***
— Я же сказал, что никого не трону! — Уверены, что сможете сдержаться? — Я уже видел много людей, я же был в городе, разве этого мало? — В тот раз в городе я был рядом, — напомнил Шемаар. — На приеме вы будете без меня. — Тогда открой дверь, я выйду в город один, и потом вернусь. Никого не обижу. Если ты не даешь мне показать, что я могу, то как я тебе это докажу? Отпускать Ирьена в одиночку бродить по улицам Шемаар предпочел бы намного позже, а лучше вообще никогда, но как и тренировки на мечах, Ирьену нужны были тренировки общения. И улица — действительно, не худший вариант. За здоровье самого Ирьена он тревожился меньше всего — в столице его мало кто знает в лицо, а знающим убить его будет непросто даже если вся охрана волшебным образом разбежится. А она точно не разбежится. Ладно, сейчас светло, хорошая погода, и, главное, сам Ирьен понимал свою ошибку с лекарем и обещал больше ее не повторять. Шемаар мысленно перебрал возможные советы. Не бить. Не толкать. Не толкать руками. Не пинать ногами. Не отмахиваться резко. Вообще не отмахиваться. Не обниматься... Но на тысячу наставлений всегда найдется хотя бы одно, которое будет истолковано неверно, или обнаружится тысяча первое, которое он вообще упустил из виду. — Представьте, что люди в городе — это ваш любимый Хонатери. Вот и постарайтесь не делать им того, чего бы не сделали ему. — О, — Ирьен даже замер на середине шага. — Ладно. Но ведь не нужно будет их всех обнимать? В который раз уже удивило это Ирьеново «ладно», которое снова досталось Шемаару безо всякого труда. Прошлый Ирьен был твердолоб и неуступчив, нынешний — скорее, покладист и даже ласков. Разница поразительная, если так подумать. — Давайте обойдемся без этого. Просто относитесь к ним бережнее. — Это очень..., — Ирьен что-то решал для себя, заложил руки за спину и ходил из стороны в сторону. — Очень понятно. На том и сошлись. Шемаар выбрал для Ирьена самый неприметный серый плащ, вывел через вторые ворота, не привлекая внимание зевак и сплетников, и оставил одного не раньше, чем убедился, что вся охрана не считала в это время мух, а быстро сориентировалась и потянулась следом. Разумеется, оставлять Ирьена без присмотра он не собирался, но всегда можно следить незаметно. Пока все шло хорошо. Ирьен ходил по городу бодро, но бесцельно, таская у себя на хвосте столько наблюдателей и охраны, что соберись они все в одной пивнушке, могли бы устроить шумную попойку. И Ирьен легко перепил бы их всех, потому что от простого вина он не пьянел, а когда ему вдруг опьянеть приспичивало — на помощь приходил мунго со своими настойками. Всем ведь нужно расслабляться время от времени, даже командующему. Недавнюю прогулку по рынку Ирьен, видимо, помнил хорошо, он еще раз прошелся по птичьим рядам, с важным видом поспрашивал цены, зачем-то купил курицу, повертел ее в руках и отдал какой-то женщине. Дойдя до кондитерской лавки, купил себе конфету на длинной палочке, и довольный собой пошел дальше, крутя ее перед глазами, и посматривая на снующих мимо людей через полупрозрачный желтый леденец. Один раз ее понюхал, но разу ее даже не лизнул. Или помнил про наставления не есть уличную еду, или ему не понравился запах. Долго с ней забавляться он не стал — отдал какому-то рыдающему малышу, хотя и приблизился к ребенку не сразу, а сначала обошел его вокруг. «Не может же быть, чтобы он боялся детей?», — подумал себе Шемаар. И вот, наконец-то, среди незнакомых прохожих показалось знакомое лицо. Заметить его было легко — генерал Хловер возвышался над толпой и прокладывал путь, как баржа среди тинистой заводи. Ирьен сделал вид, что его не видит. Генерал Хловер притворился, что этого не заметил. Он шел и сиял, как счастливый жених. Ирьен же был сдержан, вежлив и даже пытался улыбаться — одними глазами, неискренне, но старательно.***
Днем в дом Мариоль можно было разве что зайти на обед, все веселье и шум начинались вечером и продолжались почти до самого утра, но на кухне работа не прекращалась круглые сутки, и заказы Шемаара выполнялись всегда, вовремя и безошибочно. Самому Шемаару оставалось только зайти и забрать уже готовый короб, наполненный тем, что очень времязатратно покупать самому. Он поднялся на четвертый этаж и как раз хотел тихо, чтобы не разбудить, навестить Мариоль, но дверь ее комнаты приоткрылась раньше, чем он успел ее коснуться. — Зайдешь? — сонно спросила Мариоль. — По удачному совпадению проснулась днем. Посиди со мной немного, если не торопишься. Шемаар не торопился. Она завязала пояс на черном расшитом цветами халате, который, видимо, накинула только что, и забралась с ногами на диван. Без косметики и маски на ее лице были уже заметны первые признаки возраста и многолетней ночной жизни. Хотя, большинство морщинок собрались в уголках глаз — от смеха и частых улыбок. Присев рядом, Шемаар даже не сразу понял, что именно не так. Он посмотрел на Мариоль, потом посмотрел еще раз внимательнее. — А где...— он на себе жестом показал несказанное. Мариоль выразительно подняла бровь, потом, сообразив, опустила взгляд на себя и вдруг начала смеяться. Сначала тихо, потом все громче, а вскоре и вовсе уткнулась в подушку лицом и беспорядочно замахала рукой куда-то вглубь комнаты. Шемаар, не понявший этого веселья, встал посмотреть. На банкетке под небрежно сброшенной нижней блузкой лежали две большие мягкие полусферы. Он даже пощупал одну из них, чем вызывал новый приступ сдавленного хохота у Мариоль. — Ты бы себя видел, — сквозь слезы выдавила она. — О развратное небо, как же это смешно! Шемаар вернулся на диван, ожидать, когда она успокоится. — Дорогой мой, ты, и вправду, повелся? — Мариоль отсмеялась, утерла слезы и раскрыла веер. Спутанные после сна волосы, подхваченные движением воздуха, разлетелись в разные стороны, как всполохи пламени. — Были похожи на настоящие, — признал Шемаар. — Поэтому и стоят недешево, — сказала она. — Настоящие мне не пришьют даже маги. Если точнее, то одну они отрастить смогут, но вторую из-за ожогов, сказали, никак. Ну, и зачем мне одна? И зачем мне вообще настоящие, если я их все равно никому не показываю. Свет моего сердца, раз уж ты тут, давай выпьем немного вина, мне будет легче уснуть. Она откинулась на подушки, продолжая обмахиваться веером. Было время, когда Мариоль скрывала шрамы от ожогов даже при нем, но с возрастом эта привычка пропала, и в своей спальне она чувствовала себя не менее свободно, чем при полном параде среди гостей. Шемаар пристроил короб на краю стола и достал из кармана черный плотный мешочек. В нем лежала заколка — с цветами из ярко-синих камней. — Должна хорошо смотреться на красных волосах, — он передал заколку вместе с мешочком Мариоль. — Чудесная вещица, — она сколола волосы над левым виском и посмотрелась в зеркальце. — Очень тонкая работа. На красном этот синий выглядит еще ярче. Даже не буду спрашивать, сколько она стоила. Для такой вещицы было бы неприличным стоить дешево. Шемаар к этому времени уже достал из щкафа запечатанный старый кувшин с вином, открыл и разлил по трем серебряным кувшинчикам, которые и должны стоять на дорогом столе в комнате богатой красивой женщины. — Ты снова оставил нашу кухню без перца? — она шутливо вздернула бровь и кивнула в сторону короба. — Не только. Еще без цукатов, сладких орехов, меда... — О, он у тебя сладкоежка! — с умилением склонила голову Мариоль. — Можно и так сказать, — не стал спорить Шемаар, зажигая искусно украшенную маленькую жаровню и устанавливая на нее один из кувшинов. Он налил Мариоль холодного вина, а сам открыл короб. Нужно будет забрать один кувшин с собой и передать его Ирьену. После общения с генералом Хловером ему будет очень кстати успокоить нервы. — Ого, ты это слышал? Шемаар, к сожалению, услышал все гораздо раньше. Голос генерала Хловера, когда тот не стесняется им пользоваться, услышит даже глухой. — Кто это там надрывается? — но Мариоль не сделала ни одного движения, чтобы выйти и посмотреть. — Опять какого-то страждущего не впустили внутрь? Вино уже нагрелось, Шемаар щедро добавил туда мед, несколько засахаренных ягод, стручок острого перца, маленькой ложечкой начал досыпать приправы. — Что ты делаешь, радость моя? — рассмеялась она, и помахала веером в его сторону, отгоняя от себя запах закипающего вина. — Решил отравиться сам или кого-нибудь отравить? — Мариоль, вкусы у людей разные. — Уж это знаю не хуже тебя, — рассмеялась она, — Но вот это... Тонкая задвижка не помешала тому, кто мог бы просто снести дверь вместе со всеми замками. Наверное, Ирьен даже не заметил, что дверь заперта. — Вот ты где! Уже замерз. Пора домой. Глаза Мариоль округлились, но она быстро взяла себя в руки. Только остановившийся у рта веер выдавал ее чувства. Привычным движением она прикрыла распущенными волосами половину лица и вопросительно взглянула на Шемаара, потом на Ирьена, потом снова на Шемаара. — Как же они надоели, — Ирьен присел рядом, как будто находился у себя дома и облокотился плечом о плечо Шемаара. — Ходят за мной, и от меня люди шарахаются. Вот, — он припечатал ладонь к столу, а когда поднял, под ней оказалась знакомая заколка. Сломанная в трех местах. Висевшие на ней цепочки куда-то пропали. Видимо, Шемаар изменился в лице. — Это Хловер. Сказал, что только посмотрит, а сам сломал ее и начал кричать. До сих пор стоит у входа и орет. Слышишь? — Вы о генерале Хловере? Или о его сыне? — как-то непривычно осторожно поинтересовалась Мариоль. Ирьен посмотрел на нее долгим, неморгающим взглядом. Мариоль в ответ изобразила смущение и прикрылась веером. — Нужна другая заколка, — повторил Ирьен Шемаару, показательно проигнорировав вопрос Мариоль. Ирьен был заметно взволнован и сильно напряжен, что неудивительно после долго общения с Хловером. Шемаар налил ему закипающего вина, и оно сработало безотказно — на какое-то время Ирьен был задобрен и обезврежен. — Как вы здесь оказались? — спросил Шемаар. С заколкой было понятно, но как Ирьен его так быстро нашел? Услышал голос? Кто-то ему подсказал? Или он шел на запах специй, доносящихся из короба? Да нет, быть такого не может. — Он сломал ее, — Ирьен по маленькому глоточку отпивал вино и неразборчиво бормотал слова в перерывах. — Я дал ему посмотреть. Он сначала смотрел, потом ругался. Сказал, что такие заколки носят только неуважаемые женщины в борделях, и мне такое носить нельзя. — Даже ругался? — посочувствовал Шемаар. — Кричал, — заметно спокойнее сказал Ирьен. Свободной рукой он взял Шемаара под руку. — Сначала нет, но потом начал кричать. Он ее сломал, бросил на землю и начал топтать. Дурак. Разломал еще сильнее. Налей еще, — он протянул уже пустую чашу, и Шемаар долил туда вина. — Я хотел его толкнуть и даже ударить, но потом передумал. Подождал, пока он перестанет топтаться, забрал заколку и спросил на улице, где здесь бордель. Он спросил какой именно мне нужен, и я сказал, что лучший. Какой еще мне может быть нужен? Мне сказали, что этот. И я пришел сюда за новой заколкой. — Разумно, — негромко сказала Мариоль, и Шемаар с удивлением посмотрел на нее. Он ожидал услышать смех. — Он шел за мной и ругался, что я не должен сюда заходить. Теперь стоит внизу и орет. У входа. А, уже замолк. И я уже вижу красивую заколку. Не нужно быть магом, чтобы понять, что он имеет в виду. Мариоль тронула пальцами подарок Шемаара, сняла, и не сразу, но положила на стол. — Это подарок, но думаю, даритель будет не против, если я отдам ее вам, — она мило улыбнулась и вопросительно взглянула на Шемаара. Ирьен вдруг прижал его руку крепче к себе и приблизился так, что теперь его лицо находилось прямо над плечом Шемаара. Что-то хрустнуло прямо над ухом. Оказалось, что Ирьен слишком сильно сжал чашу, та немного треснула. Свободной рукой Шемаар накрыл ладонь Ирьена и взамен получил прищуренные в улыбке глаза и расслабившиеся пальцы. — Хловер говорил, я испачкаю свою репутацию, если буду общаться с неуважаемой женщиной и ходить в бордель. Шемаар забрал со стола заколку и вернул Мариоль. После некоторого колебания она ее забрала, но оставила лежать у себя на коленях, прикрыв складками халата. — А о моей репутации что вы, в таком случае, думаете? — спросил Шемаар. Ирьен придвинулся еще ближе, почти спрятавшись за плечом Шемаара, и увлеченно приканчивал вино, долгое время ничего не отвечая. — Я думаю, — нехотя, прямо в кубок пробормотал он, наконец. — Что тут, наверное, вполне достаточно чисто. Не вижу, чем здесь можно испачкать репутацию. И вино вкусное. И стол красивый. — Он немного подумал. — И волосы красивые. — Думается, дело вовсе не в репутации генерала Хловера, — Мариоль повела в воздухе веером и принялась им обмахиваться, почти как обычно. — А в его уважаемой супруге, которая строго настрого запретила ему появляться в подобных заведениях. Говорят, она настолько сурова, что генерал Хловер даже сбежал от нее служить на южную границу. Шемаар мог бы добавить, что Тарьетта Хловер сейчас почти вдвое старше своего громогласного супруга, и сама не прочь посетить дом Мариоль, не слишком, впрочем, афишируя свое здесь присутствие. Он лично с ней знаком не был, но Мариоль, разумеется, знала ее не один год. — Наверное, эта жена глухая, — негромко сказал Ирьен и вернул пустую чашу на стол. Нет, Тарьетта Хловер глухой не была. Просто женщину ее лет и ее характера сложно было смутить и в то время, когда она выходила замуж за юнца, едва достигшего совершеннолетия, и тем более, годы спустя - когда она уже воспитала не только мужа, но и всех своих детей. — Пошли отсюда, — Ирьен потянул Шемаара за руку. — Она слишком красивая. Не разговаривай с ней. Шемаар снова не дождался от Мариоль смеха, она лишь прикрыла лицо веером и изобразила то ли скромность, то ли смущение. — Идите, я сейчас догоню. Ирьен без возражений поднялся и поправил одежду. Шемаар надеялся, что тот отвлечет на себя Хловера, пока сам Шемаар спустится по лестнице для слуг и выйдет через черный выход, но тут снова с улицы донесся громкий голос. Уже приоткрывший дверь Ирьен вдруг резко развернулся и решительным шагом вышел на веранду. Взглянул вниз, легко перемахнул через перила и скрылся из виду. Только полы плаща взлетели, как крылья огромной серой птицы. — Это же четвертый этаж! — Мариоль вскочила и, даже не подумав прикрыться, вылетела следом. Заколка упала с коленей на пол, и Шемаар переложил ее на стол. Убедившись, что ничего страшного не случилось, Мариоль вернулась на диван и обвиняюще указала на Шемаара сложенным веером. — Он хорошо прыгает, — объяснил он свое спокойствие. — Не переживай. — Я заметила, — и деликатно спросила. — Он такой.. с рождения? Или душевная болезнь? Похоже, Мариоль все же не знала, с кем только что имела дело. — Очень заметно? — Заметно, — она подтянула ноги под себя и взяла со стола заколку и принялась поглаживать ее пальцем. Шемаар уже переставил кувшины и чаши на поднос и выставил за дверь, чтобы слуги забрали и помыли. — Ты поэтому так притихла? — спросил он, протирая стол от пылинок приправ. — Не замечал за тобой раньше подобной деликатности. — Ох, я могу быть весьма деликатной, радость моя, особенно, с такими жуткими людьми. Шемаар удивленно моргнул. — Очень жуткий, — повторила она. — И страшно ревнует. Ты бы видел, как он на меня смотрел, когда ты возвращал мне заколку. Не обижайся, я хотела ее отдать просто чтобы его не провоцировать. Ты тоже его не провоцируй, душа моя, не хочу, чтобы ты или я повторили судьбы Альеры. Шемаар знал о чем она говорит. Сам он эту историю услышал только в пересказе, когда вернулся с юга. Одну из девочек Мариоль приревновал ее постоянный клиент. Бордель еще не стал тогда лучшим, веселого квартала еще не было и в помине, и публика там бывала разная даже несмотря на охрану. Ревнивец начал с того, что подстерегал ее клиентов и расправлялся с ними по одному в трущобах, продолжая носить Альере подарки и деньги, пока однажды ночью он без лишнего шума зарезал ее, снял с нее скальп и забрал его с собой. Возможно, ему очень нравились ее волосы, но такие подробности Шемаар уже не узнавал. Словили и прикончили "ухажера" нанятые Мариоль трущобные головорезы. Вернувшийся позже Шемаар первым делом нашел для заведения Мариоль охрану получше и помог рассортировать клиентов на заслуживающих доверия и тех, кого не стоит даже пускать на порог. — Буду за ним присматривать, — сказал он, надеясь, что эти слова успокоят Мариоль. — Ложись, а я пойду. — Да, радость моя, иди, конечно, иди. Шемаар уже взялся за ручку двери, как Мариоль неожиданно вместо прощания добавила: — Вы ведь родственники? Он точно не твой сын? Шемаар пока передумал открывать дверь. — У меня глаз наметан на общую кровь, — пояснила из-за веера Мариоль. — Ты же знаешь, когда у моих девочек появляются дети, я почти всегда могу сказать, кто приложил к этому руку. Но, не слушай меня, поторопись, не заставляй его ждать. А я посплю. Вот как только генерал Хловер перестанет вопить, сразу и усну. С генералом Хловером не хотел встречаться и Шемаар, поэтому воспользовался выходом для слуг. Нагнал Ирьена он довольно быстро, тот никуда не спешил. Рядом с ним лежала перевернутая повозка, молоко из разбитых кувшинов растеклось по мостовой, в белых лужах плавали желтки разбитых яиц. Пожилой мужчина всплескивал руками, собирал уцелевшее добро и возмущенно отчитывал Ирьена. — Это вам не южная пустыня! Здесь вам столица, и даже если вы варвар — ведите себя культурно, а не как принято у вас! Что вы себе позволяете! Кто мне теперь заплатит за вот это все? К месту уже подтянулась охрана и гвардейцы. И люди вокруг начали останавливаться. — Ты сейчас меня оскорбил? - слишком спокойно спросил Ирьен. — Называть варвара варваром это не оскорбление, а вот громить мои товары — это преступление! Любой суд будет на моей стороне. И тут мужчина был бы прав, не являйся Ирьен тем, кем является. То, как медленно Ирьен сейчас наступал на торговца, и как угрожающе похрустывала под его подошвами скорлупа, заставило Шемаара поторопиться. Он перехватил Ирьена за запястье и потянул за собой. — Все в порядке, тише, пойдемте. Притихшему торговцу были сунуты в руки монеты, перекрывающие стоимость повозки со всем содержимым. Шемаар провел Ирьена за руку мимо успокоившихся гвардейцев и быстро свернул в самый ближайший переулок, уходя от ненужного внимания прохожих. — Ну, раз в порядке, значит, в порядке , — сказал кто-то оставшийся позади. — И то верно, — это уже торговец. Дальше Шемаар не вслушивался. Ирьен перестал постоянно оглядываться и пошел рядом. Руку он так и не отпустил, хотя Шемаар больше его не удерживал. — Как ты это сделал? — спросил он и в последний раз оглянулся, как будто мог увидеть давно скрывшуюся из вида улицу. — Он так злился, а эти люди так смотрели на меня... Шемаар коснулся пальцем его губ, прося перестать спрашивать. Палец сразу же оказался между зубов, Ирьен слегка его прикусил, видимо, восприняв все как игру. — Я расскажу вам дома. — Почему дома? Почему не сейчас? — выпустив из зубов палец он улыбнулся, сузив глаза в полумесяцами. Как же быстро меняется его настроение. — Об этом я тоже расскажу дома. Все в порядке, — повторил Шемаар успокаивающе и повел его дальше по почти пустой улице. — Поведайте лучше, чем вам не угодила эта несчастная повозка? — А, повозка? Это случайно. — Ирьен обнял локоть Шемаара обоими руками, будто уже успел замерзнуть. — Я хотел, чтобы гвардейцы перестали ходить за мной по пятами. Они пугают людей. Я говорил им об это еще раньше, и теперь сейчас тоже сказал. Хоть бы одежду сменили. Они меня не слушались. Я же обещал никого не трогать, а тут эта повозка. Повозки я не трогать не обещал. Потом он начал меня ругать, гвардейцы ничего не делали, и я тоже не знал, что делать. — Растерялись? — Наверное, — он вздохнул. Потом еще раз, и неожиданно спросил. — Он сказал, что я варвар. Он меня оскорблял? Я не знал, что с ним делать. Нужно было его убивать или это должны делать гвардейцы? Но они ничего не делали,и что мне в таком случае делать? Он говорил про деньги, и кричал кто ему заплатит, но ни разу не сказал, сколько ему нужно. — Неприятная ситуация, — согласился Шемаар, выслушав сбивчивое объяснение. А ведь как гладко и многословно он мог объясняться с Хонатери! — В следующий раз используйте этих гвардейцев. Прикажите кому-нибудь из них заплатить за вас, все расходы ему позже возместят, а вам не нужно будет забивать себе этим голову. Они в какой-то мере тоже должны заботиться о вашей репутации. Да, и если они не арестовали этого торговца, значит, ничего чрезмерно оскорбляющего он не говорит. Можете пройти мимо и пропустить мимо ушей. — А как же честь, гордость и что там еще? За что сражаются на поединках? Если унизят достоинство? Что это вообще такое? Я слова знаю, но так и не понял. — Если вы пока не понимаете, что это такое, то и не забивайте себе голову. Если такая ерунда способна пошатнуть чье-то достоинство, то и грош ему цена. — О, — понимающе протянул Ирьен. — Значит, можно просто не обращать внимания, когда не знаешь, что делать? Удобно. Почему он сказал, что я варвар? — Скорее всего, он увидел ваш халат, такие носят далеко на юге, и еще.. у вас одна из кос выбилась из-под плаща. Наверное, когда вы прыгали с балкона. Такие прически тоже носят на юге. А ваше имя он не знал. Ирьен попытался свободной рукой затолкать косу через воротник под плащ, и Шемаар остановился ему помочь. Когда Шемаар уже решил, что вопросы исчерпаны, Ирьен вздохнул. В который раз за такое короткое время. — Ты подарил ей красивую заколку, — еще раз вздохнул он. — А мне не подарил. И хоть сказано это было без заметной обиды или обвинений, но Шемаар начал осторожнее подбирать слова. Он не мог легкомысленно отнестись к словам Мариоль не только потому что доверял ее чутью, а потому что слишком давно знал Ирьена. — Вы не сможете повторить эти слова вечером. — Почему не смогу? — заметно напрягся Ирьен. — Потому что сейчас мы идем к ювелиру, где я подарю вам красивую заколку. Давайте я вам подарю еще и красивый кулон. Сломанный амулет нужно заменить на то, до чего руки генерала Хловера не дотянутся. И еще мы заберем вашу серьгу, ее должны уже были переделать. — Кто та дама с красными волосами? — Вы тогда сказали, что она красивая. Значит, она вам понравилась? — на этот вопрос Ирьен только промолчал, но его пальцы несколько раз сжались и разжались на Шемааровой руке. — Она владелица того дома, и еще нескольких домов в том квартале. — Она та неуважаемая женщина? Ты давно ее знаешь? — Вас я знаю дольше, — успокоил Шемаар, не став вдаваться в подробности. — Она не неуважаемая женщина в том смысле, который имел в виду генерал Хловер. Она хозяйка неуважаемых женщин, если так можно выразиться. Вот мы и пришли. Шемаара узнали и поэтому их обоих пустили дальше порога. Мастерская ювелира находилась за крепкой дверью, защищенной магической резьбой. Из-за мягкого приятного глазу света от многочисленных недешевых амулетов отсутствие окон можно было даже не заметить. — Вы вовремя, — поприветствовал Шемаара ювелир — молодой, но уже сутулый мужчина в рабочей одежде. Вокруг него на столе лежали тонкие инструменты, разобранные на части серьги, кольца без камней, разорванная цепочка с кулоном, и несколько увеличительных стекол в специальных держателях. — Ваша серьга готова, это была несложная работа. Сухие мозолистые пальцы, потемневшие от работы с металлом, бережно повертели серьгу и положили на небольшой поднос, отделанный черной дорогой тканью. На такой ткани, пожалуй, и самые дешевые украшения будут выглядеть, как настоящее сокровище. Серьгу узнал Ирьен и сразу же забрал себе. — У вас совершенно роскошный халат, — прокомментировал ювелир. — И вашей внешности показаны яркие цвета. Извините, конечно, но эта серьга вас недостойна совершенно. Если вас это заинтересует, то я покажу по-настоящему прекрасные серьги. — Серьги? — Ирьен склонил голову и долго смотрел на ювелира. Шемаар даже не мог точно сказать — то ли комплимент ювелира порадовал, то ли разозлил. Будет ли он возмущаться, что его серьгу назвали недостойной? — И заколку, — наконец, сказал Ирьен, и ювелир, застывший в ожидании ответа, отмер. — И кулон. Ювелир не врал, когда говорил про прекрасные украшения. Те, что он принес из соседней комнаты заставили Ирьена сразу же забыть про раскритикованную серьгу. Нет, он определенно никогда раньше не интересовался подобными вещами даже когда в его распоряжении был кошелек Де-Эмеев. Прояви Ирьен в детстве интерес даже к самым дорогим безделушкам, венит бы не отказал — чего-чего, а денег у него было в избытке, и он их не жалел. — Красиво? — спрашивал Ирьен, показывая Шемаару то кулоны, то серьги, то заколки и всегда получал утвердительный ответ. Ну, в самом деле, откуда взяться некрасивым украшениям у ювелира, который их создает уже явно не одно десятилетие. Как говорят «если мастер выглядит выглядит молодо, значит, он стар». — Куда прислать платежку? — Мы заплатим сейчас, — сказал Шемаар, достава из-за пояса кошелек. — И сразу заберем украшения. — Опасно носить такие деньги при себе и без охраны, — заметил ювелир. Вместо Шемаара ответил Ирьен. — Я их охраню лучше, чем эта бестолковая охрана. Я охраню его, а он охранит деньги. — Ваше право — ваше дело, — не стал спорить ювелир. — Буду раз видеть вас у себя снова. Он не стал расшаркиваться и рассыпаться комплиментами, как делали многие ювелиры, стараясь найти себе новых и постоянных клиентов. Он принял и пересчитал деньги, вежливо распрощался и, даже не дождавшись, пока Ирьен выйдет за дверь мастерской, уже сел за стол и придвинул к себе увеличительное стекло. — Домой? Или хотите погулять еще? — Домой, — решительно ответил Ирьен. Серьгу он не надел, сначала нес ее бережно в ладони и чему-то улыбался, а потом отдал Шемаару, чтобы тот спрятал в кошелек к заколке и кулону. — Найдете дорогу в поместье? — Найду, — уверенно и не раздумывая ответит Ирьен. — Тогда ведите, — подыграл Шемаар. Ирьен схватил его за ладонь и потащил за собой. Может быть, он торопился, потому что увидел мелькнувшие неподалеку бордовые мундиры гвардейцев? Или потому что солнце уже начинало клониться к закату? — Превосходно, — без тени лукавства похвалил Шемаар, стоя перед воротами. Ирьен нашел дорогу домой, и для этого ему не требовалось повторять тот длинный беспорядочный путь, приведший его к дому Мариоль. Он шел напрямик, легко ориентируясь в пространстве и улавливая верное направление. Один раз зашел в тупик на незнакомой улице, но быстро сам же оттуда их вывел.***
— Это было легко, — заулыбался Ирьен и перешагнул высокий порог. Он успел вернуться домой до темноты, но сумерки уже сгущались, в них даже обычно зеленый сад выглядел теперь серым и непроницаемым для взгляда Ирьена. Вообще, он заметил, что полную темноту он любит больше, чем вот это серое промежуточное время. В темноте он просто не видел, пока рядом не появлялся фонарь, а в предтемное сумеречное время вечно мерещилось то, чего нет. Вот и сейчас, казалось, что он идет ровно по дорожке за Шемааром, но почему-то постоянно сходил на траву то влево, то вправо. — Не закрывай больше ворота, — попросил он. Шемаар, увидев его затруднения, взял его за руку. — Чтобы я мог выходить когда хочу. Я не потеряю дорогу и никого не буду бить даже если они будут меня называть варваром. Ладно? — Вижу, вам понравилось гулять по городу. Впереди, у дома, над крыльцом оранжевым шариком зажегся первый фонарь. — Я много узнал и много запомнил. И больше не растеряюсь, как с повозкой. Буду просто не обращать внимания. Ирьен шел, чувствуя рядом теплое плечо, и вокруг дома сами собой загорались оранжевые огни. Хотелось уметь так же, но он до сих пор не мог понять, как это работает, хотя Шемаар показывал и объяснял. — Ворота будут открыты все время, пока светит солнце. По ночам вам одному выходить не стоит. — Шемаар не стал ни отговаривать, ни ставить каких-то условий. — Столица достаточно безопасный город, но ночь есть ночь. Кстати, вы заметили, что до сих пор ни разу не заговорили о Хонатери? Как вы себя чувствуете? — внезапно спросил он. — Ваша заколка сломана. Я отнесу ваш кулон, чтобы из него сделали новый амулет. — О, — Ирьен даже остановился. — Я и не заметил. Я даже не думал... Это приворот больше не работает? Он сломался вместе с заколкой? В его голове всплыл образ Хонатери, он оставался все еще милым, даже очень милым, и Ирьен с удовольствием его неприлично облапал бы в том белом кабинете, но из этого «мило» как будто пропал дурманящий разум приятный туман. И сердце не грелось как раньше, когда он вспоминал белую нежную кожу, розовые ушки... — Нет, заколка тут не при чем. — объяснил Шемаар. — Видимо, заклятье снял тот, кто его на вас повесил. И это хорошо, потому что, похоже, заколка справлялась не до конца. Если долго находиться под таким приворотом, то даже после того, как он пропадет, от привычки любить бывает избавиться сложнее, чем от самого приворота. — Эх, - вздохнул Ирьен без особой, впрочем, печали. - Я даже читал, что вечная любовь возможна только под заклятьем. — Знаете, что говорят южные торговцы? Любовь — это сладкий соус на мясе выгоды. — Совсем не понял, — признался Ирьен. — Выгода — это деньги, а любовь — это любовь. — А еще они говорят, — почему-то уже веселее добавил Шемаар. — Что любовь не продается только если за нее платят не теми деньгами. Ирьен в упор посмотрел Шемаару в глаза, и не понимая, шутит тот или говорит всерьез. — Пусть говорят, что хотят, — решил он. — Я ведь не торговец. — Верно, вы не торговец. Они уже дошли до крыльца. Шемаар скинул свои ботинки у входа, его примеру последовал Ирьен, но сразу же влез в меховые домашние туфли. После долгой прогулки по городу Ирьен предпочел бы залезть в купальню и погреться, но Шемаар, с коробом в руке, направился на кухню. — Вечных заклятий тоже не бывает, — продолжил Шемаар. — Если заклятье должно действовать долго, его нужно чем-то подпитывать. В вашем случае если бы вы надолго уехали, например, на юг, то рано или поздно приворот исчез бы сам. Это касается и вашей заколки. Если она создана за счет силы мага, то без регулярной подпитки она однажды просто перестанет работать. Кстати, хочу дополнительно предупредить. Когда вернетесь на юг, будьте осторожнее не только с едой, но и с подарками от незнакомцев. И с легко доставшимися военными трофеями тоже. — Ты говорил, что дома расскажешь, как ты это сделал у тележки. И с гвардейцами. И почему ты не хотел рассказать мне сразу? — Ирьену вдруг пришла в голову идея, и он прищурился с подозрением. — Ты думал, что я забуду и не спрошу? Я вдруг вспомнил, что много о чем тебя хотел спросить, но забыл. Это тоже ты сделал? — Не я, — сразу отмел все подозрения Шемаар. — Тогда что? Приворот? — Возможно, — Шемаар уже поставил на жаровню вино, и принялся нарезать холодное запеченое мясо и доставать из коробов с едой, привезенной от генерала Хловера, блюда, накрытые крышками. — Вероятно, вы просто забыли, увлеченные более интересными вещами. — Почему ты не захотел рассказывать там? Там же никого не было. Шемаар выкладывал мясо так ровно и аккуратно, будто это все не будет съедено сразу же. — Почти уверен, что помимо гвардейцев за вами сейчас присматривают и императорские прозреватели, — ответил он. — Им не нужно ходить за вами по пятам, они следят издалека и могут услышать то, что им лучше не слышать. Я могу в какой-то мере отводить от себя внимание и приглушать чужое любопытство в свою сторону, но с вами мне это сделать сложно. А сделать это долго и незаметно еще сложнее. — О! А я так могу? Это сложно? — Может быть, сможете, но сначала научитесь хотя бы зажигать ручные фонари. Это проще. И никому не рассказывайте. Здесь такое не очень законно. Если вдруг меня арестуют и посадят в тюрьму, то разбираться с лавочниками и готовить себе пряное вино вам придется себе самому. Простыми словами, мне бы не хотелось привлекать к себе лишнее внимание. Ирьен вдруг подумал о том, что и сколько говорил о Шемааре в библиотеке. Не слишком ли он много тогда рассказал? Почему Хонатери не раз пытался о нем что-то разузнать? — В тюрьме плохо? — спросил он. Шемаар поставил перед ним вино, но Ирьен даже не притронулся. — Ничего хорошего там точно нет. Могут даже казнить, если найдут за что. Вы ничего не едите? — Что-то я не голоден, — пробормотал Ирьен. — А кто еще знает? Та, с красными волосами? — Она не знает. — То есть, больше никого? Только я? — Только вы, — подтвердил он, и Ирьену даже стало немного теплее. И вдруг по спине пробежал непрошенный холодок. Он не мог тогда рассказать ничего важного, потому что не знал ничего важного, а сейчас знает. — Мне нужен амулет. Крепкий хороший амулет, — сказал он. — Вместо заколки. — Ночью я отнесу кулон нужному человеку, - кивнул Шемаар. - И он все сделает. Это небыстро, меня не будет, скорее всего, всю ночь... — Ничего. Я подожду. Скоро же прием, мне надо побольше прочитать. И все обдумать. У меня есть, о чем подумать. После ужина Шемаар ушел, забрав с собой кулон и оставив внутри и вокруг дома много горящих светильников. Ирьен был уверен, что, найдет, чем себя занять, но вместо того, чтобы читать недочитанное, осматривать неосмотренное, он сидел на кухне и цедил вино. Потом оно закончилось, и он просто сидел. Без приворота мысли полностью потеряли общее приятное направление и теперь разбегались, как испуганные куры, цепляясь за не прошенные и не всегда радостные воспоминания. Во время прогулки по городу он, и правда, увидел и запомнил очень много. Он смотрел на людей. Он их слушал. Он попробовал купить еду и курицу, и у него получилось. Он следовал советам Шемаара и не стал есть приготовленное чужими людьми, помня о плавающих кверху брюхом рыбах в пруду. Конфету он отдал ребенку, чьи громкие вопли резали Ирьену слух. Ребенок замолчал почти сразу. Курицу он подарил женщине, которая стояла у соседнего прилавка с курами и вдруг обнаружила, что ей не хватает денег. Женщина тоже обрадовалась. Это было легко. И он думал, что все будет легко, как в книгах. В книгах все было легко и одновременно сложно — там были войны и бои, коварные враги и любовные приключения, и везде мир будто подыгрывал главному герою, чтобы у него получилось все, как надо. Например, тому красавчику-аристократу ни разу не пришлось стоять в луже молока и битых яиц и слушать, как его отчитывает какой-то посторонний простолюдин. Ирьен тогда не просто растерялся, он бесился. Молча. И чем больше народу вокруг начинало шептаться за его спиной, тем больше бесился. У него хорошие уши, они все слышат. Он стоял и чувствовал себя конем среди бабочек. Он мог всех растоптать, но нужно было сдерживаться. Или нет? Он не был уверен. Шемаар появился вовремя. Рядом с Шемааром всегда становится спокойнее. Но лицо и голос того торговца он на всякий случай хорошенько запомнил. Ирьен положил подбородок на стол. Во мраке скрывалась большая часть кухни. Он помнил, что находилось в дальнем углу, но сейчас видел только темноту. Чуть-чуть света давала жаровня, угли в ней светились красным и иногда вспыхивали оранжевыми язычками пламени, как красные волосы на черном халате. Мариоль. Это имя он тоже запомнил. Он слышал через дверь, как она громко смеялась, и как Шемаар называл ее по имени. Тогда это почему-то разозлило, но только сейчас, сидя в темной тихой кухне, Ирьен вдруг понял, что его самого Шемаар по имени не называл ни разу — кроме того дня, на южной границе, когда облил его холодной водой и впервые надел яркий красивый халат. Шемаар его вообще никак не называл. Вечно эти «вы» и «давайте сделаем это», «не стоит делать то»... От досады он хлопнул ладонью по столу. Ответный треск дерева отдался даже в подбородок. Подпрыгнула и перевернулась жаровня, рассыпав по столу угли. Приподняв голову, Ирьен наблюдал, как чернота и горелость медленно расползались вокруг угольков. Разве они не должны погаснуть? Почему они становятся ярче? Наверное, потому что стол сухой, понял Ирьен. Надо чем-то залить. Вина уже не было. Зато на полу у стенки стояли небольшие глиняные кувшины. Внутри них что-то жидкое, но только плеснув на стол, Ирьен понял, что это не вода. Огонь на миг затух, а потом резко ожил, зашипел и ринулся во все стороны, оживая там, куда попала хоть капля вязкой масляной жидкости, закапал вместе с каплями на пол, зацепил по пути скамью. Так и не выпустив кувшин из рук, Ирьен прихлопнул огонь свободной ладонью, но из-под руки только брызнули во все стороны горящие капли. Он похлопал по столу сильнее, но добился только того, что огонь разлетался все дальше. Вся ладонь уже тоже горела, как полено в печи, огонь перекинулся и на рукав и Ирьен забыл про стол и захлопал рукой по плащу, будто сбивал пыль. И тут вспыхнуло масло в кувшине. Вовремя сообразив, что кидать на пол кувшин нельзя, Ирьен засуетился, и не сразу сообразил выбежать за двор и отбросить его в траву. Следом отправился и плащ, тлеющий и вспыхивающий в тех местах, где на него попало масло. Сбив огонь с себя, он быстро втоптал в землю плащ и кувшин, погасил туфли и ринулся обратно в кухню. Огонь пока еще неспешно тек вместе с вязкой жидкостью по столу, по полу, капал на скамью. Ирьен ногой отодвинул плетеную корзину, чтобы ее не зацепило. Соседние уже начали гореть, дымно и слишком быстро. И тут он вспомнил про бочку, в которой недавно плавали рыбы. Она стояла у пруда — Шемаар бросал в нее траву и водоросли, когда чистил дно. Оказалось, бегать он умеет очень быстро. Глухой «бум» раздался внезапно. Ирьен чуть не выронил полную воды бочку, не донеся ее до двери. Даже с двадцати шагов слышно было, как в кухне громыхнула посуда. Проем двери на миг осветился ярко — будто приоткрыли заслонку в горящей печке. Внутрь Ирьен почти влетел. Огня стало больше. Намного больше. Горел не только стол, но и скамья, и корзины, и висящие на веревках сухие травы, и какая-то плетеная утварь и даже каменные стены, выложенные плитками, которые гореть не должны. Недолго думая, он выплеснул полбочки туда, где недавно стояла жаровня. Где-то зашипело, пыхнуло дымом и начало гаснуть, но где-то огонь вспыхнул только ярче. Ирьен вылил остатки на уже занявшиеся пламенем сухие корзины и принялся срывать веревки, по которым огонь норовил перебраться на полки и потолок. В этот раз к пруду он бежал еще быстрее. С этого скользкого берега он уже однажды падал в пруд, вспомнил он, выбираясь на сушу и вытаскивая со дна бочку. Потерял в воде туфли, поэтому к кухне уже возвращался босиком. Второй бочки тоже оказалось недостаточно. Большая часть огня уже погасла, масло прогорело, но кое где все еще тлели сухие корзины, вспыхивали висящие пучками травы, дымили мешки и натянутые вдоль стен веревки. Эту мелочевку Ирьен гасил вручную, мокрыми ладонями прибивал искорки, кидал всю сухую траву в бочку, где еще плескались остатки воды, туда же швырнул еще горячую жаровню и остатки корзин, смяв их в один горелый пыльный комок. Когда погасла последняя искра и перестало раздаваться даже шипение, Ирьен, наконец, облегченно выдохнул. Обошлось. Все оказалось не так уж и страшно. Он достал упавший под стол светильник, протер его подолом халата и поднял над головой, чтобы осмотреть кухню. Он опустил светильник и прикрыл его рукавом. Вот так все, действительно, выглядит не таким уж и страшным. Он снова осветил кухню. И что теперь делать? Может быть, это большое черное пятно на столе высохнет и исчезнет само? А скамейка? А черные лужи на полу, перемешанные с маслом настолько, что голые ступни скользили на каждом шаге? И что это за осколки кругом? Со светильником в одной руке, он бегал по черным лужам, цепляя полами мокрого халата посуду и мешки с корзинами. Он понятия не имел, как все это исправить. В одной из корзин в дальнем углу, не затронутом огнем, нашлись большие пустые мешки. Он побросал их на пол, в лужи, и потоптался сверху, чтобы они быстрее впитали воду. Но воды были слишком много, а мешков слишком мало. Он повозил ими по полу и не мог взять в толк, почему они не хотят вбирать в себя больше воды. Додуматься выжать мешки в бочку получилось не сразу, но когда идея и цель стала ясна, дело пошло лучше. Он выжимал и выжимал воду из мешков, но она как будто снова откуда-то появлялась. Он потряс бочку, и она оказалась слишком легкой. Только перевернув ее на бог он увидел пробитое дно и угол жаровни, застрявший в дыре. Двумя злыми ударами он разломал бочку окончательно — легче не стало, зато в кухне прибавилось мусора. Снова обойдя и пересмотрев всю посуду вдоль стен, он вытащил из-под глиняных горшков большое деревянное ведро. Маленькое в сравнении с бочкой, но главное, целое. Дальше началось однообразное: поднять мокрые мешки, выжать мешки, снова бросить их в лужу, снова поднять, снова выжать, когда вода начнет переливаться через край — вынести и выплеснуть в траву. И все заново. В один прекрасный момент выжимать стало нечего. Он заглянул под стол, под лавку, осмотрел в углах — вода закончилась, оставив после себя черные разводы и масляную скользкость. От холодной воды ноги онемели почти до колен, руки он давно не чувствовал, и решив, что хуже уже не будет, принялся вымывать черную гарь изо всех щелей. Первая попытка оказалось неудачной. Принеся воду, он уже потом заметил, что она грязная из-за мусора, который он в накидал в ведро раньше. Пришлось снова идти к пруду, мыть ведро и мешки прямо в нем, а потом возвращаться с чистой водой и убираться дальше. Он мыл кухню всю ночь, носил воду, стирал мешки, тер пол и совсем забыл прежние беспокоящие мысли, забыл про перевернутую тележку, про кур, детей и даже про красноволосую женщину. Он убирался без перерыва до самого утра. Вымок с ног до головы, на подоле и рукавах мокрого, в черных разводах, халата даже после мытья в пруду оставались видны подпалины. Ткань то ли растянулась, то ли он где-то ее порвал, и подол сзади теперь волочился по земле и путался в ногах. Когда понятную темноту ночи начала заменять туманная серость утра, Ирьен бросил единственную уцелевшую тряпку в ведро с мусором и еще раз со светильником в руках обошел всю кухню. Разочарованно вздохнул. Он уже не мог отличить темные тени от недомытых разводов копоти. Ну почему все загорелось ночью, а не днем? За эту ночь он привык и к холоду, и к рукам и ногам, своей нечувствительностью напоминавшие куски мертвого мяса. Поначалу это переносилось с трудом, но уже к середине ночи стало казаться удобным. Холод больше не мог досаждать сильнее, чем уже досаждал. А когда с каждым выплеснутым грязным ведром воды он выплескивать и часть грязи, Ирьен даже чувствовал маленькое удовлетворение. Только вот под утро он уже не мог понять, насколько чистая была эта вода, хотя она точно должна быть чище той, которую он вылил в первый раз. И тут он вспомнил, где сейчас точно вода чистая и горячая. Купальня его встретила знакомой капелью и влажным теплом. Ирьен поставил светильник на пол и спустился по ступеням, чтобы зачерпнуть в ведро воды и немного погреть ноги. Назад подняться уже не смог. От внезапного тепла вверх по ногам пробежала судорога. Он стиснул кулаки, и край ведра разлетелся в щепки. Ирьен смотрел, как покачиваясь, уплывает от него ведро, опомнился слишком поздно — оно было уже далеко. Ладно, он выловит это ведро и вернется на кухню, но сначала недолго погреется. Прямо в одежде он качнулся на ступеньках и плашмя упал в горячую воду, подняв кучу брызг и волн. Полежал на спине, потом выдохнул и плавно погрузился на дно. Он мог бы так лежать долго, чувствовать, как скручивает от бегущего по венам тепла руки и ноги, и как непривычно горячее будто прижимается к его ладоням и ступням. Иногда он всплывал, чтобы вдохнуть, потом снова опускался на дно — там было тепло и спокойно, а звуки доносились по-другому. Он достаточно грелся, пора было уже выходить, и боль поутихла, но он все тянул. Там холодно. И еще он забыл взять с собой сухую теплую одежду. Но надо все равно выходить - кухня еще не домыта. Шемаар расстроится. Ирьен видел, как тот ее чистил и наводил в ней порядок несколько дней назад. Ладно, решил он, наконец, пора. И тут дверь в купальню открылась. Он не видел сквозь воду, но хорошо все слышал. Шемаар уже здесь. Шемаар должен оставаться наверху и ждать когда Ирьен выплывет сам, но вместо этого вдруг нырнул, подхватил Ирьена подмышки и вытащил на поверхность. Ирьен локтями обнял его за шею и решил, что будет стараться сдерживаться. — Вы не пострадали? — спросил Шемаар, оттаскивая его туда, где можно было стоять, не уходя с головой под воду. — Где-нибудь болит? Осматривая его, он снимал мокрый халат и нижнюю рубашку, и Ирьену пришлось расцепить объятья. Видишь, у меня уже получается держать себя в руках, хотел сказать он. Но когда Шемаар коснулся ладоней, стало больно, и сдерживаться стало легче. — Вы сильно обожглись, — объяснил Шемаар. — Болит? — Болит, — прошептал Ирьен и снова обнял его за шею и положил подбородок на плечо. — Отвлекает. Он хотел начать объяснять про кухню и про испорченные вещи, и про руки, но Шемаар погладил Ирьена по спине, только сейчас не поверх халата или плаща, а по согретой голой спине, и объяснять расхотелось. — Где-то еще? — Угу. Где-то еще. Мне нужны твои руки. — проворчал он негромко и даже ласково. — Слишком долго сидел в воде. — Это заметно, — пальцы Шемаара неторопливо массировали ему шею, другой рукой он прижал Ирьена к себе, и стало теплее, чем до этого в воде. Когда горячая ладонь спустилась к лопаткам, Ирьен начал расслабляться и только сейчас понял, насколько до этого был напряжен. Когда же все те же неторопливые горячие пальцы добрались до поясницы, Ирьен забыл и про боль в ладонях и про кухню и про все остальное. — Ну вот, — сказал Шемаар, проводя вверх-вниз по спине, — Стало легче? Ирьен потерся щекой о его щеку и ничего не ответил. Шемаар и без ответа все знал не хуже. И когда он его вытащил из воды, Ирьен встал на сухие плиты и переступил с ноги на ногу. Шемаар сразу же его усадил, осмотрел ступни и сообщил, что они тоже обгорели и, велев сидеть и не двигаться, ушел за одеждой. Вернулся он быстро, но не с одеждой, а с полотенцами и одеялом. Вытер, замотал с головой и унес в дом. Очень быстро кисти рук и ступни Ирьена оказались обвязаны белыми сухими кусками ткани так, что он теперь не мог ни взять ничего в руки, ни надеть обувь, поэтому одевал его тоже Шемаар. Еще он расплел ему волосы, чтобы просушить. — В следующий раз, — говорил он спокойно и немного рассеянно. — Если захотите что-то поджечь, не лезьте в огонь сами, если внутри нет ничего жизненно важного. Или если... а, впрочем, все равно не надо. — Шемаар был спокоен, и Ирьен перестал волноваться тоже. — За ожоги не переживайте, они исчезнут, следов не останется. На вас быстро все заживает. Просто не тревожьте какое-то время повязки. Хорошо, что вы сразу пошли в купальню, вода из источника снимает боль и неплохо лечит. Ирьен решил не переубеждать Шемаара, потому что холодные руки точно болели меньше, чем согретые в воде. — Утром я расскажу как правильно тушить огонь и что делать, если случится пожар. — Уже утро, — сказал очевидное Ирьен. — Точно, — сказал Шемаар, посмотрев в окно. — Утро. Не трогайте пока повязки, дайте зажить рукам. А мне нужно будет немного поспать. — Ты будешь спать? — не сдержал удивления Ирьен. — Этот маг становится слишком жадным. — непонятно объяснил Шемаар и рассеянно похлопал себя по карманам. — Где же он? Наверное, уронил в воду. Сейчас вернусь. Ирьен смотрел, как Шемаар уходит, и пока ждал, улыбался сам толком не понимая чему. Может быть, тому что эта ночь закончилась? Шемаарово «сейчас» затянулось. Более того, когда Ирьен все же услышал шаги, самого Шемаара он так и не увидел — тот завернул в соседнюю комнату, немного там походил, и все стихло. Ирьен ждал. За стенкой по-прежнему, тишина. Вопреки всем наказам, он встал с кровати и пошел проверять. Шемаар спал. Даже забыл переодеться. Мокрая одежда облепила тело и намочила одеяло, поверх которого он лежал. На комоде рядом с кроватью Ирьен увидел тот самый кулон. Пусть себе лежит. Ирьен аккуратно примостился на краешке кровати. Шемаар приоткрыл глаза, подвинулся и, кажется, снова заснул. Ирьен хотел укрыть их обоих своим теплым сухим плащом, но Шемаар снова проснулся, встал и вышел из комнаты — Ирьен разочарованно промычал в намокшую подушку. Но вернулся Шемаар быстро — принес одеяло. Накрыл обоих и снова уснул. Ирьен старался лежать неподвижно, а то вдруг Шемаар вдруг пойдет готовить завтрак или переодеваться или ремонтировать крышу или кухню. Интересно, что он делал всю ночь? Ирьен об этом тоже спросит, если не забудет.