***
Когда Ирьен увидел краснеющего под цветами Хонатери, то понял, добьется своего очень скоро. А переступив порог кабинета, уверился в этом окончательно. Все предыдущие неприветливые взгляды, ворчания и избегания не стоили времени, потраченного на эти игры. Нужно было просто пропускать их мимо ушей. Дальнейшее оказалось легко и приятно. Хонатери все еще продолжал ворчать, сомневался, тянул время, хотя уже лежал на Ирьене и совершенно точно не собираясь никуда убегать. Говорил, что во всем виновато плохое воспитания, незнание столичных норм, неуважение к многолетним устоям, непонимание последствий, бесстыдство, избалованность и потакание сиюминутным желаниям. Ирьен в ответ щурился от смеха, запускал руки ему под одежду и в волосы, целовал, заставляя на время замолчать и все больше забывать про какие-то там устои. Он растрепал невесомые белые волосы по плечам, все еще прикрытым тканью рубашки и очень старался устроить все так, чтобы кроме этой рубашки на Хонатери не осталось никакой одежды. Светлые глаза Хонатери потемнели из-за расширившихся зрачков, а в прерывающемся шепоте уже слышалась хрипотца. Это было безумно приятно и увлекательно, не на шутку разгоревшийся азарт требовал довести дело до конца и переиграть скучное воспитание и характер, заставлявшие Хонатери бесконечное количество раз пояснять, что Ирьен сам не знает, что творит, что это неуместно, говорить что-то про репутацию, что кто-то сошел с ума и не умеет держать себя в руках. Но чем дальше, тем больше смелел Хонатери, и вот уже Ирьена качало, как в горячей воде купальни, он слышал, как шепотом спрашивали, не передумал ли он, не больно ли ему и что-то еще глупое и смешное, и не отвечал, потому что не мог описать словами как же ему было хорошо. Он чувствовал себя живее, чем когда-либо, будто старая застывшая кровь, наконец, растопилась, разогрелась, как пряное вино над горелкой, и побежала горячим потоком по венам. В дверях внезапно и бесшумно возник Шемаар. Ирьену от этого стало слишком хорошо, он ему улыбнулся, но Шемаар уже исчез, тихо прикрыв за собой дверь. Как будто и не было. Жаль, но Ирьен вернется домой и все расскажет и покажет. Потом он забыл про все, захлебнувшись в новых ощущениях. — Хочу забрать тебя с собой, — с нежностью прошептал он переводившему дыхание Хонатери, который, казалось, с трудом понимал, что ему говорят. Устал, наверное. Сам же Ирьен чувствовал себя превосходно, его перестал донимать утомляющий внутренний холод и онемение сменилось чувствительностью. Он с удовольствием потянулся, ощущая свое тело целиком, от кончиков пальцев до макушки, и ласково погладил влажный висок Хонатери, убрал прилипшие пряди и с удивлением понял, что кожей кончиков пальцев чувствует каждый из этих тонких белых волосков. Чтобы дать Хонатери отдохнуть, Ирьен приподнялся и быстрым движением поменялся с ним местами, а сам навис сверху. Случайно прижал локтем белые волосы и сразу же загладил вину поцелуем. — Я все запомнил, — словами и руками он успокаивал напряженного Хонатери. — Моя память как пустой кувшин, и каждый миг у ваших ног пьянящими рубинами вина навечно упадет на дно ее, — с воодушевлением процитировал он. И он делал все, как запомнил. Руки Хонатери упирались ему в грудь, а Ирьен предпочел бы, чтобы его обнимали за шею. Хонатери как будто пытался что-то сказать, но, кажется, потерял дар речи, он иногда широко раскрывал глаза, а иногда жмурился, как от света, и Ирьен щурился в ответ. Перед тем, как внезапно стало темно, Хонатери отвлекся на что-то у двери. А потом на голову Ирьена как будто нахлобучили душный мокрый горшок. Он не успел вдохнуть воду только потому что задержал вовремя дыхание и инстинктивно отпрянул. И сразу же почувствовал, что остался на кушетке один. Двумя руками удалось, наконец, освободить голову и откинуть горшок подальше. Вода из него намочила и без того мокрые косы, омыла плечи и спину и теперь стекала на кушетку и впитывалась в ткань. Ирьен возмущенно и непонимающе взглянул на Шемаара, который невозмутимо накидывал на плечи Хонатери белый теплый плащ. Зачем он помешал? Зачем снова облил водой? Что опять не так? Хонатери не возмущался — он крепко сжимал бледные, бледнее обычного, губы и не смотрел на Ирьена. Одной рукой он вцепился в воротник плаща, а второй вдруг потянулся к лицу Шемаара, как будто собирался погладить по щеке или убрать соринку, но тут же отступил. И продолжил отступать. На его руке виднелась кровь. Порезался? Нет, понял Ирьен, когда бордовый цвет вспыхнул на Шемааре и потек вниз по одежде дворцового слуги. С внезапно упавшим куда-то сердцем Ирьен видел, как широкой щелью раскрывается горло прямо над голубым воротником, и как ткань быстро и жадно впитывает в себя хлынувший бордовый поток. Анобо, помнил он. Эта одежда называется анобо. Стало страшно вдохнуть. Как будто если задержать дыхание, то и вокруг все замрет. Парализованный незнакомым накатившим леденящим всепоглощающим ужасом Ирьен не сводил глаз с Шемаара, не успевшего даже понять, что с ним произошло. Знакомые темные глаза больше не смотрели осознано — они начали светлеть еще до того, как голова коснулась пола. А когда исторгающее из себя кровь тело застыло на полу, они окончательно выцвели в знакомый бледно-голубой цвет. Еще толком не поняв, что видит, Ирьен только почувствовал, что пустота в груди вновь наполнилась, и он снова мог двигаться и дышать. От его короткого взгляда Хонатери попятился еще дальше — в тень. Кажется, перед уходом он хотел что-то сказать, но передумал и исчез, сбросив с себя Ирьенов плащ. Оказывается, в стене за картой скрывалась еще одна дверь. Не сразу Ирьен решился вновь посмотреть на лежащее на полу тело. Желтые светильники отражались в неподвижных глазах, придавая им обманчивую теплоту и подобие жизни. Боясь, что наваждение развеется, Ирьен неуверенно переполз с кушетки на пол и опустился на колени рядом с неподвижной рукой, взял бледные пальцы в свои ладони и попытался согреть. Слабые, нежные пальцы, слишком белая кожа, слишком холодная. Первый ступор прошел быстро, и на смену ему резко накатила запредельная тревога только чудом не перерастающая в панику. Накинув на голое тело халат, и не сумев его застегнуть, он кое-как подвязался поясом. Чуть не забыл про туфли. Потом порвал штаны, суетливо надевая их поверх обуви. Подобрал с пола белый плащ и завернулся в него, как в кокон, после чего, уже не сдерживаясь, помчался к конюшне. Кто-то пытался его окликнуть, а вставшего на пути того самого, как же его, который напрашивался на поединок, Ирьен, не останавливаясь, просто толкнул плечом и полетел дальше. Карета как будто только его и ждала. Ирьен поторапливал, требовательно колотя кулаком по передней стенке, и стук колес по мостовой становился чаще, своей мелкой суетливой дробью лишь немного обгоняя заходящееся от волнения сердце. Он почему-то думал, что ворота поместья будут закрыты, но дверь открылась легко и так же легко захлопнулась за спиной. Слишком тихо. Острый слух Ирьена мог уловить стук молотка или чирканье ножа по дереву, но сейчас не было слышно ничего, кроме шелеста листьев в саду. Он оббежал вокруг дома и очень быстро наткнулся на Шемаара, неподвижно и безжизненно лежавшего на веранде, как будто его сморил внезапный сон. Рядом лежал выпавший из рук маленький нож для дерева. С опаской Ирьен присел рядом и легонько тронул его за руку. Горячая. Как обычно. Не теряя ни секунды, он схватил за плечи и затряс, желая оживить. И тут Шемаар открыл глаза. — Уже вернулись? Хорошо провели время? — спросил он, как ни в чем не бывало, подбирая лежавший рядом нож и закрепляя его в чехле на поясе. Ирьен с облегчением осел рядом. — Думал, ты умер. — Он погладил пальцами горло Шемаара, чтобы убедиться, что там нет ран, заглянул за воротник и ниже. — Испугался... В кабинете ты упал... Как я испугался! Потом увидел, что это не ты. Не пойму никак, мне показалось или нет. — Он посмотрел в глаза Шемаара, и ответный взгляд ему не понравился. — Мне показалось? Сначала Шемаар долго молчал, потом аккуратно убрал руку со своего горла. — Нет, — отстраненно ответил он. — Не показалось. И как давно... То есть, вы меня видели в кабинете? - и как-то даже растерянно добавил. - Но этого не может быть. Не понимающий как реагировать на этот незнакомый тон Ирьен погладил Шемаара по щеке и по груди, успокаивая то ли себя, то ли его. — Я видел. - подтвердил он. - Тебя. Или не тебя. Не знал, что это не ты, я... — слова вдруг спутались между собой, показались неважными. Главным было то, что Шемаар цел. Совсем цел. Ни царапины на горле. — Обо мне не переживайте, — сказал Шемаар, поднявшись. — Но мне нужно... немного времени. Обдумать. Нужно все обдумать. Когда чем-то расстроенный Шемаар уходил, Ирьен не посмел его задерживать. Он пока не знал, что сказать, потому что в этот момент самым важным было то, что все оказалось в порядке. "Подумать" - это не страшно и недолго. Он сидел, кутаясь в плащ, и слушал, как Шемаар «думает» — сначала у мостика привычно стучал молоток, потом на кухне громыхала посуда — не так, как когда готовят еду, а так, будто все кастрюли перекладывали из одного угла в другой, потом шумело в задней части дома, потом — снова кухня. Пока были слышны равномерные удары о камень, как будто Шемаар решил сделать в кухне еще одну дверь, Ирьен послушно сидел на месте и успокаивался — на самом деле, нет поводов для тревоги. Сейчас Шемаар закончит думать, вернется и все расскажет. Но прошло еще немного времени, и поместье накрыла тишина. Долго Ирьен ее слушать не смог, схватил фонарь и пошел на поиски. Но никого не нашел. Обшарил все поместье, заглянул в каждую комнату, в кухню, купальню, обыскал все пристройки и каждое дерево в саду. Залез на крышу и долго осматривался с высоты. Шемаара нигде не было. Он хотел выйти на улицу, найти ту красноволосую Мариоль и спросить у нее, но ворота оказались заперты, и он только еще раз сорвал ручку с внутренней двери. Закончилась ночь. Миновал полдень. Он не позволял себе думать о том, что произошло что-то плохое — от этой мысли становилось так тревожно, что приходилось долго стоять и успокаивать сердце. Лучше думать, что Шемаар прячется где-то неподалеку и не хочет выходить. От безысходности он натаскал на самую высокую точку мостика кучу сухих мешков и больших пустых корзин, облил все маслом и угрожающе замахал в воздухе зажженной горелкой. Горелку он зажигать умел, для этого нужны были только две специальные палочки и немного масла. — Если ты не вернешься! — крикнул он, и удивился тому, как уверенно и громко может звучать его голос, — То он сейчас сгорит! А потом я снова сожгу кухню! А потом дом! — последнее прозвучало неубедительно, потому что он пожалел о своих словах раньше, чем их произнес. Конечно же, он никогда не тронет ни дом, ни кухню. Да и мостик. Как только догорит последняя корзина, он все уберет и чисто вымоет — у него уже есть опыт, он умеет это делать, рядом много сухих мешков и вода в пруду прямо под мостом. Шемаар на приманку не клюнул, и горелка упала в ближайшую корзину. Всматриваясь в сад, Ирьен упустил тот момент, когда огонь с голодной жадностью вцепился в доски моста и облизал перила — те самые новенькие красивые перила, которые Шемаар так долго и любовно вырезал. И Ирьен ринулся вперед спасать загоревшийся мост. — Не суйтесь в огонь, — остановил его порыв долгожданный голос. Шемаар выглядел по-незнакомому неживым, как будто каменным и каким-то серым. Уже начав вновь паниковать, Ирьен присмотрелся и понял, что это всего лишь пыль, плотным равномерным слоем покрывающая Шемаара с ног до головы. — Но он же сгорит! — Конечно, сгорит. Вы же сами его подожгли. И пришлось смотреть, как горит мост, обугливаются по краям перила, и лучше бы Ирьен сейчас побежал тушить его голыми руками, чем так. Он не решился подойти к Шемаару даже чтобы погреться — стоял, засунув онемевшие пальцы в рукава халата и не знал, что сказать и как оправдаться.***
Немного ранее. Самое лучшее место для незаметного присутствия на летних приемах — узкий длинный балкон под самой крышей. Он идет по всему периметру открытого дворца и позволяет видеть сверху все, что происходит внутри зала. Или снаружи — каждый прием находились желающие уединиться у цветочных кустов, под цветочными кустами, внутри беседок и за деревьями. Их не смущала даже охрана, незримо наблюдавшая из теней сада. Раньше на балкон любили заходить гости, но кто-то посчитал неуместным, чтобы высокородная молодежь раз за разом падала с большой высоты, иногда оставляя уважаемые семейства без наследников, поэтому на балконе теперь можно встретить лишь охрану или прислугу, и то нечасто. Будь здесь хозяином Шемаар, он бы просто сделал высокие крепкие перила. На балконе можно быть слугой — заменять фонари, бросать на головы гостей лепестки и лить воду на длинные гибкие стебли, украшавшие высокие колонны экзотическими цветами и листьями. Эти лианы привезли с предъюжных влажных лесов, и без постоянного присмотра они в столице не выживали. Поэтому Шемаар сейчас стоял на балконе и крохотным деревянным ковшиком на длинной ручке лил теплую воду на стебель. Как он давно знал, поливать только корни такому высокому растению недостаточно — оно засохнет, лить холодную воду и не прогревать колонны тоже нельзя — оно заболеет и будет вонять бражкой. Ну а сейчас это исключительно красивый вьюн со стеблем толщиной с запястье и бесчисленными белыми цветами. По балкону изредка проходили другие слуги, одинаковые, как близнецы. В зале же в это время можно было наблюдать интересное разнообразие лиц и костюмов. В моду вновь вошли кружевные рукава на женских летних платьях, а у мужчин на туфлях появились несоразмерно пышные банты. Музыканты разместились на небольшом круглом подиуме с импровизированной цветочной крышей, но под их музыку танцевали только самые молодые и беспечные. Те, кто постарше, сегодня вели себя приличнее и солиднее обычного. Кернолахан, как и ожидалось, посещать подобные приемы считал ниже своего достоинства, зато прислал сюда наследника, уже раз знатно подмочившего репутацию неудачным сватовством и необоснованным отказом от поединка. По мнению Шемаара, у Кернолахана были куда более достойные отпрыски, стоявшие ниже по статусу только по той глупой причине, что родились на несколько лет позже. Командующий Вьера в свое время поступил разумнее, отдав главенство в семье младшей дочери, потому что старший сын не имел нужных склонностей и твердого характера. Поведение младшего Кернолахана интриговало — он успел ненадолго исчезнуть из зала примерно в одно время с советником Мирлом Вторым, потом вернуться и деловито и не скрываясь переговорить с Ю Гардне, который, живя в столице, всегда представлял интересы юга, а потом, уже не при всех, тихо переговаривался с Иотто Кравером. Шемаар отметил себе в памяти эти моменты. Так же посмотрел, чем заняты двое доверенных Дагила, и кто ходит на поклоны к императорскому трону. Волновало ли это Шемаара всерьез? Не особо. Но лучше заранее знать, куда начинает дуть ветер. Ненадолго отвлекся, перешел на другую сторону балкона осмотреть сад. Совсем скоро среди ночных цветов и густых кустов показался знакомый белый плащ. Шемаар вернулся на сторону зала и продолжил наблюдать за гостями. Явление на прием целого командующего должно заставить публику реагировать, и Шемаар очень надеялся, что обойдется без серьезных проблем. А проблемы могли появиться, действительно, серьезные — сегодня тот редкий случай, когда летний прием своим присутствием почтил Его Императорское Величество во всем его императорском великолепии. И это означало, что сегодня далеко не все гости будут интересоваться музыкой, выпивкой и танцами. Украшенная золотыми птицами стена, перед которой на помосте стоял трон, примыкала к крытой дворцовой галерее. При необходимости, императору даже не требовалось спускаться с возвышения, чтобы исчезнуть с глаз гостей. Что он сразу же и проделал, едва Ирьена представили на весь зал. Встал во весь свой немалый рост, всколыхнул поворотом головы ниспадающую с императорской короны вуаль и проплыл в своих золотых широких одеждах за спинку массивного трона к скрытой за ним двери. Шемаар только озадаченно хмыкнул. Любопытно. И Ирьен до сих пор не в зале — застрял в кустах, охмуряет своего ненаглядного служку. Ради возможности покрасоваться в новом халате даже мерзнет, откинув плащ за спину. И поворачивает голову, чтобы лучше было видно серьгу. Не стоило и ожидать, что он послушно будет следовать правилам этикета или незаметно и скромно стоять в углу, не привлекая лишнего внимания. Командующий югом не может себе позволить быть ни скромным, ни послушным. Но хотя бы до зала дойти ведь было можно? Другое дело, сейчас неясно, надолго ли при таком положении вещей он сохранит свое высокое положение и вытекающую из него вседозволенность... При необходимости можно было бы еще на границе забрать потерявшего разум Ирьена и уехать далеко на юг перед самым началом сезона дождей, подальше от объединенной империи. Можно было бы, если бы Ирьен неожиданно для всех не начал восстанавливаться с невероятной скоростью, а сам Шемаар тянул и тянул время и, в конце-концов признался себе, что, не смотря на неудобные для него законы, ему нравится жить в столице. Он перешел к другой колонне, чтобы лучше видеть чем там занимается в цветочных кустах Ирьен. Похоже, он вошел во вкус. Возможно ли, чтобы этой навязанной привязанности к Хонатери оказалось достаточно, чтобы оставить Ирьена здесь и после начала военного сезона? С другой стороны, кто сейчас в здравом уме доверит ему командование армией? И разве не удачно получится, если каким-то образом Кернолахан мирно добьется своих целей и направит все свое внимание и финансы на южную границу? И все останутся в выигрыше. Прием, между тем, проходил на удивление благонравно — никто не вызвал никого на поединок, не упился до потери лица, и даже не предался разврату в глубокой тени неосвещенной части сада — обычное неуемное веселье сдерживалось присутствием старшего поколения и самого императора. Впрочем, император уже изволил покинуть зал. Некоторых старших тоже не видно. А тем временем сквозь кусты к Ирьену целеустремленно прорывался племянник Майдкюгена — в обычные дни довольно разумный молодой человек, но имевший с Ирьеном какие-то свои личные счеты и лет с пятнадцати пытающийся его безуспешно вывести из себя. Что о юноше думал прошлый Ирьен, оставалось только в голове Ирьена. Возможно, он не думал о нем вообще ничего. Однако сейчас все может закончится не так безобидно. Когда после обмена любезностями оба переместились прямо под балкон, наконец, можно было все расслышать. Майдкюгена сегодня будто искусали бешеные песчаные блохи — он переходил границы и вел себя, по мнению Шемаара, непозволительно безобразно для человека его статуса и происхождения. Вероятно, выпил лишнего. Будь здесь его дядя-командующий, ему пришлось бы извиняться за своего племянника перед гостями и лично перед Ирьеном. Но сейчас никто из присутствующих и не подумал вмешаться. Ирьен же реагировал изумительно миролюбиво и проявлял чудное недопонимание, чем раскалил Майдкюгена до опрометчивого прямого вызова. Немного напоминало первую встречу с Мортеллом, только вот Майдкюген был уже близок к своей цели. Понимая, к чему все идет, Шемаар встал в тени балки, поставил чашу для полива ближе к краю перил и накренил ее вниз, собираясь немного намочить горячую юную голову и если не охладить ее, то хотя бы отправить Майдкюгена переодеваться. По крайней мере, парень останется цел. Подвела правая рука, ее захват оказался слаб — чаша резко накренилась, кувыркнулась через перила и рухнула в зал. Шемаар отпрянул в тень. По грохоту было слышно, что чаша упала на пол, никого не задев, но Шемаар за эти короткие мгновения успел проклясть свой неосторожный порыв. Видимо, не только Ирьен оставил в пустыне свои мозги. Не потеряв ни мгновения, под прикрытием тени он почти взлетел по декоративной решетке для цветов под самую крышу и залег на широкой поперечной балке. Стало заметнее, что правая рука, и в самом деле, слушается плохо. Он задрал рукав и только сейчас заметил тугую повязку от локтя до запястья. Как же не вовремя. Этот слуга был слабоват, но двумя целыми руками чашу удержать бы смог. Но вот настолько быстро взобраться под самую крышу ему самому было бы не под силу, а значит, завтра бедняга может и не встать с кровати и будет отлеживаться несколько дней. На балконе стало шумно. Шемаар лежал, стараясь слиться с балкой, листьями и тенью, опасаясь даже поднимать голову — пусть найти его здесь было почти невозможно, если не знать где искать, но кто-нибудь зоркий может в этот момент случайно посмотреть наверх. На балконе под ним сновали слуги. По четким действиям и манере отдавать распоряжения Шемаар даже на слух догадался об их военной подготовке. Сам он мог только мечтать о том, чтобы взять в оборот кого-то из этих тренированных ребят с хорошей физической формой и крепкими руками, которые бы сумели удержать проклятую чашу. Оставалось только лежать. Из-за беготни на балконе он не слышал что происходит в зале, но позволить себе найти другие глаза сейчас не мог — пришедший в себя служка наверняка запаникует и поднимет шум. И полбеды, если он просто свалится с балки и свернет себе шею, но будет гораздо хуже, если его живого и здорового отправят к дознавателям, и те обнаружат у этого слуги пробелы в памяти. После чего, наверняка, допросят остальных слуг, вероятно, найдут кое-что подозрительное, и жизнь Шемаара заметно усложнится. Поэтому он оставался на балке и в то же время излишне активно приводил в порядок крышу в поместье, чтобы сосредоточиться на работе и не уснуть. И строил планы на ближайшее будущее — отправить слугу спать, дав ему настои для сна и против боли в мышцах, дождаться возвращения Ирьена, запереть поместье хотя бы на день, чтобы дать себе возможность немного восстановиться, навестить мага, затолкать ему его амулет туда, откуда его никто, кроме специальных лекарей, не сможет достать... Задумавшись, он не рассчитал силу и молотком расколол сразу две черепицы. Стук покатившихся с крыши обломков хоть немного оживил мирную тишину поместья. В другие дни ему нравилась эта тишина, но сейчас он бы предпочел, чтобы в саду утраивали брачные танцы те южные горластые птицы йерги, чьи крики похожи на вопли торжествующих быков. Дождавшись, когда суета снизу переместилась к лестницам, Шемаар немного расслабился. Возможно, сейчас у него даже получилось бы вернуться на балкон тихо и незаметно, но вот спуститься с балкона и не попасться никому на глаза нет ни единого шанса. Именно на такой случай давно существует запасной план. Не первый год он незаметно изучает этот дворец, и не в первый раз сидит на балке под потолком, разве что впервые он настолько близок к раскрытию из-за такой потрясающе вопиющей глупости. Приподняв руку медленно, без резких движений, он дотронулся места, где балка стыковалась с крышей, и где ждали своего часа незаметно снятые с крепежей черепицы. Бесшумно он отодвинул их в сторону и увидел ночное небо. Следовало спешить, но Шемаар вытянул себя через отверстие на крышу и там задержался, чтобы в темноте, действуя даже не на ощупь, а наугад, вернуть черепицы на место. Ночь и неосвещенная крыша играли ему на руку, но именно из-за этого он потерял много времени, почти вслепую добираясь до другой стороны зала под прикрытием украшений и статуй, рискуя в любой момент оступиться и скатиться на головы вышедшим наружу гостям. Ветер донес до него обрывки фраз, и Шемаар по привычке прислушался, чтобы узнать, о чем говорят люди. Люди говорили глупости. Кто-то из молодых досадовал из-за испорченного праздника, кто-то размышлял, что означало столь быстрое исчезновение Его Величества, а кто-то обсуждал коварное покушение на командующего Сула при помощи чаши с водой. Ради такого не стоило и задерживаться. Шемаар без приключений прокрался на крышу длинной галереи и сразу же спрыгнул в темноту с не парадной стороны сада в том месте, где не было риска переломать слуге ноги. Дальше можно было так не таиться. Как оказалось, в зал Ирьен так и не вернулся. В гостевой конюшне, рядом с которой кругами ходил Майдкюген, подтвердили, что гости еще не выезжали, а значит, искать нужно где-то во дворце. Уж не рядом ли со своим ненаглядным Хонатери? Только бы не под каким-нибудь кустом! С надеждой на лучшее, Шемаар первым делом заглянул в неосвещенную безлюдную библиотеку. Если бы не отблески огней с улицы, в библиотеке было было слишком темно — в отличие от самого Шемаара, служка без фонарей видел не лучше прочих, но зато со слухом у него все было более чем в порядке. Подкравшись вплотную к знакомому кабинету, он едва заметно и бесшумно приоткрыл дверь, стараясь, чтобы для невидимого наблюдателя это выглядело случайностью. Теперь все слышно. Да, они там, он не ошибся. Похоже, дело зашло слишком далеко, и бедняге-служке, наверняка, нужна помощь. Сомнительно, что Ирьен успел добиться взаимности за то короткое время, пока Шемаар крался по крышам. Он толкнул дверь и ступил в кабинет. Полумрак скрывал углы и дальние стены, и первым в глаза бросилась знакомая одежда — плащ на стуле, рубашка на полу, тут же рядом — штаны и голубая одежда слуги. Порыв Шемаара угас сразу, как только он понял, что происходит на той белой кушетке с резными ножками. Хонатери был слишком занят, чтобы заметить появление в кабинете третьего, зато лежащий под ним счастливый Ирьен чуть ли не засиял от радости, встретившись с Шемааром взглядом. Так же бесшумно, как и вошел, Шемаар попятился и вернулся в коридор, прикрыл за собой дверь и озадаченно прислонился к ней спиной. На другом конце столицы, в поместье Сула, Шемаар оставил в покое крышу и битую черепицу и присел, чтобы спокойно все обдумать и заодно заточить маленький нож для резки по дереву. Он, без сомнения, был рад за обоих, но разве Хонатери не пытался держать Ирьена на расстоянии? Разве не выказывал недовольство, когда тот переходил границы приличия? Его строгое поведение совершенно не стыковалось ни с увиденной только что сценой, ни с приворотом — о нем Шемаар до сих пор не знал что и думать. Было бы наивно полагать, что сильное магическое воздействие на командующего могло остаться не замеченным и не было одобрено заранее кем-то вышестоящим. Но что это даст виновнику, кроме лишней головной боли? Сейчас это все выглядело до странности нелепым и малоосмысленным. Примерно как покушение при помощи чаши для поливки цветов. В темноте и тишине время как будто растворилось. — Ты вновь заснул, — вдруг невероятно отчетливо услышал он голос из прошлого. — Знаешь, наши караульные накалывали на воротник иглы, чтобы не засыпать на посту... Что тогда Шемаар ответил, уже затерялось в памяти, кажется, что-то грубое. Но в ответ услышал только смех. — Все в порядке, пока ты просыпаешься. И Шемаар проснулся. Он сидел, привалившись к выступу, на самой верхушке крыши. Не доточенный нож все еще был в ладони. Сколько прошло времени? Служку он нашел далеко в саду — наверное, тот запаниковал, обнаружив себя в темной библиотеке, и побежал куда глаза глядят, еще не успев полностью прийти в себя. Повезло, что не поднял шум — Шемаар перехватил его вовремя. Или не совсем? Один из садовников, срезавших в широкую вазу цветы для утренних букетов, смотрел на него в упор, и в этом взгляде Шемаару виделась не прикрытая подозрительность и полнейшее отсутствие дружелюбия. Конкуренция между слугами здесь была иногда слишком острой. — Ты-то мне и нужен, — сориентировался Шемаар, подходя вплотную и не давая возможности уже открывшему рот служке задать ненужные вопросы. — Это я забираю. — Свою наглость отсюда забери! Кому нужно, тот идет в сад и сам собирает! — Садовник попробовал выхватить вазу, но Шемаар был быстрее — прижал ее к себя обоими руками, опасаясь, что подняв одной рукой полную воды посудину с сотней тяжелых стеблей в ней, служка заработает себе вывих или растяжение. — Я передам твои слова командующему Сула, цветы срочно понадобились ему, — уворачиваясь от садовых ножниц, ответил Шемаар. — Возможно, он даже одарит тебя свой благодарностью. И не размахивай у меня перед лицом этой штукой. За каждую царапину ответишь своим глазом. А кому ты безглазый будешь нужен. — Пес, блохой укушенный, собака бешеная! — сразу отскочил назад садовник. — Чтоб тебя понос пробрал! — прошипел он вслед Шемаару, не решаясь, однако, слишком повышать голос, чтобы не услышали случайные гости или старшие слуги. — Не стой столбом, работай ножницами, утро близко, — кинул ему через плечо Шемаар и поспешил скрыться за ближайшим кустом. Упав в нору со змеями, ползи, как змея, кусай, как змея, — с детства любила повторять Мариоль, и Шемаар не мог не признать правоту этой поговорки когда познакомился с прислугой дворца поближе. Хорошим тоном было бы достать часть цветов из вазы и швырнуть их на землю в качестве издевательской милости старшего слуги младшему, но Шемаар не захотел здесь задерживаться. С этой же вазой — не бросать же ее на полдороги — он и вернулся в библиотеку. Поставил ее у кабинета и прислушался к звукам за дверью. Внутри что-то изменилось. И очень быстро он понял что именно — не слышно голоса Хонатери. А он — парень не из молчаливых. Шемаар заглянул внутрь. Как знал, что этим все закончится! Цветы отправились на пол и, уже не осторожничая, с вазой в руках, Шемаар поспешил на выручку незадачливому слуге. На здравый смысл Ирьена сейчас рассчитывать было бесполезно, он так увлечен, что не замечает, или не хочет замечать, как руки Хонатери с силой упираются в его грудь — просто этих сил недостаточно, чтобы оттолкнуть. Как можно не заметить, что ему больно? Ну зачем так опасно держать руку у него под подбородком? Ты же можешь сломать ему шею или перекрыть ток жизни. Шемаар подскочил к Ирьену со спины и без церемоний нахлобучил вазу ему на голову, сразу же подхватил подмышки и потянув на себя сильно помятого слугу. Бледный аж до серого Хонатери не мог даже ровно стоять. Завтра будет весь в синяках. Хотя вряд ли пойдет к лекарю. Однако, держался он хорошо и жалким не выглядел — скорее, шокированным или испуганным, дай ему немного времени прийти в себя — наверняка разозлится, а не разрыдается. Шемаар накинул ему на плечи плащ Ирьена и не удержался, чтобы успокаивающе не погладить по спутанным белым волосам. Ответный косой взгляд не сулил ничего хорошего. Ладно, с этим потом разберемся, подумал Шемаар, и тут белая ладонь в странном жесте потянулась к его лицу. Он успел лишь увидеть красный всплеск... и потерял связь со своим слугой. От неожиданности Шемаар аж привстал. Чем это его так? Хонатери точно был безоружен, но смерть слуги была мгновенной. Такое с ним случалось редко. До мига окончательной смерти обычно хватало времени доделать еще уйму дел. Неужели слуге отрубили голову? Но как? Новые глаза на этом приеме оказалось найти не так просто. Случайных слуг там не было, нужные и проверенные — спали или не могли покинуть прислужный дом, а гости оказались недостаточно пьяны, чтобы можно было взять кого-то из них в оборот надолго — разве что на миг — осмотреться. Наконец, короткая вспышка зрения помогла обнаружить спешащего к конюшне Ирьена — чрезвычайно встревоженного, наглухо закутанного в плащ, но, кажется, целого. Даже плащ отобрал. Озабоченный Шемаар растолкал-таки одного из слуг и окольными путями повел его в библиотеку. Неуклюжий парень чуть не упал на рассыпанных по полу цветах рядом с нужной дверью. В кабинете живых не было — в огромной луже крови лежало тело. Только одно. Быстро окинув взглядом все углы, Шемаар заметил у кушетки знакомую серьгу, поднял и спрятал ее в карман, чтобы утром отправить ее с письмом в поместье Сула, после чего поспешил увести слугу обратно и снова уложить его спать. Глазами случайных прохожих он проследил путь кареты до ворот поместья, и только тогда позволил себе отвлечься... ровно до того момента, пока донельзя взбудораженный Ирьен не принялся его будить так, будто в поместье случился пожар. — Подождите, — остановил он всю эту суету с удивительным для себя спокойствием. Он понимал, что слышит, но никак не мог уместить это в голове. — То есть, вы меня видели в кабинете? — голос вдруг показался чужим и фальшивым. — Но этого не может быть. Ирьен, все еще паникующий, сбился и пытался жестами что-то объяснить, раз за разом порываясь погладить горло Шемаара. Шемаар поднялся, пока еще смутно понимая, что сейчас происходит и как себя нужно вести. — Обо мне не переживайте. Но мне нужно... немного времени, — сказал он, и снова отметил свое чрезмерное в данных обстоятельствах спокойствие. — Обдумать. Нужно все обдумать. Быстро, пока Ирьен не опомнился, Шемаар ушел к пруду, скорее уже по новообретенной привычке, чем по необходимости — мост был почти полностью готов. Осталось уложить последний кусок перил, что он и сделал. Этого ему показалось мало, и он обошел по периметру задний двор, словно запутывая следы, и в конце-концов оказался в небольшой пристройке, в самом конце кладовой части кухни. Тут требовалось навести порядок. Избавиться от остатков сгоревших ящиков, кастрюль, вымыть закоптившиеся стены, разбить потрескавшийся от времени пол, под которым была, как он помнил, плита, скрывавшая ход под землю. Было заметно, что плиту в последний раз поднимали очень давно. Ее внутренняя поверхность и лестница под ней — каменная, основательная и крутая, оказались покрыты годами нетронутым слоем белесой мельчайшей пыли, пахнущей своеобразно и плохо забываемо. Уже ступив на первую ступеньку, Шемаар остановился. Зачем он вообще сюда пришел? И нужно ли сейчас ему туда спускаться одному? Хотел же на днях взять Ирьена и показать ему настоящее сердце этого поместья, первый фундамент, заложенный сотни лет назад. То, что дает безопасность и питает магические амулеты и барьеры. Только вот сейчас это сердце, наверняка, нуждается в лечении, и если оставить все как есть, оно рано или поздно остановится. Он еще какое-то время стоял, удерживая приподнятую плиту одной рукой за край и колебался. Приближающиеся шаги заставили отбросить сомнения, он задержал дыхание и решительно погрузился в темноту, опустив над головой тяжелую плиту. Потревоженная движением воздуха пыль взвивалась со ступеней, клубилась вокруг ног и повисала в тяжелом воздухе молочным туманом, обволакивая и мешая ясно видеть. Он помнил, что лестница заканчивалась посреди небольшого зала с ровными белыми стенами и колоннами, которые поддерживали потолок. Помнил, что в разные стороны расходились пять узких длинных прямых, как лучи света, коридора, и что широкий каменный уступ, похожий на узкий стол был справа. Помнил он верно, хотя сейчас, когда осматривался с высоты своего роста, все казалось немного другим — теснее. И ниже. Ему даже не пришлось полностью выпрямлять руку, чтобы коснуться потолка. Он мазнул пальцами по камню над головой. Пыльный и шершавый. Маленькая переносная лампа, пролежавшая все эти годы на полу под слоем пыли, вспыхнула холодным ровным сиянием и сразу же погасла — лучше уж темнота, чем этот голубоватый склепный свет. У стены под лестницей лежало то, что когда-то было человеком. Пришлось наклониться почти к самому полу, чтобы рассмотреть. Шемаар тронул носком ботинка уже бесформенные остатки скелета, прикрытые одеждой слуг дома Де-Эмея, и кости окончательно превратились пыль — пока еще крупную, но рано или поздно она станет такой же невесомой и будет подниматься и висеть белесым туманом от любого движения воздуха. Чуть дальше, все у той же стены, должны были лежать еще несколько костей. Они, и вправду, были там — сохранились неплохо, хотя и их уже изрядно изъело время. Шемаар присел рядом и двумя пальцами приподнял кость за кончик. Предплечье. Размер совсем маленький, как у ребенка или хилого подростка. Вернув кость на прежнее место, он встал. Вокруг все выглядело заброшенным и забытым, и как никогда напоминало древнюю обворованную искателями сокровищ гробницу. И все это слишком сильно отвлекало от мыслей, думать которые он малодушно избегал. О том, что Ирьен видел его в библиотеке. И видел настолько ясно, что не мог отличить от настоящего. Как бы ни хотелось тешить себя надеждами, что эта чудесная способность появилась у Ирьена после проклятия, но память услужливо подкинула ему моменты из прошлого. Потом еще. И еще. — Счастлив видеть вас в добром здравии, господин Леборье, — не заинтересованно и не впопад приветствовал его Ирьен. — Надеюсь и ожидаю, так будет и впредь. — Вашими надеждами и ожиданиями, господин командующий. Вам как обычно? Все еще травите себя этой отрыжкой чумного коня? — спрашивал Шемаар, пародируя ворчание Леборье, и не горевший желанием отвлекаться от дружеских посиделок с Мортеллом на присоединившегося к ним за столом отпрыска Сула. — И подогрей как следует, — с вечно-каменным лицом отвечал Ирьен. — Чтобы от этого запаха у моих клиентов вино полезло обратно? Кто мне компенсирует упущенную прибыль? А вам, господин командующий, по статусу не положено сидеть в моем заведении. В поместье генерала Дагила вас обслужат куда лучше. А в погребе генерала Остера вино отменное, не то, что мое пойло. Вот только генерал Остер не даст превратить хорошее вино в безобразную отраву. Мортелл, посмеиваясь, пинал его сапогом под столом, и от этих пинков господин Леборье — вдовец, владелец таверны «Чистое небо», посредственный повар и какой-то далекий родственник генерала Остера, наутро изрядно хромал. Сула же клал на стол достаточно денег, чтобы условный господин Леборье не мог отказать в такой мелкой просьбе. После чего Шемаар намешивал перцовое вино и отправлял Леборье спать, не дожидаясь, когда таверна опустеет, а сам уходил на делам, считая вечер испорченным. Но началось-то с чего? Сначала не было никакого перцового вина. Был только сержант Леборье, снимавший в конце сезона сержантский мундир и все связанные с ним обязательства, и его приятель — Саангар Мортелл, еще совсем не генерал и даже не военный, пытавшийся отплатить за одну услугу тем, что договаривался с Остером о хорошей цене на вино и мясо для этой таверны. В общем, сначала был господин Леборье, в чье заведение после начала дождей повадился заглядывать целый командующий. И был Шемаар, который желая отвадить его подальше, портил ему вино. Начиналось с малого — немного перца, немного соли, потом увлекся, с некоторым даже азартом ожидая, когда же вечно-неподвижное лицо Сула изменится хоть на мгновение, когда тот пробует первый глоток нового намешанного коктейля. Так и не дождался. Наверное, стоило сделать скидку на собственную глупость и раздражительность. По-другому это мелкое пакостничество Шемаар себе сейчас объяснить не мог. И, самое главное, Шемаар как-то умудрился упустить из виду один момент — сам Леборье ни о каком особом вине для командующего и не догадывался. И самое недавнее. По ту сторону границы, ночью, незадолго до казни Де-Эмея Сула пришел к тяжело раненному генералу Тону, прогнав лишние уши подальше. Это было на него не похоже, и заинтересованный Шемаар воспользовался Тоном, чтобы понять, в чем дело. И первое, что он услышал было: — Открывайте глаза, генерал Тон. Я вижу, что вы пришли в себя. Сула смотрел пристально, и не моргая. Не похоже, чтобы он пришел выразить беспокойство о здоровье умирающего или поговорить с ним о жизни. — Мы оказались в крайне непростой ситуации, — он сразу перешел к сути. — Из-за вашей недальновидности, генерал, нас, вероятно, отрежут от входа в ущелье. Шемаар согласно промолчал. Все понимали, что генерал Тон допустил ошибку, приведя своих людей в засаду. Возможно, сказался его небогатый опыт в боях на скалистой местности. Даже Ибо справился лучше, хотя бы потому что в засаду не попал и вернулся целым. В итоге большая часть армии Де-Эмея обошла войско Сула с двух сторон, слилась в одно целое и направилась к ущелью. Действовали они весьма организованно и без паники, что говорило о подготовке и заранее продуманном плане. То, что они не ринулись, сломя голову, спасать самого венита, намекало, скорее, о конфликтах внутри семьи. — Времени засиживаться у нас нет, поэтому как только закончим здесь, придется прорываться к ущелью с боем. Шемаар только слушал и смотрел — генерал был так плох, что любое лишнее усилие могло привести к преждевременной смерти. Но молчание не устроило командующего Сула. — Не молчите, генерал. Хочу услышать что вы скажете. — Слова недостойного генерала не стоят и пыли под ногами командующего. — Шемаар сделал паузу, чтобы дать генералу Тону перевести дыхание. — Я безнадежно бесполезен, командующий, могу только лежать и слушать. Но если вы прикажете вскочить на коня... — Тише-тише, — спокойно остановил Сула. — Можете продолжать лежать, генерал. Мы, конечно же, пробьемся и без вашей помощи. Поставлю в авангарде генерала Мортелла, его люди расчистят нам дорогу. — И погубите своего самого преданного генерала, — не сдержался Шемаар. — Поставьте Ибо. — Ибо я поставить не могу, и вы знаете почему. Сам я пойти не могу тоже. Жизнь генерала Хловера гораздо ценнее жизни генерала Мортелла. Вы умираете, а те двое — генералы пока только на бумаге, им можно доверить ставить личные печати на документы, но никак не командование. А что касается Мортелла. Я же не повесил его в тот день, хотя должен был. Теперь же будет справедливым потребовать с него долг за эти лишние десять лет его жизни. Что скажете, генерал Тон? Шемаар в это время был сосредоточен на том, чтобы выехать из лагеря, не привлекая внимания часовых, а когда снова вернулся к Тону, оказалось, что Сула все еще терпеливо ждал. — В вашей власти послать убийц за головами их командиров. — предложил Шемаар, опуская витиеватые Тоновские излияния, чтобы сохранить генералу остатки сил. — Остальные разбегутся сами. — Когда у них численное и позиционное преимущество, а у нас вся казна Де-Эмея, провиант, лошади и оружие? Останься их всего тысяча, все равно нападут. Не в открытую, так из засады. Но вот если бы ими командовал идиот, они могли бы сделать какую-нибудь роковую ошибку. Войско под командованием глупца в большей опасности, чем войско без командира. Вы не согласны, генерал Тон? Если бы вы были тем самым роковым командиром, как бы вы себя повели? Шемаар не стал спорить — он больше следил за тем, чтобы его лошадь не подвернула ногу, спускаясь в потемках по узкой тропе. — Советы недостойного генерала не стоят произнесенных слов, господин командующий. — почтительно ввернул Шемаар. — Но если угодно будет знать мое мнение, то холм на подступах к ущелью выглядит обманчиво-привлекательным... Я бы повел войско... — Я счастлив, что мы мыслим одинаково, генерал, — Шемаару послышалось, или в вечно-ровном голосе и вправду, мелькнуло удовлетворение. — Холм — это неплохой вариант. Остановись они там и начни жечь костры из сухой ильвы... Вы должны помнить ильву, генерал. Впрочем, — вновь безэмоционально резюмировал он, — с теми же шансами можно ожидать, что они случайно упадут на меч или бросятся с обрыва. — Иногда случается и такое, — хотел сказать Шемаар, но у генерала резко пошла горлом кровь, и он начал задыхаться. — Спите, генерал Тон, — уже не очень четко слышал Шемаар. — Спите. У нас есть еще немного времени, чтобы закончить все дела. В ту ночь не было возможности вникать в этот странный разговор, потому что Шемаар уже мчался в сторону вражеского лагеря, переполненный странной угнетенностью от мысли, что собирается сделать, а генерал Тон все стремительнее приближался к смерти и терял слух. Остановись Шемаар немного поразмышлять, наверняка сообразил бы, что ильва — это исключительно местное, даже местечковое, название, и кроме Шемаара, как-то проторчавшего вместе с Ирьеном целый сезон по эту сторону границы, знать об этом было попросту некому. Впрочем, а много ли изменилось бы, пойми он все еще в тот момент? Собственно, сейчас у Шемаара были все основания злиться. На себя в том числе — за свою невнимательность, самоуверенность или высокомерие — все то, что так долго засыпало пылью его глаза. Но почему-то не злилось — он как-то машинально протирал рукавом плиту на стене, отчего пыли поднималось в воздух еще больше. Дату на шершавой поверхности он быстрее нащупал пальцами, чем увидел глазами. Больше семидесяти лет назад. Пройдя по периметру зала, он опустился на колено, чтобы проверить плиты у пола. Найденные даты не радовали. — Нет, ну как в такое вообще можно поверить! — внезапно воскликнул он и уже тише, на грани шепота, добавил, — Не мог же он притворяться столько лет. Что вообще творилось у него в голове? Или мог. Безумные отцы порождают безумных сыновей. Вспомнить хотя бы казнь семьи венита. Какой нормальный человек будет получать от этого удовольствие? С головой у него был непорядок еще до проклятья, решил для себя Шемаар. Но как долго это продолжалось и когда началось? Вероятно, после совершеннолетия. Просто нет причин подозревать, что это было с самого детства, иначе вся история развивалась бы совсем по другому пути. Хотя, Шемаар уже не в чем не мог быть уверенным. «Аше, хочешь, я оставлю тебе поместье?» — говорил тогда старший Сула. — «Мой сын вырастет и уедет со мной на южную границу, а ты будешь присматривать тут. Тебя обрадует, если я оставлю тебе в наследство этот дом? Хотя для этого тебя надо будет усыновить, что несколько невозможно с твоим происхождением.» — Не зовите меня так, — ответил тогда Шемаар. — И мне не нужен еще один отец Или не ответил, а только подумал... Уже и не вспомнить. Шемаар внезапно открыл глаза и не сразу понял, где находится. Пыль уже немного улеглась, и пять черных арок коридоров выглядели еще чернее. Неподходящее место для сна, стало только хуже. Но раз уж он здесь, то стоит закончить осмотр. Снова пыль завихрилась от каждого его движения, и в этих мутных клубах Шемаар двинулся по одному из коридоров, касаясь кончиками пальцев противоположных стен. Не требовалось даже проверять даты — состояние плит говорило само за себя. От короткого удара локтем одна из них треснула, как скорлупа. Подцепив осколок покрупнее пальцем, Шемаар расширил отверстие и заглянул внутрь. Сплошная пыль. Прошелся по коридорам, выборочно вскрывая замурованные ниши, и переживания о прошлом как-то незаметно отступили перед более насущной проблемой. В дальнем тупике северного коридора лежал еще один скелет. Истлевшая серая ткань на костях, лишившись слоя пыли, оказалась яркой синей юбкой с разноцветной южной вышивкой. Ну, он подозревал что-то подобное — никогда не верил, что Сула мирно отправил старую ведьму домой разбалтывать лишнее. Где-то в поместье послышался громкий требовательный крик. Вот теперь точно пора выходить, он слишком задержался. Уже открыв плиту и сделав долгожданный вдох чистого воздуха, Шемаар с верхней ступеньки осмотрел пылевое облако под ногами и содрогнулся от масштабов предстоящей уборки. Солнце перевалило зенит. По поместью разносился запах гари — Ирьен времени зря не терял. Он нашелся у пруда, нетерпеливо топтался на берегу и наблюдал за костром, который зачем-то развел прямо посреди моста. Загорелись уже и тонкие деревянные перила, и сам новенький мост. Придется отстраивать заново. В этот раз надо будет взять древесину каменного северного дерева. Оно заметно дороже и сложнее в обработке, но костры на нем можно жечь без последствий. Внезапно и без предупреждения Ирьен друг сорвался с места, словно собирался кинуться в огонь. Шемаар успел вовремя его окликнуть и словил на себе какой-то испуганный или взволнованный взгляд. Он не был уверен, что угадал чувства верно, но, по крайней мере он уже уяснил — если вот это лицо напротив подвижностью напоминает камень, то, скорее всего, Ирьен замерз. А не поэтому ли он разве костер? Может быть, хотел согреться? Но почему не в купальне? И почему он вообще в таком виде? Мысли текли вяло и иногда совсем замирали. Больше так продолжать нельзя. Прием закончился, срочных дел нет, нужно сделать перерыв, запереть поместье и немного восстановиться, чтобы не натворить каких-нибудь совсем уж непоправимых глупостей.***
— Твой мостик сгорел, — виновато произнес Ирьен. Шемаар только вздохнул. Ирьен вздохнул тоже. — Жалко. — Жалко, — после заметной паузы подтвердил Шемаар, и от этого стало как-то тесно в груди. Ирьен хотел услышать другие слова. Например, что ерунда этот мостик, что не стоит о нем беспокоиться, что это мелочь, и что важнее то, что Ирьен сейчас замерз и проголодался, и не пил вина со вчерашнего вечера. Но подобного он не услышал. — Тебя долго не было. Шемаар что-то согласно вздохнул и пояснил: — Уснул в неподходящем месте. Другой вопрос, — вдруг добавил он. — Почему вы до сих пор в таком виде? Пока меня не было вы бы успели вымыться и сменить одежду. — Я не смог развязать. — он показал на пояс халата, еще в библиотеке затянутый слишком тугими узлами, с которыми не справились нечувствительные замерзшие пальцы. — Не хотел рвать. Потом забыл. — И чем же вы были заняты, что забыли? Наконец, получилось отвести взгляд от моста и посмотреть на Шемаара. Правда, не в глаза, а на покрытую пылью рубашку. — Тревожился. Потом искал тебя. Потом снова тревожился. Почему ты уснул в неподходящем месте, почему не в доме? В доме же лучше. — Действительно. Лучше. В таком случае, сейчас я пойду усну в доме, и очень надеюсь, что в в ближайшее время вы больше не будете ничего поджигать. Если случится что-то срочное, разбудите меня. — Тебе надо смыть пыль. Я помогу. — Я сам, — сказал Шемаар, но Ирьену уже было невмоготу от неподвижного напряжения, он крепко схватил его за под локоть и потянул в купальню. Секунду Шемаар колебался, показалось, сейчас вырвет руку из захвата, но потом позволил себя увлечь. Ни сонным, ни уставшим Шемаар не выглядел, только очень пыльным и рассеянным. И еще очень отстраненным. Привычно снял с Ирьена одежду, ловко развязав скользкие узлы на поясе и отправил в воду. Сам же раздеться забыл и спустился следом, даже не скинув ботинок — потом опомнился, снял их уже под водой и аккуратно поставил на сухой камень. — Если вы провели с кем-то ночь, то не забывайте вымыться после, — поучал Шемаар, медленнее обычного водя мочалкой по его груди вверх-вниз и обратно. Ирьен держался, как мог, вел себя прилично, уместно, не распускал руки и молчал. Пыль от влаги превратилась в серую липкую грязь, пошла разводами по коже и стекала ручейками с волос — Ирьен смывал ее ладонями, пока не увидел привычное чистое лицо Шемаара. — Забыл сухую одежду, — внезапно произнес Шемаар. — Надо принести. — И, бросив Ирьена, поднялся из воды по ступеням и вышел из купальни, оставляя за собой цепочку мокрых следов. Ирьен молчал, смотрел в сторону выхода, смаргивал мыло и влагу с ресниц и все еще терпел. Время шло раздражающе медленно. Капель с потолка отсчитывала секунды и переполняла чашу терпения. Шемаар снова пропал. Ирьен накалялся, сердце колотилось в груди, самообладание потрескивало перед силой горячего источника, а сломанная каменная скамья неподалеку напоминала о том, к чему это все может привести. Из купальни Ирьен вышел босиком и в плаще на голое тело. Проследовал по мокрым следам до дома, но там Шемаара не оказалось. На этом следы терялись. В кухне — никого, и не заметно, что туда кто-то вообще заходил. У пруда — пусто — только на мостике огонь продолжал обгладывать доски. Во всем поместье царила необычайная и тревожащая тишина. Снова пропал, понял Ирьен. Он растерянно стоял в траве и прислушивался. Ноги мерзли. Плащ не грел. Солнце, стоящее почти над головой, светило ярким и каким-то холодным светом, не давая достаточно тепла. Сейчас бы на юг, зарыться босыми ногами в горячий песок... В полнейшем расстройстве и унынии он побрел через сад к воротам и вдруг его внимание привлекло выделявшееся среди зелени светлое пятно. На кривом старом дереве в глубине сада Шемаар полулежал, удобно устроившись на раздвоенном стволе, как на кресле. Не проснулся он даже когда Ирьен подошел совсем вплотную ожидая, что тот, как обычно, откроет глаза. Не дождался и склонился еще ниже, выискивая тревожные признаки нездоровья. Прикоснулся к горячей щеке кончиками пальцев и сразу отдернул руку. Обошел дерево кругом и приблизился с другой стороны. Надо его разбудить. Или отнести в дом. Он снова забыл снять мокрую одежду, а скоро вечер, будет еще холоднее. Однако, Шемаар выглядел таким спокойным и умиротворенным, что Ирьен только раздраженно выдохнул и сделал еще два круга вокруг дерева. В доме теплее, и Ирьен смог бы лечь рядом, а на этом дереве нет места для двоих. Он нерешительно топтался босыми ногами по сочной траве. Холодно. Не так утомительно-холодно, как обычно, но нужно одеться. Однако, его всегда одевал Шемаар. Если Ирьен оденется сам, то Шемаар больше не станет его одевать. Надо его разбудить и пожаловаться на холод. И на голод — он ничего не ел со вчерашнего вечера. Он взглянул на мокрую, со следами не смытой пыли, рубашку Шемаара и зябко повел плечами. Так и не решив ничего конкретного, Ирьен сходил в дом и вернулся с одеялом. Стараясь не потревожить сон Шемаара, укрыл его, постоял рядом то ли в надежде, что он все-таки проснется, то ли опасаясь, что это случится. И, в конце-концов, ушел одеваться сам.