у него был шанс всё исправить. Обнимаю отца перед тем, как выйти из камеры, крепко держу за руку младшего брата, хотя сердце разрывается на части от того, насколько идентичная ситуация той, что была больше четырёх лет назад, когда авроры пришли в наш дом. Тоши рвался к родителям и плакал, совершенно не понимая почему так много посторонних. Вот и сейчас, он стойко сдерживает горькие слезы, но всё ещё пытается вернуться назад. Бросаю быстрый взгляд на отца и отчаянно хочу верить, что всё получится. Один из аврор открывает перед нами железную дверь, выпуская наружу, в другую комнату, где ещё несколько аврор честно держат караул. Мужчина, что забрал у меня палочку подходит ко мне, протягивает какие-то документы на подпись и только после этого возвращает палочку. Тоши громко шмыгает носом, крепко сжимает мою ладонь и мне на мгновение показалось, что в холодном взгляде одного из аврор промелькнуло что-то, отдалённо похожее на сочувствие. — Вы готовы? Киваю и тяну Тоши за собой. Дядя открывает перед нами дверь, пропуская в узкий коридор. Прекрасно помню, что дальше будет камин, из которого мы сможем попасть прямиком в особняк. Подаю Тоши пиалу с летучим порохом, прося не перепутать ничего в название дома. На что младший брат так знакомо ехидно улыбается и исчезает в ярком зелёном пламени. Усмехаюсь, точно так же, и взяв горсть пороха, захожу в камин. Взгляд пересекается со взглядом дяди и мне, кажется, он уже понял, что он в любом случае окажется не удел. Всё верно, Масао, ты не жилец. — Поместье Амано.***
Стоило ожидать, что после новости на первой странице «Ежедневного пророка» студенты Хогвартса начнут перемывать мне косточки. Оживленно, с придыханием и напускной заинтересованностью. Как и три м половиной года назад, когда я только поступила и так ожидаемо попала на Слизерин. Косые взгляды преследовали повсеместно: в Большом зале, в коридорах, иногда прямо на уроках и даже в гостиной факультета. Всем было интересно посплетничать, услышать чужое мнение, но никому — или почти никому — не было дела до исхода. Только маглорождённым, наверное. Ожидалось, что именно гриффиндорцы со своей извечной правильностью и упрямством будут главными задирами и провокаторами конфликтов. Но нет, на этот раз, это были пуффендуйцы. Грёбаные безмозглые полукровки. Это была сдвоенная с Пуффендуем трансфигурация. МакГонакалл где-то задерживалась, а эти тупицы решили, что это знак. Доставать меня, это ведь так интересно! Чувство, будто все представитель этого факультета лишены мозгов. Хотя, так и есть. — Эй, Амано, слышала ты подала прошение на пересмотр дела своего ублюдка-отца? С чего это? Тоже промышляешь убийством маглорождённых? — прилетело в спину от негласной принцессы пуффендуйцев нашего курса: Хиракаты. Удар был ожидаемый и примитивный. Она и правда думает, что будь это правдой я бы сказала: «Конечно, а как иначе?». Тупоголовая курица. — Какой ответ ты хочешь услышать? — встаю из-за парты, поворачиваясь лицом к наглой девице. Худющая и страшная, как сама смерть: кости обтянуты кожей, серые глаза глубоко посажены, а тонкие губы всегда сжаты в прямую линию. Девица бледная, как и положено аристократке, но это нездоровая бледность, ведь совсем недавно её мать сошла с ума и была отправлена в Мунго. Подобающий конец для Леди угасающего рода. —Думаю все здесь хотят услышать, — начинает, демонстративно раскинув руки в стороны. Держит осанку, взгляд и положение головы. Делает вид, что выше всех присутствующих на голову или две. Хотя едва похожа на настоящую аристократку; она лишь жалкая пустышка. Оболочка без внутреннего стержня и содержимого. — Почему ты это сделала? А, Амано, с каких пор ты стоишь на стороне убийцы? Уже забыла, какого это: разговаривать с теми, чьи семьи всегда стояли на стороне «добра». Тех, кто презирает тёмную магию, существование трёх Непростительных и идеи о чистоте крови. Пускай, многие среди слизеринцев относятся к маглорождённым снисходительно, но никто из них не забыл о идеалах, вбитых в подкорку. Слова родителей, подкреплённые Круциатусом уже никогда не отпустят никого их нас. Будут ходить как тень и появляться тогда, когда мы совсем этого не ждём. — Ох, Хираката, ты так наивна, — заправляю выбившуюся прядь за ухо, показывая, насколько этот разговор мне безразличен. — Неужели ты считаешь, что я должна перед кем-то отчитываться? — Тогда ты не чем не лучше своего отца. — Мне плевать на твое мнение, — пожимаю плечами и разворачиваюсь, чтобы сесть обратно за парту и наконец-то поговорить с Тсукишимой. Слишком много дел накопилось и мне как никогда нужна помощь его отца. Надеюсь, этот мужчина не забывает друзей. — Разговор окончен, Хираката. Не знаю, чтобы успела наговорить эта девица, если бы в класс не вошла профессор МакГонагалл, но я как никогда была рада её появлению. После окончания урока выскакиваю из класса одной из первых и не потому, что боюсь стычки с сокурсниками, а потому что голова от бессонной ночи раскалывается на части. Не знаю, спасение это или проклятие, но сон ко мне не идёт. Знаю, что должно помочь мне, но это подождёт, для начала нужно подловить Тсукишиму в гостиной факультета и поговорить, а уже после решать свои проблемы со сном и головой. Кей появляется в гостиной лишь через час, к тому времени в холодном помещение стало немного душно от количества студентов, но это не должно было помешать моим планам. Ловлю блондина на входе в гостиную и тут же утаскиваю его в коридор, едва не сбив с ног кого-то из второкурсников. Тсукишима ворчит, но локоть из моей хватки не вырывает, позволяя мне вести его. Замечаю краем глаза один из пустующих кабинетов — и как только Снейп не превратил его в свой склад зелий — и тут же захлопываю дверь. — Силенцио! — направляю палочку на дверь и только после этого спокойно усаживаюсь на пыльную парту. Парень приподнимает брови, но покорно облокачивается на стену за своей спиной. — Вижу, ты наконец-таки повзрослела, — неожиданно начинает друг детства, скалясь в своей привычной манере. — Хочешь узнать, станет ли мой отец адвокатом твоего? — Как давно ты знаешь? — ощетиниваюсь, прекрасно понимая, что Тсукишима знал всё с самого начала. Знал, Салазар его побери! Ждал, пока я сама доберусь до правды и прибегу к нему за помощью. — Мммм… С самого начала, — усмехается, так по-слизерински мерзко. Мразь. Какая же ты мразь, Кей. — Что же, Амано, получается ты теперь в долгу передо мной? — Чего ты хочешь? — На самом деле не так много, — пожимает плечами, словно предложил прогулять урок. Так тесно общалась с ним, что умудрилась забыть о его гнилой сути. Сути всего Слизерина. — Подыграй мне: стань моей девушкой. — Что? — на мгновение мне показалось, что я ослышалась. Но разумом я понимаю, что он сказал это на самом деле и… да. Кажется, это стоило ожидать. Как это называется? Выгодный брак? Король и королева Слизерина — звучит красиво, Кей. Ты этого и добивался, да? — Оу, так я тебе нравлюсь? Конечно нет, Акира. Глупый вопрос. — Только если самую малость, — признаётся честно, что удивительно. Отталкивается от стены и подходит непозволительно близко. Прямо как Ойкава в поезде. Это немного напрягает, даже если это мой так называемый «парень».— Подумай, какие у тебя перспективы: твой отец получит первоклассного адвоката в деле по ложному обвинению, а тебе всего-то нужно притвориться моей девушкой, с малюсеньким условием. — Каким? Что-то мне подсказывает, что условие выйдет боком. Всему, что меня касается. — Кагеяма Тобио, — говорит неожиданно зло. Хмурит свои светлые брови и едва не шипит как змея. —Заставь его страдать. Он знает о том, что Кагеяма заинтересован во мне. И даже если Кей ничего не чувствует ко мне, он так по-мальчишески хочет заявить свои права. Мерлин, да кому из нас нужно повзрослеть. — И сколько будут длиться наши «отношения»? — До конца суда минимум, а там, как пойдёт, — ухмыляется, услышав чей-то голос в коридоре. Тсукишима направляет палочку на дверь, снимая с неё все чары и именно в этот момент кто-то в коридоре налетает на дверь и попадает в класс. Это Кагеяма. Проклятье! — Ты! — заношу руку для пощёчины, но Кей успевает поймать моё запястье и притянуть к себе. — Я ничего не сделал, Акира, — говорит мягко, как с ребёнком. Наклоняется ниже, чтобы «закрепить» наш договор. И мне придётся ответить, потому что спасти отцу жизнь можно только так. Покорно прикрываю глаза, позволяя блондину себя поцеловать. Его сухие губы терзают мои. Грубо, сухо и без чувств— до крови на моих потрескавшихся губах. Словно метит своё. — И, кажется, ты только что выполнила вторую часть договора. Оборачиваюсь и натыкаюсь на совершенно непонимающий взгляд Кагеяма. Пустой, непонимающий, потерянный. Он выглядит так, будто у него отобрали палочку и сказали жить без неё. Будто выпотрошили наизнанку и сказали жить так — без части чего-то важного. Молодец, Тсукишима, ты получил своё! — До встречи, любимая! Спокойно, Акира. Вспомни, что всё это только ради отца.