Листья шелковицы

— Дагэ… Ты приехал… — Конечно, приехал, — негромко ответил Минцзюэ, прижимая брата ещё ближе. Как бы он ни уверял себя и окружающий мир, что не скучал, но сейчас… В этот момент… Чувствуя рядом такое родное и светлое существо, понимал, что, кажется, и не дышал в полную силу все эти месяцы. — Разве я мог оставить братишку без поздравлений? — в голосе старшего слышалась улыбка. Хуайсану так хотелось оторвать голову от широкой груди и увидеть её, но казалось, что сделай он это, и всё исчезнет, растает, как утренний туман. А он проснется ещё раз, только на этот раз брата не будет рядом. Он окажется за тысячи километров, в таком шумном и одновременно родном Пекине. В объятиях другого человека. Постояв так несколько минут, Хуайсан наконец нашёл в себе силы разомкнуть руки и отступить на шаг, хоть это и показалось почти физически больно. Будто за эти несколько мгновений они успели срастись друг с другом, а теперь им приходится отрываться, оставляя частичку себя в другом человеке. — Почему ты не предупредил? — тихо проговорил младший, закрывая дверь за братом. — По-моему, это называется «сюрприз», нет? — хмыкнул в ответ Минцзюэ, разуваясь и проходя за братом гостиную. — Разве ты не рад, что я приехал? — Конечно, я рад! — поспешно вырвалось у Хуайсана, прежде чем он успел прикусить язык, — Просто… Он мгновенно смутился своего порыва и начал мять нервными пальцами ткань толстовки. На обычно бледных щеках проступил мягкий румянец, который парень попытался скрыть за ещё не собранными с утра прядями. — Вечно они у тебя в глаза лезут, — пробурчал Минцзюэ, поднимаясь с дивана, на котором сидел. — Давай приведём это воронье гнездо в порядок, а то смотреть страшно. Как дитя малое, честное слово. — А? — Хуайсан удивленно вскинул глаза на брата, не сразу понимая, что от него хотят. — Что, прости? — Ты ещё не проснулся? — в голосе старшего слышалось раздражение, которое было вызвано скорее смущением за собственный, совершенно не свойственный ему в последние годы, порыв. — Тащи расческу и резинку, говорю. Я, так и быть, в честь праздника уложу ваши косы, принцесса. — Дагэ! От подобного обращения Хуайсан, кажется, вспыхнул ещё пуще прежнего. И, стараясь скрыть своё смущение, поспешно выбежал с комнаты, быстро проговорив на ходу: — И ничего я не принцесса… Сейчас принесу. Быстро взбежав на второй этаж, Хуайсан забежал в свою комнату. Только когда дверь за его спиной закрылась, он почувствовал, как ноги, до этого так быстро донёсшие его сюда, в одну секунду становятся будто ватные. Чтобы не потерять равновесие, он осторожно, всё еще прижимаясь спиной к светлому дереву двери, сполз вниз. Наверное, именно так чувствует себя жертва, которой после долгой погони наконец удаётся получить передышку и почувствовать себя в безопасности. В тот момент, когда он увидел перед собой фигуру брата, одетого в серые брюки, чёрный тонкий свитер с высоким горлом и небрежно перекинутым через локоть чёрным же пальто, ему на секунду показалось, что это очередной сон. Просто химера… С ним подобное уже случалось, когда вместо уже таких привычных кошмаров, усталый мозг, быть может, в болезненной попытке отдохнуть показывал того единственного человека, которому Хуайсан мог доверять без остатка. Человека, который никогда не причинит настоящей боли. Человека, рядом с которым можно без страхов закрыть глаза и доверить ему всего себя. И только почувствовав совсем рядом спокойное тепло, вдохнув родной запах (надо же, кажется, Хуайсан никогда его не забывал), и ощутив под дрожащими пальцами стук сердца, он поверил, что, да, это всё по-настоящему. Сейчас он в этом не уверен, но тогда показалось, что сердцебиение брата было точно такое же всполошенное, как и его собственное. Нет, что за глупости. Это же непоколебимый глава семьи Не. Разве подобное возможно? Но что точно реально, так это брат, сидящий внизу и ждущий его возвращения. — Так, А-Сан, соберись и веди себя естественно, — скомандовал он себе, аккуратно вставая, хотя всё ещё опасаясь, что ноги могут подвести. Он нервно хмыкнул, бродя по комнате в поисках нужных вещей. — Вот уже и с собой разговариваю… Даааа… Пора звонить в дурку. Как там у Кинга было написано? «Не в «дурку», а в «санаторий»… Вот же она! Наконец, найдя всё необходимое и напоследок сделав несколько глубоких вдохов, парень спустился в гостиную, которая, к его удивлению, была совершенно пуста. Ни следа пребывания в ней кого-то ещё. — Дагэ? В голове за одно мгновенье пролетел целый вихрь мыслей. Путанных и пугающих. «Неужели всё же сон? Нет… Куда же он подевался? Нет-нет-нет… Я ведь чувствовал… Я видел… Я…Тогда как же…» И почему-то вспомнилась цитата всё из той же книги: «…чокнулся, не все дома, шарики за ролики заехали, парень просто спятил, крыша поехала, сдурел, не в себе, завернулся, ненормальный, …И все они означали одно: сошел с ума…».* Он позвал снова: — Дагэ?! — на этот раз ему едва удалось скрыть нотки паники в голосе. Но квартира по-прежнему молчала, пока неожиданно из стороны прихожей не донёсся приглушенный голос: — Ну чего ты так расшумелся? — Минцзюэ вернулся в гостиную, неся в одной руке небольших размеров дорожный чемодан, а в другой — бумажный свёрток неправильной формы. — «Дагэ, Дагэ», — он попытался передразнить голос младшего, но с его глубоким баритоном, получилось это из рук вон плохо. — Ты в меня тогда так вцепился, что я и про вещи свои забыл. Вот, ходил забрать — не оставаться же им на лестничной площадке стоять? Хуайсан лишь слабо кивнул на эти слова. «Не сон. Чёрт возьми, Хуайсан, возьми себя в руки. Пускай брат и считает тебя с детства немного странным, но не все же твои истерики можно списать на заскоки из рубрики «тонкая творческая натура». — Нашёл? Давай сюда, — Минцзюэ, наконец устроив чемодан и свёрток, снова повернулся к брату, протягивая вперёд широкую ладонь. — А? — брат не сразу сообразил, что от него хотят. — А ты так собираешься весь свой День рождения так ходить? — он кивком указал голову собеседника. Хуайсан наконец сообразил, чего от него хотят и поспешно протянул брату требуемое. — Прости, Дагэ. Я задумался. Наверное, ещё не проснулся до конца. — Ладно уж, садись давай. Будем превращать чудовище в красавицу, — весело приговаривал старший, обходя невысокое кресло и вставая за его спинкой. — Не дёргайся. Я не уверен, что тут обойдётся без жертв. Как ты вообще умудряешься так его запутывать во сне? Или же ты не брался за расческу с того времени, как покинул родные Палестины? — Дагэ, — начал было возмущаться Хуайсан, немного придя в себя, но почувствовал тепло уверенных рук у себя на затылке и в мгновение растерял весь боевой настрой. — А ведь когда-то сам уговорил меня отпустить их. А теперь ругаешься, — смирившись с поражением, совсем тихо пробормотал он. — Я всё слышу, — предостерегающе начал старший, пропуская сквозь пальцы чернильные пряди. — И да, это был я — не отрицаю. А теперь сделай одолжение: не верти головой, иначе я просто возьму всё это богатство и одним движением ножниц отправлю его на благотворительность. Как тебе перспектива? Хуайсан снова думал возмутиться, но брат уже начал своё занятие, и желание как-либо бунтовать исчезло на корню. Когда последний раз происходило подобное? Вряд ли хоть один из них мог дать ответ на этот вопрос. Точно они могли сказать сейчас только одно: «Я так скучал…» Но у них подобное не принято. И моменты, подобные этому — скорее редкое исключение из правил, чем закономерность. Минцзюэ не привык к проявлениям слабости. А Хуайсан — слишком боится вызвать раздражения брата своими «детскими» просьбами. Они уже привыкли так жить. Скрывать за условностями и масками себя настоящих. Ведь так проще? Слова, которые не были сказанными, не принесут боли. Чувства, которые остались в тайне, не будут разбиты. Так не больно…? Чувствуя, как брат пропускает сквозь зубчики расчёски длинные пряди, старясь не тянуть слишком сильно и не причинять боли, Хуайсан мысленно возвращался в детство. Будто он снова маленький ребёнок, которому наконец удалось вытащить брата от глупых учебников и заставить его возиться со своими волосами. Младшему наследнику семьи Не всегда нравилось, когда старший, пускай и с причитаниями и напускным недовольством, расчёсывал его. В такие моменты брат всегда шутя сравнивал с каким-либо представителем кошачьих, который начинает сыто тарахтеть, когда ему гладят шёрстку. На подобные заявления Хуайсан всегда сердито супился, но в глубине души признавал правоту старшего. Вот и сейчас, от того, чтобы не начать мурлыкать, Хуайсан держался буквально на волоске. И дело здесь было не только в детских привычках и воспоминаниях. Когда в последний раз он мог позволить себе настолько расслабиться и довериться хоть кому-то? Когда последний раз он мог чувствовать чужие прикосновения? Казалось, что прошла уже целая вечность, и теперь изголодавшиеся по чужому электричеству рецепторы были перегружены от такого количества ощущений. Но это не вызывало дискомфорт. Нет. Хотелось только больше. Больше тепла. Больше прикосновений. Больше … Чтобы хоть как-то отвлечь себя от странных мыслей, которые пугали яркостью своих красок, Хуайсан, разомлевший от приятных ощущений, начал рассеянно бродить взглядом по комнате, пока не остановился на свёртке, который принёс брат. Он спросил: — А что там? — Что? — Минцзюэ, наконец справившийся с запутанными прядями и только собравшийся завязать их резинкой, проследил за взглядом брата. — Это твой подарок. Сейчас покажу. Он отпустил волосы Хуайсана, и они мягкой волной рассыпались по светлой обшивке кресла. Младший едва удержал разочарованный вздох, когда почувствовал, что пальцы брата исчезли. Взяв подарок, Минцзюэ положил его на столик перед младшим. — С Днём рождения, брат. Будь счастлив. — Спасибо, — младший искренне улыбнулся, наверное, чуть ли не впервые за последние месяцы и начал осторожно разворачивать аккуратную упаковку из крафтовой бумаги. Минцзюэ стоял рядом, внимательно ловя каждую эмоцию на лице брата. — Это же… — Хуайсан сначала неверяще смотрел то на лежащий перед ним предмет, то на брата. — Дагэ, но как? Это… Перед ним среди нескольких слоёв обёртки лежал сложенный бумажный веер. Но младший мог бы даже на ощупь распознать искусно выполненный на его основании рисунок. Точно такой же был изображён на том веере, который когда-то двенадцатилетний Хуайсан увидел в музее, когда уговорил брата прогулять с ним занятия. Именно тот веер и влюбил его в живопись. — В подобной технике сейчас мало кто работает, но мне всё же удалось найти мастера по дереву, который сможет изготовить точно такой же каркас, — он поднял веер и раскрыл его, бумажная основа оказалось совершенно чистой. — Ты сам его распишешь. Помнится, кто-то мне обещал, что нарисует ничуть не хуже, чем было тогда в музее. Или наследник семьи Не не держит свое слово? Хуайсан не находил слов для ответа. Всё, на что он сейчас был способен, это лишь подняться, чтобы заключить брата в объятия. Он не мог поверить, что Минцзюэ помнил тот случай. Неужели его брат, который, по выражению Вей Усяня, «женат на работе»; брат, который не смог прийти на его церемонию выпуска из старшей школы из-за неотложного совещания; брат, который порой днями мог не брать трубку из-за того, что «нужно готовиться к открытию нового проекта…» — неужели он мог все эти годы помнить одну несчастную фразу, сказанную ещё совсем ребёнком. — Неужели ты помнишь? — За кого ты меня принимаешь? — Минцзюэ, очевидно в очередной раз смутившись, снова напустил ворчливый вид. — Так, я рад, что тебе нравится. А теперь садись на место, иначе мне придётся возиться с твоими локонами вплоть до твоего девятнадцатилетия. Хуайсан, всё ещё счастливо улыбаясь, сел на место, внимательно рассматривая подарок. — Не вертись ты! — Минцзюэ несильно потянул прядку. — Иначе заплету две косички, и тогда ты точно будешь похож на маленькую принцессу. Младший в ответ только шире улыбнулся, но теперь старался сидеть ровно. Внезапно ему в голову пришла мысль: — Вы с А-Яо решили подарить парный подарок? — Ты о чём? — удивился старший. — Ну, ты подарил веер под роспись, А-Яо — набор для живописи. Откуда он узнал, что я ей увлекаюсь? Ты рассказал? Тогда почему он не приехал с тобой, а прислал его почтой? Да и когда я ему вчера писал — он ни словом об этом не обмолвился. — Он не знает, что я здесь. — Как? — от подобного ответа Хуайсан дёрнул головой, отчего так тщательно сооружаемый Минцзюэ высокий хвост едва не распался. — Да уймись ты наконец! — раздраженно буркнул старший. — С последнего раза, когда я тебя расчёсывал, твои космы знатно отросли, и я тут сражаюсь как могу, а ты всё норовишь убежать. Да, я ему не сказал, — Хуайсан хотел что-то вставить, но Минцзюэ не дал ему перебить себя. — Потому что он бы обязательно рассказал бы всё тебе, а потом вы бы вместе уболтали меня не ехать. Знаю я вас. Не в первый раз подобное. Оба до мозга костей уверены, что стоит мне покинуть территорию Китая, как я тут же увяну без работы. — Но, Дагэ…- попробовал возразить Хуайсан, но ему снова не дали этого сделать. — Нет. Ничего не желаю слышать на этот счёт. Я решил сделать тебе сюрприз к празднику и приехал сюда. Яо я напишу вечером и все с ним обсужу. Ещё вопросы будут? — Нет. — Ну и хорошо. Давай резинку, я наконец их укротил. Когда Минцзюэ принялся завязывать волосы, послышался новый голос: — Хуайсан, кто это с тобой? В дверях гостиной стоял Ванцзи, а из-за его спины выглядывал Вей Ин. Оба парня не могли поверить своим глазам. Их обычно хмурый сосед, откинувшись на кресле, чуть ли не урчал от того, что какой-то мужчина заплетал его волосы. И это был тот самый Хуайсан, который вздрагивал от любого, хотя бы и самого малого намёка на чужое прикосновение. — А, Вей-сюн, Ванцзи, — Хуайсан, почувствовав, как старший брат похлопал его по плечу, разрешая подняться, встал навстречу друзьям. — Знакомьтесь, это Не Минцзюэ. Мой старший брат.