***
Куро лениво перебрасывал древко метлы из одной руки в другую, ожидая, пока я надену перчатки. Парень вытащил меня полетать, аргументировав это тем, что ему совсем не нравится моё осунувшееся лицо. — Ты ведь понимаешь, что поседеешь раньше, чем мы долетим до тех скал? — машу рукой в сторону ближайших скал, что чуть левее того места, где мы стоим. Куро лишь кривиться, садясь на метлу. Усмехаюсь, перекинув ногу через древко своей метлы и тут же срываюсь с места. Слышу, как Куро тоже отрывается от земли, догоняя меня. И я даже готова признать, что идея полетать над диким пляжем весьма неплохой. Прижимаюсь к метле, набирая скорость, и слышу, как Куро что-то кричит мне в спину, но не обращаю на это никакого внимания. Свист в ушах успокаивает, а раскалённый солёный воздух режет кожу на лице, заставляя буквально чувствовать себя живой. Ты чувствуешь, Акира. Понимаешь? Жива, как бы тебе не хотелось, чтобы было иначе. Направляю метлу вверх, разгоняясь до крайней скорости, и делаю мертвую петлю, чтобы мгновением позже спикировать вниз. Но только я не управляю метлой. Просто падаю. Позволяю себе болтаться в воздухе, наблюдая как острые скалы неумолимо приближаются. Ещё десять секунд и моя жизнь оборвётся. Усмехаюсь, перехватываю древко метлы негнущимися пальцами и в самый последний момент выравниваю метлу, мазанув прутьями по выступающему краю скалы. Метлу ведёт в сторону, да так ощутимо, что даже понять не успеваю, как перекручиваюсь несколько раз вокруг собственной оси и останавливаюсь, замерев в нескольких метрах над поверхностью воды. Замираю и никак не могу отдышаться. Всё тело трясёт, как в лихорадке, если не хуже, глаза слезятся, в ушах шумит кровь. Сердце стучит так, будто сейчас оно проломит ребра и сбежит, негодуя от ненормальности владельца тела. Усмехаюсь, сначала только краешками губ, но затем начинаю смеяться громко-громко, не особо понимая почему. — Ты совсем с головой не дружишь, да? — устало интересуется Куро, остановившись напротив. В его глазах отчетливо застыла ярость и испуг. Он яростно трёт переносицу, и я замечаю, как сильно дрожат его руки. Испугался ведь. Поверил, что я так легко позволю себе умереть. — Я ожидал нечто подобное, если честно. — Я тоже, не переживай, — фыркаю, наконец-то перестав смеяться. На тело опускается почти свинцовая усталость, но упрямо молчу, не желая показывать свою слабость ещё больше, чем есть сейчас. — Мы обратно? Или ты готов продолжать? — Ну нет, Амано, я не собираюсь становиться седым в семнадцать лет. Полетели домой. Неохотно киваю, но разворачиваю метлу в сторону дома. Долетаем за десять минут и ни слова не сказав заходим в вестибюль. Перед нами тут же возникает служанка, что-то нервно и быстро говоря Куро на испанском. Брюнет хмурится и кивнув, отсылает девушку. — У нас гости, — говорит таким тоном, что вся плачевность и серьёзность ситуации всплывает на поверхность. — Они прибыли давно, так что придётся идти так. Оглядываю его со всех сторон: тренировочные штаны и рубашка, немного помята и влажная. Волосы торчат во все сторону ещё больше обычного. Наверное, я выгляжу не многим лучше— в коротком голубом комбинезоне, что явно не предназначен для официальных встреч — если не хуже. Неохотно киваю, но покорно следую за Куро в гостиную. — Только не нервничай, — шепчет прежде, чем открыть дверь, чтобы пропустить меня вперёд. — Добрый день господа, прошу простить наше опоздание и неподобающий вид, мы не ждали сегодня гостей. Хочется сказать не ждали совсем, но я упрямо молчу, смотря на пятерых «гостей». Лорд Тсукишима, нотариус семьи, лорд Кагеяма с сыном и, судя по нашивке на мантии, официальный представитель Аврората. Что же, кажется, всё закончилось. Не в нашу пользу. — Вы дочь Ичиро Амано, я полагаю? — Всё верно, — киваю, садясь в единственное свободное кресло. Аккурат напротив собеседника. — Чем могу помочь? — Моё имя Томас Янг, мисс Амано, — имя и фамилия ни о чём не говорят, поэтому благополучно пропускаю их мимо ушей. — Я курирую дело вашего отца. Мне нужно задать вам несколько вопрос, но так как вы ещё несовершеннолетняя, ваш отец дал согласие на эту встречу только в присутствии близких ему лиц. С каких пор Кагеяма-младший стал близким другом отца мне очень интересно. Да и старший, если уж на то пошло. Они не были друзьями, хорошими знакомыми и не более. Сомневаюсь, что отец просто так позволил настолько посторонним лицам присутствовать на допросе. — Что вы хотите знать? — Ваш отец был арестован утром восьмого июля и сопротивления не оказал. Нам достоверно известно, что за десять дней до этого он был замечен во Франции, несколькими днями спустя в Риме, а также в Ноттинг Хилле, магловском районе, — мужчина смотрит в свои записи и читает их таким тоном, что спать хочется не меньше, чем на лекциях Бинса. — В одном из домов в Ноттинг-Хилл было совершенно убийство семьи магглорождённых волшебников, приблизительно в тоже время там был замечен и ваш отец. Можете ли вы как-то это объяснить? — Мы были втроём: Тоши, папа и я, — отвечаю на удивление спокойно и твёрдо, спрятав куда-то на дно сознания свою злость и ненависть. — Во Франции мы проверяли состояние нашего поместья и пробыли там три дня. Отец поместья не покидал и был постоянно на виду: либо со мной, либо с Тоши. Аналогичная ситуация с Италией: мы посетили поместье моей матери, которое после её смерти перешло ко мне, а также квартиру в Риме. В упомянутом вами магловском районе у нас тоже есть квартира. Мой ответ вас устроит? Или мне передать свои воспоминания, чтобы мои слова имели хоть какой-то вес? Мистер Кагеяма ухмыляется, спрятав рвущийся смех за кашлем. Складываю руки на подлокотниках, демонстрируя полную готовность исполнить своё предложение прямо сейчас; рука уже тянется к пристёгнутой к бедру палочке, как мужчина вскидывает трясущие руки, молчаливо моля прекратить этот фарс. — Я вас понял, мисс Амано, — мужчин чиркает пером в своих заметках, тут же поднимая на меня взгляд. Злой, затравленный и полный презрения. И что-то внутри от это лопается, щелкает, как сложный механизм часов или какого-то маггловского изобретения. — Скажите, когда я смогу задать вопросы вашему брату? Глаз лорда Тсукишимы дёргается, а у меня едва хватает сил не открыть рот от негодования и бессильной злобы. Мразь. Знает, что к тому моменту, когда закон позволит допрашивать Тоши, отцу уже вряд ли что-то поможет. — В середине ноября, — кивает, сделав фальшивую пометку в своем блокноте. Или как там называется эта маленькая тетрадка? — Но думаю, вы и так уже знаете это, — хмурится, непонимающее качая головой. — Да ладно вам, мистер Янг. Мы все знаем как скоро закончится это дело. — Не понимаю о чём вы… — Я могу задать вам встречный вопрос? Неохотно, но кивает. Слишком много свидетелей; он не имеет права отказать мне. Как печально. — Вы ведь магглорожденный, мистер Янг? — Это имеет значение? — выгибает бровь, явно не понимая, как я догадалась. А тут и гадать не нужно. Годы идут, а к делу об убийстве маглорождённых подходят одинаково халатно. — Вряд ли, — пожимаю плечами, скосив взгляд к окну, где всё это время стоял Куро. Парень качает головой, молча потягивая содержимое своего бокала, который наверняка принёс один из эльфов. — Что же, если у вас больше нет вопросов, думаю можно считать встречу оконченной. — Полагаю, что так, — мужчина кивает, убрав все свои скромные пожитки в сумку на плече. — Спасибо, что уделили время. — Я провожу вас, — вызывается хозяин дома, отставив свой бокал на подоконник. Аврор кивает на прощание всем присевающим и быстро выходит за дверь, едва не пихнув локтем Куро. Жду пока звук шагов стихнет и наконец-то откидываюсь на спинку кресла, полностью расслабившись. — Всё ведь предрешено? Поправьте меня, если это не так, лорд Тсукишима. Мужчина пожимает плечами, отрицательно покачав головой. — У нас ещё будет время поговорить, Акира, — мужчина поправляет очки на переносице и, кивнув семье Кагеяма, направляется в сторону двери, — Но сейчас я хочу найти своего сына, который так бесцеремонно пропал на прошлой неделе. — Вам на второй этаж, первая дверь, если подниметесь по лестнице в конце коридора. — Благодарю. С усмешкой наблюдаю, как разгневанный лорд Тсукишима идёт отчитывать своего непутёвого младшего сына и не чувствую ничего, кроме злорадного веселья. Кей был рядом, но я все ещё помню, сколько хлопот мне принесло его идиотское поведение. — Лорд Кагеяма, чем обязана? — приподнявшись со своего места, чтобы пожать мужчине руку. Игнорирую какой-то странный взгляд его сына, что спрятался за спиной отца, фигурально говоря. — Ничего существенного, — мужчина мягко улыбается, но его улыбка такая знакомая. Улыбка змея-искусителя. Он как паук, который заманивает свою жертву в паутину, а потом по капле высасывает из неё жизнь. Но теперь становиться понятно от кого у Тобио повадки, смущавшие меня столько лет. Вот он, источник всего. Говорят, сыновья похожи на своих отцов, что же, так оно и есть. — Я просто хотел убедится, что ты правильно истолкуешь слова Ичиро. — Простите? — За этим я здесь, леди Амано, — молчавший до этого нотариус почти подскочил на месте. Леди, да? Что-то мне не нравится это. — Мистер Марлоу? — Я здесь, чтобы передать вам решения вашего отца. Воздух резко покинул лёгкие, голова закружилась, как при падении, а в горле стало сухо. Это и правда падение. Падение в глубь взрослой жизни. Вот она Акира: жизнь чистокровных магов, давись этим. Ешь на завтрак, обед и ужин, осознавая, что ты разменная монета. Ешь и давись, глотая слёзы и обиду, принимай её такой, какая она есть без прикрас и брошенных едких завистливых фраз. Потому что чистая кровь — это всего лишь кровь, такая же красная, как и у других. Может быть в ней больше магии или она текла в венах великих магов, но остаётся просто жидкостью, текущей по венам и не дающей нам умереть. Кто ты решает не только кровь, но и связи, счета в банках, недвижимость, репутация. Не всё можно купить деньгами и чистотой крови. Есть вещи, за которые придётся заплатить своей жизнью и свободой. Своим будущим. Ты этого хотел, папа? Сделать свою единственную дочь козырем? Последним оплотом, что придёт к тебе на выручку? — Ознакомьтесь, пожалуйста. Мужчина протягивает мне несколько листов плотного пергамента, по краям которых выведены узоры, украшающие наш семейный герб. «Я Ичиро Изаму Амано, находясь в трезвом уме и светлой памяти, передаю всю имеющуюся в моём владение недвижимость, счета, а также бизнес, своей дочери — Акире Риоко Амано. Право на владение поместьем рода Амано, как и положено, остаётся за наследником мужского пола, моим сыном, Тоши Ичиро Амано и вступит в силу в день его свадьбы, до этого момента хозяйкой поместья будет являться моя дочь. Так же, в день свадьбы, Акира Риоко Амано, обязана передать десятую часть полученных ей счетов, некоторую недвижимость (список приложен к документу) в качестве наследства своему брату, Тоши Ичиро Амано. В случае, если моя дочь не выйдет замуж до двадцати пяти лет, всё переданное ей имущество перейдёт моему сыну, Тоши, вне зависимости от того, будет он женат или нет. Если муж моей дочери будет не чистой крови, наследство полностью перейдёт моему сыну. В случае смерти одного из наследников, всё наследство перейдёт другому. Во избежание конфликтов и попыток убийства, мои дети обязаны дать друг другу Непреложный обет (обещание, которое они должны друг-другу дать, так же прилагается). Обряд должен быть проведён не позднее, чем через два месяца, после одиннадцатого дня рождения Тоши Ичиро Амано. В противном случае всё наследство перейдёт моему младшему брату, Масао Изаму Амано. Данный документ вступает в силу в день его оглашения, отказу или правке не подлежит.» Уже видела нечто подобное, по незнанию обозвав тот документ «завещанием». Отец внёс правки, немного усовершенствовав то, что написал четыре года назад. Тогда, он ещё не знал, что его может ожидать «поцелуй». Теперь же, он словно написал завещание, слишком похожее на последнюю волю. Он уже знает, что не жилец и это пугает. Он даже не хочет бороться; просто смирился со своей участью, пустив всё на самотёк. Откладываю документ на колени, пробегая глазами по приложению. Как прозаично: мне отдают всё, при этом лишая всего. Всё верно Акира. Ты дочь семьи Амано, а значит, ты хуже вещи. Ты инструмент. Я знаю зачем здесь лорд Кагеяма. Но он и его сын не получат не кната от меня. — Не стоит беспокоиться, лорд Кагеяма, я не стану обременять вас и вашего сына связью со своей семьёй, — складываю руки на груди, стараясь скрыть предательскую дрожь. — Подпишите здесь, — Марлоу протягивает мне перо и лист пергамента. Пробегаю глазами по строкам, дрожащей рукой ставя подпись в самом конце. Вот и всё, я ознакомлена с решением отца и претензий не имею. — Все документы останутся у вас. Чуть позже мы обсудим некоторые тонкости, но это может подождать. — Я вас поняла. — Я бы хотел предложить вам выгодный брак, леди Амано, — надо же, сама любезность. — Репутация моей семьи незапятнанная. Почему бы вам не выйти замуж за моего сына? Вы отбелите свою репутацию и останетесь при наследстве. Слишком хорошо звучит, а блеск в глазах этого человека только подтверждает мою теорию о каком-то скрытом умысле. Слишком очевидно. — И что вы хотите взамен? — Пятую часть вашего наследства, леди Амано, — мой глаз нервно дёргается, и я даже не хочу это скрывать. — Не велика цена за жизнь с чистого листа, не так ли? Смотрю на мужчину и молчу. Даже не пытаюсь обдумать его предложение и просто перевожу взгляд на его сына, что спрятал взгляд за чёлкой. Он такая же разменная монета, но в отличие от меня, он не волен решать свою судьбу. Смотрю на молодого человека и понимаю, что не хочу иметь с ним ничего общего. Он умело сыграл на моих чувствах для достижения своей цели. Он попытался получить большее, чем мог себе позволить, а когда потерпел неудачу, сорвал маску дружелюбия и понимания. Стал истинной версией себя. Той, что так ненавидит Слизерин и презирает отпрыска убийц. Какого это, Тобио Кагеяма? Какого это, знать, слышать и видеть, как тебя пытаются продать твоему врагу? Той, что ты всей своей душой ненавидишь. Нравиться? Чувствуешь, что шанс отказать и найти более выгодного союзника призрачно мал? А знаешь, а пошли вы к драккловой матери! Оба! — Знаете, союз с вами и правда лучший вариант, — голос неожиданно обретает силу. Временно, но этого хватит, чтобы послать Кагеяму-старшего так далеко, как только можно. — Но, сильнее моего желания начать всё сначала, только ненависть вашего сына ко мне. — Это: «нет»? Усмехаюсь, почувствовав прилив облегчения и радости. Киваю, поднявшись на ноги, и покидаю комнату.***
Лорд Кагеяма и его сын, а также мистер Тсукишима остаются на ужин, после которого мы скрываемся в библиотеке, обсуждая материалы дела. Как я и говорила, всё уже предрешено. У отца нет алиби, кроме моих показаний, которые не несут почти никакого веса, ведь я его дочь. У отца есть мотив, нет алиби, а у суда есть свидетель, который его видел. С учётом его почти пятилетнего заключения в Азкабане, суд может назначить высшую меру наказания. Мы почти ничего не можем сделать. Они убьют его раньше, чем Тоши сможет дать показания. Отец знал, что так будет. Поэтому составил этот чёртов документ. Переписал всё на меня, чтобы не дать и шанса стервятникам оторвать кусок от денег семьи. Как прозаично, что тем самым дал им повод заручиться моей благосклонностью. Кей должен покинуть дом сегодня же. Таково решение его отца, и я не смею с ним спорить. Как и сам Кей. Он и так достаточно задержался. Мы даже не смогли нормально попрощаться, отец дёрнул его за руку, затягивая в камин. — Куро, я пойду полетаю, — бросаю другу, уже направляясь в сторону выхода из гостиной. Брюнет дернулся, захлопывая дверь перед самым моим носом. Мерзко от того, что эту сцену застали оба Кагеямы. — Ну нет, дорогая, ты не будешь летать ночью. Только не одна. Раздражённо рычу, разворачиваясь на месте, молясь, чтобы в моём взгляде была вся ненависть и злость. Потому что иначе потону в отчаяние и боли. Мне просто нужна доза страха и дрожи. Мне просто нужно почувствовать дыхание смерти, чтобы снова почувствовать себя лучше. — Тецуро, может быть, Тобио составит ей компанию? Нам с тобой всё равно есть что обсудить. Открываю рот, чтобы отказаться от такого предложения, как Куро кивает, бросив что-то о том, что убьёт Тобио, если со мной что-то случиться. Не проходит и минуты, как мы остаёмся одни. Бросаю на Кагеяму раздражённый взгляд и направляюсь к выходу из дома. Моя метла осталась в кладовой в саду. Какую метлу возьмёт этот парень мне плевать. Кагеяма следует за мной по пятам и молча берёт первую попавшуюся метлу. В пол глаза наблюдает за мной и это действует на нервы точно так же, как и его присутствие. Бесит. Одним своим существованием выводит из себя. — Мне не нужна нянька, можешь возвращаться, — бросаю через плечо, скосив взгляд на своего преследователя. — А мне не нужны проблемы, так что лети, — огрызается, сжав древко метлы так сильно, что стоит только дивиться, как он не сломал дерево пополам, а сама метла не взбунтовалась от такого пренебрежительного обращения. — Ах да, ты же прилежный папенькин сынок, — не знаю, зачем я завела этот разговор, но что-то мне подсказывает, что добром это не кончится. Кагеяма уже побагровел от злости, метая молнии взглядом. — У меня хотя бы есть отец, которого я слушаюсь, — прилетает в ответ метко и чётко. От его слов на мгновение пропадает дар речи, а позднее приходит тоска и обида. Знает же, мразь, куда бить, чтобы было больнее всего. Десять баллов, Кагеяма. Ты добил этот хреновый, даже без тебя и твоих слов, день. — Прости, вырвалось. — Оставь это. Ты сказал, что хотел. Говорю и отталкиваюсь от земли. Прижимаюсь к метле всем своим телом, набирая скорость. Я знаю, что вряд ли смогу скрыться от него, даже худо-бедно зная местность, в отличие от него. Но никто не запретит мне делать то, что у меня лучше всего получается в воздухе: взлетать, когда до смерти и полного падения остаётся всего фут. Набираю высоту, мчась над чёрной гладью моря, так далеко от берега и скал, как только можно. Вкладывая всю злость и разочарование в свой полёт. Боль, что должна была давно разорвать изнутри. Взлетаю, забыв о пресловутой гордости и позёрстве, замерев на высоте в полтора раза больше, чем Астрономическая башня. Замираю, чтобы позволить себе закричать, выпуская всё то, что сдавливало внутренности в кулак. А потом отпускаю себя, просто падая. Выравниваю метлу на середине падения, но даже не пытаюсь удержать её ровно, позволяя себе болтаться в воздухе, видя лишь смазанную серую картинку. И когда становится тошно, заставляю себя взлететь, набрать высоту и взглянув вниз, на тёмную бездну под собой, заплакать. Отпустить себя и все свои чертовы маски, потому что они не делают жизнь проще. Они делают тебя тем, кем ты должен быть. А я не хочу быть Амано! Хочу быть кем-то вроде Бокуто: быть чертовой полукровкой. Хочу просто жить, занимаясь тем, что нравится, а не бороться за каждый день своего бренного существования. Не хочу иметь столько проблем, что лежат на моих слабых плечах. Не хочу брать на себя то, что не смогу потянуть. Я была готова стать разменной монетой. Инструментом на пути к свободе. Но я невольно стала кукловодом в руках другого кукловода. Но нити, что связывают нас скоро оборвутся, бросая незадачливого новичка на произвол судьбы. Замечаю движение совсем рядом и ныряю вниз. Падаю, ударяясь всем телом о воздух и понимаю, что не вижу воды. Не понимаю, как много пролетела и когда нужно дернуть за ручку, чтобы вновь взлететь. Становится страшно. Осознание, что я впервые не знаю, когда нужно остановиться, накрывает с головой, пугая до остановки сердца. За свистом в ушах едва различаю плеск волн, дёргаю ручку на себя, пытаясь выровнять траекторию, и у меня это получается. Почти. Прутья наполовину уходят под воду, и меня просто на просто выкручивает вместе с метлой, разворачивая на месте и отбрасывая в сторону. Спина и затылок ударяются о воду, разнося по всему телу тупую боль, взрывающуюся как фейерверк в голове, и даже понять ничего не успеваю, а в нос и глотку уже забивается холодная солёная вода. Пытаюсь открыть глаза, выплыть или хотя бы шевельнуть руками. Но тело сгорает в агонии, отказываясь подчиняться. И всё что вижу перед собой — это тьма. В голове, в теле и наяву. Глупая смерть. Ожидаемая. И совсем неожиданное спасение. Кто-то дёргает меня за руку, вытаскивая из-под толщи воды. Этот «кто-то» никто иной, как перепуганный Кагеяма Тобио. Крепко перехватывает поперёк тела, затаскивая на свою метлу и что-то громко говорит, пока я хриплю и кашляю, выплевывая попавшую в носоглотку солёную воду. — Ты ненормальная?! — рычит, хорошенько встряхнув. Тело трясёт от пережитого ужаса, холодного ветра, пробирающего до самых костей, и кипящей под кожей больной радости. Мерлин всемогущий, это и правда выходит за рамки нормальности! — Точно, — усмехаюсь, потянувшись за палочкой, что пристёгнута к бедру. Тонкие кожаные ремешки намокли и теперь неприятно натирают кожу, готова поклясться, что скоро они сотрут кожу до крови. — Акцио «Молния»! Проходит с десяток секунд, прежде чем моя метла вырывается из-под воды, попадая прямо в руки. Пересаживаюсь на неё, вцепившись в ручку трясущимися руками. Несколько секунд медлю, давая себе успокоиться, а после взлетаю, махнув Кагеяме. — Ты знаешь, что тебя могут исключить за применение магии? — спрашивает, поравнявшись со мной в воздухе. Усмехаюсь, поняв, что четыре года на Гриффиндоре сделали из задиры и хулигана настоящего приверженца правил и закона. — Ты такой правильный, Кагеяма, — усмехаюсь. Неожиданно почувствовав облегчение от того, что он оказался рядом. Он спас мне жизнь, хотя мог сказать, что я сорвалась с метлы, а он не успел меня поймать. Оправдал бы это запретом на использование магии и ведь даже выговора бы не получил. Спас врага, Кагеяма? Благородно. — Но, спасибо, что вытащил меня. — Ты всегда была такой безрассудной? — Я никогда не была безрассудной, — отвечаю на удивление легко. Мы говорим на удивление легко, несмотря на то, что внутри него поселилась глубокая ненависть и злоба по отношению ко мне, а во мне засела глубока обида на него и себя: за то, что провёл и за то, что повелась. — Почему отец так заинтересован в тебе? — спрашивает, когда мы подлетаем к саду. Вскидываю брови, чуть сбавив скорость. Мне казалось, что мистер Кагеяма должен был объяснить своему сыну, почему брак со мной невероятно важен. Учитывая богатства рода Амано, нашу родословную с чистой, до самой последней капли, кровью и сами условия передачи мне наследства. — Так ты не знаешь? — отрицательно мотает головой и меня это настораживает. Правда не знает? Или же просто притворяется, так же, как и в начале года? Вновь играет на чувствах, разыгрывая невинность? — Я теперь владелица всего, что принадлежало отцу. Счета, бизнес, недвижимость. Твой отец хочет заполучить это. Алчность и прагматизм, Кагеяма. Неужели ты не знал об этой стороне чистокровных родов? — Мне не важна родословная и состояние счетов, — отвечает немного нахмурившись, а у меня горло дерёт от приступа смеха. Звучит и правда комично: Тобио Кагеяма, наследник чистокровного рода, мыслит, как типичный предатель крови. Смех, да и только! Видимо четыре года на Гриффиндоре и правда сделали своё дело: превратили типичного представителя Слизерина в весьма лояльного к чистоте крови мага среднего пошива. Это больше не тот задиристый мальчишка, с которым мы так долго воевали первые три года школы и так странно сдружились в начале прошлого года. Это совсем другой маг, отличающийся от всех нас; от меня, Куро, Кея, Ойкавы и, даже, Даичи. Он вряд ли оправдает ожидания своего отца; вряд ли станет искать себе жену ориентируясь на чистоту её крови и счета её семьи. Наверняка, он найдёт ту которую любит, заставив своих родителей принять её такой, какая она есть. А может всё это иллюзия и он такой же скользкий змей, как Куро или я. Может быть всё это хорошая игра и в голове у него тысячи планов, как воплотить идеи отца в жизнь? Может быть он истинный наследник своего рода и вскоре оправдает все мои догадки на его счёт? Быть может скоро я смогу его раскусить, увидев истинную гнилую, такую родную и привычную, личину. — Если бы твоего отца ожидала одиночная камера следующие двадцать лет, мать была мертва, а родственники грызлись за наследство, смог бы ты рассуждать так же? Ты бы общался с кем выгоднее, или с кем привычнее? Сорвалось с языка быстрее, чем удалось это осознать. Хочется запустить в себя и в Кагеяму заклинанием забвения. Интерес, пересилил здравый смысл. Потому что какая-то часть меня все ещё хочет верить в непонятно что. Мне хочется знать, что он бы выбрал «правильно» взамен «удобства». Это ведь так легко. Общаться с теми, кто с тобой на одном уровне. Это ведь так удобно, называть магглорожденных не этим принятым в Министерстве термином, а их так, как называли всегда: грязнокровками. Ведь так правильно, приглашать друзей на Рождество, зная, что они не приедут, потому что тоже знают о формальных приглашениях из вежливости. Потому что «правильно»: это ждать подвоха и ножа в спину от самых близких и быть всегда начеку. Строить хитроумные планы и думать на два шага вперёд. Как играть в шахматы. Только твой противник не на доске, а перед тобой. И противник не один; их сотни и тысячи, и против каждого ты должен выстроить стратегию, чтобы выжить. Это тяжело, совсем не укладывается в понятие «удобства», но это «правильно». — Я бы не стал жить во лжи. Если жизнь и так идёт под откос, какой смысл всё усложнять, если можно быть хоть каплю счастливее? Вот и всё. Привычная пустота и разочарование на месте того, что должно было искриться как праздничный фейерверк. Кажется, это было так ожидаемо, но почему такое чувство, будто меня вновь где-то обманули? Или же в моей жизни всегда так будет: вместо красочно расписанных планов будет появляться что-то, что превратит все надежды в труху? — Какая простая у тебя жизнь, — голос срывается на предательскую дрожь. От чего-то начинает печь глаза и сжиматься горло. Протягиваю руку, ухватившись за его плечо, словно хочу ему что-то сказать, но на деле просто хлопаю его по плечу, как часто делает это Ойкава, когда хочет похвалить Футакучи. — Держись крепко за неё, потому что счастье легко ускользает из пальцев. Одёргиваю руку и тут же ускоряюсь, оставив ошарашенного парня позади. Залетаю прямиком на балкон своей комнаты, чтобы Куро, не дай Мерлин, не увидел меня мокрой, заплаканной и вновь разбитой. Меня словно вывернули наизнанку, запустив Круциатусом сотню раз и вновь поставили на ноги. Хочется просто закрыть глаза и проснуться там, где не будет всей этой боли, постоянной борьбы за свою жизнь. Я устала бороться, устала быть сильной, устала думать наперёд и пытаться спасти того, кто не хочет быть спасённым. Я просто устала. Впервые за все прошедшие пять лет на меня свалилось всё то, что я должна была чувствовать; вся усталость и боль обострились до придела, словно сотня боггартов вырвались наружу из какого-то сундука; как будто все эти чувства много лет копились в каком-то хрупком сосуде, стенки которого так не вовремя надломились. Сажусь прямо на пол своего балкона и, закрыв лицо руками, начинаю плакать. Так, как не позволяла себе никогда: громко, навзрыд, позволяя своей магии выходить из тела: искрится на поверхности кожи яркими зелёными молниями, такими же яркими, как луч Авады. Как будто хочу заявить всем: смотрите, мне тоже можно сделать больно! Я не клинок из гоблинской стали. Да и любого можно сломать, если знать куда бить. Кагеяма не знал. Но ударил с фантастической точностью туда, где уже была трещина. Наверное, так и я должна была вести себя после всего того, что навалилось на меня. Наверное, так и должен вести себя нормальный человек. И, возможно, я начинаю в него превращаться. Прискорбно, хотелось оттянуть этот момент до последнего.