***
Ночь уже подошла к концу. Повинуясь кивку, Ирьен резко перевернул большое деревянное ведро, которое до этого легко удерживал на уровне головы. Блеснула в свете фонарей чешуя, и крупные рыбины тяжело посыпались в только что вычищенный Шемааром пруд. Ирьен еще несколько раз тряхнул ведром, выливая остатки воды, и с гордостью поставил его у ног. — Пора ехать! — объявил он. — Я уже почти все вижу. — Вы же помните про неуместность столь ранних визитов, — не спрашивал, а утверждал Шемаар. Хорошая память Ирьена была подарком, облегчавшим обучение любым правилам этикета. Но необязательность, с какой эти правила соблюдались, иногда сводили на нет все усилия. — Это же не визит. Это библиотека. И я же влюблен, и у меня приворот, и если бы не заколка, мою душу снедало бы романтическое нетерпение! Я бы мог поехать туда в полночь, и стоять под воротами дворца, и с тоской смотреть на высокую стену... — Вас бы впустили. Никто не оставил бы вас стоять перед закрытыми воротами. — Впрочем, довод был разумный, однако, у Шемаара на это утро были другие планы. На днях он обнаружил, что Ирьен очень плохо видит в темноте. С некоторой досадой на свою прежнюю невнимательность Шемаар понял, что не может точно сказать, явилось ли это следствием проклятья, побочным действием от снадобий мунго или так было всегда. Он уже планировал пойти и закупить в поместье побольше светильников, но тут неожиданно всплыла еще одна сложность — Ирьен совершенно разучился пользоваться амулетами и талисманами, которые требовали приложения собственных сил, а Шемаар так и не смог объяснять ему такие привычные и естественные вещи. Амулеты, вроде заколки, работали сами по себе. Сложные барьеры, купальня, кухня и склады питались из одного источника. А вот простейший безогневой фонарь, который Ирьену, в силу собственной слепоты по ночам, требовалось носить просто на всякий случай, оказался ему не по зубам. — Пока вы не сможете пользоваться светильниками, вам не стоит находиться на улице после заката солнца. Больше всего преступлений совершается в темноте, потому что люди, трусливые на свету, в темноте становятся смелее. Особенно в неблагополучных районах. Если вы снова решите прогуляться в одиночку по городу... — Я понял. Больше не буду уходить из кареты, — нетерпеливо прервал Ирьен. — Ты сказал, что трусливые люди становятся смелее. А пугливые? Милые и пугливые тоже перестают бояться? — Или пугаются еще больше. — Догадаться, о ком шла речь, было несложно. — Не следует набрасываться в темноте на мирных людей. На свету тоже не стоит. Лучше уж набрасывайтесь на тех, кто вам угрожает. В том переулке вы могли не ждать, а сразу убить тех, кто обнажил при вас оружие. — О! Значит, некоторых людей можно не только трогать? Я вчера думал, ты снова скажешь, что я что-то сделал не так, но тебе почему-то не понравились только сапоги. Кого мне еще можно убить? — Любого, кто угрожает вашей жизни или здоровью где бы это ни было и кто бы это ни был, — без раздумий ответил Шемаар. Этого ему показалось мало и он добавил: — Когда будете иметь дело со знатью, то помните, что оскорбляющих при свидетелях вас, императора или ваших предков можно вызывать на поединок или решить дело сразу на месте. Если оскорбили лично вас, но свидетелей не было, то поединок при свидетелях предпочтительнее, чтобы избежать слухов и обвинений в подлом убийстве, и, главное, чтобы не столкнуться с кровной местью родственников убитого. Ирьен смотрел на него так внимательно, что было заметно — мимо ушей ничего не пропускает. — Что касается людей незнатного происхождения, то вы не можете вызвать их на поединок или принять вызов от них. Если они будут угрожать вашей жизни, можете либо решить все на месте, либо отдать их гвардейцам, в любом случае, их казнят. — Что значит, «решить все на месте»? — Можете их убить, — коротко ответил Шемаар. — Любым способом, если только этот способ не задевает ваши достоинство и позволяет сохранить лицо. - Он решил опустить подробности. Когда Ирьен выйдет в люди, он еще наслушается неприличных историй о предках и регулярно теряемом ими достоинстве. - Но, по-хорошему, вам нужно оружие. Уже достаточно рассвело, давайте, я покажу, — Он поднял два деревянных меча, которые доделал этой ночью. — А если они заденут... мои достоинства? — Умышленно они вряд ли будут это делать, зная кто вы такой. Но даже если что-то подобное произойдет, ваше достоинство пострадает куда больше, если вы начнете ругаться с безродным бродягой. И еще. Вокруг вас всегда будет достаточно охраны, чтобы пресекать подобные вещи моментально. При условии, что вы не будете выпрыгивать из кареты на полпути, не давая охранникам выполнять свою работу. — Шемаар немного подумал и добавил на всякий случай. — На южной границе порядки несколько иные, но вы окажетесь там еще нескоро, поэтому сейчас лучше сосредоточиться на общих правилах поведения в столице. Он протянул один из мечей Ирьену. — Если вы хотите побыстрее поехать в библиотеку, то начнем. Вам нужно уметь себя защитить и для начала проверим ваши навыки. Если судить по тому, что я видел, забыла только ваша голова. Руки еще многое помнят. Попробуйте просто достать меня этим мечом. — Разве бывают деревянный мечи? — взгляд Ирьена был несколько скептическим. Было бы его мимика поживее, наверняка одна из бровей выгнулась бы высокой дугой. — Бывают даже каменные, для любителей странного. Деревянные нужны для тренировок. Попробуйте ударить им меня. Ирьен медлил, не проявляя ни воинственности, ни азарта, ни даже малейшей заинтересованности. — Это же не сложно. Вспомните, как вы били в трущобах. Вам хватило всего одного удара. Подбадривающие слова оказали прямо противоположный эффект. Ирьен исподлобья взглянул на Шемаара, и в неярком свете восходящего солнца и без того черные глаза вдруг показались глубокими провалами в черепе. — Не буду. — сказал он и, обняв свой меч, нахохлился — то ли от какой-то обиды, то ли от холода. — Но вам нужно практиковаться. Как бы сейчас бы пригодился генерал Мортелл! У него получалось увлекать Ирьена на тренировочные бои даже когда тот находился в дурном расположении духа. Но генерал, наверное, еще мокнет в южной столице, если не уехал за приключениями куда-нибудь севернее. — Я не буду, — повторил Ирьен и отвернулся. — Может, тогда расскажите мне, что именно вы не будете? — даже как-то растерялся Шемаар, обходя Ирьена по дуге, чтобы видеть не только его затылок. — Вам не нравятся меч? Я сделаю другой. От протянутой руки Ирьен снова отвернулся, не выпуская меч из объятий, как ребенок, у которого хотят забрать любимую игрушку. И снова, только Шеммар начинал думать, что второе детство Ирьена уже миновало, как случается что-то вроде этого. — То есть, претензии у вас не к мечу, — вслух предположил он. — Может быть вы боитесь пораниться? Он деревянный и тупой, и я не буду вас им бить. — Я тоже, — недовольным эхом ответил Ирьен. — Я тоже не буду бить. — Тогда в чем же причина? Недавно вы держали в руках настоящий меч и пользовались им безо всяких колебаний. — Ну и что. Сейчас не буду. — Ладно, — быстро сдался Шемаар.— Бить не нужно. Простая игра. Попробуйте коснуться моего меча своим. — Увидев, что Ирьен искоса на него поглядывает, видимо, ожидая объяснений, Шемаар пальцем постучал по небольшому утолщению, которым заканчивалась рукоять. — Попробуйте коснуться вот этого места своим мечом. Наконец, его удалось расшевелить. Хоть и без видимой охоты, но Ирьен медленно потянулся своим мечом к мечу Шемаара. Тот в последний момент слегка отвел руку, и Ирьен промахнулся. Попробовал снова, и опять промахнулся. Через еще десяток промахов начал наконец-то появляться легкий азарт, вытесняя из движений прежнюю осторожность. Скорость росла, Шемаар постепенно стал не только уворачиваться, но и легонько отбивать. Аккуратно и без суеты, чтобы резкий удар не сломал дерево. Игра, хоть и не сразу, но все же понемногу начала напоминать тренировочный поединок. Первая неловкость уже ушла, и можно было больше не переживать за то, что в нужный момент Ирьен не сумеет за себя постоять. Его руки, действительно, многое помнили, сила никуда не делась, а скорость давала огромное преимущество перед большинством соперников. Тренировка прервалась громким треском — это под ударами развалился меч Шемаара, а сам он получил легкий укол под ключицу, но вовремя успел развернуться, чтобы меч скользнул по касательной. — Отлично! — удовлетворенно оценил он. Но Ирьен, кажется, считал иначе. Он встал колом, прижал к груди меч, и теперь , как показалось Шемаару, угрожающе, буравил взглядом порванную рубашку. — У вас хорошо получилось. Можете отпустить меч, он уже ни на что не годится. Я сделаю новый. Избегая протянутой руки, Ирьен шагнул назад. Его недавняя расслабленность исчезла без следа. А потом он просто развернулся и молча ушел, все такой же напряженный, обнимая потрепанный деревянный меч и оставив Шемаара наедине с осколками иллюзий о собственных педагогических умениях. Ну что же, это лучше чем совсем ничего, смиренно рассудил Шемаар, проводив взглядом потерявшую всякую гибкость и мягкость спину Ирьена. Возможно, в следующий раз с тренировкой получится удачнее. А пока нужно прибраться, переодеться и попробовать выяснить, в чем все-таки дело. Обломки меча отправились к дровам на кухне, рваную рубашку он заменил на целую, и на всякий случай прихватил с собой немного горячего пряного вина. На веранде Ирьена не оказалось, пусто было и спальне, а спрятался он в темном углу одной из комнат в глубине дома. Именно здесь он жил в детстве, когда пребывал на попечении семьи Де-Эмея. Просторная и светлая, если открыть ставни днем, а сейчас - заброшенная и давно нежилая, но по сути, комната, ничем не хуже тех, которые занимали родные сыновья венита. При входе Шемаар кинул взгляд на потолок. Все те же украшенные балки, которые были тут в те годы. На месте были даже крюки для балдахина и тяжелых светильников. Эти крюки Шемаар по нескольку раз в день обещает себе выдернуть и выкинуть, но так до сих пор и не может найти на это времени. Ничего не говоря, он опустился на корточки перед сидящим на полу Ирьеном и без особого труда обменял деревянный меч на кубок с вином. — Если вы не скажете, что случилось, то я так не узнаю, что же вас расстроило, — сказал он. Медленно, маленькими глотками и в тишине вино было выпито. Ирьен немного оживился и, наконец, подал голос. — Стало плохо дышать, — сказал он и глубоко вздохнул. — И не хотелось продолжать. И меч сломался, который ты делал. Шемаар на всякий случай прикоснулся к запястью и шее Ирьена, послушал дыхание и пульс, проверил, нет ли каких-то скрытых ранений или ушибов, но ничего не нашел. — Уже все прошло. Выпил вино и все прошло. - и добавил почти невпопад. - Опять мало вина. — Тогда пойдемте отсюда, — предложил Шемаар, поднимаясь и протягивая. Если уж Ирьен начал разговаривать короткими простыми фразами, значит, что-то не в порядке, хорошо хоть, что исправить его настроение было проще простого. — Я сделаю вам еще. В этот раз тот позволил себя поднять. Выйдя из комнаты, Шемаар на всякий случай запер дверь на замок.***
Когда все плохое легко лечится вином, то нет смысла долго думать о неприятном. Он выкинул из головы недавние игры с мечом, и то, как что-то словно окаменело в груди, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. И то, как сидел в темноте, на полу в какой-то комнате и мечтал, как и недавно в купальне, растопить этот огромный и тяжелый комок под ребрами хоть горячей водой, хоть слезами. Но было слишком холодно, и у него не получалось. А потом пришел Шемаар и поводил перед носом у Ирьена кубком с горячим вином. Чтобы взять кубок, пришлось выпустить из рук меч, но это уже не имело значения — тяжесть в груди таяла с каждым глотком и с каждым вдохом чудесного яркого винного запаха. Воспоминания о планах, которые пришлось ненадолго отложить из-за желания Шемаара поиграть с мечами, помогли выбросить из головы все, о чем думать не хотелось. И вот уже полностью оправившийся и взбодрившийся Ирьен проводил Шемаара до кухни, а сам решительными шагами углубился в сад, чтобы методично и тщательно осмотреть каждый цветочный куст и каждое цветущее дерево. — Не подходит! — сокрушался он у каждого куста. - Совсем не подходит! Это просто ужасно! Продолжил ворчать он даже когда вернулся в кухню, где гремел посудой Шемаар. На вопросительный взгляд Ирьен со вздохом поделился своим разочарованием. — В книге, которую я читал вчера, тот красивый аристократ дарил своим дамам впечатляющие подарки, и дамы становилась к нему добры и любезны. Значит, так нужно сделать и мне. Я же красивый. И тоже аристократ. Или это называется по-другому? И я тоже хотел подарить ему подарок, чтобы он стал ко мне любезнее и добрее. Но не знаю, чем его впечатлить. — Впечатлите его хорошими манерами, — отозвался Шемаар. — И напомню, что ваш Хонатери — не дама. — Откуда ты знаешь? Я еще не понял, как их различать, если нет платья. Я слышал, что они переодеваются. Да и кого волнуют такие мелочи! Куда печальнее, что я обошел весь сад, и не нашел ни единого цветка, достойного дарения. Ах, что же меня так и тянет в лирику. Наверное, эта заколка недостаточно хороша, или он слишком для нее хорош. А в саду у библиотеки цветы, бесспорно, прекрасны. Но не могу же я нарвать цветы там, где он их видит каждый день? — Если заколка недостаточно хороша, давайте ее мне, я попробую исправить. — Пока не нужно, мне все нравится. До тех пор, пока я не готов отдать ему свое поместье и вино, то пусть будет так. О, вино! Шемаар, я подарю ему вино. А ты мне сваришь потом еще. — Думаете, это хорошая идея? — Шемаар с непонятным выражением посмотрел на маленький кувшин на жаровне. — Есть множество других вещей, которые подойдут для подарка лучше. Возможно, ваше вино ему придется не по вкусу. Ирьен движением руки отмел эти глупые возражения. — Тут как раз на два кубка. Мы выпьем его вместе. А правда, что если выпить много вина, то можно стать добрее? И много — это сколько? Если я отдам ему и свой кубок, он станет добрее? — Если он выпьет два кубка, то, вероятно, нам больше не придется беспокоиться о заколке, — пробормотал Шемарр. — Значит, подобреет, — сделал вывод Ирьен. Шемаар в ответ неопределенно то ли покачал головой, то ли кивнул, но возражать не стал и только посоветовал выбрать понаряднее кувшин, чтобы у Хонатери осталось на память хоть что-то приятное не только Ирьену.***
Карета уже ждала, когда Ирьен закончил приготовления, облачился в новый белый плащ, которого, он помнил, еще вчера в гардеробе не было, и спрятал под полой вино. Шемаар снова не провожал, и в карете Ирьен оказался один. Горячий кувшин, плотно закрытый серебряной крышкой, приятно согревал колени. Голой ладонью, Ирьен поглаживал выпуклый бок, перебирал пальцами его рельефные узоры и щурился от предвкушения. В гостевой конюшне он показал пропуск и приказал проводить его в библиотеку. Даже при том, что путь ему был известен, и быстрее было пройти по нему самому, не подстраиваясь под неспешный шаг слуги, но оказалось, что бродить без сопровождения по чужому дому — признак дурного тона. Да и слуга понадобился, чтобы взять книги, которые Ирьен прихватил с собой. Еще оказалось, что Ирьен не должен носить ничего крупного, если рядом находятся слуги. Драгоценности или личные вещи, которые помещаются в ладонь, карман или рукав, правилами этикета дозволялось нести самостоятельно. Кувшин с вином не помещался ни в ладони, ни в рукавах, но если бы под плащом был огромный карман, то он был туда влез. Рассудив так, Ирьен продолжал сжимать его в руках и ловить исчезающее тепло. У самой библиотеки он не выдержал и сорвал с куста белый цветок. В знакомом кабинете почти сразу же появились закуски. И даже чайник. Но вина не было, и Ирьен поставил свой кувшин в центр стола, порадовавшись, что выбрал из всех кувшинов самый красивый и заметный, и что он не затеряется на фоне белой мебели и вездесущего резного дерева. Рядом он положил цветок, отодвинул подальше столик с едой, чтобы красивой посудой не забирал внимание, и приготовился ждать. Время шло. За высокими окнами солнце поднялось уже достаточно, чтобы тень от рамы сдвинулась с верхней части карты столицы куда-то к центру. Ирьен, не шевелился, стоял и следил за темным крестом тени, и когда тот дополз у того самого места, где на карте обозначался дворец, дверь в кабинет, наконец-то, открылась. По Хонатери было заметно, что если он и спал этой ночью, то недостаточно, чтобы избавиться от неприветливости во взгляде. Он вошел осторожно, и взглянул на Ирьена так же сонно и неласково, как при первой встрече в беседке. Было похоже, что он не рад ни раннему подъему, ни человеку, которого видит перед собой, и терпит его компанию как неприятную обязанность. — Я понял, — вместо приветствия объявил Ирьен, вознамерившийся во что бы то ни стало изгнать этот досаждающий холод в отношении себя. — Понял, почему вы в прошлый раз так быстро ушли. — Хонатери то ли хмуро, то ли сонно смотрел на него, ожидая продолжения. От двери он далеко не отходил. — Мне нужно следить за словами. Я вас перепугал, но на самом деле я никогда не причинил бы вам вред, вы же видите, я не решаюсь даже к вам прикоснуться! Просто, когда вы рядом, то мысли совершенно не держатся внутри моей головы. Вы даже не представляете, о каких я вещах думал сегодня всю ночь! Но это я только думаю много. Делаю я до ужаса мало. Например, я несколько раз думал, как прочту книгу с историей империи, но так и не прочел. Попрошу Шемаара, мне больше нравится слушать его голос, чем читать самому. — Я слышал, на вас вчера напали, — перебил его Хонатери. — Вы не пострадали? — Разумеется, нет! Страдания обошли меня стороной, а вот грязи на плащ прилипло изрядно. Пострадал капитан Рой, он еще жив, интересно? — Если вы про капитана Кернолахана, то его подлечат и допросят. Если вы замолвите за него слово, возможно, у него получится избежать обвинения и подозрения в измене. — Он изменил? Его жена разозлилась? — Речь о другой измене. — Прошу прощения, я не о том подумал, — Ирьен попытался загладить оплошность объяснениями. — Читал книгу, где герой изменял жене, и она его в конце отравила, но не до конца, и он еще долго лежал и болел, а потом выздоровел и узнал, что ему все это время изменяла жена, и тогда он ее отравил.... Вот я и подумал... Кому же он тогда изменил? Как ни странно, но эта глупая ошибка как будто немного убавила настороженность Хонатери. — Вы очень легкомысленно относитесь ко вчерашнему покушению, потому что не осознаете масштаба последствий, к которым бы привело ваше убийство в столице, а не где-нибудь на южной границе. — Хонатери отошел на шаг от стены, и Ирьен посчитал это хорошим знаком. — Не только само убийство, но даже покушение на него. Вы ехали в хорошо защищенной, охраняемой карете по безопасному, охраняемому пути. Но вдруг вы оказываетесь в трущобах, один, в окружении гвардейцев-дезертиров. — Вы за меня беспокоились, — начал улыбаться Ирьен, но сразу убрал улыбку из глаз, увидев, как у Хонатери нервно дернулся край напряженного рта. — Или нет. — Он подумал еще немного и печально вздохнул. — Вы разбиваете мне сердце. Если бы я знал, что вы за меня переживаете, то всеми силами избегал бы трущоб и покушений. Но вам, я вижу, все равно. Вы стоите у дверей, готовый покинуть меня при первой же возможности. Вы никогда не рады меня видеть, для вас на самом деле не имеет значения, что со мной случится. Тогда не все ли равно, где я буду ходить и каким опасностям подвергаться! — повернувшись спиной к Хонатери, он тихо добавил. — Это так грустно. Молчание затягивалось. Хотелось хотя бы скосить глаза, посмотреть, что происходит за спиной. Только слух подсказал, что Хонатери приблизился к столу. — Из дворца был послан лекарь, — сказал он. — Но в ваше поместье его никто не впустил. — Если бы мне нужен был лекарь, Шемаар бы его нашел сам. Он хорошо знает, что мне нужно. Лучше бы из дворца были ко мне посланы вы, — Ирьен, наконец, посчитал уместным взглянуть на все еще строгое бледное лицо. — В этом случая я бы ожил даже если бы находился при смерти. — Прислужники не должны пересекать стену, отделяющую дворец от остального города. Однако, осмелюсь заметить, ваше доверие этому Шемаару вызывает немалое беспокойство. Вы что-нибудь о нем узнали? Доверие, например, к генералу Дагилу было бы естественным. А сейчас в вашем поместье живет неизвестный и в буквальном смысле слова держит вашу жизнь в своих руках. — С генералом Дагилом я не знаком, почему я должен ему доверять? Я немного знаю генерала Мортелла, он хороший, и мне нравится. И я помню генерала Остера. — Он тоже хороший? — Он — не тоже.— Почему Ирьен должен думать хорошо о том, кому не нравится Шемаар? — Все же, — добавил он, — Это очень печально. Чем же старый Остер заслужил ваше внимание, если вы о нем спросили? Он даже ниже меня по положению, разве нет? И он старый. — Лет через сто, если доживете, ваша молодость тоже пройдет. — Зачем мне доживать, если там не будет вас? Если я не нравлюсь вам молодым и красивым, то через сто лет я покроюсь морщинами, бородой и старческой немощью, и вы на меня больше не посмотрите. Поэтому не надо! Не посылайте ко мне лекарей даже если моя жизнь оборвется в столичных трущобах! Он снова отвернулся, изображая всем видом решительность и душевную драму. — Мертвецы меня интересуют еще меньше, чем немощные старики, — строго ответил голос за спиной. Ирьен сразу определил, что Хонатери находится где-то около столика с закусками. — Поэтому не допускайте, чтобы ваша жизнь в столице оказалась под угрозой. А лучше поменьше появляйтесь на улицах города. — Если нельзя даже гулять по городу, то где же мне в таком случае быть? — улучшив момент, Ирьен опять развернулся лицом в Хонатери и как будто невзначай оказался между ним и дверью. — Я бы мог проводить свои дни в библиотеке, но, как вы уже догадываетесь, не книги меня в ней привлекают больше всего. — Мы с вами встречаемся каждый раз, когда вы приезжаете, если вы не заметили. — Но вы этому не рады, вы недовольны и исчезаете так быстро, что мне ничего не остается, как уходить в трущобы и заполнять ими пустоту вот тут. — Он приблизился достаточно, чтобы невесомо взять Хонатери за запястье и прижать его ладонь к своей груди. Проделано все было достаточно медленно и наиболее не пугающим, по мнению Ирьена, способом. — Правильно ли я понимаю, — начал Хонатери, и Ирьен заметил напряжение в уголках рта и глаз. — Если я составлю вам компанию, то вы поклянетесь больше не делать опасные глупости? — Пока вы встречаете меня в библиотеке, я буду исключительно осторожен! Вдвойне. Втройне! А если вы будете меня встречать с радостью, то я буду самым осторожным во всей столице, чтобы какая-нибудь неожиданная смерть не смогла лишить меня вашего общества! — Он не удерживал, когда теплая ладонь выскользнула из его захвата, хотя очень хотелось — он изрядно замерз и задеревенел, стоя без движения перед картой. Крох тепла от быстрого прикосновения было достаточно только чтоб слегка погреть кончики пальцев. — И вы ведь оцените, что я ни разу вам ничего не приказывал, хотя ведь мог. Я прочел ваш справочник сословий и профессий. Почти до середины. И уяснил, что оказывается, могу приказывать почти всем вокруг. Я узнал, что эта прекрасная вещь называется «привилегия». Но у меня теплеет в груди от одной мысли, что вы можете беспокоиться обо мне по велению своего сердца, а не повинуясь приказам. — Это не беспокойство. Это политика, не тешьте себя лишними иллюзиями. — Ах, политика. — тихо вздохнул Ирьен. — Еще одна прекрасная вещь. Как-то почти незаметно, Хонатери вновь отдалился, обогнув угол стола. — Этот кувшин ... — начал он. — Это подарок. Это самое вкусное вино, и я принес вас угостить. — Вы удачно поставили его рядом с тем местом, где когда-то предполагалось находиться столице объединенной империи, — Хонатери не спешил открывать кувшин. Вместо этого он его отодвинул и рассматривал карту. В его взгляде не было интереса. Белые пальцы постучали подушечками по столу. — Расскажите, — попросил Ирьен, больше заинтересованный не в истории, а в том, чтобы Хонатери подольше оставался рядом и поменьше пугался. — Тогда слушайте. — Хонатери взял со стола цветок и отщипнул от него лепесток. — Это грустная история про один старый и богатый город. Войны обходили город стороной, он был защищен магическими барьерами и правителями, которые близко породнились с правителями всех четырех самых сильных империй. Он прекрасно подходил для будущей столицы. Однако в день, когда доверенные послы прибыли, чтобы обсудить условия мира, один из них решил выйти из кареты прогуляться по улицам. Почти как вы вчера. В отличие от вас, он поскользнулся, попал под колеса проезжающей мимо повозки и погиб весьма глупым образом. Дальше произошло то, что должно было произойти, если погибший посол - любимый племянник правителя северной империи. Войска с севера, пользуясь своим правом кровной мести, выдвинулись в сторону старого и богатого города и встали под его стенами. Туда же начали подтягиваться силы остальных империй. Закончилось все очень печально. Когда войска стянулись вот на этом участке, - Хонатери обвел стеблем на карте небольшую область. - Вся эта земля вместе с городом, со всеми его жителями и богатством, и со всеми осаждающими его войсками - все было в миг превращено в серую пыль. По размерам получившаяся пустыня немного меньше, чем Серая пустошь на юге, которую вы уже видели, но все же достаточно большая, чтобы спустя сотни лет так и остаться необжитой. Сначала ее избегали из-за испорченной земли, а много лет спустя уже из-за того, что все дороги и торговые пути к тому времени перестроились идти в обход. — Он говорил ровно, как будто сам с собой. — Этот трагичный случай помог в скором времени все же объединить империи в одно целое, и, возможно, я расскажу вам об этом в следующий раз, но вам не кажется, что воевать подобными методами неприемлемо? — Мне кажется, что воевать — это вообще неприемлемо, — охотно согласился Ирьен. Масштабы старой войны плохо укладывались в голове, и ему было легче думать и говорить о чем-то простом и понятном. — Я читал книги и доклады генерала Остера. Воевать — дорого. Тот, кто больше всех воюет, тот становится беднее всех. Но я еще не читал ту книгу про историю империи... очень хотел, просто не смог. — Вам что-то помешало? — Мне помешали обстоятельства, — и на поощряющий продолжать взгляд не смог не ответить. — Слишком много времени придумывал подарок, — начал он. — Потом выбирал одежду, потом ждал, пока Шемаар заплетет мне волосы. Я хотел прочесть книгу по истории, но вместо нее мне попалась под руку роман о красивом аристократе, и это было интереснее. — Ваши приоритеты расставлены своеобразно. — Это же мои приоритеты. И расставлены они в соответствии с моими желаниями. Разве это неправильно? — Вы потрясающе быстро улучшаете свою речь, — ответил Хонатери уклончиво. Цветок в его руке уже лишился большей части лепестков, и скоро грозил превратиться в скучную зеленую палочку. — Я счастлив, что вы хоть что-то считаете во мне потрясающим, — жадным взглядом он следил за тем, как белые пальцы сжимают зеленый стебель, так расточительно отдавая ему свое тепло. — И если вы разрешите мне подержать вас за руку, то обещаю к следующему разу прочесть ту книгу про историю и дочитать тот скучный справочник с титулами и профессиями. Взгляд Хонатери спрятался за светлыми ресницами, и Ирьен был уверен, что его сейчас снова отвергнут. — При условии, что вы не появитесь в библиотеке не раньше, чем прочтете то, что сейчас пообещали, — внезапно согласился он и, не глядя, протянул руку вбок. Снеся по пути стул, Ирьен мигом очутился рядом и зажал протянутую ладонь между своими. Мысль о том, что он все делает правильно, помогала быть предельно терпеливым и деликатным даже сейчас, когда онемение в руках начало проходить, и чужое тепло потекло сквозь кожу, отогревая изнутри и заставляя хотеть большего. Но Ирьен невесомо поглаживал кожу на тыльной стороны ладони и запястья, и не могло быть и речи, чтобы позволить себе сейчас забраться под голубой рукав, добраться до еще более горячего сгиба локтя и этим снова напугать. — Разве так себя должен вести командующий Южной армией? — с укором спросил Хонатери, однако, руку отдергивать не спешил. — Куда делось все ваше достоинство? Ирьен озадаченно опустил взгляд на себя. — Оно на месте. Я сегодня его видел. — О Небо, ваши манеры! Кажется, сказанное было непростительной ошибкой. — Ах, — в досаде воскликнул Ирьен, потеряв живое тепло, когда Хонатери отодвинулся , забрав руку. — Почему так часто упоминают это небо? Почему не землю, или не песок? Он, хотя бы был теплый. — Возможно, потому что небо непостижимо. Оно недостижимо и безгранично, а землю мы топчем каждый день. — Хонатери почти незаметно потер запястье и сложил руки за спиной, приняв вид слегка отстраненный. Именно таким Ирьен представлял бы себе учителя по этикету, которого хотел прислать лысый советник. — Взывая к хорошо известной земле мы знаем, что не будем услышаны, а обращаясь к небу, можно хотя бы не быть в этом уверенным. Ведь никто не знает, что находится выше самых высоких облаков, а значит, там может быть все, что угодно. Ирьен открыл рот, но тут же его закрыл, не зная, что на это ответить. Посмотрел вверх, но увидел вместо облаков потолок. — Это как-то очень... — начал он, но не сумел словить нужную мысль и от задумчивости надолго замолчал. — Слова все понял. Если попросить небо, оно поможет? Или нет? — Все религии, которые были когда-то здесь распространены, учили именно так. Если как следует попросить у неба и богов, то обязательно получишь желаемое. А если не получил, значит, всего лишь плохо просил. Или недостаточно пожертвовал жрецу, или кто-то попросил лучше. Если вы ознакомитесь со старыми сказками и учебниками по древней истории, то легко заметите, что когда-то в этой части мира религия была превыше всего, даже императора. Вы об этом еще не читали? Ирьен только отрицательно качнул головой. Сейчас он понимал одно — Хонатери нравится рассказывать истории, и нужно позволять ему это, иногда задавать простые вопросы и не делать резких движений в его сторону. — Прочтите, это интересно. Долгое время считалось, что миром правят боги, демоны и небо. Богам нужно было поклоняться, с демонами сражаться, а небо было выше всего этого. А потом люди научились пользоваться магией, и стало проще обратиться к магам и получить результат, чем молиться невидимым богам без видимого эффекта. Знаете, что самое удивительное в этой истории? Самое удивительное это то, что маги не стали объединяться со жрецами, что выглядело бы логичнее. Как думаете, почему они этого не сделали? Неожиданный вопрос поставил Ирьена в тупик. Но Хонатери ждал, и если такова цена за то, чтобы он оставался тут подольше, то Ирьен готов был придумать хоть сотню ответов. — Из-за денег? — предположил он. — В книгах, которые я читал, обычно все из-за денег. И из-за власти. Еще из-за мести. Еще иногда из-за любви. — На самом деле, причины достоверно неизвестны. Но я тоже склоняюсь к мысли, что корнем их разногласий стала неспособность договориться и разделить влияние. Сами маги утверждают, что дело в гордости. Магия дается им достаточно тяжело, и цена за нее слишком высока, чтобы делить свои заслуги с несуществующими высшими силами. Я рассказываю понятно? — Мне нужно будет время все обдумать, — уклонился от честного ответа Ирьен. — А что было дальше? Была война? — В те мутные времена войны шли постоянно, но сами маги — не воины по своей сути. Они действовали медленно и исподволь, и когда жрецы спохватились, было уже поздно. Как я уже говорил, раньше миром правили жрецы. И полководцы. Потом править стали полководцы и маги. Вера в богов ушла, но вера в демонов держалась дольше, пока не оказалось, что те, кого раньше принимали за них, оказались и не демонами вовсе. Но название уже прижилось. Какое-то время демонами называли всех, кто живет южнее гор Орга — там слишком жарко для обычного человека, а им у нас слишком холодно. Позже оказалось, что они жили не только на юге, но и среди нас. Незаметно и мирно — до поры до времени. И ничего чудесного и непознанного в этом не было. Сложно считать чудом своего соседа, с которым живешь бог о бок много лет, который завел семью с твоей сестрой, который так же любит деньги, вино, и кого вчера случайно облила грязью проезжающая повозка. Их было очень мало, и на них еще долго никто не обращал бы внимания, но, во-первых, они и их потомки жили очень долго, а долгая жизнь зачастую дает огромные преимущества и опыт. Со временем местная аристократия сплошь состояла из демонических потомков — чаще смешанной крови, чем чистокровных. Ваша семья — отличный тому пример. Об этом вы что-нибудь слышали? — Читал, — наконец-то есть возможность поддержать разговор. — Про две семьи аристократов, одна из них была из этих потомков, а другая твердо блю.. блюла чистоту человеческой крови и не разрешала портить родословную смешанными браками. И девушка из одной семьи влюбилась в мужчину из другой. — Светлые глаза смотрели спокойно, не выказывая больше раздражения или нетерпения, и Ирьен и сам почувствовал себя свободнее. — К сожалению, в конце все умерли. Он — от старости, а она страдала больше ста лет, а потом бросилась в глубокую реку и утонула. — Да, в подобных книгах обычно умирают, и зачастую трагично. Вам нравятся такие истории? — Нет! Она ужасна. Я порвал книгу на мелкие куски и выкинул ее в пруд. Шемаар потом сказал, что краска на страницах этой книги была плохая, поэтому все рыбы отравились и всплыли кверху брюхом. — Откуда у вас эта книга? Кто вам ее дал? Ирьен пожал плечами. — Иногда их привозят от генерала Хловера вместе с едой и вином, еще книги лежали в старых сундуках в поместье. — И что же ваш... воспитатель? — Шемаар? Он купил других рыб, запустил из плавать в бочку и зачем-то скормил им несколько страниц тех книг, которые я привез отсюда. — А остальные книги? — Остальные он забрал, -проворчал Ирьен. — Одну я даже не успел дочитать, но он сказал, что там в конце тоже все умрут, и что он принес другие книги с хорошими концами. Но почему вам снова интересны все, кроме меня? И вы так и не дорассказали историю. — Сегодня из дворца к вам приедет лекарь. Если вы примите его и позволите проверить ваше здоровье, я расскажу вам еще много историй. Не только сегодня, но и в другие дни. Ирьен согласился сразу и без раздумий, после чего Хонатери продолжил рассказ.