Танец на осколках

      Приготовления к балу-маскараду были полностью завершены. Столы накрыты, Большой зал украшен, а сценарий отрепетирован на десяток раз. Всё, что касалось меня, как старосты, было завершено. Поэтому без зазрения совести возвращаюсь в свою спальню, что привести себя и Киру в порядок.       У Киры было белое платье в пол с разрезами на рукавах. Как по мне слишком просто, но ей шло. Чуть завиваю волосы, чтобы они лёгкой волной струились по худым плечам и наношу неброский макияж. Ярко-красная помада и тёмные тени ей изящества не придадут. Особенно в сочитание с таким платьем. Кире идёт естественность. Она сама слишком естественная для слоя яркого макияжа и вычурных платьев.       — Мерлин, у тебя точно в родственниках вейлы нет? — девушка одаривает меня восторженным взглядом, но я и сама знаю, что выгляжу весьма недурно. Серебристое платье чуть ниже колен без рукавов и тонким мерцающем, как алмазная крошка на свету, кружевом на лифе. Волосы собраны на затылке в объёмный пучок и закреплены заколкой со множеством маленьких сверкающих камней. Даже накрасится не успела, а Кира уже начинает разбрасываться комплиментами.       — Сдаюсь, есть.       Девушка ахает, а я, воспользовавшись этим, быстро наношу теней, подвожу глаза, подкрашиваю ресницы и наношу немного блеска на губы. Кажется, что чего-то не хватает, но не могу понять чего.       — Для кого ты так прихорашиваешься?       Замираю, не сразу поняв суть вопроса. Для кого прихорашиваюсь? Что за глупый вопрос? Разве есть смысл заниматься подобным? Кому нужно, тот и сам подойдёт. Зачем завлекать кого-то, если уже завтра я буду зевать за завтраком и лениво ковырять в своей тарелке омлет?       — Для себя, — показываю девушке язык через отражение в зеркале, на что она закатывает глаза и тянется к коробке с туфлями, что лежит на покрывале возле неё. Простые белые лодочки.       — А где твоя палочка? — напрягаюсь от такого, казалось бы, невинного вопроса. Перевожу взгляд на Киру, что уже успела открыть коробку и надеть туфли. Быстро, а я и не заметила. Я бы сказала подозрительно. Усмехаюсь, но киваю на письменный стол. И ей совсем не нужно знать, что это не так. Обуваю туфли, застегнув тонкие ремешки на лодыжке и всем своим видом показываю, что теперь я точно готова. — Маски?       Усмехаюсь, протягивая ей одну из тех, что купила в свой последний визит в Хогсмид. Белое кружево закрывает верхнюю часть лица, переходя с левой стороны витиеватым узором на волосы. Кира принимает своего рода подарок и завязывает тонкую ленту аккуратным маленьким бантиком. Надеваю свою, что отдалённо напоминает маску Киры, только уже серебристую: в тон платья.       Спускаемся в гостиную, где уже собрались, недовольные нашими долгими сборами, мальчишки. Все в чёрных смокингах и белых рубашках, за исключением Куро, что решил повыделываться и пойти во всём чёрном.       — Дамы, прекрасно выглядите, — Ойкава подмигивает, предлагая Кире взяться за его локоть, что она сразу и делает. Куро протягивает мне наполненный на половину бокал, и я принимаю его, сделав несколько небольших глотков.       — Нельзя так хорошо выглядеть, — Куро сама галантность, особенно когда умудряется напиться ещё до начала танцев. Легонько толкаю его в грудь, но он только закатывает глаза, жестом прося побыстрее допить содержимое бокала. Кей улыбается уголками губ, предлагая свой локоть и даже если мне хочется отказать, кажется придётся согласиться. Так привычнее, хоть и неправильно.       До Большого зала добираемся в неспешном темпе, хотя как по мне, дошли мы всё равно слишком быстро. Филч внимательно досматривает всех на наличие контрабанды и как Куро каждый раз умудряется пронести свою бездонную флягу мне до сих пор не известно.       Разбредаемся по залу почти сразу, Кей уходит куда-то с Ямагучи, Кира и Ойкава умудрились затеряться в толпе, а мы с Куро остановились у стены почти в наглую мешая приторно-сладкий пунш с огневиски. У нас с ним нет поводов для радости.       — Как дела у отца? — спрашиваю, понизив голос до шепота, чтобы лишние уши, что то и дело крутятся около нас, ненароком не услышали ничего ненужного.       — Залёг на дно, — бросает быстрый взгляд на кого-то в толпе, усмехается чему-то, но делится этим не спешит. — Надеюсь скоро всё уляжется.       Киваю, но толком ответить ничего не успеваю, так как начинается основная часть мероприятия. Выступают старосты школы, младшекурсники и наконец-то очередь старост факультетов, что должны открыть бал. Нахожу Кея и мы, с первыми аккордами начинаем танец. И когда знаешь, что ничем ему не обязана, становится как-то проще. Уже не обращаю внимание на его крепкую хватку на талии или какой-то бред о том, что на нас смотрит весь зал. Просто танцую, выполняя свои обязанности старосты. И всё как-то проще становится при мысли о том, что никто теперь не сможет выдать меня за того, кто больше предложит или за того, с кем будет выгодней. Что я сама смогу решить с кем и когда.       Замираем на последних аккордах и стоит залу наполнится бурными овациями отходим друг от друга, словно и не было ничего. Как и должно было быть с самого начала. Без этой глупой сделки и последствий. Без ненужных никому чувств и привязанностей.       Не успеваю отойти в сторону, как рядом возникает некто, протягивая ладонь       — Потанцуем? — и по голосу узнаю Кагеяму.       — Конечно, — улыбаюсь, но внутри всё скручивает от злобы. Две недели меня за версту обходил, бегая со своей напарницей и только сейчас вспомнил, что нагло подбивал клинья и ко мне. Чувствую, как ярость кипит под кожей, и как никогда жалею, что артефакт, купленный за день отъезда, остался в комнате. Сейчас бы очень пригодился.       Выводит почти в самый центр. Как будто специально. Чтобы все смотрели, перемывали косточки и шептались за спиной.       Ведёт уверенно и плавно, иногда опуская руку ниже положенного и улыбается немного хитро. Заискивающе. Фыркаю, давя в себе стойкое желание наступить каблуком на ногу наглому парню и делаю разворот под рукой. Улыбаюсь, сжимая руку на плече чуть сильнее, чем положено.       Смотрю, как другие пары кружатся рядом. И если не знаешь кто под маской, вряд ли угадаешь с первого раза. Вот сейчас. Смена партнёра. Попадаю прямиком в руки незнакомого старшекурсника, который галантно улыбается, держа руки на положенном месте и не ниже. Улыбаюсь в ответ и сделав оборот возвращаюсь обратно к Кагеяме. И в голове что-то щёлкает. План мести выстраивается с поразительной скоростью. Не хочу играть и ждать до последнего. Хочу раз и навсегда указать Кагеяме, что не того человека решил обмануть.       — Встретимся через час у статуи Одноглазой ведьмы? — спрашиваю, замерев непозволительно близко на последних аккордах. Так близко, что грудью чувствую, как быстро начало биться чужое сердце. Пробегаю кончиками пальцев по его шее, уже зная, какой эффект это оказывает. А Кагеяме палец в рот не клади, кивает, мазнув губами по щеке и отходит, сделав почти издевательский поклон.       Возвращаюсь к Куро, проигнорировав его едкий комментарий по поводу наглости последнего кавалера. Закатываю глаза, совершенно не желая это обсуждать, и отобрав у Куро его кубок с «пуншем», залпом выпиваю содержимое.       — Я могу попросить об одолжение?       — Смотря каком, — брюнет фыркает, скосив на меня заинтересованный взгляд. Конечно, я не так часто прошу его помочь так прямо.       — Видишь девушку в красном платье на той стороне, — неопределённо машу рукой на противоположную сторону зала и жду, пока Куро найдёт взглядом особу, о которой идёт речь. — Можешь привести её минут через пятьдесят к статуе Одноглазой ведьмы?       — Расскажешь потом? — киваю, не имея причин скрывать от Куро результат моего не самого хитроумного плана. — Тогда, я пошёл.       Бросает быстрый взгляд на учительский стол и убедившись, что никто сейчас в нашу сторону не смотрит, делает несколько глотков прямо из фляги и тут же прячет её во внутренний карман пиджака. Наблюдаю, как протискивается сквозь толпу, находя старосту Гриффиндора. Они говорят не больше минуты, прежде чем Куро выводит ей в центр зала приглашая потанцевать. Даже отсюда вижу, как загорелись глаза этой девицы. Ну конечно, ей заинтересовался старшекурсник, да ещё и сам Куроо Тецуро. Негоже отказывать.       Принимаю приглашение потанцевать от заскучавшего Ойкавы. Язвительно интересуюсь не будет ли против его девушка, но он выразительно смотрит мне за спину, намекая, чтобы я сама дала ответ на свой вопрос. И увиденное секундой позже едва не вышибает любое понятие о здравом смысле. Кира обнимала какого-то парня, стоя в самом тёмном углу. Обнимала так, что сразу стало понятно, что вряд ли увижу её ближайшие полтора часа. Я знала, что они всё-таки поговорили. Но казалось, что Кира не согласится на такие отношения. Чуть не наступаю на ногу Ойкаве, отвлёкшись на вышедшего из Большого зала Кагеяму. И хвала Мерлину, что танец уже подходил к концу и я успею выйти раньше, чем Куро выведет распутную девицу. Потому что видела их танцующими прямо перед преподавательским столом.       Ненадолго прощаюсь с Ойкавой и, стараясь не привлекать внимания, выхожу в холодный коридор. Добираюсь до третьего этажа самым коротким из известных мне путей, потому что знаю, что этим же путём Куро водит своих жертв. А если он не сильно заигрался, то должен уже исполнять мою просьбу.       Захожу за статую и тут же оказываюсь прижата к ей основанию. Спина врезается в холодный камень, голова начинает гудеть от удара, а под веками начинают плясать белые пятна. Моя маска падает на пол рядом с нашими ногами, его оказывается рядом спустя мгновение. Горячие руки сжимают талию в железные тиски, а чужие, пряные от пунша, губы почти вгрызаются в мои. Так голодно и отчаянно, что на несколько секунд впадаю в ступор. А может от удара головой.       Отвечаю со всей злобой, что накопилась за две недели, прохожусь руками пиджаку, почти вырывая две чёртовых пуговицы и с удовольствием вонзаю ногти в его рёбра. Кагеяма шипит, проводя быструю дорожку поцелуев до шеи и даже слишком неожиданно и быстро подхватывает под бёдра, заставляя скрестить лодыжки за его спиной.       Где носит этого чёртового Куро? Я планировала отомстить, а не уподобится одной из тех ветреных и доступных идиоток.       — Серьёзно? Даже на один вечер не можешь с ней расстаться? — усмехается, но дышит так тяжело и загнано, будто несколько часов к ряду отрабатывал сложный манёвр на поле. Дышит тяжело и загнано, но так бесцеремонно лапает бедро, к которому пристёгнута волшебная палочка.       — Тебе ли говорить? — скалюсь, надавив на его пиджак в том месте, где ещё во время танца почувствовала палочку.       Усмехается, снова целуя, а у меня голова постепенно, начинает отключаться. Мысли о мести начинают таять, уступая место чему-то тяжёлому, сладкому как мёд и запретному настолько, что хочется рискнуть.       Его руки везде, где только можно достать в таком положение. Губы ласкают мои, то кусая, почти до крови, то наоборот слишком нежно и ласково, словно извиняясь. Поцелуи вновь спускаются на шею, попеременно сменяясь на укусы. И голова от этого начинает стремительно отъезжать. От накатившего блаженства колет кончики пальцев, а с губ срываются очевидные, но не самые пристойные звуки. Мозг вообще отказывается сопротивляться и мыслить здраво. Он подчиняется инстинктам, а они сейчас хотят одного. И это пугает. Пугает мысль, что Куро может опоздать.       — Тобио?       Сквозь шум в ушах слышу знакомый голос. Высокий, писклявый. Только имя его произнесла, а уже почти кожей чувствую, насколько она шокирована. Кагеяма, не ожидавший такого, почти отпрыгивает в сторону, едва не уронив меня на пол. Куро присвистывает, опираясь на статую правой стороной тела и смотрит заинтересованно и выжидающе.       — Что это значит?! — почти кричит девчонка и, наверное, стоит сказать ей, что она, вообще-то тоже шла сюда с такой же целью. Но ей будет плевать, потому что поймали её «парня», а не её. Мне хочется смеяться от абсурдности происходящего. — Ты изменяешь мне … с этой?!       Тобио бледный, как призрак, прячет взгляд, наверняка желая провалится сквозь землю или сбежать. А у меня на душе неожиданно так хорошо становится.       — А вы леди и сами хороши, — от слов Куро пробирает на смех и его сдержать даже не пытаюсь. Уж слишком комичная ситуация вышла. Смеюсь, прикрывая рот рукой и перевожу насмешливый взгляд с одного гриффиндорца на другого. Образцовые отношения.       Девица опускает взгляд в пол, так ожидаемо пристыженно краснея. Кагеяма выпадает из реальности, а Куро едва держится, чтобы не начать гоготать.       — Тяжело было сдержаться, да? — спрашиваю с трудом удерживая себя от того, чтобы не фыркнуть. Девушка вскидывает голову, смотрит загнанно и озлобленно. Может и правда догоняет, что всё это было подстроено. А если нет, то значит ещё тупее, чем мне казалось. — Красивый старшекурсник сам подошёл, пригласил на танец, осыпал комплиментами. Даже предлагать себя не пришлось, чтобы затащить его за статую. Скажи, какого это прыгать на каждого встречного в надежде стать его единственной?       — Закрой рот, Амано, — шипит, потянувшись к подолу платья, но вовремя вспоминает, что палочки то при ней нет. — Сама-то чем лучше? Крутишься среди парней, думаешь ты кому-то из них нужна?       И тут Куро не выдерживает. Начинается смеяться заливисто и так громко, что его смех начинает отражаться от стен и потолка, превращаясь в жуткий замогильный гогот. Это смех заставляет девицу вздрогнуть, а Кагеяму наконец-то выйти из транса, в котором он находится последние минут пять точно.       — Никому, — пожимаю плечами, не почувствовав и намёка на горечь в горле. Это ведь так просто осознавать, что ты никому не нужен. — Да и я не вешаюсь на них. Куро, дорогой, я ведь не вру?       Лицо девицы перекашивает от такого обращения, а брюнет, закатив глаза наконец-то отрывается от статуи, вставая около меня. Как и всегда. Всем своим видом показывает, что самолично закроет рот тому, кто посмеет сказать что-то лишнее.       — То, что ты постоянно складываешь на меня ноги, считается? — спрашивает вполне серьёзно, но едва ли выдерживает несколько секунд и вновь начинает смеяться. Думаю, стоит предложить ему в следующий раз не пить. Огневиски уже дал Куро в голову и теперь он едва ли способен поддерживать игру. — Лапонька, мы все так делаем: флиртуем и шутим. Но запомни, мы никогда не переходим границы приятельства и дружбы.       — Да пошли вы все! — почти кричит и уже разворачивается на каблуках, чтобы дать дёру, как меня неожиданно осеняет. У этой дуры наверняка длинный язык, а мне это ой как не на руку.       — Стой, — сама поражаюсь, сколько холода в голосе. Вздрагивает, но покорно замирает на месте, повернув голову в нашу сторону. Вижу, как дрожат её губы, а глаза уже начинают наполняться влагой. Больно тебе, да? Так не волнуйся, сейчас будет ещё больнее. Делаю шаг в её сторону, сокращая и так небольшое расстояние, между нами. Подхожу, заставляя развернуться. И если бы внутри было хоть чуточку больше человечности, может быть и тронул этой затравленный, полный обиды и бессильной злобы, взгляд. Может быть, если бы не предавали так много и часто. — Скажешь кому-нибудь и клянусь, я превращу твою, и без всего этого несладкую жизнь, в сущий Ад.       — Иди к чёрту! — дергается, собираясь отойти, но и я не так проста. Не просто же так меня взяли в команду. Не на чистой же удаче вырвала снитч у Кагеямы из пальцев. Хватаю девчонку за запястье, сжимая его со всей имеющей у меня силой. — Ай, больно же!       Конечно больно. Но много ли ты знаешь о боли? Наверное нет, раз готова разреветься прямо здесь. Не особо задумываюсь над тем, что сейчас собираюсь сделать. Рука сама тянется к подолу платья, приподнимая так быстро и чётко, будто каждый день пристёгиваю палочку к бедру. Будто это нормально припугивать наивную и без меня затравленную девочку. Не думаю, потому что до этого уже сотню раз так делала. Палочка упирается в тонкую незащищенную шею, туда, где ходит ходуном невыраженный кадык. Глаза девушки стекленеют, всё-таки наполняясь слезами. Так мерзко от неё становится, что даже палочку марать об такую не хочется. Слабая и жалкая. Ничтожная, погрязшая в пороке, душонка.       — Ты поняла меня? — чётко и холодно, словно из голоса всю жизнь высосали.       — Д-да, — всхлипывает, судорожно кивая, давя приступ истерики. А я смотрю на это и понимаю, что ничего не чувствую. Совсем. Словно внутри образовалась какая-то странная пропасть, куда я проваливаюсь, сама того не зная. — Н-никто н-ничего не узнает.       — Умница, — улыбаюсь, но наверняка улыбка не выглядит доброй. Отнимаю палочку от её горла и в совсем несвойственном мне жесте хлопаю её по плечу. Не то успокаивая, не то добивая. — Можешь идти.       И не думает возражать. Разворачивается на каблуках и почти бегом покидает чёртов коридор. Только и слышно, как звук её каблуков отражается от стен. Громко и мерзко. Цок-цок.       Разворачиваюсь к парням и от выражения их лиц хочется рассмеяться. Кагеяма явно не ожидал что всё так обернётся. На бледном лице вся гамма противоречивых эмоций: от отвращения и неверия, до какого-то больного восхищения. Куро выразительно выгибает брови, немо спрашивая: «Ты серьёзно?». Закатываю глаза и под их пристальными взглядами убираю палочку на место. Хотя стоит отдать должное Куро, взгляд он тактично отвёл в последний момент.       Друг все ещё весел после всего произошедшего, поэтому вновь прикладывается к своей фляжке, а потом внимательно оглядев меня, подходит ближе, протянув её мне. Как и всегда, понял всё без слов.       — Знаешь Тобио, — неожиданно начинает Тецуро, повернувшись к гриффиндорцу лицом. — Как мужик, я тебя понимаю. Даже очень. Но Акира мне как сестра, поэтому предупреждаю первый и последний раз: ещё раз обидишь её, и я сверну тебе шею голыми руками, — Кагеяма даже не отвечает, шокированный таким потоком откровений от Куро. Его можно понять, наверное. Разворачивается ко мне и даже не пытается скрыть какой-то непонятной жалости во взгляде. Опять жалеет, будто хрустальная и не могу сама за себя постоять. — Придёшь в башню?       Совсем забыла, что Ойкава сегодня устраивает пьянку в «узком семейном кругу» в своей башне. Хотя, наверное, и к лучшему. Напьюсь и забуду гриффиндорца, как страшный сон. Похороню его под горой пепла и злобы внутри своей гнилой души.       Киваю едва заметно, но ему этого хватает, чтобы остаться довольным ответом. Говорит что-то том, что оставит нас наедине и скрывается в том направление, откуда и пришёл. Возвращается обратно на бал, всё-таки планируя немного «расслабится» перед визит в Башню старост. И слишком поздно понимаю, что его фляжка всё ещё в моих руках. Холодит ладони и одновременно обжигает.       — Почему ты не сказала?       Не сказала, что? Что в свои шестнадцать одна из немногих на курсе, кто остался чист? Что Куро, Ойкава и так далее по списку действительно просто друзья? Что я, по его мнению, должна была ему сказать? Или я должна была прямо сказать, что застукала их?       Кажется, все эти вопросы и негодование отразились на лице, потому что парень неожиданно стушевался, опустив голову.       — Ещё тогда, когда мы были в Испании… — начинает, не поднимая головы, только и вижу, как сжимает и разжимает кулаки. Голос его переполнен непонятной мне горечью и досадой. — Вы пришли запыхавшийся, напряжённые… отец ещё подумал, что Куроо и есть причина отказа, а не несуществующая «ненависть» и…       Что-то бормочет, переходя на какой-то бессвязный бред. А всё пытаюсь понять, как всё так получилось. Хочется рассмеяться, но вместо этого вновь делаю глоток из фляжки, пытаясь заглушить поганое чувство внутри.       — Это никак тебя не оправдывает, — хочется накричать на него, но вместо этого с губ срывается злое шипение. От количества горечи отчаяния в голосе хочется взвыть. Смотрю в его тёмные виноватые глаза и понимаю, что дыра в груди от этого взгляда начинает пульсировать и разрастаться. Хочется закричать, ударить посильнее и просто уйти. Но упорно остаюсь на месте, дыша быстро и поверхностно. — Да и какая теперь разница? Поручение отца ты уже провалил.       — Поручение? Какое, к чёрту, поручение?       — Сблизится со мной, чтобы всё-таки добраться до наследия рода Амано, — нагибаюсь, чтобы поднять маску с пола и долгие несколько секунд смотрю на её ажурные края. Маски, да? Кажется, мы все носим: так много и часто, что уже просто потерялись в их изобилии. — Это было единственное логичное объяснение твоего повышенного внимания.       — Что за бред?! Я бы никогда…       Выглядит ошарашенным и удивлённым. Как будто и правда впервые слышит о таком. А если и так, то неужели я могла настолько крупно просчитаться? Кагеяма прост до ужаса. Всегда был таким. Он говорит и делает, то, что думает. Не строит хитроумных планов. Если бы он и правда хотел заручиться моей благосклонностью, то вряд ли так опрометчиво выставлял свои отношение со второй старостой на всеобщее обозрения. Это было бы верхом идиотизма и недальновидности. Но тогда… зачем ему всё это?       — Тогда зачем тебе всё это? — логичные доводы закончились, кажется, пришло время нелогичных и абсурдных. Давай, Кагеяма, удиви меня. Ты ведь так хорошо умеешь это делать. — Ты шарахался от меня как от проклятой с января, почти прямо сказал, что ненавидишь. А с начала года ластишься, как кот. Как это, драккл тебя за ногу, можно понять?       — Ты мне, блин, нравишься! Вот почему!       Ошарашил. Кажется, даже рот открыла от удивления. Всё тело сковало, будто какой-то умник наложил заклятие оцепенения. Смотрю и не понимаю, врёт он или правда сдался под таким, казалось бы, простеньким давлением. Что-то внутри лопается от его слов, взрывается, разнося по телу странный восторг и жалящую боль. Наверняка врёт. Не может же он… После всего, что сделала я и после всего, что сделал и сказал уже он. Так не бывает.       Как под гипнозом наблюдаю за тем, как он в три больших шага оказывается напротив. Так близко, что могу услышать его сбитое дыхание. Ожидаю чего угодно, но не того, что просто нагло заключит моё лицо в свои ладони и поцелует. Не в пример нежно; просто водит своими губами по моим и правда напоминает какого-то любвеобильного котёнка.       Приоткрываю губы, позволяя углубить поцелуй, хотя вовсе не собиралась этого делать. Кажется, Кагеяма тоже не ожидал, но не отступил. Прижал к себе сильнее, чувствуя, что ещё немного и я сбегу. Потому что всё это невыносимо. Странно и ненормально.       Я ему шею хочу свернуть. Он бесит так сильно, что едва ли способен не раздражать одним своим присутствием. У него идиотская манера поведения и отвратительный характер. Он столько раз врал мне, разочаровывал и предавал, что обида и далёкая, едва зарождающаяся, ненависть самая нормальная реакция. Иногда хочется запустить в него отвратительным проклятьем или ударить сильно-сильно, чтобы искры из глаз посыпались.       Тогда почему так тянет к нему? Почему эти прикосновения и поцелуи посылают дрожь по всему телу? Почему я ещё не оттолкнула его, хотя должна?       — Ты бесишь меня так сильно, что иногда хочу свернуть тебе шею, — должно было выйти угрожающе, но на деле получилось как-то игриво и слишком интимно. Шепчу и кажусь самой себе змеем-искусителем. Пальцы ерошат его волосы на затылке, ноготки водят круги над воротом рубашки, а губы, так противоречиво словам касаются гладко выбритого подбородка.       — Ты дашь мне шанс?       Вопрос возвращает в реальность. Словно ведро ледяной воды вылили. Дать ему шанс? Чтобы вновь оказаться преданной и обманутой? Да ты мазохистка Акира.       — Оно тебе надо? — выходит иронично и надломлено.       Как будто он знает на что подписывается. Со мной не будет нормально и правильно. Не будет обжиманий у всех на виду и слов о вечной любви. Потому что нет никакой любви. Привязанность, болезненная и токсичная, и злость, от которой плавятся кости. Но не то, чтобы он хотел получить.       — Почему нет?       — У меня нет причин тебе верить, — чистая правда, от которой он странно вздрагивает. Как будто не хотел этого слышать. Да только не хочу врать и кидаться на шею, как влюблённая дура. Хочет, чтобы я дала ему шанс? Так это заслужить нужно. — Хочешь, чтобы я дала тебе шанс? Так докажи, что не предашь и не обманешь.       И тогда, я подумаю. И возможно, что-то да получится. Да только знаю, что не сможет. Потому что есть вещи, которые заставят его вновь предать.       — Хорошо.       Хочется смеяться и плакать. Хочется кричать от абсурдности ситуации. Почему-то сердце разрывается от боли, а лёгкие сжимаются при виде этой скорбной, но переполненной надеждой мордашки. Так не должно быть. Просто не должно. ***       В Башню старост прихожу одна из последних. Идти пить с парнями в вечернем платье — самая плохая идея. Пришлось делать крюк до подземелий, чтобы переодеться в простую рубашку и брюки. Накидываю тёплую мантию поверх, обходя все самые глухие коридоры; кто знает, кто из этих парочек ещё не покинул укромный уголок. А гонять их нет никого желания, даже несмотря на то, что имею право.       Возвращаю честно отобранную у Куро фляжку и сажусь рядом с ним на подушки около дивана, привычно закинув свои ноги на его. На его молчаливое «Как всё прошло?» качаю головой, намекая, что сейчас не место и не время для таких разговоров. Понимающе кивает, обводя взглядом присутствующих. Нет только Киры и Футакучи, но с шестикурсником я пересеклась в гостиной, и он сказал, что как переоденется сразу поднимется. А вот где Кира, для меня остаётся загадкой. Стоило бы спросить Ойкаву, но он слишком увлечён какой-то бумажкой. Суга косится на его махинации с явным осуждением, но не особо горит желанием спорить с Ойкавой. Себе дороже.       — Ты опять за старое, Тоору? — Куро заглядывает за плечо Сугавары и недовольно фыркает, сморщив лицо в какой-то непонятной гримасе осуждения. Если уж Куро его так осуждает, то затея главного старосты и правда не самая лучшая. — Где только достал?       — В том, что ты главный староста есть свои плюсы, — пожимает плечами, гордо демонстрируя что-то скрученное из пергамента. И что это? Кей в неверие выгибает брови, но явно не спешит осуждать своего старшего товарища, а Сугавара все ещё хмурый почти с мольбой смотрит на меня. Как будто я знаю, что это вообще такое. — Походишь по коридорам, посмотришь, где совсем наглые парочки обжимаются, да насобираешь разного. Кто захочет лишать факультет полсотни баллов за маленькую проказу?       — Ойкава, если бы ты не был старостой, то очки нашего факультета ушли в минус за первую неделю учёбы, — фыркаю и на удивление спокойно и легко говоря о похождениях Ойкавы. Видимо, огневиски всё же сделал своё дело и мозг не очень дозирует приличие и сдержанность. Шатен только фыркает, демонстративно отвернувшись. — Что это вообще такое?       — О, это, дорогая моя, травка, — усмехается, немного косо и от этого становится не по себе. Ойкава и так не самый трезвый из нас, а ещё и эта «травка», при виде которой Суга так кривится. Вопросительно выгибаю брови, как бы говоря, что ничего я не поняла из его краткого, но не очень ёмкого «травка». — Ой, непутёвая. Поджигаешь, куришь и наслаждаешься. Попробуешь — поймёшь!       — Вот не надо тут, — неожиданно сурово начинает Тецуро, подарив другу один из своих самых грозных взглядов. — Не нужно ей эту дрянь в рот брать.       Звучало грозно, но мы с Кеем почему-то на пару прыснули вместо того, чтобы покивать головой и согласится. Сугавара закатил глаза, как бы спрашивая, за что ему всё это, Ойкава, очевидно, обиженный негативом в сторону его находки, фыркнул, а Куро даже не подумал убирать свой суровый взгляд. Видимо «травка» и правда была редкостной поганью, раз Куро, пропагандирующий распутный образ жизни, был так яро протестовал.       Футакучи подоспел через пару минут, волоча за собой сумку, до отказа набитую фруктами. Наверняка забежал на кухню и выпросил у домовиков пару штук, а те с радостью вручили ему в три раза больше. Парень выгружает находку на стол и падает на пол между Кеем и Ойкавой.       Куро разливает по бокалам огневиски, говорит какой-то бредовый тост и сделав глоток, блаженно откидывается на стоящий за спиной диван. Ойкава поджёг-таки свою гадость, дымя ей как паровоз.       Самодельная сигарета кочевала из рук в руки, минуя только меня и Сугу. Куро обещал дать мне по голове, если рискну попробовать, а Суга был слишком принципиальным для такого. И судя по тому, как окосели глаза Кея, то, что они тут раскуривают и правда редкостная дрянь.       Футакучи смеялся над чем-то, что мне в силу обстоятельств было не понять. Ойкава растянулся во весь свой немалый рост, вещая какой-то бессвязный, но очень смешной по его мнению, бред, потому что смеяться он прекращал, только когда его затыкали почти догоревшей дрянью. Куро сидел, откинув голову назад и просто молчал, иногда вставляя свои едкие комментарии. Кею было хорошо. Вот просто хорошо: все его маски раскололись, выставив напоказ его, немного холодную, но романтичную натуру. И это то, что бы предпочла о нём не знать.       Суга отсалютовал мне полупустым бокалом, скосив насмешливый взгляд в сторону еле живых тел, а прошло ведь не больше часа. Фыркаю, поднявшись на ноги и подхожу к окну, чтобы проветрить утонувшую в едком дыме гостиную.       Холодный осенний ветер ворвался в нагретое помещение, принося неожиданное облегчение и лёгкость. Мальчишки недовольно завертелись и заворчали; удивительно, что в таком состояние они вообще способны жаловаться на такую мелочь.       — Закрой лучше, а то продует, — Суга всегда говорит мягко. Но мимики всегда можно определить в каком он настроение. Вот сейчас он просто советует из чистой вежливости, а не потому, что и правда переживает за ребят и меня.       — Пару минут, пусть проветрится, — отмахиваюсь, усевшись прямо на подоконник. Надеюсь не упаду, лететь долго, а если выживу, то вряд ли захочу вспоминать и боль от падения и свои мысли за миг до столкновения с землёй.       И это мысль кажется столь привлекательной, что хочется проверить. Вот прямо сейчас. Успею или нет? Расшибусь насмерть или смогу затормозить падение и стану вторым Ойкавой, что выжил после падения с совятни. Мысль завораживает и привлекает; живо рисую злость Куро, страх Кея и Ойкавы. Представляю, насколько это больно: ломать все кости, рвать мышцы и связки, а потом восстанавливать. Долго и в разы мучительнее.       Кажется, крыша едет основательно. Прекрасно осознаю это, но не имею никакого желания избавляться от своих навязчивых больных мыслей. Да и зачем, если жить не мешают?       Спрыгиваю с подоконника, закрывая окно окоченевшими пальцами. Тяжело вздыхаю, находя в себе силы улыбнуться, вычеркнув из головы все негативные эмоции. Хотя бы на вечер надеть маску той Акиры, чей отец ещё был дома и ждал дочь со школы. Надеть со скрипом, едва закрыв ту уродливую личину, что есть на самом деле.       Зачем что-то менять, если так привычнее?       Правильнее.       Иметь сотни масок, надевая одну за другой, когда подвернётся удобный случай. Как на чёртов маскарад. Вся жизнь — большой циничный маскарад.