Танец на осколках

      У Амбридж основательно едет крыша, это мельком, между строк, подтверждают некоторые преподаватели. У Снейпа дергается глаз, когда я, в очередной раз, прихожу с кровоточащей изуродованной рукой. У Снейпа дёргается глаз, когда он проходит мимо нашего стола на Зельях, потому что Кагеяма любит распускать руки. А ещё Кагеяма любит получать за свои вольности; учебником по затылку от Снейпа «для повышения сосредоточенности»; от меня, потому что в отличие от него, меня волнует и зелье в котле и мнение декана. К счастью, с последним всё в порядке и профилактические подзатыльники гриффиндорец получает с завидной регулярностью.       У Амбридж едет крыша и развивается пугающая своей буйной окраской паранойя. Её указы, как инспектора, поражают даже самый ярых блюстителей школьных правил. Её указы ставят в тупик и порой кажутся настолько бредовыми, что хочется заскочить к Ойкаве и выпросить ту самую дрянь, что они курили пару недель назад. Она превращает школу в средневековое светское заведение и от этого люди, вроде Куро или Футакучи, готовы лезти на стены.       У этой женщины и правда прогрессирует паранойя. Ей везде мерещится обман и предательство. Она кричит о верности закону и Министерству, но нередко добавляет в чай зазевавшихся студентов сыворотку правды. Наносит увечья своим чёртовым пером и угрожает тем, чьи семьи слишком тесно связаны с её обожаемым Министерством. Она потихоньку запугивает студентов и преподавателей, заставляя молчать даже самых неподкупных и смелых. Она упивается той властью, что даровало ей Министерство. А у меня зубы сводит, когда на не очень удобный вопрос она отвечает приторным: «Зайдите ко мне после занятий».       Амбридж уверена, что студенты сбиваются в кучки и тренируются, чтобы позже напасть на неё и Министерство. Иваизуми где-то слышал, что это не «кучки», а десяток студентов, которые бояться за свои жизни и только поэтому тренируют атакующие.       Розовая тварь паникует, поэтому лихорадочно начинает собирать вокруг себя доверенных лиц, чтобы быстро найти мятежников. Кей тащит к ней почти насильно, не тонко намекая, что это хоть на немного, но притупит её желание вырезать проклятую фразу уже не на коже, а на кости.       Происходящее кажется сущим кошмаром. Патрули, превращаются в игру «поймай тень», уроки по ЗОТИ кажутся самым большим фарсом из возможных, а от количества заветных «табличек» на стене у входа в Большой зал становится тошно. Видеть довольное лицо Амбридж чаще, чем собственное отражение в зеркале — тоже. Попытки сбежать о такой больной реальности заканчиваются провалом. Эта мразь умудряется выдернуть из библиотеки или спальни в самый неподходящий момент.       Спасение приходит довольно быстро. Тренировки по квиддичу, проходящие дважды в неделю становятся настоящей усладой для в край уставшего сознания. А потому задерживаюсь чуть дольше положенного, наворачивая бесчисленное количество мёртвых петель в попытке освободить голову от ненужных, таких тяжёлых мыслей.       И в один из таких дней я всё-таки исполняю свою не слишком тайную и приятную мечту. Наворачиваюсь с метлы, исполняя свой коронный, безумный по меркам нормальных людей, финт. Слишком поздно изменила траекторию, или взяла слишком малый угол. Кто его знает. Получилось, как и тогда в Испании с Кагеямой в открытом море под покровом ночи. Только на этот раз прутья метлы не ушли под воду, они мазанули по сухой траве и листве, сбивая траекторию полёта. Метлу вывернуло так резко и сильно, что, окоченевшие от холодного ноябрьского ветра, пальцы не смогли удержаться за ручки и в самый ответственный момент, просто разжались. Скорость была большая, разворот слишком резкий. Слава Салазару, хоть расстояние до земли было меньше двух футов; будь там хотя бы пять, сломало бы что-нибудь.       Упала почти удачно: на спину. От удара спину и затылок обожгло острой болью, лёгкие сжались от недостатка вылетевшего кислорода, в глазах заплясали разноцветные круги, а в ушах зазвенело так, что хотелось просто отключиться, чтобы не чувствовать разрывающий черепную коробку спектр чувств и эмоций. Холодная земля была спасением, наверное. По крайней мере, пока я лежала, хватая распахнутым ртом воздух, боль притуплялась. Не было слёз и криков. Было осознание, что долбилось в затылок, как надоедливый дятел: я могла умереть. Вот так просто; моё хладное тело нашли бы утром или в обед. И от этой мысли захотелось смеяться, громко и истерично.       И когда до меня дошло, что я всё-таки смеюсь. Лёгкие сжались от боли. Запоздалой, видимо первичный шок притупил все чувства, но такой сильной, что захотелось удушиться на месте. Слёзы навернулись на глаза и у меня не было сил чтобы оторвать онемевшие запястья от земли и стереть солёные дорожки.       Это было безумием и полным крахом.       И кто знает, когда бы я смогла уйти с поля, если бы сюда не забрёл Кагеяма. Может его по доброте душевной направил сюда Куро, может сам догадался, где меня искать, а может подслушал чьи-то разговоры. Это в общем-то было не важно.       У гриффиндорца лихорадочно бегали глаза, стремительно бледнело лицо и немного подрагивали руки. Меня это забавляло, но вместе со смехом вырывались пугающие хрипы. Воздух со свистом покидал лёгкие при каждом слишком глубоком вздохе и это пугало меня не меньше, чем гриффиндорца.       — Ты больная, — то ли спросил, то ли просто констатировал факт. Парень бережно поднял меня на руки, заставляя вновь почувствовать всю гамму не самых приятных эмоций ещё раз. С губ сорвалось болезненное шипение, когда рука парня коснулась ушибленное спины и он вздрогнул, слишком очевидно переживая за моё самочувствие.       В тёплой, по сравнению с улицей, раздевалке стало только хуже. Боль начала растекаться по венам, ударяя в голову таким ярким букетом, что я уже успела сотню раз пожалеть, что не отключилась. Кагеяма ничего не сказал, исчез на несколько минут, вернувшись с моей метлой и поставил ту у стены, плотно закрыв за собой дверь и наложив на неё запечатывающее заклинание. Как будто я собиралась сбегать.       — Не говори никому об этом, — хотелось, чтобы звучало строго, но на деле вышло сипло и немного жалко. — Особенно Куро. Он мне голову открутит.       — Поделом будет, — звучит сурово и грозно. Это не предупреждение, это самая настоящая угроза, которая из уст и без этого вечно хмурого и злого парня звучит весьма весомо. — Может отучит наконец-то так делать.       С губ срывается хриплый смешок, от которого у самой мурашки по коже бегут. Отучит он, как же. Он быстрее мне открутит голову, чем сможет отучить.       — Знаешься, — поднимает заинтересованный взгляд, но быстро отводит его в сторону, понимая, что я начала медленно, немного неловко стягивать защиту. — Мы всё лето пролетали с ним над скалами и морем. В тот день, когда вы появились в поместье, меня только чудом отшвырнуло в сторону моря, а не скалы. У Куро руки тряслись всю дорогу до дома, вот как у тебя сейчас. Он поэтому и не хотел отпускать меня одну. Знал, что рано или поздно я не смогу… справиться.       Последний элемент защиты падает на пол с глухим звуком, оставляя меня в тренировочных штанах и водолазке. Кагеяма опасливо поднимает голову, как будто не видел и не чувствовал, что там под одеждой.       — Ты ему доверяешь?       — Намного больше, чем остальным, — хочется пожать плечами, но понимаю, что с отбитой спиной это вряд ли получится. Да и самой раздеться будет проблематично, если подумать. — Поможешь?       Бледнеет, но на скулах уже начинает появляться небольшой румянец и это кажется забавным. Встаёт на ноги сев передо мной на корточки, неловко хватается за низ водолазки, аккуратно потянув её наверх. Помогает вытащить сначала одну, затем вторую руку. Медленно стягивает кофту, из-за чего узкая горловина наверняка растрепала и без спутавшиеся пряди. Сдуваю упавшую на лицо прядь и как-то слишком поздно замечаю, что руки брюнета лежат на моих бёдрах, сжимая не сильно, но весьма ощутимо, а лицо слишком близко к моему. Какой он всё-таки нетерпеливый. Ещё и близко к выполнению условий нашего соглашения не подошёл, а уже претендует на что-то.       — Теперь штаны, Кагеяма.       Его глаза загораются. Руки, немного дрожащие, тянутся к пуговице с небольшой заминкой вынимая ту из петлицы. Он думает, что это что-то значит, а я просто хочу раздеться, принять душ и уйти спать. Сегодня пятница, поэтому смогу проспать хоть до обеда. Торопливо стягивает белые брюки, кидая их комом куда-то под лавку и смотрит выжидающе, мол, я сделал как ты просила, теперь сделай и ты.       — Спасибо за помощь, — выходит преувеличенно буднично, как будто попросила передать какой-то ингредиент на Зельях, а не поблагодарила за странную помощь.       — Почему ты не смущаешься? — вопрос несколько удивляет. Руки парня гладят коленки, медленно поднимаясь выше, замирая над полоской нижнего белья. Большие пальцы гладят выступающие тазовые косточки и это кажется слишком интимным и трогательным. То, как он пытается быть таким взрослым и серьёзным, но так краснеет, заходя чуть дальше, чем позволяют правила приличия и этики. — В смысле… вы девочки кричите обычно… а ты так спокойна.       Ах вот оно что. У него в голове не укладывается, что я реагирую не как все. Не пытаюсь прикрыться и не начинаю визжать как банши. Не укладывается, потому что теперь он знает, что все парни вокруг меня просто друзья: близкие или не очень.       — Это просто тело, Кагеяма, — усмехаюсь, но от иронии в голосе сводит зубы. — Когда знаешь, что тебя продадут кому выгоднее, начинаешь иначе смотреть на такие мелочи.       Он тоже знает, какого это быть просто инструментом в достижение чужих целей. Но вряд ли может в полной мере осознать, какого это, когда знаешь, что тебя выдадут за кого-то, кого ты, быть может никогда даже не видел. Но ты будешь обязана родить наследника, быть тенью мужа и его самым лучшим бриллиантом.       — Позволишь?       Надо же, какие мы правильные. Спрашиваешь, хотя привык получать своё за так или силой. Спрашиваешь, а твои руки уже почти обжигают кожу. Хочется сказать «нет», но любопытство побеждает. Как далеко он зайдёт, если не услышит заветное «нет»?       Приподнимаю брови, но киваю, исказив губы в усмешке.       Тоже усмехается, то как-то слишком мягко и по-доброму. Руки проходят путь до талии, мягко сжимая, но при этом обжигая кожу не хуже огня. Хотела что-то сказать, да только не успела. Чужие губы накрыли мои, запечатывая слова и любые возражения. Усмехаюсь в поцелуй и уже тяну руки, чтобы обнять парня за плечи, как он резко дёргает меня наверх, ставя на ноги. От такого резкого подъема в глазах потемнело, а спина отозвалась ноющей болью. Страшно представить, что будет с моей спиной уже завтра.       — Ты вроде в душ хотела? — выглядит весьма довольным своей выходкой, а у меня даже слов нет, чтобы описать всё то, что хочется сказать этому наглому гриффиндорцу. Фыркаю, схватив своё полотенце со скамейки ускользаю в душевую.       Думаешь победил? Ну-ну, посмотрим за кем будет последнее слово.

***

      Амбридж выносила мозг уже битый час, рассказывая о том, как важно найти всех мятежников, что скрываются по замку. Её речь должна была нас вдохновить, но на деле только раздражала своей одержимостью. Спина ныла, потому что действие обезболивающего зелья, принятого ещё утром, сошло на нет пару часов назад. Женщина продолжала говорить что-то о дисциплине, а у меня в глазах троилось от усталости и боли. Наконец-то она хлопает в ладоши, знаменуя этим жестом окончание собрания.       — Мисс Амано, задержитесь пожалуйста, — замираю, как каменное изваяние, мысленно отправив этой женщине пожелание длинной в сотню проклятий. Ну вот только не сегодня, голова и так раскалывается, а ещё и она со своими больными идеями. Такими темпами Куро придётся ставить кого-то на замену в завтрашнем матче, если эта карга решит меня добить. Просто, потому что ещё одно акта пыток за сегодня мой организм не выдержит.       Дожидаюсь, пока последний член её дружины покидает кабинет плотно закрываю за ним дверь. Разворачиваюсь к женщине лицом, замирая у самой двери. Амбридж удовлетворённо кивает головой, потянувшись за чашкой давно остывшего чая. Жестом приглашает сесть напротив, что я делаю, сев так прямо, что спину вновь пронзил острый приступ боли.       — Профессор?..       — Я бы хотела узнать, когда вы связывались со своим отцом в последний раз, — ох, вот что тебе нужно, двуличная тварь. Только вчера получила письмо от лорда Тсукишимы с просьбой быть на стороже. Недавно было совершено покушение на семью чистокровных волшебников, но нападавшему удалось скрыться.       — Последний раз я видела его 8 июля, в день ареста, профессор, — выгибает бровь, как бы спрашивая, а где продолжение. — Мы не связывались на прямую. Он передал мне некоторые документы касаемые счетов семьи через нотариуса. На этом наше общение прекратилось.       — Что-то знаете об этом? — кивает на газету около моей руки, и я уже знаю, что на первой полосе печально известная семья чистокровных волшебников.       — Нет, профессор.       — Дети часто идут по стопам родителей, мисс Амано, — а вот это уже не намёк, а прямая угроза. Приподнимаю брови, но не горю желанием доказывать ей что-то. Хочется спать, а не препираться с этой больной стервой. — Надеюсь, эта закономерность минует вас стороной.       А такие мрази как ты, долго не живут.       — Конечно, профессор, — кручу кольцо на указательном пальце уже не первый раз убеждаясь, насколько оно полезно. — Я могу идти?       Кивает, а я, даже не попрощавшись, выскальзываю в коридор. Уже хотела двинуться сторону подземелий, как замечаю крадущихся в тени Киндаичи и Кагеяму. И что-то мне подсказывает, что они прячутся не просто так. Может это и есть наши таинственные «мятежники»?       Не нахожу ничего умнее, чем проследить за ними. Их след выводит меня на восьмой этаж, но довольно быстро теряю их из вида, но замечаю створку двери, что секундой позже превратилась в стену. И это меня настораживает. Что это за чёрт? Очередной потайной ход? Нужно будет перечитать историю Хогвартса, может найду что-нибудь дельное?       В итоге в свою комнату прихожу только в одиннадцатом часу. Без сил падаю на кровать, да так и засыпаю, погрузившись в такой желанный глубокий и крепкий сон.       Утро начинается с привычной боли в спине и странной опустошённости. Часы показывают половину седьмого утра, поэтому не опасаясь того, что кто-то увидит мою спину, направляюсь в душ.       А после, уже выйдя из общей душевой в одном полотенце, едва не сталкиваюсь с Кирой. Она выглядела довольно сонной, поэтому пробормотав что-то вроде «доброе утро» прошла дальше. Слава Салазару, если бы увидела спину, растрепала бы Ойкаве, он Куро, а Куро не поленился бы снять меня с игры за пятнадцать минут до её начала.       Выпиваю положенную дозу зелья и принимаюсь одеваться, стараясь не смотреть на отражение спины в зеркале. И так знаю, что за прошедшую неделю синяк не сошёл. Уродливые фиолетовые пятна «украшали» лопатки и часть поясницы и болели при каждом неаккуратном движение. И хотелось бы верить, что на игре это не скажется; что Ойкава поймает снитч в течение первых десяти минут.       В общей гостиной пересекаюсь с Кеем и мы вместе направляемся на завтрак. Блондин рассказывает, что вчера видел несколько крадущихся четверокурсников с Когтеврана около лестницы и я так вовремя припоминаю слова Иваизуми. Почему-то говорить Кею о своём путешествие на восьмой этаж совсем не хотелось.       Время до игры тянулось безумно медленно. Игроки за завтраком зевали, перекидываясь какими-то ленивыми сонными шуточками, в суть которых я не вникала, лениво потягивая какао из своего кубка. Аппетита не было от слова «совсем», из-за чего Куро смотрел на меня так, будто я только додумалась использовать Непростительное в стенах школы. И такое ленивое и весьма меланхоличное настроение студентов совершенно не прибавляло бодрости; не помогало скоротать время. Казалось, что мы бы успели провести ещё два матча, прежде чем подошло время идти в раздевалки.       Погода тоже не радовала. Тяжёлые серые тучи затянули небо, делая день ещё более унылым, а настрой команды зловещим. Болельщики на трибунах укутались в тёплые мантии и шарфы факультетов, но даже так выглядели одной сплошной серой массой. Одна только Амбридж, сидевшая в преподавательской ложе, выделялась в своём розовом пальто. Выделялась так сильно, что хотелось навести палочку и подогнать под всех. Так, чтоб глаза не мозолила.       Куро собрал всю команду в мужской раздевалке, произнося свою занудную речь, которая всегда вселяла в команду какой-то через-чур воинственный настрой. Может дело было даже не в самой речи, а в харизматичности капитана. Никогда не приходилось об этом задумываться.       Как только команды вышли на построение в небе сверкнула молния, а потом загромыхало. Игроки все как один скорчили страдальческие выражения лица, совершенно не радуясь перспективе играть в грозу. Кагеяма не ожидал увидеть меня на поле, а если ожидал, то, как замену Ойкаве.       Мадам Трюк выбрасывает квоффл, знаменуя начало игры. Срываюсь с места мгновенно, вырывая мяч практически из рук обалдевшего от скорости Танаки. Ныряю под метлу Бокуто, пасуя Сугаваре, который уже успел приноровиться к моей скорости и привычке пасовать в неожиданный момент: как для своих, так и для противников. Суга мгновенно перепасовывает Кею, который заметив сразу двух противников, почти не глядя пасует мне; и как только узнал, что рядом окажусь.       В последний момент вместо броска пасую Суге, который забивает мяч почти исподтишка; снизу. Нишиноя на несколько секунд зависает, а потом чертыхнувшись, рассекает кулаком воздух. Оценил значит.       Во втором розыгрыше Бокуто успевает перехватить мяч и даже прорывается к кольцам, да только настырный Кей перехватывает его бросок, сразу же забрасывая квоффл в незащищённое в тот момент правое кольцо.       На третьем сбросе пошёл дождь. Видимость резко ухудшилась, а летать на привычной мне скорости стало опасно. Руки соскальзывали с ручки метлы, даже несмотря на перчатки. В попытке сделать пас меня едва не сбивает бладжер и квоффл благополучно попадает в руки Нишинои. Куро пропускает атаку и даже сквозь шум дождя его приглушённые ругательства.       Сугавара поднимает руку со сжатыми в кулак пальцами над головой. Значит пора. Идея была несколько безумной, но из всей команды её могла воплотить в жизнь только я. Как только мяч попадает в руки Суги, он тут же пасует мне. Сразу три охотника преграждают дорогу до колец и это кажется комичным. Простите ребята, но вам меня не поймать. Поиграем в «кошки-мышки»? Спикирую вниз, обходя их защиту, и как только в поле зрения появляется лохматая макушка Даичи, резко меняю траекторию полёта, имитируя падение, гриффиндорцы покупаются и сразу же летят вниз за мной, готовясь в любой момент перехватить мяч. И как только до земли остаётся не больше шести футов, крепко хватаюсь за ручки метлы, вырываясь вперёд. Мяч оказывается в руках Кея, но эта наглая морда, пасует мне. Точно так же, как я в начале игре Сугаваре. К своему великому удивлению попадаю, так метко, что Нишиноя замирает, не понимая, что произошло.       Спустя всего несколько секунд чувствую себя примерно так же, потому что прямо перед лицом мелькает бита и перекошенное от радости лицо Футакучи. Кажется, он только что спас меня от весьма неприятного столкновения с бладжером.       Ойкава и Кагеяма наворачивают круги по полю, пытаясь поймать постоянно исчезающий в потоках воды снитч и судя по их хмурым лицам, золотой поганец мастерски сбегает от обоих. Ещё два розыгрыша и спина начинает ныть. Кто бы знал, что от такой активной игры действие зелья сойдёт на нет.       Суга вновь вскидывает кулак. Всё начинает повторяться. Ухожу вниз от Охотников, что так упорно пытаются зажать меня в клещи, да только в этот раз расстановка другая. За спиной страхует Кей, которому я и должна отдать пас. Точнее, должна была. Отрикошетивший от чьей-то биты бладжер врезается в правый бок. Зацепляет Бокуто и Танаку, и это понимаю по не самым цензурным высказываниям. В глазах заплясали алые кляксы, забиваясь под веки непроглядной чернотой. И нет необходимости пытаться вернуть чёртово зрение, потому что спустя несколько мгновений после удара понимаю, что падаю. Так глупо и нелепо. Кажется, даже без шанса на спасение.       — Акира! — кричит Кей откуда-то слева и даже не глядя пасую ему. В глазах все ещё темно после удара, бок ноет и последнее, что я успеваю сделать, это потянуть ручку метлы на себя, чтобы хоть как-то смягчить неизбежное столкновение с землёй.       Получается вполне сносно. Падаю с метлы аккурат на спину и ловлю звёздочки под веками от того, насколько больно получать по одному и тому же месту дважды. От удара из лёгких вылетает весь воздух, голова разрывается от красочного букета всех известных мне оттенков боли, а в глазах на несколько долгих секунд темнеет. В ушах звенит и сквозь этот отвратительный звон слышу звук свистка. Игра окончена.       Приподнимаюсь на локтях, замечая, что на землю уже спустился Куро и стремительным шагом направляется ко мне. Останавливается напротив и протягивает руку, за которую я тут же хватаюсь, вставая на ноги. Кажется, ещё не отошла, иначе бы боль давно затопила черепную коробку.       — Жива? — киваю, наклонившись за своей метлой. И это было, видимо зря, потому что в какой-то момент мне показалось, что я не разогнусь. Но нет, обошлось. — Кагеяма промахнулся. Когда Кей окрикнул тебя он отвлёкся и снитч поймал Тоору.       — Какой счёт?       — Сто девяносто — тридцать, — улыбается во все тридцать два зуба и выглядит довольным донельзя. — Знаешь, — наклоняется к уху, переходя на едва различимый за шумом дождя шепот. — Я даже рад, что ты навернулась. Мы бы слили матч, если бы Кагеяма не был так одержим тобой.       Шутливо толкаю его в плечо, усмехнувшись в ответ на его реплику.       Всё выглядит слегка сюрреалистично. Мы стоим под дождём, обмениваясь рукопожатиями, а сами промокли до самой последней нитки и выглядим не лучше промокших дворовых псин. Хорош, что недодумал накрасится — вообще-то, поленилась — иначе парням пришлось бы лицезреть весьма пугающую картину.       Кагеяма бросает мне весьма красноречивый взгляд, от которого по коже пробегает табун мурашек, а сердце начинает стучать где-то в горле. Отвечаю кривой усмешкой и разворачиваюсь на пятках, догоняя команду.       — Тебе бы в лазарет, — Сугавара качает головой, когда вся команда начинает хлопать Ойкаву по спине, поздравляя его с открытием сезона победой над Кагеямой. — Ты сильно приложилась спиной, да и знаю я, какого это бладжером по рёбрам получать.       — Я в норме, не переживай.       Пока все хвалят Ойкаву быстренько ретируюсь, шепнув Куро, чтобы меня не ждали.       На его ехидный взгляд отвечаю покачиванием головы и исчезаю, тихо прикрыв за собой дверь.       Попав в свою раздевалку, тут же сползаю по стенке вниз, хватая ртом воздух. Оказывается, улыбаться всем, терпя физическую боль, намного сложнее, чем улыбаться и шутить, когда душу рвёт на части.       Ноют отбитые рёбра. Приподнимаю край формы и с горечью осознаю, что синяк уже начал расползаться от нижней пары рёбер вверх. Аккуратно прощупываю кости, проверяя их целостность и вроде бы даже убеждаюсь, что не сломала. Что там со спиной знать не хочется, поэтому просто скидываю форму на пол около скамейки и не спеша иду в душ, тайно надеясь, что пьянка в честь победы будет на такой масштабной, как в прошлом году.       Медленно переодеваюсь, сушу волосы и совсем не тороплюсь, зная, что меня никто не должен ждать. Собираю вещи, неаккуратной кучей скинув в сумку и закинув ту на плечо открываю дверь. Открываю и натыкаюсь на привычно унылый взгляд Кея. Открываю рот, чтобы спросить, а что он тут, собственно, забыл, как парень весьма неаккуратно заталкивает меня обратно в комнату, запирая дверь и накладывая заглушку.       Выгибаю брови, когда он деловито заглядывает в душевые и оставшись довольным своей ревизией, опирается спиной на единственную дверь, прямо говоря, что избежать разговора не получится. Стоило забеспокоиться, но мне слишком лень что-то делать.       — Рассказывай, — выгибаю брови, как бы спрашивая, о чём он. — Что у тебя с Кагеямой?       — Это точно мне прилетело бладжером, а не тебе? — похвалить бы его за внимательность, да только не тот это случай. — Или ты бредишь, после игры под дождём?       — Заканчивай спектакль, — почти рычит и выглядит весьма недовольным из-за того, что не получил ответ на свой вопрос. — Я знаю тебя, Акира. И не слепой, вижу ваши переглядывания. Этот идиот был готов первым спуститься вниз, когда ты навернулась. Поэтому повторю свой вопрос. Что у тебя с Кагеямой?       — Я расскажу, но не сейчас, — хорошо, бодаться в упертости с Тсукишимой идея так себе. Кого хочешь достанет, если захочет. Пошёл бы по стопам отца со своей упрямостью, если бы захотел. — Я приду к тебе, скажем… Около одиннадцати. Хорошо?       — Только посмей слиться! — тут же выскакивает в коридор, напоследок громко хлопнув дверью.       Да куда уж тут убегать и отрицать, если всё равно уже догадался, что дело тут не чисто. Прискорбно, что Кея обмануть у меня не получилось.