Танец на осколках

      Тсукишима вжился в роль моего молодого человека так хорошо, что наши отношения и не отличишь от настоящих. Он покорно ждал меня утром в гостиной перед завтраком, пошёл на отборочные в сборную факультета, чтобы, как он сказал: «Быть ближе к своей любимой». Парень исправно ждал меня после тренировок, забирал из библиотеки после занятий с Кагеямой и главное, ревновал ко всем смотрящим в мою сторону так, будто действительно что-то чувствовал. Ревновал демонстративно, чтобы все видели его права на меня. И мне казалось, что с таким поведением нас вряд ли кто-то сможет раскрыть. Но нет, всё же рядом всегда есть люди, знающие о нас больше, чем мы сами.       Куро догадался слишком быстро: на то он и лучший друг. Брюнет подловил меня после тренировки, заметив, что Тсукишима ещё переодевается, и затолкал в уже пустую женскую раздевалку. Взмахнул палочкой, накладывая заглушку, и практически припер к стенке с конкретным таким вопросом:       — Ради Салазара, скажи, что ваша сделка стоит этого?       — Куро, дорогой, скажи честно, ты сильно головой сегодня приложился? — головой друг сегодня и правда ударился, упав с метлы. Благо расстояние было всего метра два или три, но приличную шишку и ушиб руки он заработал.       — Может это ты последнего здравого смысла лишилась после своих безумных полётов? — шипит, как самый настоящий змей, и без своей напускной улыбки и насмешек, начинает выглядеть устрашающе и весьма внушительно. — Думаешь я поверю в вашу «любовь»?       — А должен был, — пожимаю плечами, не имея желания отрицать настолько очевидную правду. Он уже догадался, так зачем скрывать? — Это только твоя наблюдательность или всё настолько очевидно?       — Наблюдательность, — качает головой, устало опустившись на скамью. — Ну так и? Сделка с ним стоит всего этого?       — Его отец стал адвокатом моего. Поиграть в «любовь» до окончания следствия не такая большая плата за свободу, не правда ли?       — А как же Кагеяма?       — А он тут причем? — немного лукавлю, но даже Куро не обязательно об этом знать. — Я подтягиваю его по Зельям из личной выгоды, а не из-за придуманной тобой симпатии.       — Дело твоё, — поднимает руки в примирительном жесте и поднимается на ноги; как бы говорит, что поверил, а может просто притворяется. Особой разницы нет. Разговор отложен если не навсегда, то в очень дальний ящик. — Пойдём, твой кавалер наверняка уже психует.       Снимает заглушку и придержав дверь, пропускает вперед. Ведёт себя как настоящий джентльмен и только от этого показушная ревность Тсукишимы должна заиграть во всех красках.       Блондин стоит около входа в раздевалку, подперев затылком стену. Как только он заметил выходящего следом Куро, его правый глаз дёрнулся, но свои претензии он решил оставить при себе. Мудрое решение. Блондин забирает мою сумку и закидывает себе на плечо, а стоит выйти на поле крепко стискивает мою ладонь, насильно переплетая наши пальцы. Мышцы и суставы сводит от ноющей боли, но я и бровью не веду. Позже выскажу ему всё, что думаю о этой демонстрации и его отношение. Как с вещью, ей Мерлин. Хотя, возможно, для него я и правда являюсь результатом выгодной сделки, полезным приобретением; называйте как хотите, сути это не изменит.       — Ты сегодня будешь заниматься с Кагеямой? — спрашивает Кей, когда мы уже почти дошли до гостиной. Всю дорогу до этого он молча сжимал мои пальцы, не позволяя выдернуть их из его железной хватки, и слушал наш разговор с Куро.       Резко останавливаюсь, пытаясь вспомнить какой сегодня день недели, из-за чего Тсукишима больно дёргает меня за руку, едва не вывернув запястье, и с ужасом осознаю, что сегодня пятница. О Салазар, я умудрилась забыть. Куро выгибает брови, а у меня стойкое желание стукнуть себя по лбу. Молодец Акира, так держать. Продолжай строить из себя влюблённую дурочку и скоро станешь просто дурой.       — Буду. И я благополучно забыла об этом, — блондин усмехается, а Куро начинает гоготать так, как не положено в благородных семьях. Бью наглого старшекурсника по плечу и уже сама тянут своего «парня» в сторону гостиной. Хочется принять душ и переодеться, да как можно скорее.       Забираю у Кея свою сумку, почти бегом добираюсь до своей спальни, и забросив её под кровать, залетаю в чудом свободный душ. Уже через десять минут стою перед зеркалом в спальне и никак не могу оторваться от своего отражения. Смотрю, будто впервые увидела. Хотя, может быть, раньше я просто не обращала внимание на очевидное сходство. Светлые, почти белые, и прямые волосы: как у отца. Зелёные глаза, нос, губы, скулы: все досталось от отца. Характер и повадки тоже его. Как будто только он один был моим родителем. И почему-то от понимания этого накатывает сожаление — если отец всё-таки выйдет, а точнее когда, ему будет не хватать даже крошечного напоминания о маме.       — О, Акира, ты ещё тут? — в комнату заходит одна из соседок; за спиной Киры маячит её младшая сестра. Следом за ними в комнату влетает стопка книг, видимо девочка совсем не справляется с учёбой. — Без пяти шесть. Ты не опоздаешь?       — Тренировка затянулась, уже ухожу, — не сомневаюсь, что спрашивает из желания поскорее выгнать меня из комнаты.       Собираю волосы в хвост и быстро натягиваю на себя простое чёрное платье. Скидываю свои конспекты в сумку и, махнув рукой на прощание, выхожу из комнаты. Компания из молодых людей во главе с Куроо, Ойкавой и Тсукишимой заняли несколько диванов и кресел вокруг самого большого стола и уже начали трансфигурировать подручные мелочь в бокалы под огневиски. Судя по обиженным мордашкам некоторых девушек их в эту компанию не пригласили. Выразительно выгибаю брови, как бы спрашивая Кея, будет ли он в своей привычной манере провожать меня до библиотеки. Блондин закатывает глаза, извиняется перед своими «друзьями» и отходит со мной чуть в сторону.       — Я так понимаю, сегодня я гуляю по замку одна? — вроде бы и спрашиваю, а вроде бы упрекаю. Не то чтобы я была против таких посиделок играя его «девушку», но такое показательное пренебрежение начинает напрягать.       — Прости дорогая, сегодня я немного занят, — демонстративно проводит по волосам и скуле, хотя прекрасно знает, как я не люблю такие прикосновения. У Кея шершавые и грубые ладони; от этого его прикосновения ещё более мерзкие, чем похожее прикосновение от, скажем, Куро.       — Развлекайтесь, мальчики, — отбрасываю его ладонь, как хотела сделать уже давно, и махнув хвостом, наверняка зацепив самодовольное лицо Тсукишимы, направилась к выходу из гостиной. Для сторонних наблюдателей это обычная ссора, но, между нами, это значит намного больше. Впервые за несколько недель наших фиктивных отношений я ответила ему. Перестала быть тихой и послушной, когда ему нужно показать собственную важность.       В спину прилетает достаточно громкий возглас Футакучи, адресованный зазнавшемуся слизеринцу:       — Эй, Кей, да тебя послали!       Невнятное, но грозное рычание уже не слушаю, потому что и так сильно опаздываю. Наверное, впервые за время наших занятий.       Захожу в библиотеку, когда часы перед входом показывают десять минут седьмого. Прохожу мимо стеллажей, находя Кагеяму за своим излюбленным столом. Он отрывается от книги и поднимает на меня свой заинтересованный взгляд. Наклоняет голову, заглядывая мне за спину, и только после этого открывает рот:       — Ты без сопровождения, — говорит как будто самому себе, но слишком громко для размышлений в слух.       — Как видишь, — пожимаю плечами и сажусь на стоящий рядом стул. С окна сразу начинает тянуть холодом и мне ничего не остаётся, как обновить наложенное на себя согревающие заклинание. У Кагеямы зубы стучат от холода и мне на мгновение становится его жаль. Всего мгновение, но его не хватает, чтобы сказать парню о заклинание.       Кагеяма сразу же тыкает пальцем в учебник, прося объяснить, почему для вычитанного им зелья нужен медный, а не серебряный котёл. Чуть позже спрашиваю его рецепт бодроперцовой настойки, состав которой смогу рассказать, даже если меня разбудят посреди ночи. Гриффиндорец отвечает почти без запинки и мне, на самом деле, приятно видеть, что наши с ним занятие приносят хоть какие-то плоды.       — В понедельник будет контрольная по противоядиям, прочитай ещё раз эти конспекты, — достаю из сумки несколько своих конспектов ещё с прошлого курса и кладу на стол перед гриффиндорцем и направляю на них палочку. — Джеминио!       Рядом с каждым свитком возникает его точный дубликат и такое, вроде бы обыденное, заклинание приводит в восторг хмурого брюнета. Протягиваю ему дублированные свитки, одновременно с этим уменьшая оригиналы и убирая их в сумку. Поворачиваю голову в сторону часов и понимаю, что вряд ли успею ухватить что-то со стола.       — Тебя проводить? — Кагеяма методично убирает свои вещи в сумку и спрашивает вроде бы невзначай. Никогда раньше не замечала за ним таких джентльменских наклонностей и, признаться, не хочу замечать дальше.       — Не стоит, — качаю головой изображая крайнюю степень сожаления. Словно мне и правда жаль, что обстоятельства не позволяют мне такой «вольности». — Я планирую заглянуть на кухню, чтобы просить у эльфов пару яблок.       Есть практически не хочется, даже несмотря на то, что я пропустила обед и вымоталась на тренировке. В последнее время моё тело в принципе не требует много еды. А может просто кусок в горло не лезет от всего происходящего.       — Тогда, удачи и доброй ночи!       — И тебе.       Спускаюсь в подземелье, заходя в противоположный, от нашей гостиной, коридор. Здесь находиться вход на кухню и совсем рядом гостиная этих пустоголовых пуффендуйцев. Надеюсь, мне удастся избежать встречи с кем-то вроде Хиракаты, иначе Снейпу придётся назначать мне отработки до конца семестра. Эта девица, которая даже не заслуживает своей чистой крови, раздражает меня до скрипа зубов. Если бы владела парселтангом, с радостью бы натравила дремлющего в недрах Тайной комнаты Василиска.       Эльфы, орудующие на кухне, встретили меня с неподдельной радостью. Одна эльфийка наложила мне целую тарелку куриного супа, вторая впихнула в руки тарелку с яблочным пирогом, а эльф, на ушах которого весели странные серьги, протянул кубок с горячем какао. Не знаю, каким чудом в меня всё это влезло, но все эльфы наперебой твердили о худобе и бледности, пытаясь впихнуть в меня хотя бы ещё одну порцию пирога.       В итоге, с кухни я вышла за двадцать минут до отбоя. Коридоры уже были пустые, да и в подземельях жизнь никогда не била ключом. Добираюсь до гостиной без проблем, миновав все патрули. «Тсукишима и компания» всё ещё не закончили своё пятничное развлечение и кажется не собираются. Куроо и Ойкава, прилично подвыпившие, пьяно хихикали над покрасневшими от алкоголя Футакучи и Аоне. Кей держал своё привычное надменное выражение лица, но даже отсюда видно, как лихорадочно бегают его глаза под стеклами очков.       Не успеваю завернуть в женское крыло, как с дивана раздаётся пьяное хихиканье, принадлежащие Футакучи:       — Эй, Кей, Амано вернулась!       Дергаюсь, словно в меня только что запустили Круциатусом. Кей переводит свой взгляд на меня — Салазар всемогущий! Да он же никакой! — и, чуть шатаясь, поднимается на ноги и идёт в мою сторону. Стоит отдать ему должное, что для своего состояние он идёт достаточно ровно и выглядит вполне трезвым; если забыть о запахе и взгляде.       — Так, дорогой мой, проспись для начала, а потом мы поговорим, — хватаю парня за локти, не позволяя подойти слишком близко. Не дай Мерлин это тело на меня упадёт.       Но Кей игнорирует и мои слова, и моё сопротивление. Оттесняет в сторону мужских спален, хватает за запястье и, под свист и улюлюканье своих «друзей», тянет в сторону своей спальни. Едва не задыхаюсь от гнева, но даже слов не нахожу, чтобы отчитать зарвавшегося и обнаглевшего парня. Вталкивает в свою комнату и его совершенно не волнует наличие соседей.       — Фукунага, Куними, свалите нахер! — а нет, волнует. Впервые вижу его таким. Думаю, его соседи тоже. Но парни соскакивают со своих кроватей без лишних возражений. Лишь перед тем, как закрыть дверь, Куними бросил на меня сочувствующий взгляд и скрылся в коридоре.       Отскакиваю от Тсукишимы мгновенно. Накладываю запирающее и заглушающее заклинание, а после направляю палочку на парня. Он знает, я и глазом не моргну, использовав на нём атакующее заклинание.       — Что ты хотел? — цежу сквозь плотно сжатые зубы, но палочку не опускаю. Слишком опасно ему доверять. Как повернуться к злейшему врагу спиной и отбросить всю защиту и оружие. — Если ничего, то я предпочту вернуться к себе и лечь спать.       Взгляд у блондина откровенно косой. Удивительно, что он вообще может стоять ровно. Никогда не видела, чтобы Кей так набирался, а может, для него это в новинку. В последний год я не так хорошо общалась с ним, как например с Куроо и Ойкавой. Мы выросли вместе; мы доверяем друг другу; но слишком часто мы становимся совершенно чужими.       Под моим пристальным взглядом Тсукишима не растерялся. Лишь как-то глупо улыбнулся и сделал шаг вперёд. Приподнимаю палочку, как бы намекая, что я не шучу. Но вряд ли это пьяное тело хоть что-то сейчас волнует.       — Ты такая странная, Акира, — произносит весьма чётко и с каждым словом делает шаг вперёд. Его комната довольно большая, но даже так расстояние между нами меньше полутора метра. И от этого становится страшно. Мы одни в комнате с запертой дверью и заглушкой, да ещё и Кей выше меня на добрую голову или больше. — Если я тебе так противен, то почему согласилась на сделку?       Надо же, даже у него есть чувства. Неужели всё это время его неуклюжие попытки ухаживать на людях были искренними? Не верю. Прости, но меня таким не проведёшь.       — Я согласилась на сделку, потому что хочу спасти отца, — на свой страх и риск опускаю палочку и делаю шаг к назад, упираясь спиной в стену. Кей не реагирует на эти слова, прекрасно зная, что это ещё не конец монолога. — И ты не противен мне. Есть вещи, которые мне не нравятся, и ты игнорируешь мои просьбы не делать так, как делаешь.       — Это когда это тебя что-то не устраивало? — говорит с прозрачным подтекстом. Мол давай, Акира, читай между строк.       Едва не задыхаюсь от гнева и злости. Как будто получил бладжером под дых. Открываю и закрываю рот, силясь найти хоть что-то, кроме ругательств, но на ум приходят только грязные словечки, которыми часто не брезгуют мальчишки и маглорождённые.       — Да ты, блять, совсем обнаглел? — от злости хочется взорвать всё в этой комнате, но я лишь крепко стискиваю палочку пальцами, молясь на свой самоконтроль и благоразумие. — Сколько раз я просила избавить меня от такой демонстрации отношений? Ты хотел, чтобы все поверили в нашу «любовь»? Ты это получил, не зачем придумывать поводы для новых ссор! И ты ставишь себя и свои интересы выше меня. Если ты не забыл, но с моим мнением считаются и меня уважают не за то, что вы с парнями готовы почесать кулаки защищая меня, а потому что я не пресмыкалась. Никогда и не перед кем! Даже несмотря на подпорченную репутацию семьи, кто-то рискнёт открыто идти против меня? Да они скорее соплохвоста съедят! А что делаешь ты, Кей? Прилюдно затыкаешь меня? Ты, конечно, хорошо устроился, но ты подумал, что будет со мной, когда время нашей сделки истечёт?       — Это всё? — спрашивает на удивление спокойно и вполне осознано. И только сейчас понимаю, что все это время кричала. То ли действительно накопилось, то ли просто сказалась усталость за прошедшие месяцы.       — Нет, —хмурюсь и немного стесняюсь того, что хочу сказать. — Твои прикосновения… Ты бываешь весьма груб. Если ты хочешь поиграть на публику, то делай это как-то мягче. Согласись, если меня однажды перекосит, то правда вскроется.       — Ладно, — соглашается на удивление просто и садиться на свою кровать. Снимает очки, пряча лицо в своих ладонях. И я всё ещё не понимаю, как при таком запахе и довольно-таки петляющей походке он может так здраво мыслить. Прямо как трезвый. — Я тебя понял.       Всё. Финиш. Запал пропал, а вся злость куда-то исчезла. Неужели стоило выговориться, чтобы почувствовать такое странное и приятное опустошение внутри. Словно грузу, давно тянувшему на дно, обрубили трос.       — Иди сюда, — говорит тихо, немного хрипло. Убирает руки от лица и протягивает мне одну из своих больших ладоней. Выгибаю брови, всем своим видом показывая своё непонимание. Кей усмехается, немного грустно, и встаёт на ноги. — Во имя Салазара, просто дай руку.       Отталкиваюсь от стены и с опаской вкладываю свою ладонь в его. К моему удивлению тянет на себя не резко — как делала до этого — а мягко и плавно, почти играючи. Разворачивает наши ладони и как бы говорит: давай, подыграй. Позволяю переплести наши пальцы, непривычно мягко и аккуратно; будто на пробу. Его рука мягко касается талии, но не сжимает до синяков. Прислушиваюсь к своим ощущениям и ничего. Нет никакого бешенного биения сердца и бабочек в животе. Да, прикосновения самую малость приятны, но это немного не то, что хочет почувствовать любая девушка. Тем временем Кей наклоняется ниже, и мне приходится поднять голову, чтобы не считать ворсинки на его свитере. Наши лбы соприкасаются, потом носы и вот мгновение, а его губы уже накрывают мои.       Не люблю его поцелуи. Хотя как будто у меня было много опыта до него. Но они слишком грубые, властные и болезненные. От них сводит скулы и болят прокушенные губы. Поцелуи Тсукишимы — это боль и послевкусие металла на языке.       Но сейчас почему-то всё иначе. Его губы касаются моих совсем мягко и ненавязчиво. Будто пробуют, узнают. Он как будто спрашивает; это выбивает из колеи. Отвечаю так же мягко и Кей, совсем не в своей манере, мягко сминает мои губы и лишь едва касается их языком. Так непривычно, что даже ноги начинают подкашиваться.       Прекращается этот странный поцелуй так же быстро, как начался. Кей все ещё держит меня за талию, но уже аккуратно высвобождает вторую ладонь и, стянув резинку с волос, начинаем мягко массировать макушку. Как с ребёнком. Но это и правда лучше того, что было сегодня днём, вчера вечером и все прошедшие недели.       — В следующий раз, говори сразу.       — Хорошо.

***

      Сегодняшний вечер обещал быть тихим. Кагеяма застрял на тренировке, потому что сегодня у них важная тренировка и всё такое, поэтому коротаю свой вечер сидя за домашним заданием по ЗОТИ и прикидываю на сколько оценит мои познания в области Непростительных бывший аврор.       «Отношения» с Кеем уже неделю кажутся вполне нормальными. После той пятничной стычки — когда он, сволочь такая, притворился пьяным, чтобы вывести меня на конфликт — начал более серьёзно подходить к нашей сделке. Надеюсь, он не хуже меня понимает, что значит потеря репутации на Слизерине.       В гостиной на удивление тихо для пятницы, хотя обычно перед субботними матчами здесь царит страшная суматоха и это немного настораживает; не к добру это всё, ой как не к добру.       Уже заканчиваю своё эссе, когда в гостиную влетает взъерошенный и запыхавшийся Футакучи. Он быстро пробегает взглядом по комнате и найдя меня, в несколько больших шагов преодолевает расстояние между нами.       — Ойкава в больничном крыле! — выдаёт на одном дыхание, и опирается на стол, пытаясь отдышаться. Рука с занесённым пером дергается и замирает, из-за чего жирная капля чернил падает на пергамент. Даже не обращаю внимание на эту мелочь.       — Ойкава, что? — аккуратно сворачиваю свиток и убираю его в сумку. Перевожу непонимающий взгляд на парня, но он только отмахивается от этого и достаточно фамильярно хватает за запястье. Не успеваю возмутиться или выдернуть руку, как пятикурснику прилетает по пальцем от Кея сидевшего, до этого самого момента, на диване. Футакучи примирительно вскидывает ладони, но всё равно кивает в сторону выхода из гостиной. Переглядываемся и я слегка киваю, задев ладонь Тсукишими своей. Он прекрасно знает этот жест, поэтому, подхватив мою сумку, переплетает наши пальцы. Как тогда в его комнате. Мягко. Ненавязчиво.       Футакучи закатывает глаза и шипит что-то наподобие «влюблённых придурков» и выходит в коридор. Идиот, знал бы ты какая алчная подпитка у этой «любви».       До лазарета добираемся в молчание. Да и найти Ойкаву среди ширм оказалось не сложно. Около кого ещё будет столько девиц? Да и высокая фигура Куроо даёт ещё один неплохой ориентир.       Отталкиваю одну из куриц Ойкавы в сторону, чтобы иметь возможность лицезреть это холёное, искаженное страданиями лицо, но натыкаюсь лишь на виноватую улыбку. Обе его ноги загипсованы, как и правая рука. На лице множество мелких ссадин и порезов. Если он не дрался с гиппогрифом, то я не знаю, как объяснить такие раны.       — Ну и как ты умудрился так покалечиться? — спрашивает Тсукишима, чуть наклонив голову вбок. Сомневаюсь, что здесь обошлось без сторонних лиц и, парень, словно мысли читая, продолжает. — Или тебе помогли?       — Я упал, — виновато произносит шатен, пытаясь по привычке поправить волосы, но ойкает, вспомнив про гипс.       — Откуда, драккл тебя за ногу?! — рявкнула неожиданно зло, даже для самой себя. Ойкава пристыжено опустил глаза и кажется на вопрос решил не отвечать. — Ну?!       — Я выпал из совятни, — перевожу непонимающий взгляд на Куро. Мол, это шутка такая? Но брюнет отрицательно качает головой и хмурит брови. — Но я успел затормозить падение, поэтому ещё жив!       Не знаю, хвалить Ойкаву за его магический потенциал, раз он успел смягчить собственное падение; радоваться, что этот идиот выжил и отделался только переломами; или наорать, потому что чтобы выпасть из совятни нужно ой как постараться.       Запоздало доходит, что сегодня вообще-то пятница, а завтра будет первый матч сезона Слизерин-Гриффиндор. А поскольку наш ловец занял место в больничном крыле на ближайшие пару недель, то играть вместо него…       — Так, если ты здесь, то кто завтра будет играть?       Куроо насмешливо приподнимает брови, Тсукишима прыскает, а Футакучи судорожно икнув, прячет глаза. Ойкава смотрит виновато, но даже так видно искорки зависти. Мерлин, когда я соглашалась, никто не говорил, что мне действительно придётся играть.       — Ну нет!       — Да! — хором отвечают мальчишки и заговорчески перемигиваются, словно только ради этого и выдернули меня из гостиной, а не потому, что я теоретически буду волноваться за Ойкаву.       И так понятно, что мои возражения никто не примет. Проводим с Ойкавой ещё добрых полчаса и возвращаемся в подземелья. Стоит лечь в кровати, как голова становиться тяжелой, а глаза закрываются. Не помню, чтобы за последнее время у меня получалось так легко уснуть.       Поднимаюсь с кровати по внутреннему будильнику: ровно в шесть утра. Соседки ещё мирно спят и вряд ли проснуться ближайший час. Принимаю душ, пока нет очереди и одевшись выхожу в общую гостиную.       Огонь в камине уже давно погас и лишь слабый зелёный свет светильников освещает общую гостиную. Я думала, что кроме меня в такое время никто не встаёт, но я ошиблась. В кресле напротив камина устроился Сугавара. В его руках был небольшой листок, а по лежащему на подлокотнике конверту со вскрытой печатью его семьи стало понятно: пришло письмо из дома. Платиновый блондин хмурился, раз за разом перечитывая послание, и похоже совсем не замечал моего присутствия.       — Дурные вести? — спрашиваю мягко и осторожно, прекрасно зная, как порой бывают неприятны письма. Сажусь напротив парня, забравшись в кресло прямо с ногами. Сугавара даже не вздрагивает, лишь откладывает письмо в сторону и потирает глаза.       — Да уж, не добрые, — кивает и тяжело вздыхает, откинув голову на спинку кресла. — На отца совершено покушение. Его доставили в Мунго.       — Соболезную, — мне действительно жаль его отца. Жаль самого Сугавару, ведь никому не пожелаешь такой участи: смотреть как твою семью буквально вырезают на твоих глазах.       — Не стоит, — мягко улыбается, хотя что-то мне подсказывает, что за этой улыбкой кроется куда больше боли и горечи. — Тебе куда тяжелее, чем мне.       Отвечаю такой же грустной улыбкой. Действительно, его семья жива и здорова и над ней не нависло клеймо мнимого позора. Его родителей никогда не сажали в Азкабан за то, чего они не совершали.       Почему-то становится грустно. Родители Кея приедут на игру, просто потому что это первая игра сына, отец Куроо тоже обещал приехать, потому что даже в его годы в нём сохранился мальчишеский азарт и желание посмотреть на позор Гриффиндора. А мой отец… мой отец может выйти из камеры только в комнату для свиданий.       — Слушай, а у кого-то из наших есть колдокамера?       — Хм, — парень задумчиво сводит брови, наверняка перебирает в своей голове картотеку на весь наш факультет. Иначе и быть не может. — Видел недавно у второкурсника. Тебе зачем?       — Да так, кое-что хочу сделать, — усмехаюсь и очень надеюсь, что мне не выйдет эта затея боком. — Спасибо, Суга.       Пепельный блондин кивает и встаёт на ноги. Наводит палочку на камин, разжигая огонь, и бросает в конверт и его содержимое в зелёное пламя. Усмехаюсь, но ничего не говорю. Сугавара машет мне на прощание и выходит из гостиной. Наверняка решил побродить по пустому Хогвартсу. Его можно понять. Получать такие вести всегда неприятно.       Через час гостиная начинает наполняться сонными студентами. Но до завтрака есть ещё час, поэтому решаю переодеться в форму и зайти к Ойкаве перед завтраком. Вряд ли потом Куро даст много времени на сборы.       Среди шумной малышни нахожу того, о ком говорил Сугавара и прошу об одном маленьком одолжение; мальчишка просит меня о пакете конфет из «Сладкого королевства» и я охотно соглашаюсь. Невелика плата.       Переодеваюсь в форму сборной и быстро выхожу из гостиной. Коридоры ещё пустые и поэтому добраться до лазарета получается буквально за десять минут. Ойкава, на удивление, уже не спит: смотрит пустым взглядом в потолок и изредка хмурится. Наверняка сращивать кости, мышцы и сухожилия неприятный процесс.       — Ну как ты, живой?       — Как видишь, — усмехается, по привычки пытаясь развести руки в стороны, но так ожидаемо ойкает и морщится. Внимательно осматривает меня с ног до головы и как-то печально улыбается. — Тебе идёт форма.       — Я никогда не хотела выходить на поле, ты же знаешь.       — Но выйдешь, и я надеюсь ты уделаешь Тобио.       Усмехаюсь, потому что даже сейчас Ойкава не упускает возможности высказать о своей ненависти к гриффиндорцу. Хорошо хоть не вспомнил про Ушиджиму и Иваизуми. Иначе бы захлебнулся своим ядом.       — Это дело принципа, Ойкава, — старшекурсник удовлетворённо кивает и неожиданно бледнеет, увидев кого-то за моей спиной. Тоже оборачиваюсь и замечаю у входа в лазарет высокого статного мужчина. Лорд Ойкава.       Чем ближе к нам становиться мужчина, тем бледнее становится Ойкава. Не понимаю почему он боится, ведь его отец и в половину не так строг, как кажется. Конечно, если верить его рассказам и одной единственной встрече перед прошлым Рождеством.       — А вот и мой непутёвый сын, — начинает мужчина, встав напротив кровати. Он демонстративно не обращает на меня внимание, оно и понятно.       — Здравствуй отец.       Понимаю, что я совершенно лишняя здесь.       — Доброе утро, лорд Ойкава, — чуть склоняю голову, пряча насмешку.       — Мисс Амано, — кивает, словно до этого и не заметил меня. Показательно игнорирует обращение «леди», хотя после смерти матери я унаследовала её титул. Вот тебе и чистая кровь — гнилые души и показная любезность. — Не сказал бы, что утро доброе.       — Не могу не согласиться, — не имею желания оставаться здесь, ещё дольше, потому решаю быстренько ретироваться. — Рада была встрече, лорд Ойкава.       Ненавижу такие встречи: праздник лицемерия и показной вежливости. Машу Ойкаве-младшему рукой и выхожу из лазарета. Медленно иду по коридорам, стараясь максимально отсрочить завтрак. Наверняка сплетни уже разлетелись по школе и новость о падение Ойкавы не слышал разве что глухой.       Так и получается. Когда вхожу в Большой зал гул на несколько секунд стихает, превращаясь в такое знакомое гнетущее молчание, но едва ли обращаю на это внимание. Направляюсь к столу факультета и сажусь рядом с Куро. Он дружески хлопает меня по плечу, подтолкнув ко мне кубок с какао. Есть не хочется, но хоть притуплю ноющую боль в желудке.       — А где Кей?       — Когда я уходил, он только шел в душ, — Тсукишима та ещё копуша, так что думаю успею перехватить его до выхода из гостиной. Всё-таки хочется успеть подловить не только Кея, но и его отца.       — Пойду, найду его, — допиваю какао в два глотка и встаю из-за стола.       — Эй, а позавтракать! — кричит недовольно вдогонку.       — Нет аппетита, — удерживаю себя от детской навязчивой идеи показать язык. Выхожу из Большого зала и почти сразу налетаю на объект своего поиска. На Кее форма сборной и на его высокой широкоплечей фигуре она смотрится весьма недурно. Сам блондин выглядит сонным и недовольным: типичное его состояние с утра.       — Отец ждёт тебя в гостиной, — без приветствий начинает он, демонстративно «клюнув» меня в лоб.       — Поняла, спасибо. — киваю и сразу отстраняюсь от блондина. Насколько я помню, лорд Тсукишима не любит ждать.       Не помню, как добралась до гостиной факультета. Просто в один момент стена перед моими глазами пропала, позволяя пройти. Сразу замечаю мистера Тсукишиму, расположившегося в кресле у камина. Его дорогая мантия была снята и положена на подлокотник. Ни капельки не изменился за пять лет, что я его не видела.       — Мистер Тсукишима, — протягиваю мужчине ладонь, и он уверенно отвечает на рукопожатие.       — Акира, доброе утро, — мужчина тепло улыбается, слегка показав кромку зубов. Ставит на колени кейс для бумаг и взмахом палочки извлекает оттуда несколько пергаментов. — У нас не так много времени, так что давай сразу к делу. Я изучил материалы дела Ичиро и мне совершенно не ясно, на каком основание его признали виновным. Твой отец проходил допрос на Вертисариуме и предоставлял свои воспоминания суду, но ему всё равно назначил двадцать лет Азкабана, а недавно и высшую меру наказания.       — Почему? Прямых доказательств нет.       — Нам это и предстоит выяснить.       — Не знаю, поможет вам это или нет, — вспоминаю про разговор с отцом Нишинои и понимаю, что Тсукишима-старший, как адвокат, имеет право знать. — Аврор, курировавший это дело кое-то рассказал, — мужчина кивает, как бы прося продолжить. — Как только стало ясно, что доказательств нет, с родителей должны были снять обвинения и отпустить, но по неизвестным причинам поступил приказ передать дело в Визенгамот. Источник рассказал, что в тот год в судейской коллегии была постоянная тасовка кадров, но как только дело об убийствах маглорождённых закрыли, всё прекратилось.       — Знаешь, а это уже кое-что, — мужчина делает какие-то пометки в ежедневнике и, взмахнув палочкой, собирает документы. — Мы проверим состав судейской коллегии.       — Я могу присутствовать как свидетель со стороны защиты?       — Разумеется, — мужчина кивает и собирает все свои вещи обратно в кейс. Всё прошло намного быстрее и проще, чем я могла предположить. Возможно, всё остальное он уже обсудил с отцом. — Точной даты слушания ещё нет, но ориентировочно в начале декабря.       — Спасибо, что взялись за это дело, мистер Тсукишима.       Мужчина удивленно вскидывает брови смотрит с таким недоумением, что становится неловко.       — Ичиро мой давний друг, Акира, — аккуратно начинает мужчина, встав с кресла. Дублирую его действие и начинаю чувствовать себя неловко, оказавшись, более чем на голову, ниже. — Я всегда рад ему помочь, — «оказать услугу» поправляю его у себя в голове. Мужчина смотрит на время и усмехается. — У вас скоро матч, пойдём, я тебя провожу.       — Минуту, только заберу метлу из комнаты.       Мужчина кивает, а я быстрым шагом направляюсь в спалбню. Забираю сумку и метлу и так же быстро возвращаюсь в гостиную. Тсукишима-старший кивает в сторону выхода и уже через десять минут мы оказываемся на стадионе. Мужчина кивает своему сыну, который стоит около входа в раздевалку Слизерина, и направляется в сторону трибуны, где расположена преподавательская ложа.       Надеваю мантию с номером и защиту с обувью, убираю вещи в шкафчик и, взяв метлу, выхожу к команде. Куро кивает мне ещё раз, словно говорит: «Всё хорошо, мы справимся». И уже через пару секунд повторяет стратегию. Всё просто: Гриффиндор, как бы не хотелось признавать, грозный противник, а значит всё предельно просто. Набираем очки и не даём противнику их заработать.       Куроо даёт последние наставления, произнося что-то на подобие мотивирующей речи. С трибун доносится шум, и я понимаю: пора. Занавес открывается, выпуская игроков на поле. Моя «Молния» почти урчит от удовольствия, а я вместе с ней. Мы кружим по полю, и я встречаюсь с целым ворохом удивленных лиц: Бокуто, Даичи, Танака, Нишиноя и Кагеяма. Последний, наверное, и не догадывался до последнего, что я когда-нибудь буду играть.       Мадам Трюк выходит на поле, прося игроков занять свои позиции. Мы с Кагеямой взлетаем на порядок выше и замираем напротив друг-друга. Свисток. Квоффл вводится в игру. Матч начинается.       Мяч перехватывает Бокуто, но его тут же почти сбивает Куроо, мяч вылетает из рук гриффиндорца. Его подхватывает Кей и летит к кольцам. Нишиноя не успевает закрыть левое кольцо и вуаля: десять очков Слизерину.       Слежу за обстановкой и вот, спустя пару минут, замечаю снитч. Он «порхает» буквально на другом конце поля, и я вообще удивлена, что смогла его заметить. К несчастью, Кагеяма тоже не обделён зрением. «Нимбус-2001» заметно уступает в скорости моей «Молнии» поэтому до места, где был снитч добираюсь быстрее. Золотой шарик к этому моменту нырнул вниз, из-за чего пришлось привычно спикировать вслед за ним. Снитч резко петляет вправо и я едва успеваю выровнять направление, иначе моё тельце пришлось бы отскребать от покрытой изморозью травы. Кусок красной мантии мелькает в том направлении, где исчез золотой мячик; разворачиваю метлу, заметив и саму цель, набираю скорость.       Снитч привычно меняет траекторию с безумной скоростью. Мы с Кагеямой выписывает такие пируэты, что Куро, должно быть, волосы на себе будет рвать, если хоть краем глаза отвлекался на нас. Рука Кагеямы уже тянется к снитчу, но мячик резко взлетает вверх и теряется в толпе игроков, фигурально дерущихся за квоффл. Направляю метлу туда, где только что была толпа и замираю, высматривая снитч. Фигура Кагеямы мелькает где-то слева и тут мой взгляд находит заветную цель. Прямо под Кагеямой в паре метров от земли. Всё как я люблю.       Мчусь вниз быстрее, чем успеваю анализировать происходящие. Чувствую, как около ноги на бешеной скорости проносится бладжер, едва не сбивая меня с траектории. Вытягиваю руку, чувствуя, как крохотные крылышки щекочут ладонь. До земли меньше трёх метров. Слышу крики за свистом и шумом в ушах, в последний момент сжимаю пальцы в кулак, и даже понять не успеваю, поймала или нет. Почти на инстинктах направляю метлу вверх, чувствуя, как метла зацепили сухую листву на земле. «Молнию» повело в сторону и мне потребовалось немало усилий и несколько долгих секунд, чтобы наконец-то выровнять её и взлететь. Замираю, стараясь пережить волну дрожи. Сердце стучит где-то в горле, в ушах шум, а глаза слезятся от попавшей в них пыли. Едва не убилась и рада. Да ты больная, Акира.       Всё это время правая рука была прижата к древку метлы. Чувствую, как крохотные крылышки начинают щекотать пальцы и с гордостью поднимаю руку над головой. Трибуны разрываются аплодисментами, перевожу взгляд на табло и усмехаюсь: «210-40». Ищу Куро где-то среди игроков в зелёной форме и нахожу буквально у себя над головой. В его взгляде столько эмоций, что на мгновение становиться страшно: злость, радость, гордость, смирения и ярость.       — Амано Акира, я тебя убью! — рычит Куроо, подлетев ко мне. Он едва не пышет жаром, как настоящий дракон и готов взорваться прямо сейчас.— Ты ненормальная!       —Захлопнись, дорогой, — скалюсь в ответ на его крики, и под свист мадам Трюк спускаюсь на землю. Выпускаю снитч из рук, и он покорно возвращается на своё место. Судья поздравляет с хорошей игрой и просит игроков пожать друг другу руки. Даичи и Куроо в привычной манере пытаются сломать друг другу пальцы, но остальные игроки, скрипя зубами терпят рукопожатия. Кагеяма смотрит на меня так, будто я только что воскресла после Авады, протягивая ладонь. Отвечаю на рукопожатие и улыбаюсь. Правильно, Кагеяма, так и должно было быть. Ты никогда не мог меня победить.       Команды уходят с поля в раздевалки и то, что творится в нашей можно описать только одним словом: полный кавардак. Первым свои эмоции высказывает Куро. Ему видимо не позволила гордость сказать всё, что он обо мне думает на поле, где полно учителей, родителей и гриффиндорцев.       —У тебя мозги на месте?! — рычит брюнет, наворачивая круги по раздевалке, громко стуча ногами. Остальные игроки замерли, ожидая, пока их капитан перебесится и начнёт хвалить их. Да, на фоне моей жажды острых ощущений и безумных финтов, все их мелкие промахи, да и крупные косяки, будут казаться мелочью. — Там даже полуметра не было, твоя метла зацепилась за землю! Не выровняй ты её в конце, лежала бы рядом с Ойкавой с переломанной спиной! Острых ощущений захотелось?! Так ты обращайся! С радостью скину тебя с Астрономической башни!       — Легче? — уточняю, снимая защиту. Куроо дёргается, как дикий зверь. Скалиться и багровеет от злости. Какая прелесть.       — Ты хуже Ойкавы! — рычит, с особой злостью отбрасывая нагрудник в сторону. — И да, легче.       — Неужели! — подхватываю защиту и метлу и театрально поклонившись выхожу из мужской раздевалки. Захожу в свою раздевалку, слава Салазару, я одна девушка в нашей команде и с наслаждением сбрасываю форму прямо на пол. Подхватываю полотенце и направляюсь в душевую. На водные процедуры и сборы трачу не больше пятнадцати минут и собрав все вещи, выхожу наружу. Кей в привычном жесте протягивает мне руку, и я уверенно хватаюсь за неё.       — Куроо прав, это был крайне опасно, — Тсукишима хмурится, забирает сумку с вещами и ведёт меня в сторону замка.       — Давай, скажи ещё, что и летаю я очень опасно, — усмехаюсь, прекрасно зная, что они все думают по этому поводу. Но со своей слабостью бороться тяжело. Им не понять какого: чувствовать, что секунду назад ты мог умереть. Какого это: чувствовать, как кровь шумит в ушах, а сердце пытается выпрыгнуть из клетки рёбер.       — Ты это и так знаешь. Бесполезно что-то говорить.       До самого замка болтаем ни о чём. Около главного входа встречаем мистера Тсукишиму, он прощается со мной и со своим сыном и направляется в сторону Директорской башни. Минуем скопление людей и окольными путями спускаемся в подземелья. Добираемся до гостиной факультета и стоит произнести пароль, как по ушам ударяет громкая музыка. Кто-то из старших притащил колдорадио. В общей гостиной царит непонятная мне вакханалия: все смеются, танцуют, пьют. Кто-то из команды замечает меня и сразу впихивает в руки кубок с огневиски. Не знаю за чей это счёт, но я в деле.       Кей выдергивает у меня кубок, и кивает на вещи, мол убери, потом будешь пить. Закатываю глаза, но послушно отправляюсь в комнату, оставляю там вещи и возвращаюсь. Кей уселся на один из диванов и поднял руку с кубком, чтобы «приманить» меня. Усмехаюсь, сажусь рядом с ним на подлокотник и вытягиваю ноги, закинув их сразу на его колени и колени сидящего рядом Куро.       — Ты обалдела? — Куро выгибает брови, но ноги не сбрасывает.       — В точку, друг мой, — усмехаюсь, сделав глоток из кубка.       — За Амано! — громче всех кричит Футакучи, расплескивая содержимое своего кубка на сидящего рядом Аоне. Половина присутствующих повторяют его слова и я, отсалютовав им, делаю глоток.       Огневиски даёт в голову. Кто-то постоянно наполняет мой кубок и мне становится очень легко и свободно. Мы пьём, веселимся, танцуем, снова пьем. Помню, как мы с Куро сбежали из гостиной на целый час, чтобы составить компанию скучающему в лазарете Ойкаве. Плохо помню, чем всё закончилось, но отлично помню возвращение обратно. Очередной кубок с огневиски и руки Кея на своей талии. Загробный гогот Куроо и заливистый смех старшекурсниц. Все смешалось в цветной, насыщенный и яркий, калейдоскоп.       Чувствую чьи-то руки на своём лице, открываю глаза и вижу лишь размытый образ блондина со светло-карими глазами, его горячие дыхание щекочет губы, и я осознаю, что вокруг творится. Трезвею, как по щелчку, но не могу противиться происходящему. Будто бы под «Империо».       Мы целуемся посреди таких же пьяных выходцев аристократических семей. Мы целуемся. Не тренируем игру на публику. И не играем на эту самую публику, осознавая, что мы делаем. Целуемся бессознательно, не контролируя себя. Потому что оба пьяны.       Молодец Акира. Вот они, последствия.