Иногда приятно осознавать, что некоторые вещи не меняются, несмотря ни на что. Вражда двух сильнейших факультетов, например. Привычно едкая, кипящая не только на поверхности, но и внутри. Несмотря на это Кей общается с Ямагучи, я бы даже сказала дружит. Куними часто мелькает в компании Киндаичи. А каким образом Суга умудрился вновь начать общаться с Даичи, даже представить страшно. Ещё страшнее становится, когда начинаю представлять, во что может вылиться их совместная работа. Жуть просто. И только у нас с Кагеямой всё привычно и нормально. Именно то нормально, которое и должно было быть. Презрение, кипящая под кожей ярость, обмен колкостями и язвительными фразочками, да полное отсутствие какого-либо лишнего общения.
Наши отношения вернулись к той стадии, на которой они были в начале года. И это казалось правильным. Идеальным, я бы сказала.
Так прошёл январь. Мы встречались на приёмах, на которые наши отцы брали нас. И меня даже не удивила новость, что мистер Кагеяма в прекрасных отношениях с моим отцом. И пока наши родители увлечённо беседовали, вспоминая школьные годы, молодость и прочие совершенно неинтересные нам вещи, мы с Кагеямой-младшим обменивались натянутыми фразами, процеженными сквозь плотно сжатые зубы.
По возвращению в Хогвартс наше общение и вовсе прекратилось. Произошёл сдвиг в расписание и теперь Зелья у Гриффиндора были сдвоены с Когтевраном. Необходимость в дополнительных занятиях пропала. Однако, пришлось смириться с совместной Травологией и ЗОТИ. Но это лучше, чем обязательная парная работа на Зельях.
Февраль пролетел за одно мгновение. Казалось, только вчера Снейп задал проект, который нужно выполнить к концу месяца, а Ойкава уже вырывает снитч из рук Иваизуми в последнюю субботу месяца.
В марте наконец-то потеплело. Свободные дни мы проводили на берегу Чёрного озера большой разношёрстной компанией. Настолько разношёрстной, что посиделки нередко превращались в нешуточные словесные баталии, а иногда и драки. Ойкава плохо уживался с Киндаичи и Ямагучи, мне категорически не нравилась Ячи, которая училась на одном факультете с Иваизуми и Кенмой. А Даичи иногда притаскивал с собой Бокуто и Кагеяму.
Бокуто неплохо ладил с Куро. Они гоготали над какими-то своими шуточками, обсуждали девочек и порой, общались на каком-то понятном только им языке. В такие моменты мне приходилось брать под руку Ячи, уводя куда подальше, чтобы спасти бедную девушку от неприятных ей, да и мне, разговоров.
Кагеяма был отдельной историей. Он показательно игнорировал Тсукишиму и меня. Но морщился, когда на Кея набегал приступ нежности. Фыркал, когда я, выбравшись из объятий своего «парня», перебиралась поближе к Куро и Ойкаве, чтобы позже устроиться головой на коленях Куро с книгой в руках.
Как межфакультетская вражда переросла в такие, почти дружеские, сборища, мне было не понятно. Просто однажды Ойкава перестал шипеть в сторону Иваизуми, а Куро вновь начал общаться с другом детства — Кенмой.
И в какой-то момент стало тесно. Слишком много людей вокруг. Много разговоров, лишней информации и телесного контакта. И паутина, так трепетно создаваемая с первого курса, сгорала на глазах. В этой атмосфере дружбы и принятия. В пламени осознания; что различий между нами намного меньше, чем сходств.
В понимание, что плевать и Куроо и Ойкава хотели на чистоту крови и факультет. На статус родителей, отсутствие личного поместья где-то в Италии и счета с сотнями тысяч галлеонов в Гринготтсе.
На всё то, что я неизменно замечаю в людях, выбирая круг общения. Потому что так воспитали. Потому что с детства говорили о долге и подобающем круге общения. От осознания, что далеко не все чистокровные отпрыски волшебной аристократии придерживаются таких взглядов, под кожей вскипала ярость вперемешку с разочарованием.
Апрель стал долгожданным глотком свободы. Короткой отдушиной, если можно так сказать. Возвращение домой на пасхальные каникулы сотворили почти чудо. Посещение приёмов в компании отца, полёты на метле с ним вокруг семейного поместья. Его вопросы о школе, друзьях, окружение. Задней мыслью я понимала, зачем ему эта информация, но перебороть себя и не сказать, не смогла. Единственное, на что хватило сил — соврать про Кея. Сказать, что мы, как и прежде, просто друзья.
Однажды мне придётся стать разменной монетой отца. Да и разве иная участь ждёт дочерей старых ромов? Чья свадьба была новым этапом отношений, а не выгодным политическим союзом? Я не знаю таких, да и вряд ли существует иной исход. Остаётся надеяться, что человек, которого выберет мой отец, окажется не слишком омерзительным.
А май принёс с собой новый уровень межфакультетских собраний. Теперь они носили ритуальный характер и проходили каждую субботу на берегу озера, если, конечно, не был запланирован поход в Хогсмид, и среду. Большой плед, корзина с фруктами, закуски и бездонная фляга Куро.
Слава Салазару, что хоть посиделки в «Трёх мётлах» остались прежними. Изредка я звала с нами Киру, потому что в последняя время мальчишки стали совсем невыносимы. Переломный момент для всех нас пришёл вместе с идеей Куро и Бокуто, которую эти двое выдвинули, прилично напившись.
— Давайте поиграем в «было-не было»! — Бокуто заливисто расхохотался, как будто сказал очередную шутку. Куро его поддержал, наверняка из-за своих корыстных целей. Название игры мне ни о чём не сказало, как и большинству присутствующих. Скорее всего это магловская игра, с которой гриффиндорец был знаком.
— Серьёзно, Бокуто? Тебе сколько лет? — Кей усмехается, выхватив у меня из рук стакан с огневиски. Фыркаю, а Бокуто слишком показательно игнорирует блондина. Оно и правильно.
— В чём заключается суть?
— Всё просто, дорогая, — когда Куро действительно напивался, он начинал использовать это приторное обращение. Кей каждый раз хмурится, но уже давно смирился с тем, что Куро плевать на его претензии и лживые права на меня. — Каждый по очереди говорит, что он не делал, а если кто-то это делал, то он загибает палец. Кто первый загнёт пять пальцев, выполняет желание.
Собственно, с этой безобидной игры началось нечто, не поддающиеся здравой логике и смыслу.
— Я начну, — Куро сделал глоток из своего стакана, вытянувшись на наколдованных им подушках. — Я никогда не ужинал с Крамом.
— Спасибо, Куро, — едко улыбаюсь другу, загнув палец.
Тут же наперебой посыпались вопросы о том, как так получилось, сколько мне это стоило и когда это было. Чтобы утихомирить парней потребовалось добрых десять минут.
Отыгрываюсь на Куро моментально. Слишком много знаю о его приключения в школе и за её пределами.
— Меня никогда не ловил староста перед отбоем… — Куро усмехается, показательно оттопырив палец. Его действительно не ловили до отбоя просто так. Да и о том, что его ловили знает только Ойкава, Ушиджима — который, собственно и поймал, и я. Вскидываю ладони, как бы говоря, что это ещё не всё. Куро выгибает брови, почти посылая мне мысль о том, что я вряд ли выиграю эту войну. — За занятием сексом.
Парни начинают весело улюлюкать, поднимая свои бокалы. Куро фыркает, загнув палец. К нему присоединяется сразу трое: Ойкава, Бокуто и Футакучи. Кей усмехается мне макушку, покрепче прижав мою спину к своему торсу. Тсукишима присоединяется к моей затеи, завалить Куро. Поэтому он говорит, что никогда не проигрывал Кагеяме. Все действующие игроки зло зыркнули в сторону блондина, загнув по пальцу. Участь обошла лишь сборную Гриффиндора, кроме Киндаичи. Что меня немало удивило.
В итоге, в первом круге все благополучно валят Куро. Так уж получилось, что, когда очередь дошла до Ойкавы, у нас с Куро было по четыре загнутых пальца. Уж не знаю, кого из нас хотел завалить этот хитрый змей, но мне явно повезло.
— Я никогда не спаивал друзей.
Куро раздражённо стучит сжатым кулаком по земле и это выглядит чертовски комично.
— Поцелуй того из присутствующих, кто меньше всего тебя привлекает. И без увёрток мой друг!
Парни сначала загалдели, а потом до них дошло, что из девушек присутствую только я и Ячи, а Ойкава явно имел ввиду платонические аспект. Правда в том, что из всех присутствующих только я и Ойкава знаем, что Куро плевать хотел на пол партнёра. Усмехаюсь, когда все резко замолкают, направив на слизеринца напряжённые взгляды. Куро наигранно печально вздыхает, внимательно оглядев каждого.
— Что же, прости Кей.
Чувствую, как напрягся парень за моей спиной. Сбоку загоготал Бокуто и прыснул Ойкава. Куро потянулся к нам, а Кей весь сжался, как пружина, явно недовольный таким положением дел. Но вместо того, чтобы поцеловать его, как и было оговорено, он похлопал блондина по плечу. Его лицо мгновенно возникло напротив моего и тут то я поняла, за что он извинялся. Пускай и так демонстративно.
Лицо Куро было напротив моего. Его тонкие рот исказила какая-то странная усмешка прежде, чем его губы накрыли мои, а рука легла на заднюю сторону шеи. Его губы были горькие от огневиски, но мягкие и умелые. Он не настаивал, просто выполнял желание своего лучшего друга в полной мере. Несмело отвечаю, приоткрыв рот, позволяя ему углубить поцелуй. Мои руки находят его плечи, сжимая то ли в попытке оттолкнуть, то ли прижать ближе.
Целоваться с Куро оказалось странно. Ещё страннее, чем с Кеем. Куро мне как брат и нечто такое, совершенно не укладывается в моей голове.
Прерываю это безумие, мягко оттолкнув парня. Куро понимающе кивает, тут же приложившись к своему стакану. Повисает неловкое молчание, которое прерывает смешок со стороны Куро.
— Если вы надеялись, что я засосу эту язву, то уж простите, — он кивает Кею, чье лицо наверняка выражает крайнюю степень злости и раздражения. Чего только стоят сжатые кулаки в поле моего зрения. Брюнет щедро плескает в свой бокал огневиски, тут же залпом выпивая содержимое. — Но большего чем его, я не хочу свою сестру.
Салютую ему своим бокалом, проигнорировав напрягшегося за спиной Тсукишиму. Пусть подавится своей ревностью.
— Достойно, Куроо, — Даичи кивает, сделав глоток из своего бокала и в это момент что-то ломается в сложившейся напряжённости. Иваизуми усмехается, а парни, что до этого момента были похожи на статуи, расслабляются. Только Кей остаётся напряжёнными и мне кажется, что я должна его успокоить. Мы ведь «пара» как никак.
В следующем круге Куро вознамерился отомстить Ойкаве, но каким-то непостижимым образом завалил Иваизуми. Тем не менее, Ойкаве всё равно досталось. Бедному когтевранцу — а бедному ли? — пришлось хорошенько треснуть шатена по голове. Ойкава зашипел, а на лице Иваизуми появилась такая блаженная улыбка, что стало слишком очевидно: он давно хотел стукнуть по этой пустой голове.
Следующий круг был чередой «было» для меня и всего нашего факультета. Очевидно, Даичи и Иваизуми догадались, что чем постыднее «было», тем больше вероятность завалить любого из нас.
— Я никогда не напивался до беспамятства, — признание Даичи подкосила весь наш факультет, за исключением Сугавары, да ещё Бокуто. Таким образом мне осталось загнуть один палец, чтобы выполнить желание того, кто угадает очередной мой грешок. И пусть это будет Кагеяма, который замыкает круг, чем Куро, который его открывает.
— Я никогда не попадался декану факультета после отбоя.
Ойкава закатывает глаза, загнув палец. К нему присоединяется Бокуто, Даичи, Иваизуми и даже Ячи. Таким образом настала очередь Куро. Мерлин, судя по его гадкой улыбочке он что-то задумал.
— Я никогда не пил кофе с главой Аврората, — усмехается, наблюдая за тем, как я, Кей и Даичи загибаем пальцы.
— Подло Куро, очень подло.
Друг лишь хитренько улыбается, скосив взгляд влево. Ох Куро, ты неисправим.
— Поцелуй того, кто тебя больше всех бесит.
Усмехаюсь, понимая, что игра, наверное, рассчитана на честных людей. А я человек далеко не честный. Отставляю свой пустой бокал в сторону, и разворачиваюсь на месте, перекинув ноги через вытянутую ногу Кея. Мягко провожу пальцами по колючему подбородку, а затем вплетаю пальцы в волосы на загривке. Кей усмехается и сам тянется за поцелуем. Не таким неожиданным, как с Куро, но не менее странным. До боли привычным и знакомым, но все ещё странным.
— Ты слишком мягок, Куро, — недовольно ворчит Футакучи, закинув в рот целую горстку орехов. — На это я могу в гостиной посмотреть.
— И на тренировке, — вторит Ойкава, увернувшись от кинутой в него подушки.
— Или в комнате, —дополняет Куними, криво усмехнувшись.
— Я надеялся, что это будешь ты или Кагеяма, — Футакучи закатывает глаза в ответ на слова Куро, а Кагеяма заливается краской. Наверняка от злости.
— Так значит я тебя бешу? — шепчет Кей на ухо, но достаточно громко. Чтобы всем заинтересованным был прекрасно слышен наш диалог. В его тоне нет злости, только непонятная мне умиротворённость. Его истинные чувства прекрасно сочетаются с моей игрой, убеждая всех присутствующих в правдивости наших отношений.
— Не представляешь на сколько,
дорогой.
Такой ответ его вполне устраивает.
В следующем круге не играю, выбравшись из объятий Кея, чтобы проветриться. Возвращаюсь аккурат к тому моменту, когда Даичи завалил Кея. Слава Салазару, у гриффиндорца в плане желаний оказалась скудная фантазия, и Кею в течении пяти минут пришлось изображать вой оборотня.
Бокуто и Куро смеялись громче всех, молотя руками по покрывалу. Футакучи гаденько хихикал, подбрасывая яблоко в руке. Куними спрятал усмешку за своим бокалом, а я лишь закатила глаза, сев около Куро, чтобы лечь на его подушки. Остальные старательно держали свой смех при себе, явно не рискуя смеяться так же открыто, как слизеринцы.
В следующем круге проигрывает Кагеяма. Куро гаденько хихикает, трёт руки, даже не подавляя маниакальный блеск в глазах.
— Скажи на милость, почему все твои желания так или иначе связаны с поцелуями? — Иваизуми хмурится, отставив свой бокал в сторону. Возможно, потому что тоже чувствует, что следующее желание Куро может выйти за все грани.
— Потому что это познавательно, — отвечает трезво и вполне серьёзно. — К тому же, поцелуи это хороший способ познакомится поближе и…
— Давай без тирады о том, как это важно, перецеловать половину школы, Куро, — фыркаю, легонько толкнув его в плечо. — А в твоём случаи не только перецеловать.
Брюнет хмыкнул, протянув мне фляжку, чтобы я наполнила свой бокал сама. Какая радость, что он решил не строить из себя джентльмена. Кагеяма храбро вскидывает подбородок, немо прося закончить эту пытку побыстрее. Ох Кагеяма, не знаю, храбрость это или глупость. Опасно так явно бросать вызов Куроо.
— Вижу, ты готов ко всему, — улыбается, почти по-доброму. А меня дрожь берёт от этой улыбки. Знакомая настолько, что даже руки начинают дрожать. — Раз мы заговорили о поцелуях… Хм, поцелуй человека, которого ненавидишь.
Все замолкают, боязливо посматривая на встретившихся взглядами Кагеяму и Тсукишиму. То, что они ненавидят друг друга знают буквально всех: от первокурсников до преподавателей. Кагеяма хмурится, сжимает кулаки, но покорно идёт в нашу сторону. Кей тоже хмурится, наверняка готовясь съездить гриффиндорцу по лицу после этого. Но тут случается нечто неожиданное.
Наклоняется он не к Кею, а ко мне. Сердце пропускает удар. В его темных глазах плещется столько обиды и злости, что не удивительно, что пошёл он ко мне. На Кея он смотрит с меньшей злобой. Вскидываю руки, как бы говоря, что всё нормально, но он лишь больно хватает за запястья, наверняка сжав до синяков, и грубо сминает мои губы своими. Сдавленно мычу в поцелуй, а он пользуется этим, чтобы углубить это насилие, которое лишь отдалённо напоминает поцелуй.
Заканчивается быстрее, чем успеваю понять. Рефлекторно подношу пальцы к саднящей губе, проверяя её целостность. Хочется верить, но тёплая влага на пальцах опровергла мои надежды. Этот зверь, по-настоящему, меня покусал. Когда волна ступора проходит, Кагеяма уже обходит меня, демонстративно сплюнув на траву, и садиться на своё место, приложившись к содержимому своего стакана.
В ту же секунду Куро отталкивает меня в сторону чтобы успеть схватить Кея за плечи, а с другой стороны уже подлетает Бокуто, заломив руки за спиной. Кей едва не загорается от собственной злобы, а моих последних сил хватает только на то, чтобы встать напротив него, чуть потеснив Куро, обхватив его лицо ладонями, как делал он в канун Рождества.
— Посмотри на меня, Кей, — говорю спокойно и холодно, не давая своему голосу сорваться на предательскую дрожь. Тсукишима меня игнорирует, рычит, вырывается и едва не сбрасывает руки Куро. Все вокруг замолкают, вытягиваясь как по струнке, наблюдая за представлением, что так умело разыграл Куро. — Посмотри. На. Меня. Я в порядке, слышишь?
Поднимает глаза и ярости в них постепенно сходит на нет. Появляется знакомая отстранённость и осознанность.
— Если парни тебя сейчас отпустят, ты сядешь на место и успокоишься?
Кивает, уже более осознанно. Прикрываю глаза, мысленно досчитав до пяти и вновь открываю, кивнув сначала Куро, а потом Бокуто. Кей потирает запястья, но покорно садиться обратно на подушки, протягивает мне ладонь, приглашая сесть рядом.
Умом понимаю, что сейчас должна остаться рядом с ним. Проследить, чтобы он снова не попытался начать драку или что похуже. Но не могу заставить себя это сделать. Мотаю головой, и подхватив свой бокал, превращаю его в небольшую бутылку. Протягиваю её Куро и он, поняв всё без слов, наполняет её, закупорив горлышко наколдованной им пробкой.
— Пойду прогуляюсь, — забираю протянутую Куро бутылку и ухожу, медленно переставляя ноги вдоль каменной полосы берега Черного озера. Отойдя достаточно далеко от компании, сажусь прямо на землю, откупорив бутылку с огневиски.
А это, оказывается, больно.
Знать, что человек, к которому ты в какой-то степени привязался, тебя ненавидит. Куро хотел поиздеваться над Кеем, а в итоге сделал ситуацию для нас троих ещё хуже, чем было.
***
Синяки на руках не сходили неделю. Сначала это были просто покраснения, к вечеру запястья потемнели, а утром четко прорисовывались темно-синие, почти чёрные, отпечатки пальцев. Всю неделю синяки медленно желтели, сходя на нет и к утру субботы, представляли собой зеленовато-желтые пятнышки.
Обида душила, как бы странно это не звучало. Не важно, насколько сильна была злость, очень низко со стороны Кагеямы выплескивать её так, ещё и на том, кто от природы физически слабее. На сдвоенном с Гриффиндором ЗОТИ в середине недели, закатываю рукава рубашки, только потому что так удобнее вести дуэль, а не потому, что эта дуэль была с Кагеямой. Нет. Совсем не поэтому.
Грюм дал чёткую инструкцию: вывести из строя оппонента. Но не сказал, как именно.
«Фумос» — навожу палочку на Кагеяму, мысленно произнося заклинание. Какой толк от дуэли, если твой противник знает, какое заклятие ты используешь. Помещение тут же заволокло дымом, мешая гриффиндорцу не только прицелиться, но и просто разглядеть меня. Уворачиваюсь от брошенного, почти удачно, «Экспеллиармуса» и тут же направляю палочку в то место, откуда прилетело заклинание.
— Флиппендо!
Надо же, заклинание достигает цели, так как до слуха доносится звук падения и приглушённые ругательства. В ответ прилетает что-то отдалённо напоминающее «Левикорпус», но так ожидаемо мимо.
— Экспеллиармус! — палочка Кагеямы отлетает в сторону, вижу это движение, сквозь рассеявшийся дым. Но этого кажется слишком мало. — Инкарцеро!
Руки парня обвивают путы, не позволяющие добраться до палочки.
— Браво, Амано, — бывший аврор фыркает и это можно считать высшей похвалой. — Снимите верёвки с одноклассника и можете садится.
Вместо того, чтобы просто отменить заклинание подхожу ближе, чтобы взглянуть в глаза Кагеямы. Стоит достаточно приблизиться, как вся гамма эмоций почти выплёскивается на меня: разочарование, боль, раздражение. Какая жалость, что мне всё равно. Разрезаю верёвки взмахом палочки, приблизившись к гриффиндорцу непозволительно близко.
— Забавно не правда ли? — поднимает глаза и почти физически чувствую, то унижение, что он сейчас испытывает. Правильно. Давись им. — Забавно, что, будучи магом можно причинить боль, просто зная достаточное количество заклинаний.
Раздражение не утихло, но стало несколько легче.
После того случая перестаю приходить по средам и субботам на озеро. В среду прячусь в библиотеке, а в пятницу вечером набираю побольше книг, а субботним утром ухожу на берег озера, демонстративно обложившись фолиантами. В первую субботу меня пытались вернуть на «искомое место» Кей и Куро. Во вторую прислали Иваизуми и Ойкаву. В третий раз они даже не стали пытаться.
После третьего раза перестаю приходить на озеро. Каждый день поднимаюсь на Астрономическую башню и просто смотрю, как солнце заходит за горизонт.
Куро ещё долго просит прощение за свою выходку. Киваю, изредка говорю, чтобы он забыл уже об этом. Не понимаю, почему он чувствует себя виноватым, ведь его вины почти нет. Да и не случилось ничего слишком странного. Просто всё вернулось к истокам. Во всех смыслах и отношениях.
Все ещё играю счастливую девушку Тсукишимы, но с каждым разом это становится всё утомительнее. Кей бегает за мной, словно я уже давно дала согласие на правдивые отношения с ним. Это утомляет и не вызывает ничего кроме бессильной злости и раздражения.
Так проходит май и незаметно подкрадывается июнь. Становится совсем не до развлечений из-за череды экзаменов. Кира заваливала вопросами, просила подтянуть по тем или иным предметам, слишком часто к ней начал присоединяться Куними и Киндаичи. Только вот не помню, чтобы за мной водилась тяга к благотворительности. Да и «помогла» уже на свою голову. Ретируюсь он однокурсников в библиотеку, прикрывшись старыми фолиантами на своём привычном месте, прямо сказав, что и сама не готова. Пускай, по правде говоря, всё совсем наоборот. Готова даже больше, чем будет спрашивать школьная программа. Знаю даже несколько больше, чем положено знать на четвёртом курсе. Но этого им знать не обязательно.
А потом воля случая сталкивает нас с Кагеямой на отработке у Снейпа. Гриффиндорец, судя по рассказу Киндаичи, спалил котёл, а я просто попалась декану после отбоя, когда он был в плохом настроение.
Профессор смотрел на нас так, будто ему хотелось от нас поскорее избавиться. А может так и было.
— Приберитесь в кладовой со стеклянной посудой и можете быть свободны, — произнёс Снейп замогильным голосом, скрывшись в своём кабинете. Киваю, уже ушедшему профессору, направившись в сторону, где, если мне не изменяет память, должна быть искомая комната.
«Прибраться» у Снейпа — значит отсортировать, починить по возможности, и почистить. Но даже так, нас могли заставить сортировать его картотеку зелий или прибраться в кладовой с ингредиентами. Что из этого хуже, даже не знаю.
Зажигаю свечи в кладовой, и дохожу примерно до середины комнаты чтобы оценить масштаб работы, и всё оказывается не так уж плохо. Кажется, все эти колбы и пробирки, стоят на своих местах. Уже половину работы делать не нужно.
— Предлагаю разделиться, я хочу уйти отсюда поскорее, — поворачиваюсь к своему вынужденному коллеге и понимаю, что он даже не смотрит на меня. Стоит около входа в помещение и смотрит куда-то сквозь полки. — Эй, Кагеяма! Ты слушаешь?
Кивает, а я фыркают в ответ.
— Отлично. Тогда ты ищешь и чинишь битое стекло с левой стороны, а я с правой.
Снова кивает, доставая палочку из кармана мантии. Пожимаю плечами, двигаясь вдоль стеллажей, изредка восстанавливая разбитые сосуды простеньким «Репаро». Проходит не больше часа прежде, чем мы сталкиваемся в конце комнаты, закончив со своей частью работы. Накладываю очищающее заклинание на всю комнату, за что сразу же расплачиваюсь головной болью и дрожью в теле. Кагеяма этого не замечает, повернувшись ко мне спиной, а я незаметно опираюсь на стену, спрятав трясущиеся руки в карманы мантии.
— Я скажу, профессору, что мы закончили, — давай, Кагеяма уходи. Но брюнет не уходит, остаётся на прежнем месте и немного сутулится. Не хочу гадать, что это значит. Я просто хочу вернуться в комнату и заснуть. Может быть до завтрашнего обеда.
— Я должен извинится.
— Перед кем и за что? — усмехаюсь, сжав древко палочки неверными пальцами. Меня откровенно пугают его перемены в настроение. Как будто пройдёт мгновение, и он попытается растерзать меня. Вновь.
— Я… Ты ведь из-за моего поступка перестала приходить на озеро…
Из горла вырывается непонятный булькающий звук. Затем тихий смешок. А через мгновение удержать смех становится невозможно. Сгибаюсь почти пополам, схватившись за живот. Глаза слезятся, а из горла вырывается такой замогильный гогот, что даже Куро с Бокуто могут позавидовать. Не знаю, откуда в нём настолько уверенности, что поцелуй с ним стал причиной, но звучит это весьма нелепо.
— Не переоценивай собственную важность, — стоит просмеяться, как голос вновь становится привычно холодным. — У меня есть свои причины не приходить, и ты не входишь в их список.
Поворачивается ко мне лицом и на дне его тёмных глаз вижу уже знакомое мне чувство вины. Прости Кагеяма Тобио, но в этот раз я не попадусь на это лживое раскаяние.
Выдерживаю его взгляд с минуту, а после вытащив руки из карманов мантии направляюсь в сторону выхода. Думаю, на этом наш разговор окончен.
— Я тебя не ненавижу, я просто…
Замираю, так и не дойдя до двери. Внутри вскипает самая настоящая ярость такой силы, что магия начинает трещать на кончиках пальцев. Того гляди, разобьёт всё окружающее нас стекло.
— Что: «просто»? — голос обманчиво ласков и спокоен. Так бывает, когда хочется убить кого-то, почти буквально. Не просто накричать или запустить неприятным проклятием, а подойти и самолично свернуть шею.
— Это желание и чёртов Тсукишима, у меня не было выбора…
Отводит взгляд, но не от смущения. Очевидная и наскоро придуманная ложь режет взгляд и слух. Это нервирует. Он никогда не умел врать; всегда говорил и делала то, что думал. Кагеяма простой, без всех увёрток и ужимок змея. Может и не просто так он попал на Гриффиндор. Может быть я зря все эти годы упрямо верила в то, что он похож на нас.
— Не нужно лгать, Кагеяма, — ноги ватные, но магия, будь она не ладна, остро требует выхода. Боюсь сделать даже шаг: вдруг заискрится? — Я видела твой взгляд. Мои запястья, — неопределённо взмахиваю руками, позволяя рукавам мантии оголить тонкие запястья. — И мой рот, — кривлю губы в оскале, демонстрируя сечку, что так и не зажила полноценно, оставшись крохотным шрамом на нижней губе. Как напоминание о собственной глупости. — Помнят всё. Ты хотел причинить боль, выместить злость и разочарование.
— Акира, мне правда жаль!
— Пустое, Кагеяма, — осаждаю на удивление мягко. И куда делось всё раздражение. — Мне не нужно твоё сожаление или раскаяние. Но позволь дать тебе совет, — неуверенно качает головой, не давая чёткого ответа. Ну и пусть. — Ненависть слишком сильное чувство. Не стоит так легко им разбрасываться — цена расплаты слишком велика.
Отворачиваюсь от гриффиндорца, широкими шагами направляюсь к выходу. Бессмысленный разговор.
— Акира!
Игнорирую, направляясь к выходу.
— Акира! — прилетает в спину ещё раз, но я уже не хочу с ним разговаривать. Да и вряд ли хотела.
Пусть всё возвращается к истокам. К привычной пучине ненависти и злости. Пусть так, чем получать нож в спину. Лучше, чем пожинать плоды своей же глупости.
***
Экзамены в конце года всегда нагоняют тоску. Даже несмотря на то, что по всем предметам стоит оценка: «Превосходно».
Праздничный пир всегда заканчивается вечеринкой в общей гостиной. И если раньше нам туда дорога была заказана по возрасту, теперь же, мы попадаем под категорию, которую старшекурсники именуют: «Уже можно».
Мы с Кеем сидим на одном из центральных диванов, наблюдая за тем, как Куро пританцовывая наливает в бокалы огневиски. Он, так же, как и я, сдал всё на высшую отметку, чем и кичился перед Ойкавой, которому Грюм поставил «Выше Ожидаемого». Кея завалила МакГонагалл, поставив: «Выше Ожидаемого».
Куро не так уж непрозрачно намекнул, чьи кандидатуру выдвинул Ойкава на пост новых старост факультета. Не знаю, как наш декан отреагировал на его заявление, но что-то мне подсказывает, что пора готовится морально к тому, что ждёт в следующем году. В конечном итоге, наверняка Ойкава станет новым старостой школы. Каким бы растяпой он не был, но свои обязанности исполняет на отлично.
Рука Кея привычно лежала на моём плече, из-за чего у меня, наверняка, уже дёргается глаз. Его стремление заявить свои права раздражает, и я всё жду не дождусь того момента, когда мне хватит сил сказать ему, что пора заканчивать эти игры. Видит Салазар, не ровен час, и дойдёт до того, что придётся изображать не только поцелуи. Как там Куро говорил? Перейти на новый уровень отношений? Спасибо, но этого мне точно не нужно.
— Амано, улыбнись, ты завтра вернёшься домой!
Киваю, сделав глоток и протянутого бокала и морщусь, когда жидкость обжигает горло. Отлично, очередная порция огневиски из личных запасов отца Куро. Здравствуй головная боль на утро и ощущения, что тебя едва на расщепило при аппарации. Чувство ещё незнакомое, но Куро описал последствия именно так.
Кто-то включает колдорадио. Все вокруг сбиваются в компании и вокруг нас привычно оказываются Ойкава и Куро. Постепенно подтягиваются Футакучи, Аоне и, кажется, Куними. Замечаю Киру, сиротливо зажавшуюся в угол, и подзываю к нам. Ойкава галантно уступает ей место, прошептав на ухо что-то, о чего брюнетка зарделась. Бедная Кира, кажется, сегодня она станет жертвой нашего сердцееда.
В середине всеобщего веселья у меня начинает болеть голова. Куро заметив перемену в настроение советует уйти к себе, что я и делаю. Выпиваю протянутый им стакан с водой и направляюсь в спальню.
Правда, я совсем не ожидала, что Тсукишима увяжется за мной.
Открываю дверь своей комнаты, пропуская его вперёд. Блондин оглядывается по сторонам и, найдя мою кровать, садиться на самый край. Какой приличный и застенчивый, аж тошно.
— Куроо сказал, что ты хочешь поговорить, — неуверенно поясняет, в привычном жесте заломив пальцы. Нервничает.
Вопросительно выгибаю брови, хотя едва ли удивлена такому повороту событий. Куро никогда не нравились наши, пускай и фиктивные, отношения и за последние полгода он прикладывал все усилия, чтобы их разорвать. Не знаю, что он выкинул на этот раз, но хочется верить, что сегодня его попытка увенчается успехом.
— Ох, Куро, — качаю головой, наложив заглушку на комнату.
Вдох. Выдох. Закрываю глаза, досчитав до пяти, снова открываю. Кажется всё. Я готова.
— Всё верно, Кей, — тяжело вздыхаю, опустившись на кровать Киры. Вряд ли сегодня она ей понадобится. — Нам нужно серьёзно поговорить.
Кажется, это будет слишком длинная и тяжёлая ночь.
А голова, к слову, перестала болеть.
