У всего своё время

Чонгук уже сидел за столом в комнате допросов, когда туда зашёл Юнги. Альфа что-то жевал, на столике стоял светло-коричневого цвета бумажный стаканчик, а вокруг витал сладкий шоколадный аромат, от которого живот омеги жалобно забурчал. Чон поднял темные глаза, смутился от прямого взгляда Мина — понял, что омежка тоже голоден. — Я не завтракал. — зачем-то озвучил. — Да пофиг мне. — буркнул Юн в ответ, бесцеремонно плюхнувшись на стул напротив. Чон поспешно отодвинул отпитый горячий шоколад. — Не будем ходить вокруг да около, я хотел поговорить с тобой. — Отлично. Давай на чистоту. — пожал худощавыми плечиками омежка. — Да, я выкрал твой бумажник, но выбросил его как только ты схватил меня. Я просто испугался. Не знаю, где он сейчас. И мне плевать, что ты обо мне думаешь, потому что я воровал чтобы выжить. Я не жалею ни о чем и считаю, что это был правильный выбор. Гук скрестил руки перед собой, изучающе глянул на Мина и кивнул. — Несомненно. — Что? — переспросил Юнги, округлив глаза и удивлённо вздёрнув чёрные брови, но ответа не дождался. — Ты смеёшься надо мной? — Нет. Будь я на твоём месте, я бы тоже не захотел умирать от голода. Это нормально. Я хочу поговорить о другом, — альфа нагнулся, взял чёрный портфель, что стоял на полу около его стула и, достав внушительную синюю папку, пододвинул её к Юнги. Последний лениво открыл первый лист. Досье на него. — И что теперь?! Подумаешь, пронюхал про меня! — рассерженно повысил голос Юн, — Чего ты хочешь в конце концов?! — Твои родители погибли в автокатастрофе и тебя определили жить с дядей… — Не тяни! Чего ты от меня хочешь?! — перебив альфу, зашипел омежка, выделяя каждое слово. — Помочь тебе. А для этого мне нужно знать, почему ты сбегал от него пять раз. Пять. Юнги в миг сдулся, опустил глаза. — Это не ваше дело. — снова перешёл он на «вы», словно пытаясь отдалить от себя Гука. — Моё. Омега фыркнул. — Ваши отношения связаны с исчезновением твоего запаха? — Что? Чонгук вздохнул. — Знаешь, меня что-то гложет со дня встречи с тобой. У меня есть догадки. Я пытался проверить их и понял, что ты не пахнешь. Расскажи мне, что с тобой произошло? — Вы больной. — подытожил Мин, скосившись на Чонгука. — Вам лечиться надо, а не вешать мне лапшу про всесильную интуицию… — Ладно. — Вздохнул Чон, — Не получается так, попробуем по другому. Вот, что я думаю по этому поводу, он бил тебя. Возможно даже насиловал. Юнги дёрнулся как от пощёчины и мгновенно побледнел. Дыхание его стало частым, отрывистым, омежка потупился на свои руки. Снова хотел закрыться, чтобы успокоиться, но Гук. — Юнги, — Чонгук встал, придвинул стул ближе к омеге и сел рядом. От него пахло защитой, домом, чем-то родным. — я тебе не враг. — альфа накрыл хрупкую ручку своей рукой, начал поглаживать белую кожу большим пальцем, — Ты можешь рассказать мне о чем угодно. Я не причиню тебе боль и никому не позволю это сделать. Только доверься мне. Юнги молчал, не двигался, глядя в одну точку, а глаза неумолимо застилали слезы. Он еле слышно всхлипнул, чуть вздрогнув, и накопившаяся влага в виде капли скатилась по впалой щеке. Чонгук смотрел, раздумавая, что делать: вытереть ее — Юнги может истолковать прикосновение к лицу как нечто слишком личное и интимное, может воспринять это в штыки; не трогать — есть вероятность, что омега, не почувствовав поддержки откажется от разговора. — Всё позади, — Чон решился. Едва коснувшись темноватой кожи от залёгших под глазами мешков, смахнул слезинку. Юнги сделал несколько тяжёлых вздохов, ловя ртом воздух, и заплакал по-настоящему. Навзрыд. Сам потянулся к Чонгуку и, упёршись лбом в тёплую альфью грудь, взвыл: — Он хо…роший, — Чонгук молча положил ему левую руку на плечо, а правой принялся гладить по голове. Он и не заметил, что начал слегка покачиваться из стороны в сторону, прижимая омежку к себе, словно пытаясь убаюкать беззащитное дитя. — Это… У…хо… виноват. Альфа мало что понимал из его слов, да и не важно это сейчас было. Собственное сердце сжималось от щемящей боли — невыносимо чувствовать, как такое маленькое, совсем нежное существо дрожит и бьётся в руках, пытаясь не сгореть в своём личном аду. Это слишком жестоко. Плакать Юнги перестал только минут через двадцать. А может и больше. Гук не знал, но как только вой и скулёж уступили место простым всхлипываниям и внятному шёпоту, достал из того же портфеля бутылку с водой и протянул омеге. Юнги жадно вылакал большую часть, и Чон перешёл в наступление. — Как он относился к тебе? — Нормально. — шепнул Мин севшим, хрипловатым голосом, затем, подумав и облизав сухие губы, добавил, — Когда умерли родители мне было тринадцать. Взял на себя опекунство старший брат отца, дядя Хак. Он живёт в Пусане. Все было хорошо, я чувствовал себя с ним нормально. Он был одинок. Заботился обо мне как мог. Через три или, может, четыре года он начал встречаться с Ухо́. И, когда мне было семнадцать, они поженились, но Ухо́ часто уезжал в командировки и дядя начал ревновать. Они стали много ссориться, и последние два года, когда Ухо не было дома, он напивался и бил меня. Юнги выпил оставшуюся в бутылке воду. — Я не сбегал. Нет, не так. Я сбегал, но просто старался возвращаться позже часа ночи — дядя засыпал только в это время. И пару раз у меня получалось, но патрульные меня все же ловили ночью одного на улице. В это время я уже учился в универе, но моя успеваемость упала и эти прогулы из-за синяков… Я его не окончил. В последний раз, Ухо́ ушел от дяди и сказал ему, что никогда не любил его. Тогда… случилось это… он изнасиловал… я… — Юнги качнул головой, — Но… Он видел не меня. Все время повторял: «Чем он лучше? Ухо, я люблю тебя.» Я знаю, так получилось из-за того, что он напился… — Юнги, это не оправдание. Омега робко пожал плечами. — А дальше? — осторожно, стараясь не давить, поинтересовался Гук. Юнги вновь мотнул головой, словно отгоняя что-то плохое. — Я пролежал несколько дней в лихорадке. А дядя снова напивался, правда этого… больше не повторялось. Кажется, тогда мой запах и пропал. — Он помнил о том, что сделал с тобой? — Нет. Не знаю. Во всяком случае, течки не было, и я старался обо всём забыть. Я не хотел мстить. Наверное, простил его. Последней каплей стала рана. Однажды мы сильно поссорились. Он еле приполз домой, требовал, чтобы я помог ему помыться. Речь зашла о родителях, он обозвал меня «сучьим выродком». Я не стерпел и ответил, что лучше на тот свет, чем жить с таким животным как он. В один момент, дядя бросил в меня кухонный нож. — Омежка задрал рукав кофты и продемонстрировал белёсый шрам на предплечье. — Меня только чуть-чуть задело. Но стало так страшно жить с ним дальше… Я же подумал, что он, действительно, убьёт меня. Юн насупился, задумавшись о чем-то, прикусил нижнюю губу и, вновь облизнувшись, продолжил: — Тогда мне было восемнадцать с хвостом. Дядя на следующий​ день клялся мне, что больше ни капли в рот не возьмёт, но я не поверил. Собрал в рюкзак всё самое нужное, взял его наличку, которую они с Ухо́ копили на машину и сбежал. Приехал в Сеул. Устроился официантом и снял квартиру. Только с работы меня уволили из-за скандала с клиентом — я послал его, когда он начал домогаться меня. — омега грустно улыбнулся. — Ему не помешало даже отсутствие запаха. Чонгук понимающе кивнул. — В общем, скоро я понахватал долгов. Из квартиры меня выселили и я остался на улице. Недели три назад, я прибился к шайке карманников. И, в итоге, оказался здесь. — Ясно. — Иногда мне кажется, что я поступил глупо, сбежав. Это было низко украсть его деньги, даже если там было немного. Мне почему-то казалось… — омега вздохнул и виновато опустил глаза, — казалось, что я и один смогу выжить. Что мне всё по плечу. — Локти Юнги со стуком опустились на металлическую поверхность стола, мальчик устало зарылся пальцами в волосы. — Я идиот. — Да, поступок не из лучших. Я не стану обвинять твоего опекуна. Уже ничего не сделаешь, но скажу только, что проблемы с алкоголем у него были и до твоего появления в его жизни, его брали под арест за дебоширство. А на момент установления он проходил консультацию психолога, но сорвался. Юнги поджал губы, обдумывая слова Чона. Оба замолчали. Мин первым почувствовал себя неловко, исподтишка глянул на альфу. Лицо его было хмурым, скулы заострились, а на лбу выступили морщинки. Волосы у следователя, черные как вороново крыло, выглядели слегка отросшими и растрёпанными. Омежка про себя удивился тому, насколько этот альфа красив. Мощная шея, широкие плечи, на которых идеально сидела белая рубашка. Юн сглотнул и покраснел, поймав себя на мысли, что внюхивается, пытаясь поймать насыщенный запах кофе в перемешку с запахом сигарет. Но не только. От Чона веяло теплом горячей кожи, которое, омега на мгновение почувствовал всеми рецепторами. Несло спокойствием, безопасностью. Юнги вдруг отчаянно захотелось спросить у него, что делать. Как поступить? Захотелось попросить помощи у человека, который его действительно понимает или даже искусно делает вид. Неожиданно. Ведь они знакомы не так давно, но в Юнги жила эта немая уверенность в том, что альфа сможет помочь. Она стойким ростком пробивалась сквозь единственную щель в утрамбованном асфальте страхов и сомнений. Юнги открыл было рот, чтобы что-то сказать, но вновь закрыл, движимый мучительной тревогой, что надежды не воплотятся в жизнь, что ему ответят грубостью или напомнят, что это его личные проблемы. Омега судорожно вздохнул — на душе кошки скребли. — Что мне делать? — слова сорвались губ, когда парень обдумав своё положение, решил, что больше может не выпасть случая поговорить с Чоном. Дальше всё может пойти по наклонной, хотелось услышать хоть что-то обнадёживающее. От этого человека. Чонгук молчал, мрачно глядя куда-то на стол. Юнги видел как отблеск света старой лампы от металла отражается в его черных глазах. Омега нервничал всё больше с каждой секундой, рвал заусенцы на пальцах и, глядя на Чона искоса, не решался поднять глаза. Он уже успел сто раз пожалеть о своём вопросе. Успокаивала мысль, что Чонгук, наверное, вообще его не услышал. Однако, через несколько мгновений альфа отозвался: — Ты, — начал он тихо, все так же не отрывая своего взгляда от той самой точки на столе, — спрашиваешь меня что делать, потому что не хочешь возвращаться обратно? Юнги, не задумываясь, кивнул. — А что ты понимаешь под словом «обратно»? Вопрос застал врасплох. — Не знаю, — парень пожал плечами, задумался. — Всё. — Всё? — Да. Я не хочу воровать и не хочу, чтобы меня избивали. Просто хочу жить спокойно. Но… мне же некуда пойти… я правда не знаю. У меня в голове каша. — Понимаю, — наконец посмотрел на омежку Гук и вздохнул. — Ладно. Давай дождемся твоего родственника. Дальше посмотрим по ситуации. Юнги досадливо поджал губы — обида встала поперек горла и не давала сделать вздох. Чего он ждал? Что чужой человек вступится за него? Что один совет исправит всё, что он напортачил? Лучше бы молчал, только лишний раз разочаровался в себе. В людях. Он мелко задрожал от накатывающего плача, но сдержался, отвернувшись. Если омега сейчас прикоснется к глазам — Чон заметит. Чонгук же выпрямился, утомлённо потёр переносицу и скользнул взглядом по тельцу перед собой. Сразу уловил перемены в атмосфере между ними. — Юнги. — Что? — пробормотал омежка, опустив голову и пытаясь отморгаться. Отросшая чёлка закрыла его глаза. — Ты плачешь? — Нет. — Тогда подними голову. — Нет. Бровь Чона поползла наверх. Он тихо усмехнулся. Юнги ведь еще ребенок, значит, и детское поведение ему не чуждо. Надо запомнить это. — Посмотри на меня. — голос альфы был мягким, бархатистым, но в тоже время не терпел возражений. Омега всё равно не послушался. — Юнги, — Чон подался всем корпусом вперед, сокращая расстояние между ними. Мина обдало тем самым теплом, запахом кофе и сигарет. — давай догоримся, что отныне ты говоришь мне о своих переживаниях. Иначе у нас не полутся конструктивного диалога, ладно? Я не стану нянчиться с тобой, потому что считаю тебя достаточно сознательным, чтобы принимать решения и отвечать за их последствия. Я не смогу заменить тебе отца, понимаешь? Омега поднял свои кошачьи глазки и заглянул в глаза Чона. — При чем здесь это? Чонгук прищурился, внимательно вгляделся в лицо рядом. — Ладно. Забудь пока. Придет время, объясню. *** — Ёль. — Ммм? — Пак закинул в рот несколько солёных орешков. — Чего тебе опять от меня надо? Альфа водил курсором по папкам, щёлкал мышкой, открывая папки и клацал по клавиатуре, внося поправки. За всё время, что он сидел за компьютером он ни разу не оторвался от экрана, но его рот все время наполнялся орешками. Чон цокнул. — Не говори с набитым ртом. Раздражает. — Угу, — протянул Чанель в ответ, не особо-то и вникая в слова друга. — Я всё думаю, — Чон откинулся на спинку кресла, запрокинув голову, — что, если он окажется не моим истинным? Тогда получится, что всё сделанное зря? — Нет, конечно. По крайней мере, плюсик в раю тебе обеспечен. — Пак заклацал пальцами по кнопкам. — Да и мне. Напомни, почему я вообще согласился участвовать в этом всём? — Из-за нашей дружбы? — озвучил мысль Чонгук. — Так себе аргументация, я тебе скажу. — Знаю. Но что поделать? Ты теперь соучастник. Пак пожал плечами. — Не я позволил мелкому карманнику уйти. Со своими тараканами разбирайся сам. Я помогаю тебе только потому, что истинность — это любовь. А я люблю любовь. — Нет, ты просто придурок. — Усмехнулся Чон, — И как тебя Бэк терпит? *** — Юнги, — низкого роста альфа с зелёными глазами, старческими складками на лице и сединой, в обычной тёмно-коричневой кожанке, медленно приблизился к оторопевшему омеге. В его взгляде читалась радость. Он широко распростёр руки и, крепко прижав Мина к себе, обнял омежку. Чонгук сразу понял: у него нет шансов забрать Юна к себе. Он уйдет с опекуном. — Как я рад видеть тебя живым! Юнги заторможенно обнял его в ответ, зачем-то оглянулся на Чона. Последний стоял растерянный, безнадежно угрюмый, но когда заметил, что Юн выжидающе на него смотрит, уголки его губ дрогнули, поползли вверх, переходя в подбадривающую улыбку. — Дядя Хак, — шепнул Юнги, повернувшись к старику. В его памяти Хак был другим. Более сильным, подвижным, более крупным и с каштанового цвета вьющимися отросшими волосами. Сейчас же перед ним стоял старик. Юнги и не сомневался — Хак угробил своё здоровье бутылками. Но омега всё равно стоял счастливый, силясь поверить, что это не сон. Что он теперь не один, что может попросить прощение за свои поступки. Омега облизнулся, затем еще раз. Только сейчас почувствовал, как во рту пересохло от волнения.  — Прости меня. — Затараторил Мин, словно, если он не извинится сходу, дядя развернётся и уйдет или исчезнет, как мираж. — Прости, что сбежал, что взял твои деньги. За то, что заставил тебя волноваться. Мужчина улыбнулся, обхватив голову Юнги обеими руками, аккуратно притянул к себе его лоб и мягко поцеловал. Чонгука от этой сцены передёрнуло, он сжал руки в кулаки, готовясь отдирать от своего омежки эту дедовскую рожу, но на плечо легла тяжёлая рука Пака. — Может он не твой, — сказал альфа другу на ухо, усмеряя его пыл, — не руби с плеча. Чон фыркнул, скинув его руку, мол, и без тебя знаю, и вышел. Находиться с этими двумя в одной комнате он не сможет — внутри что-то бьётся, бесится и это связано с омегой напрямую. Но может это лишь самообман? Он сам сделал из Юнги своего истинного, хотя, может, на самом деле тот таковым и не является, а теперь сам же свято верит в это? Отгородившись от них стеной, легче не стало, наоборот, беспокойство стало сильнее. Чонгук глубоко выдохнул, оперевшись о стену спиной, и смял ладонью рубашку в области груди. — Бля, — выдохнул, потирая место в районе сердца. Ныло жутко. Лучше бы вырвать его и дело с концом. Если бы только почувствовать запах Юнги и узнать наверняка… Острая неловкость между Мином и его дядей чувствовалась сразу. Но старичок — добродушный, вполне приличный человек — понравился Паку. Видно, что он волновался за омегу, расспрашивал Юнги о чем-то, рассказывал о себе. Иногда шутил. Правда, омега его шуток не понимал. Больше ориентировался на эмоции Хака, если он что-то рассказывал — кивал, если смеялся — натягивал и мало-мальски не похожую на искреннюю, улыбочку. — Я недавно закодировался. — начал Хак. — Не сразу заметил, что тебя нет, только через несколько месяцев, пока у меня были деньги, нажирался как свинья. Прости меня. — Я… ничего. Я совсем не злюсь. Рад, что у тебя сейчас все хорошо. — Мин замолчал, небольшую паузу спустя спросил: — А как же Ухо́. Хак изменился в лице. На нем бегущей строкой пронеслись раздражение и отвращение. — Нас уже ничего не связывает. И я не хочу его вспоминать, Юнги. Омежка кивнул. — Посиди пока, а я поговорю со следователем. Хак подошёл к Чанелю. — Заявление забрали еще утром, так что можете вместе возвращаться домой. — Спасибо вам, — принялся раскланиваться мужчина. — Мне не за что. У дверей стоит парень, поговорите с ним. Он забрал заявление. Когда дядя с племянником вышли, в дальнем углу коридора, действительно, стоял Чон. Он сверху вниз глянул на мужчину и паренька, с трудом сдержав агрессивный рык. — Спасибо вам. — За что? — Чонгук, не мигая, смотрел ему прямо в глаза, психологически давил. Старик смутился, посмотрел своими зелёными глазами, полными благодарности и доброты. В них не было ничего злого, отталкивающего. Шестое чувство упорно молчало. Ничего. Но Чона он всё равно бесил. Раздражала сама мысль, что его морщинистые руки когда-то трогали Юнги, что он вообще… познал этого омегу. — Спасибо, что забрали заявление. — Я дал ему шанс. Думаю, он не потерян для честного мира. Чонгук мазнул взглядом по Мину. Омега ждал чего-то. Смотрел так… так грустно и тоскливо, только не решался сказать что-нибудь. Наступило молчание. Мин и Хак смотрели на Чона, Чон на них. — Спасибо. — жеманно пискул омежка наконец. Чонгук отвёл взгляд и усмехнулся. — Береги себя. Тебе ещё рожать. Юнги неловко улыбнулся. — Что ж, нам пора. — Хак взял племянника под локоть. — Ещё раз спасибо. Чон молча проводил их пристальным взглядом и зарделся, когда омега обернулся и посмотрел на него, задержав свой взор дольше положенного. *** Чанель шагнул в квартиру и приятный аромат с порога поманил на кухню. Пахло его любимым яблочным пирогом. — Я дома! — пробасил он, стаскивая обувь и верхнюю одежду. — Привет, — из-за угла выплыл омега, красивый, изящный. Он хитро захихикал, покрутился вокруг своей оси, демонстрируя мужу новое темно-синее бельё с такими же чулочками, в которые были обтянуты его стройные, длинные ноги. — Уау. — Ёль облизнулся, заключил мужа в объятья со спины, внюхиваясь в местечко за ухом. — Обожаю тебя. — Я тоже. — омежка в его руках расслабился. — Знаешь как я голоден, ммм? — буквально проурчал Пак, прикусив торчащее ушко. Омега тихо простонал, потерся попкой о пах альфы и обернулся, вовлекая его в глубокий поцелуй. Они целовались пробуя друг друга, нежно, страстно, пока не кончился воздух. — Бэк, я серьезно. — шепнул Пак восстанавливая дыхание, когда они стояли соприкоснувшись лбами друг с другом, делясь нежностью. — Я охренеть как голоден, аж желудок сводит. — Что? -переспросил было омежкa, но тут же раздражённо цокнул, — Ну ты скотина, Пак Чанель! Омега возмущённо притопнул и продефилировал на кухню, Пак поплёлся за ним, удовлетворенно глядя на то, как его любимый виляет попкой. — Сначала жратва, потом секс. Омега накрыл на стол, поставил перед альфой тарелку с салатом и жаренным мясом. — Ешь! Альфа округлил глаза, его нижняя челюсть опустилась вниз, брови взметнулись вверх. — А пирог?! — То есть ты отказался от меня ради пирога? — Ну, тебя я вижу каждый день, а пирог раз в несколько месяцев. — Чанель встал, принюхиваясь, потер ладони друг о друга и самостоятельно положил себе кусочек любимого лакомства. -Нет, мало, ещё один. Бэкхен стоял возмущённо ловя ртом воздух. — Знаешь что, Пак Чанель! Три месяца без секса! Будешь спать на диване! Альфа обернулся и удивлённо посмотрел Бэкхена, жуя половинку первого кусочка. Он сделал усилие и, не доживав, проглотил всё. — За что? — изумлённо спросил он наконец. — За то, что я голоден? — За то, что пирог — твоя страсть, а я лишь приятное дополнение! — С чего ты взял? — С чего я взял?! Ты отказался меня трахнуть из-за него!  — Я только пришел домой! — Плевать! — взвился омега, — Ты должен хотеть меня всегда и везде! — Да сейчас я, сейчас! — отозвался Пак, запихивая в рот остаток пирога. Затолкав всё до конца, он с набитыми щеками рванул за омежкой в спальню, но дверь перед его носом захлопнулась. — Я сказал: три месяца без секса! Альфа разочарованно замычал, дожевывая свой ужин, и, прислонившись к двери спиной, стукнулся затылком о деревянную твердь. — Я хочу тебя. - Выдал он после, мягко царапая ногтями дверь, — Ну, котёнок, впусти меня. — Иди в задницу, Пак Чанель! — выкрикнул омега из-за двери, и лицо Пака посветлело, — Только через три месяца! Ёль сокрушенно простонал. Он, пыхтя от обиды, постоял у двери и провыл: — Бээки… — Что?! — Давай хотя бы месяц. — Нет! Три! — Почему так много-то?! — Чтобы в следующий раз ты рвал на мне одежду с порога! Альфа усмехнулся, но снова помрачнел. — Ты уверен? — В чём? — В том, что ты не откроешь мне дверь? — Уверен! — Тогда спокойной ночи. Омега не ответил. А аппетит у альфы пропал напрочь. Чанель достал старый плед с чердака и лёг, гипнотизируя глазами потолок. — Сучка! — прошипел он, — Черта с два я буду играть по твоим правилам. Бэкхен лежал завернувшись в одеяло с головой. Сна ни в одном глазу. Омега поворочался, ощупал место Пака рядом — холодная постель, но запах костра настолько впитался в подушку, что от неё веет Чанелем. Омежка подтянул подушку к лицу, внюхался. Он обожает этот запах. Любит это остроумное чудовище за стеной. Ему нравится спорить с ним, обижаться и жарко мириться, хотя Бэк и ненавидит прожоство Пака, но считает его лучшим, прощает все издёвки и выходки. Знает, что Ёль его тоже любит. Бэкхен вздрогнул, услышав за стеной грудной рык. Так рычит возбуждённый Пак. Внизу живота сладко потянуло. — Да ты издеваешься надо мной! — выскулил он. Омега зарылся носом в подушку сильнее, выхватывая оттенки аромата горящих дров, провёл рукой по туловищу, задевая сосочки, вслушиваясь в то, что происходит в зале, у Пака. В уши ударил громкий омежий стон. Бэка как током ударило. Он вскочил, путаясь в одеяле, кинулся в зал. Омега распахнул дверь и оторопело вгляделся в комнату, освещённую телевизором. На экране голый, белокурый омега стонал под каким-то альфой. Бэк перевёл взгляд на диван, дыхание сбилось. На нем лежал Чанель. Нагой, потный, прикрыв глаза, водя по члену ладонью рванными, быстрыми движениями. Альфа прикусил губу, вновь издал рык — у Бэка ослабели ноги, от возбуждения закололо в подушечках пальцев. — Чанни, — прошелестел он и, еле передвигая ноги, подошёл к альфе. — Малыш, — Пак приоткрыл глаз, сексуально улыбнулся, с удовольствием наблюдая за тем, как омега жадно смотрит на его возбуждение, протянул к нему руки, которыми только, что дрочил, слегка коснувшись внутренней стороны бедра омеги. Они были влажными от смазки.  — Иди ко мне. Омега сглотнул от неистового желания прикоснуться, поцеловать, почувствовать в себе его член. Большой, ровный, оплетенный темными дорожками вен. — Нет, — Бэкхен шагнул назад, замотав головой, пытаясь избавиться от чар его личного дьявола. — Три… Договорить омега не успел, Пак кинулся вперёд, схватил Бэкхена за руку, повалил на диван и навис сверху. — Бэкки, — хрипло мурлыкнул альфа, водя носом по шее и за ухом, наслаждаясь запахом яблок. Бэкхен замер, позволяя Паку делать всё, что вздумается. — Как же я тебя люблю. — Ёль поднял глаза, чтобы всмотреться в любимое лицо, запомнить каждую родинку, плавную линию. Толкнулся вперёд и дёрнулся назад, проезжаясь по омежьему бугорку в трусах. Бэк умоляюще всхлипнул и замотал головой. — Нет! Бэк метался, раздираемый противоположными желаниями: с одной стороны, крышу сносящая тяга к Чанелю. Ей почти не возможно сопротивляться, когда этот наглый искуситель смотрит вот так, с насмешливыми огоньками в черных, широких зрачках. Окутывает своим запахом костра, зная, что и где на омежьем теле — куда нажать, чтобы Бэк совсем расслабился, где поцеловать, чтобы он места себе не находил, о большем просил. С другой, собственный характер. Упёртость — основа всей бёновской сути, которая требует послать охреневшего альфача подальше. — Хватит, Пак Чанель! — Бэк взял себя в руки, оттолкнул опешившего альфу. — Я не сорвусь! И не надейся! Омега скрылся в спальне, захлопнул дверь, и Ёль услышал звук щелчка. Поворот. Другой. Бэкхен запер дверь ключом. Альфа на пару минут так и остался на коленях в диване, со стоящим естеством. На его скулах играли желваки, взгляд был сосредоточенно жестоким. В эту ночь никто из них не сомкнул глаз.