Листья шелковицы

Следующее утро Минцзюэ встретил хмурым и невыспавшимся. Прошлой ночью он едва ли смог сомкнуть веки — тревожные мысли, беспокойство за Хуайсана и всё ещё тлеющие угли обиды не давали уставшему мозгу и минуты передышки, сменяя друг друга, словно кадры в фильме. Раз за разом вспоминался вчерашний инцидент, когда брат отчаянно сжимал дрожащие пальцы на его одежде и, словно в горячке, шептал несвязные фразы. Вспоминалось как он сам испугался, когда увидел младшего в таком состоянии; если бы тогда кто-то попробовал забрать Хуайсана из его объятий, то вряд ли Минцзюэ удалось сохранить хладнокровие и позволить хоть кому-то прикоснуться к парню. Так же в памяти поднималась та ночь в Лондоне, когда он зашёл в комнату Хуайсана, а тот, мучимый ночными кошмарами, метался среди смятых простыней, бессвязно путаясь в обрывках фраз и бессильных всхлипах. «…Дагэ, ты опять меня спасаешь?» Именно это пробормотал он сквозь сон, когда Минцзюэ всё же удалось немного успокоить его. Спасает? Если бы… Как он может кого-то спасти, не зная, с чем стоит бороться? Что он должен сделать? Какие слова должен сказать? Но перед внутренним взором снова появлялась бледное, испуганное, но всё равно упрямое и решительное выражение лица младшего. Почему он солгал? Какую правду скрывает? Минцзюэ теперь понимал, что имели в виду Вей Ин и Ванцзи, когда говорили, что младший закрывается в себе, когда поднимается эта тема. Он видел это собственными глазами — почти слышал, как захлопывается тот панцирь, который Хуайсан так тщательно взрастил вокруг себя. Как стоит действовать в этой ситуации? Оставить всё, как есть, и просто отступить? Нет, он не позволит младшему снова остаться один на один со своими кошмарами, не даст снова утонуть в них. Если Хуайсан не хочет ему говорить всей правды — пускай. Он сам узнает её. Но собственный характер не мог так просто успокоиться. Да, Минцзюэ прекрасно понимает, что сам виноват — не стоило идти напролом. Но реакция младшего, его упрямство и нежелание идти навстречу — всё это напоминало нож в спину, и не давало успокоиться в полной мере. Поэтому, проснувшись после нескольких часов обрывистого сна — Минцзюэ сразу же отправился на работу, надеясь, что это даст возможность немного отвлечься и успокоить его взрывной темперамент. Чжунхуэй уже был на месте и ни капли не удивился такому раннему появлению босса — хотя до этого они договаривались, что Минцзюэ несколько дней проведёт дома, и все срочные дела будут решаться в телефонном режиме. Как и ожидалось — работа действительно помогала отвлечься. За те несколько дней, что он отсутствовал, уже успела собраться небольшая стопка бумаг, которые ему следовало проверить и подписать. Сами по себе эти дела не требовали срочного вмешательства и вполне могли ещё немного подождать, но Минцзюэ привык работать на опережение, и редко позволял себе такую блажь, как несколько дней вне офиса. Сейчас дела фирмы шли вполне спокойно и гладко. За несколько лет управления Минцзюэ удалось поднять дело отца на новый уровень, и теперь мало кто мог составить им конкуренцию. Но так же это означало, что те немногие, с кем теперь приходилось противостоять, тоже не были мелкой рыбой. И ставки теперь делались на куда большие суммы и более масштабные проекты. Минцзюэ довольно просто сумел приспособиться к жизни среди «акул» бизнеса, что, впрочем, не было чем-то удивительным — его к этому готовили с самого детства. И поэтому, приняв на себя руководство, он смог не спасовать перед тем давлением, которое так рьяно обрушилось на него. Завистники, конкуренты, прихлебатели, любители «подковёрных игр» и просто открытые противники — скольких из них он повстречал на своём пути? Вряд ли уже можно сосчитать. Первым, с чем ему пришлось столкнуться, только ступив на эту дорогу — были те люди, которые, не видя в нём сильного руководителя, просто решили, что могут сделать его своей пешкой, которой можно спокойно управлять и не бояться угрозы с её стороны. Одним из подобных людей был Цзинь Гуаншань. Старый знакомый отца, в котором Минцзюэ, даже будучи ещё подростком, смог разглядеть второе дно. Этот человек, хоть и был другом семьи и владельцем компании-партнёра, но никогда не нравился ему. Всегда казалось, что этот человек за каждым своим словом или действием, вынашивает какие-то планы, которые вряд ли смогут хоть кому-то, кроме него самого, принести пользу. Но на все рассуждения Минцзюэ по этому поводу отец лишь снисходительно разводил руками и начинал свои разговоры о том, что иногда таких людей лучше держать ближе к себе, и всегда наблюдать за каждым их шагом, чем открыто объявить врагами и ждать удара со спины. Доказательства своей правоты Минцзюэ получил почти сразу после смерти отца, когда этот человек заявился в их дом под предлогом того, чтобы выразить свои соболезнования убитой горем матери. На самом же деле его целью был разговор не с госпожой Не, а с её старшим сыном. В словах Цзинь Гуаншаня было полно участия и желания помочь, но Минцзюэ не поверил ни одному из них и решительно отказался от предложения «помочь с той нелёгкой ношей, что свалилась на плечи такого юного парня». Когда он отверг предложения, в прищуренных глазах на мгновенье промелькнули досада и гнев, но тут же погасли — этот человек научился носить свои маски в совершенстве. Тогда он лишь сочувственно положил ему руку на плечо и, прежде чем уйти, напомнил, что они с его отцом были хорошими друзьями и что он всегда будет готов помочь. Минцзюэ не поверил ни единому слову. Но впервые всерьёз задумался над теми словами отца, и, хорошенько всё взвесив, понял, что тот был прав. Таких людей не стоит недооценивать, иначе это будет равносильно беспечности. А беспечность в их деле — слабость, которая ведёт к проигрышу. Тогда он не стал, как изначально собирался, разрывать партнёрские отношения с компанией Цзинь, но всегда оставался настороже. Ему удалось сохранять спокойствие и приятный тон, ведь за ним в тот момент следили десятки глаз и одно неправильное движение стоило бы всего. Нужно было проявить твёрдость, но в то же время помнить, что в этом мире всё решает дипломатия и то положение, которое ты в нём занимаешь. И стоит допустить только одну ошибку, как из контекста будут вырваны с кровью сотни фраз, которые противники, что всего день назад улыбались вместе с тобой на камеру, переиначат на свой лад, направляя твои же собственные слова против тебя самого. Но теперь этот вопрос больше не тревожил его. После смерти Гуаншаня несколько месяцев назад можно было немного выдохнуть, ведь этот хитрый старик больше не сможет строить ему своих козней — во главе теперь стоит Гуанъяо и дела между их фирмами, до этого натянутые, словно струна, перестали напоминать игру в шахматы, где каждый игрок только и ждёт чтобы другой допустил ошибку. На часах уже было половина первого, когда Минцзюэ закончил просматривать последний документ. Поднявшись с насиженного места, мужчина немного ослабил галстук и обошел кресло, разминая занемевшие от долгого сидения конечности. За широким панорамным окном открывался вид на вечно шумный город, точнее лишь на его малую часть. Минцзюэ нравился район Чаоян, в котором был размещен главный офис. Деловой центр столицы, он не пестрел многочисленными храмами и был менее заполнен туристами, что помогало больше сосредоточиться на работе. Так же как Хуайсан был увлечён рисованием, Минцзюэ — своей работой. И это место, эти многочисленные здания офисов самых разных размеров и немыслимых форм, эта атмосфера занятости и сосредоточенности на своём деле — всё это было частью его самого, так же как для младшего была живопись. Поняв, что мысли снова возвращаются к брату, Минцзюэ снова нахмурился. Всё же в соревновании между работой и беспокойством за младшего — у последнего явно была огромная фора. Минцзюэ тяжело вздохнул, не отрывая задумчивого взгляда от вида за окном. Погода сегодня совершенно испортилась. Если вчера они гуляли, согретые, пусть ещё не слишком жарким, но вполне теплым, майским солнцем, то сегодня небо было по-октябрьски серым, будто в любую секунду обещая треснуть и обрушиться на шумный город потоками воды. Из-за тяжелых, будто свинцовых облаков, зеркальные окна многоэтажек, тоже казались пустыми, отражая эту серую бездну. Из раздумий Минцзюэ вырвал звук стука. — Да? — мужчина обернулся от окна, чтобы увидеть посетителя. — Лань Сичэнь? Давно не виделись. — Здравствуй, — мягко вернул улыбку вошедший, закрывая за собой дверь. Это был молодой мужчина приблизительно одного возраста с Минцзюэ, высокий и стройный. Не слишком длинные чёрные волосы были уложены назад, открывая вид на приятное изящное лицо, которым невозможно было не любоваться. Он был одет в светло-серый костюм-тройку и рубашку на пару тонов темнее. Немного зауженные брюки подчеркивали длинные ноги, жилет того же тона, что и брюки, лишь выделял красивую подтянутую фигуру, а пиджак был небрежно перекинут через локоть. Лань Сиченя не зря считали самым завидным и желанным холостяком, даже если опустить то, что он был наследником большого состояния своей семьи. В этом человеке соединились хорошая внешность, выгодный статус и прекрасный характер — его трудно было не выделять из толпы. Когда мужчины обменялись рукопожатиями, Минцзюэ предложил гостю присесть, но тот, снова сверкнув мягкой улыбкой, отказался. — Извини, я ненадолго. Думаю, ты знаешь почему я пришёл. — Да, но я не ожидал тебя так рано, — Минцзюэ растянул тонкие губы в понимающей улыбке. — Когда узнал? — Сегодня утром, — Сичэнь обошел стол и встал рядом с хозяином кабинета. — Как он? Почему ты не сказал мне, что Ванцзи прилетел обратно в Пекин? — Ты у меня спрашиваешь, как он? — Минцзюэ вопросительно приподнял бровь. — Он твой брат. Знаешь, я тебе высказал своё мнение по этому поводу ещё два года назад, но ты меня не послушал. И я тебе говорил, что раз так — то я больше не буду вмешиваться в эти дела вашей семьи. Вот я и не вмешиваюсь. — Минцзюэ, — в мягком голосе послышалось сожаление и говоривший повернул непривычно светло-карие глаза на собеседника. — Ты ведь прекрасно знаешь, как я сожалею об этом. Но тогда я… — Ты был слишком зависим от мнения своего незабвенного дяди, — закончил за него Минцзюэ, но видя, что друг всё ещё очень расстроен по этому поводу, решил не давить слишком сильно. — Сичень, послушай, вы должны с ним поговорить. — Думаешь, я не пытался? — Лань Хуань повернулся к окну, бесцельно рассматривая свинцовое небо, нависшее над городом. — Он не станет меня даже слушать. — А ты всё же попробуй, — мужчина ободряюще похлопал собеседника по плечу, — Что если в этот раз он будет не против пойти на диалог? — Он что-то говорил по этому поводу? — тут же вскинулся брюнет, с надеждой смотря на товарища. — Лишь то, что готов выслушать. Но ведь и это — уже что-то. Раньше он даже такого допускать не хотел. — Я встречусь с ним, как только будет возможность. Спасибо, что сказал, — теплая улыбка снова заиграла на красиво очерченных губах, — А что заставило его приехать? И почему он поселился у тебя? — В Лондоне ему с Вей Ином каким-то образом получилось пересечься с Хуайсаном, а тот наконец-то образумился и захотел вернуться домой, — Минцзюэ снова нахмурился, вспоминая брата, — Эта компания неплохо сдружилась, а потому всем комплектом решила вернуться в родные края. — С А-Саном? Действительно, как тесен мир, — удивился Сичень, — Но почему у тебя такое лицо, когда ты об этом говоришь? Разве ты не рад, что твой ненаглядный младший наконец-то вернулся? Не успел Минцзюэ ответить, как в дверь снова постучали — оба мужчины обернулись на звук. — Войдите. Минцзюэ задумался — в приёмной что, никого нет? Почему секретарь не сообщает о прибытии новых посетителей. Но, если подумать, насчёт Сиченя всё было понятно — он часто наведывался в гости к другу, и его здесь все знали, как своего. И единственный человек, кроме Лань Хуаня, а также помощника, который мог прийти без предупреждения был… — Минцзюэ, не сильно отвлекаю? — на пороге кабинета показалась изящная высокая фигура в песочном пальто, кремовой кофте с высоким воротом и чёрных брюках, длинные волосы, немного влажные — видно на улице всё же начался дождь, сегодня не были собраны, и чёрными прядями струились по узким плечам, — Сичень? Здравствуй! — Яо? — приветливо улыбнулся мужчина, к которому обратились, — Привет. Давно не виделись, как твои дела. Справляешься? — Всё не так плохо, как могло быть, — ответил Гуанъяо, проходя к мужчинам, и вставая возле Минцзюэ, прижимаясь своим плечом к плечу мужчины, — У меня был хороший учитель, — он с улыбкой посмотрел на стоящего рядом. — Ничего подобного, — хмыкнул Минцзюэ, кладя свою ладонь на его талию — Сичень знал об их отношениях, а потому скрываться не было смысла, — У тебя талант к этому. Почему такой холодный, под дождь попал? — Задержался немного перед зданием. Сичень, ты уже виделся с Ванцзи? — Пока нет, но планирую, — мужчина задержал свой взгляд на чужой руке, лежащей на стройной талии, но быстро спохватился — к счастью этого никто похоже не заметил, поэтому он продолжил, — Ладно, я должен идти. Минцзюэ, спасибо. — Тебе незачем меня благодарить. Лучше встретьтесь поскорее и обговорите всё по-нормальному. — Ты прав. Всего хорошего, — он кивнул обоим мужчинам и, захватив с дивана свой пиджак, который положил туда ранее, покинул кабинет. — Неужели он наконец-то решился? — Гуанъяо повернулся и теснее прижался к мужчине, скрещивая обе руки за его спиной, и смотря в глаза напротив. — Да, несмотря на его железную хватку в делах компании, в плане чувств и взаимоотношений — он не очень силён. Думаю, мы в этом похожи, — Минцзюэ наклонился и быстро поцеловал уголок губ. — С чего такие мысли? — Я вчера немного поспорил с А-Саном, — Минцзюэ разрывает объятия и снова оборачивается к окну, за которым дождь уже идёт в полную силу, оставляя на прозрачном стекле пунктирные дорожки. — Что случилось? Минцзюэ устало вздыхает, уже который раз за этот день, и рассказывает Гуанъяо о том, что случилось вчера, о том, что он видел в Лондоне. Рассказывает о своих переживаниях за младшего, о том, как тяжело ему понимать, что тот не может с ним быть до конца откровенным. Речь получается скупой и обрывистой — он не привык оформлять свои чувства в продолжительные объяснения, но Яо понимает его и без лишних слов — кажется, так было всегда. Но снова попав в плен беспокойных мыслей о брате, он совсем не замечает, что в тени густых ресниц, на глубине тёмно-карих глаз, плещется едва скрываемая боль и ревность. Слушая, как любимый настолько сильно беспокоится о ком-то другом, пускай даже и этот кто-то — его брат, Гуанъяо вспоминал слова другого человека. «Ты никогда не займёшь его место. Навсегда останешься лишь заменой, фальшивкой…» — И что же я должен сделать? — фраза, адресованная к нему, вырвала из воспоминаний, от которых он так отчаянно старался отгородиться, навсегда стереть их из памяти. — Что, прости? Извини, я задумался. — Я про Хуайсана, — Минцзюэ снова подошёл ближе и стал задумчиво пропускать сквозь пальцы немного влажные пряди. — Дай ему время. Ребята были правы, не стоило рубить с плеча. Ты должен был лишь немного подождать, но своей настойчивостью лишь напугал его. — Но ведь ему нужна помощь. Как я могу просто ждать? — Ты уже попытался, и что из этого вышло? — в голосе был слышен слабый укор, — Я как-нибудь на днях загляну к вам, ты не против? — Ты ведь знаешь, что тебе у нас всегда рады. Может хоть тебе этот упрямый ребёнок что-то скажет. Яо, помоги, пожалуйста, я не справляюсь, и это меня просто бесит, — Минцзюэ наконец отпустил пряди и устало прислонился своим лбом к виску стоящего напротив, — Терпеть не могу чувствовать себя слабым, не имея возможности сделать что-либо. — Всё наладится, просто не спеши.